(Москва, 15 декабря 2009 г.)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 3, 2010
“Круглый стол”
““КЛАССИЧЕСКИЙ” УНИВЕРСИТЕТ — ТРАДИЦИЯ ИЛИ АРХАИКА”
(Москва, 15 декабря 2009 г.)
Несмотря на повышенное внимание, которое сегодня в России уделяется проблеме университетов, существует весомое препятствие, мешающее ведению плодотворной научной дискуссии, — фрагментарность исследовательских наработок по этой теме. Круглый стол ““Классический” университет — традиция или архаика”, проведенный в ГУ-ВШЭ Институтом гуманитарных историко-теоретических исследований (ИГИТИ) совместно с институтом развития образования (ИРО), был призван способствовать преодолению такой ситуации. Нехватка комплексных исследований феномена университета и, соответственно, отсутствие общей понятийно-теоретической базы — лакуны, на которые указали в своих небольших вступительных докладах руководитель ИРО, проректор ГУ-ВШЭ И.Д. Фрумин и директор ИГИТИ И.М. Савельева.
Эти лакуны, сохраняющиеся в отечественной гуманитаристике (и порождающие трудности на различных уровнях — от государственного до внутриуниверситетского), не характерны для мирового научного сообщества в целом. Особенности университетов, основанных на “классической” модели, в странах Европы и Америки довольно хорошо изучены — этот факт был подчеркнут во вступительном слове инициатора “круглого стола”, Е.А. Вишленковой (ИГИТИ ГУ-ВШЭ). По мнению автора доклада, крайне продуктивной для реализации отечественного исследовательского проекта, посвященного феномену университета, могла бы стать попытка объединить усилия специалистов в области истории, с одной стороны, и в области социологии образования, с другой.
Университет как таковой является “изобретением” западноевропейского Средневековья, оказавшим значительное влияние на развитие европейской культуры. П.Ю. Уваров (Институт всеобщей истории РАН; РГГУ) обозначил ключевые характеристики, отличающие университет с момента его появления (тем самым были заданы основные направления дальнейшей дискуссии). Одна из важнейших характеристик — автономность от политических и религиозных авторитетов, полномочия присвоения особых социальных статусов (ученых степеней) — своего рода “социальная магия”; другая значимая характеристика университетского пространства — его принципиальная открытость. В докладе был также отмечен интересный факт: при любых попытках описания университета, начиная от Лютера и Гумбольдта и заканчивая современными исследователями, существующее положение дел характеризовалось как упадок, в то время как в прошлом виделись смутные очертания идеала, университетского “золотого века”.
Как показало последующее обсуждение, под “классическим университетом” участники “круглого стола” подразумевали преимущественно университет гумбольдтовский. В докладе В.А. Куренного были проанализированы два фундаментальных принципа модели Гумбольдта — Freiheit и Einsamkeit: принцип “свободы”, указывающий на права университета, и принцип “уединенности”, подразумевающий его обязанности. Докладчик сфокусировал внимание на последнем, подчеркнув, что, хотя оба принципа могут работать лишь во взаимосвязи, тем не менее в большинстве случаев принцип Einsamkeit игнорируется. Сам принцип уединенности может быть описан двояко — с социологической или эпистемологической точки зрения. Сосредоточившись прежде всего на социологической интерпретации идеала Einsamkeit, докладчик отметил, что важнейшей обязанностью университета является антикорпоративизм. Превращение университета в единую корпорацию, так же как и допущение формирования корпораций внутри университета, приводит, по мнению В.А. Куренного, к тому, что любому новому, но не вписывающемуся в “корпоративные нормы” знанию попросту не остается места. Для нормального развития университета и для осуществления принципа свободы необходим плюрализм мнений и идей, что невозможно в жестких корпоративных условиях. Эпистемологическая оптика, лишь коротко упомянутая в докладе, проблематизирует возможность следования в современном мире (в условиях необходимости коллективных научных проектов etc.) принципу Einsamkeit, предполагающему (через отсылку к cogito Декарта), что субъект является последней инстанцией познания истины.
В докладе Р.М. Фрумкиной (Институт языкознания РАН) речь также шла об обязанностях университета, однако в несколько другом ракурсе — выступление было посвящено практикам законодательного закрепления университетских норм. Апеллируя к опыту американских “research university” (в основе которых, безусловно, лежит именно гумбольдтовская модель), докладчица указала на необоснованность претензий многих российских университетов на статус “исследовательских”. В Америке существует обширный корпус законодательно закрепленных документов, содержащих внушительное количество требований, без соответствия которым невозможно получить статус исследовательского университета. В докладе подчеркивалось, что, являясь частью “интеллектуальной экосистемы”, исследовательский университет в первую очередь берет на себя значительные обязательства и ответственность, и только как следствие — определенные права и льготы. В этом смысле, как заметила в заключение Р.М. Фрумкина, стремление российских университетов к получению тех или иных выгод, связанных с особым статусом исследовательского университета, обнаруживает полное непонимание самой сущности этого статуса и ответственности, которую он возлагает.
