(Рец. На кн.: Architectures au-dela du mur: Berlin — Varsovie — Moscou. P., 2009)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 4, 2011
К
УРБАНИСТИЧЕСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ: ГОРОД КАК МЕСТО ЗАМЫСЛОВ
ARCHITECTURESAU-DELA DUMUR:
В сборнике «Архитектура по ту сторону [Берлинской]
Стены: [Восточный] Берлин — Варшава — Москва» рассматриваются три города
«другой Европы»: Берлин, Варшава и Москва. Все три города в течение долгого
времени подверга-лись насильственной социалистической модернизации. Необходимо
было строить образцовый город, причем в социалистическом понимании, удобный для
всех граждан, не подразумевающий сословных различий и при этом выполняющий
представительские функции столицы. Эта задача была крайне противоречива.
Казалось бы, мы вправе ожидать индустриального стиля жилых кварталов и
помпезности общественных зданий, но, как выясняется, чаще всего представи-тельские
здания возводились в индустриальном стиле. Этому парадоксу несоот-ветствия и
разлада посвящены многие статьи книги.
Все три города,
изучаемые международным коллективом исследователей, по ряду причин не сохранили
исторической планировки: островки средневековой за-стройки, неоклассицизма и
модерна не могут дать достаточного представления об истории города. Все эти
столицы вынуждены были решать прежде всего транс-портную проблему, причем по
разным причинам они отказывались от услуг част-ных компаний, в отличие от
столиц Западной Европы. Но они не могли и пойти по тому пути, который был
выбран для Вены и других городов Австро-Венгерской империи, в которых за
расширение и благоустройство города отвечали отдельные ведомства, со своим
бюджетом. Стремительная милитаризация всех трех госу-дарств, как Германии и
СССР, так и Польши Пилсудского, требовала создания транспортных коммуникаций и
связи в масштабе всей страны, а не только сто-лицы. Кроме того, в этих городах
не проводилось международных выставок, ко-торые могли бы привлечь к
обустройству города частных инвесторов, и поэтому каждая столица сама
стремилась превратиться в выставочный комплекс. На каком-то этапе каждый такой
город становился выставкой различных архитектур-ных решений: например, на одном
проспекте строились здания с элементами не-совместимых стилей, и целью было
продемонстрировать умение архитекторов осуществлять большой замысел с опорой на
любой материал традиции. Так соз-давалось символическое поле градостроительных
возможностей для дальнейшей реализации уже в масштабах всей милитаризованной
страны.
Обновление всех
трех столиц было делом не только архитекторов, но и инже-неров, о чем подробно
пишет одна из составителей сборника, Каринн Жакан. Так, например, выдвинутые в
начале ХХ в. проекты большого Берлина и большой Вар-шавы, включавшие в черту
города все пригородные поселения, подразумевали не только развитие
коммуникаций, но и их дифференциацию: отдельно должны были существовать не
только грузовые и пассажирские железные дороги, но и гру-зовые и легковые
автомагистрали. При этом речь об универсальном транспорте (скажем, о грузовом
трамвае) в этих проектах не шла, зато очень широко заимство-вались американские
модели: хордовые магистрали, парквеи, широкие открытые лужайки для прогулок,
которые мало подходили к существующей инфраструк-туре города. Единственная
американская идея, которая прижилась во всех трех городах, — это микрорайоны (в
Москве — со времен Хрущева, в связи со строи-тельством новых предприятий), с
принципиальной разноэтажностью домов (она была реализована в странах соцлагеря
последовательнее, чем в Москве, где слиш-ком сильной была инерция промышленной
стандартизации строительства).
Причем если в Берлине и
Варшаве границы большого города, со включением всех пригородов, были ясны и
сразу было понятно, где нужно прокладывать про-спекты, то в Москве новые
кварталы, с их весьма плотной застройкой, никак не были связаны с расположением
ни товарной окружной железной дороги, ни существующих автомагистралей. В книге
содержится подробное описание соз-данных в Берлине в 1910-е гг. и подхваченных
в Варшаве 1930-х гг. планов ком-плексной городской реконструкции: город
превращался в один большой круг, разделенный на секторы, перемежающиеся садами.
В результате можно было вы-строить новые кварталы, по последнему слову техники,
рядом со старой, менее удобной застройкой и тем самым значительно оживить
инфраструктуру города. В Москве же модель деления города на секторы была
признана только в бреж-невское время (но об этих проектах, включавших даже
цветовое маркирование каждого района, в сборнике не говорится); до этого даже
города, создававшиеся с нуля, как, например, Магнитогорск и Караганда,
выстраивались вокруг про-мышленных объектов. Из всех свойств регулярного города
в этих урбанистиче-ских решениях соблюдалось только пересечение улиц под прямым
углом, без учета реальных транспортных проблем города.
Интересен проект
перестройки Варшавы уже во времена нацистской окку-пации: город должен был быть
прорезан несколькими широкими проспектами, при этом строительство новых
трамвайных путей и железных дорог не предпо-лагалось. Таким образом, город
распадался на несколько частей, и общим в городе становился не обмен товарами
между жителями, а их сбор и распределение. При этом в работах по обустройству
Варшавы участвовали и польские архитекторы, многие из которых были потом
репрессированы оккупантами. Показательно, что обустройство послевоенной Варшавы
(см. статью М. Лесняковской) началось со вполне «американских» по духу
проектов, вроде тоннеля под Вислой и мегамаркета, что просто должно было
создать дух максимальной открытости города в противоположность
предшествовавшему проекту.
Можно добавить, что
авторитарные правительства 1930-х гг. в Восточной Ев-ропе стремились
символически редуцировать присутствие бюрократии в городе, потому и строились
здания, в которых сосредотачивалась вся бюрократия. По-добными зданиями были и
советские обкомы, невероятно напоминающие по ар-хитектуре эти местные органы
бюрократической власти (скажем, администра-тивное здание в Ужгороде,
построенное в
Идея города-сада была
популярна в начале века, в Германии и в Англии су-ществовали целые ассоциации
архитекторов, разрабатывавших эти проекты. В Москве, как выясняется, к
1912—1913 гг. относятся попытки создания города- сада в Прозоровке (по
казанскому направлению железной дороги) и на Ходын- ском поле. Но в 1920-е гг.
наиболее популярной стала идея городов-сателлитов, находящихся в зеленой зоне
от 40 до
Ева Берар пишет о
первых послевоенных проектах реконструкции Варшавы и замечает, что они были
меньше всего похожи на проект коммунистической сто-лицы, где центр
предназначается для военных парадов и размещения правитель-ственных учреждений.
Напротив, планировалось восстановить центр города как музей, создать сити —
деловой центр и разместить рядом множество культурных учреждений: от
общественных столовых и домов мод до театров. Вся эта про-грамма, с явным
антиклерикальным оттенком (в городе доминируют светские здания, а не соборы),
была реализована в одном здании — Дворце науки и куль-туры, который строился
советскими специалистами из советских материалов: от польской стороны
требовалось только изготовить внутренний декор здания. При этом Ева Берар
пытается, исходя из варшавского опыта, истолковать и советские высотки,
ссылаясь на заявления самих архитекторов, что нельзя допускать распада города
на множество «кварталов» (они теперь отождествлялись с ложным со-циализмом и с
английской «империалистической» моделью), а нужно возводить огромные
многоквартирные дома. На наш взгляд, было бы преувеличением видеть в двух
моделях послевоенной Москвы, «высотках» и «кварталах» (вроде за-стройки
Ленинского проспекта в сталинское время), борьбу двух тенденций и говорить, что
высотки предназначались для городской элиты и были образцом цивильности, а в
кварталах жили выходцы из деревни. На самом деле кварталы принадлежали
различным ведомствам, а их строительство отразило важный, хотя на первый взгляд
и незаметный перелом в советских социальных программах: от социальной защиты и
единичных привилегий к улучшению жизненного уровня «победителей» и коллективным
привилегиям. В Восточной Европе такого пере-лома произойти не могло, поэтому
жилые районы оказываются не столь много-этажными и более зелеными и
напоминающими пригород или советский про-винциальный город, отстроенный после
войны пленными немцами. Вероятно, замыкаясь на описании Сталина как
абсолютистского монарха и законодателя, автор не замечает объективных сдвигов в
социальной жизни советского города.
Проектирование
социалистического Берлина отличается тем, что советская часть разделенного
города могла стать не международной столицей, но только сре-доточием новой
немецкой нации. Этот проект в общем удался, о чем лучше всего свидетельствует
явление «остальгии», сожаления о гибели социалистического ла-геря. Впрочем,
советский Берлин, возводившийся в начале 1950-х гг., мало чем отличается от
московских проспектов того же времени; можно обратить внимание только на то,
что, в отличие от московского «помпейского» и «неоготического» стилей, здесь
оказались востребованы ренессансные и барочные элементы, напри-мер прогулочные
галереи, совершенно неуместные в берлинском климате. Инте-ресно, что по проекту
Большая часть
книги посвящена, однако, не радикальным проектам пере-стройки городского
пространства, а обустройству современного столичного ме-гаполиса. Все три
города подошли к такому обустройству после множества попыток изменения просто
административного деления, то есть попыток по-но-вому направить линии
коммуникации и потребления. В Москве эти попытки со-провождались в 1970—1980-е
гг. реальными усилиями создать новые системы снабжения (например, открыть
универсамы или столы заказов в каждом райо-не — можно вспомнить и проекты
времен перестройки закрытия магазинов, открытия столов заказов в каждом многоквартирном
доме как очередную утопи-ческую радикализацию такой идеи обустройства города).