Значительные проблемы, возникавшие в процессе адаптации проекта Гумбольдта к российским реалиям, рассматривались участниками “круглого стола” особенно подробно. Как отметил в своем докладе А.Ю. Андреев (МГУ), попытка следования гумбольдтовскому идеалу в дореволюционной России хотя и имела определенный успех, однако в связи с некоторыми нововведениями, принятыми в отечественных университетах, все же не может быть названа безупречной. К успехам докладчик отнес прежде всего сохранение исследовательского императива: большинство профессоров активно занимались научными исследованиями и использовали результаты своей работы в процессе образования. Кроме того, в российской системе образования, в отличие от французской, не получил широкого развития принцип “высших школ”, так же как и практика раздробления университета на отдельные факультеты. Таким образом, университету в России удалось поддержать принцип единства науки, что тоже нельзя не счесть успешной реализацией модели Гумбольдта. В российском университете был осуществлен и еще один гумбольдтовский идеал — свободы преподавания, что выразилось в практиках приват-доцентуры и различного рода семинаров и лабораторий. В качестве сбоев в реализации гумбольдтовской модели в России А.Ю. Андреев отметил постоянные конфронтации университетской среды и политических элит. Система присвоения государственных чинов студентам также рассматривается как серьезный сбой (поступление студентов в университет мотивировалось не столько стремлением к научной деятельности, сколько возможностью получения более высокого чина по табели о рангах). Наконец, неудачей было признано отсутствие свободы обучения вследствие курсовой системы и централизованной экзаменации.
Вероятно, гораздо более проблематичен процесс воспроизводства гумбольдтовской модели в советское время, равно как и сам опыт исследования “советского университета”. Об этих сложностях шла речь в выступлении А.Н. Дмитриева (ИГИТИ ГУ-ВШЭ; журнал “Новое литературное обозрение”). Существенные трудности возникают не только из-за ограниченности свидетельств и материалов, могущих послужить источниками, но и в связи с использованием тех или иных дефиниций. Советский университет — классический или неклассический? Что в данном случае следует подразумевать под понятиями “классический” / “неклассический” университет и, наконец, под эпитетом “советский”? Возможно ли вообще говорить о понятии “советский классический университет”, и если да, то апеллируя к какой традиции? Задавшись этими вопросами и проанализировав феномен университета в СССР в разные периоды социализма (1917, 1929, 1940-е, 1970-е и 1980-е годы), докладчик пришел к выводу, что единая трактовка понятия “советский университет” недостижима и недопустима. Лишь к концу 1970-х годов советский университет начинает идентифицироваться как определенное звено в цепочке эволюции университета в России: появляются исследования, посвященные дореволюционным университетам, а изучение университетов как дискретных единиц, локализованных во времени и пространстве, заменяется изучением системы образования в целом. Тем не менее А.Н. Дмитриев признал, что с определенной долей уверенности все же можно выделить некоторые общие характерные особенности советского университета. Во-первых, такой особенностью является тотальная зависимость университета от политической власти. Во-вторых, главенствующая роль принципа утилитаризма, закрепленного на законодательном уровне. Важен и вопрос, завершивший доклад о советском университете: насколько идеал создания науки, характерный для гумбольдтовского университета, может быть реконструирован в современных реалиях, требующих в первую очередь практических навыков?
Свой вариант ответа на этот вопрос предложил В.С. Вахштайн (МВШСЭН; Центр фундаментальной социологии ИГИТИ ГУ-ВШЭ). Его доклад, завершивший “круглый стол”, был посвящен метафорике, которая используется в социологических и экспертных описаниях университетов: от аналитических обобщений британских парламентских комиссий до исследовательских отчетов. Выдвинутый докладчиком тезис о том, что метафора, определяющая университет, его “создает”, конструирует, вызвал оживленное обсуждение. Сегодня, по мнению докладчика, можно выделить три особенно востребованные метафоры и, соответственно, три доминирующие модели университета. Социально-инженерная метафора определяет университет как средство реализации социальной политики, ресурс территориального развития или восстановления пошатнувшейся социальной структуры (например, в послевоенной Европе). Политическая метафора определяет университет как политического игрока, “партию” и средство воспроизводства политических элит. Наконец, экономическая метафора представляет университет корпорацией, максимизирующей не научное знание, а собственные материальные и нематериальные активы. Развенчивая миф об университетском “золотом веке”, В.С. Вахштайн декларировал смерть и даже “самоубийство” классического университета: созданный классическим университетом язык самоописания (с определенной метафорикой, логикой и оптикой) сделал сегодня крайне проблематичным само рассуждение об “идее университета”.
В ходе завершившей “круглый стол” свободной дискуссии были затронуты чрезвычайно разнообразные проблемы, связанные с исследованием университетов. Какую модель университета все же считать “классической” (английскую? немецкую? французскую?), возможно ли совмещение принципов Гумбольдта и принципа утилитаризма и, наконец, возможен ли в условиях современной культуры такой феномен, как университет, — вот далеко не полный перечень затронутых вопросов. И хотя в данном случае сложно говорить о каком-либо “достижении консенсуса”, и логика обсуждения, и сама его атмосфера показали, что участники “круглого стола” заинтересованы в совместной работе и совместном поиске ответов на поставленные вопросы.
Алексей Плешков