Причем никакого но-вого устройства социальных отношений при изменении систем
снабжения не подразумевалось, все отношения мыслились как построенные в частном
порядке, на основании уже сложившихся приватных интересов и соответствующей пси-хологии,
которые принципиально разведены с пространством публичности. Не-посредственные
итоги такого положения дел рассматривает О. Вендина в статье, посвященной
одному из аспектов этого процесса: захвату частными владельцами (от владельцев
гаражей-«ракушек» до обитателей «элитного» жилья) обществен-ного пространства
Москвы.
Попытки позднего
застоя не просто реорганизовать городское пространство, но изменить самую его
суть дорого обошлись Москве в 1990-е и 2000-е гг. Прин-цип реконструкции, при
котором здание сносилось и выстраивалось заново, пред-ставляет собой именно
такую работу: дом как объект продажи или точка снабжения материалами и
ресурсами модернизируется, тогда как реальный по-тенциал исторического здания
не учитывается. Речь идет не только о культурном потенциале, но и о простом
удобстве пользования, которое при этом не учитыва-ется. С другой стороны, как
отмечают авторы книги, в Москве был создан новый тип общественного здания —
торгово-развлекательный центр, который при этом отличается от «моллов» в
развитых странах многофункциональностью: часто он соединяется с офисными
зданиями, в холлах проходят презентации и показы мод. Настоящим апофеозом такой
архитектуры стал торговый центр на Манежной площади в Москве — это подземное
строение в сравнении с обычным железобе-тонным молом предстает символом
избыточных затрат. Чтобы забыть о таких не-оправданных затратах, понадобилось с
самого начала сделать этот торговый центр фантасмагорическим подземным
бульваром, местом прогулок, что никак нельзя согласовать с принятым в мире
режимом потребления вещей в торговых центрах.
Многие авторы
сборника подробно исследуют проблемы, с которыми столк-нулись социалистические
города в эпоху после падения социализма. Часто этот вопрос трактуют упрощенно и
говорят, что трудно встроить предприятия, соз-данные частной инициативой, в
структуру социалистического города с его меха-низмами государственного
снабжения граждан. Скажем, в Софии и других столицах социалистического лагеря
приходится размещать магазины в подвалах или на вторых этажах зданий: цокольные
этажи устраивались так, что разместить в них нормальную торговую точку было
невозможно. Но авторы рассматривают проблему глубже и считают, что советские
кварталы нанесли большой ущерб прежде всего экосистеме города: бесконтрольно
разрастаясь, они фрагментиро- вали естественное место обитания людей (статья А.
Ковалевского).
Если и Москва, и
Варшава столкнулись с проблемой уплотнительной за-стройки, то в Берлине после
объединения Германии, напротив, возникли новые возможности для расселения и
переезда в пригород. Эпоху уплотнения Восточ-ный Берлин пережил в
позднесоветские годы, когда стали возводиться блочно- панельные дома повышенной
этажности (в настоящее время явно устаревшие морально и технически). Такая
точечная застройка как нельзя лучше символи-зировала контроль над всеми массами
населения: жизнь человека оказывалась предельно просматриваемой и
прослушиваемой внутри здания, а не только вне его. По мнению С. Хайн,
инсталляции в Берлине после падения Стены направ-лены на подрыв этой идеи
контроля.
Как показывает
цветная вклейка, все три города до сих пор оказываются за-ложниками того
опционального пространства, которое было задано еще первыми генеральными
планами. Они стремятся быть открытым пространством, в котором свободно и удобно
разместятся обозримые со всех сторон здания. Но в результате все рассыпается на
отдельные приемы, и общим организующим принципом может стать только новый
экологизм. Так устроена, например, университетская библиотека в Варшаве,
представляющая собой по виду обширную «теплицу», ко-торая при этом дополнена
своеобразным террасным садом в японском стиле — как мы видим, даже стремление к
воспроизведению природной среды не может побороть инерцию «индустриального»
оформления публичного пространства.