Опубликовано в журнале НЛО, номер 2, 2009
Настоящая публикация продолжает нашу статью “Петербургская газета “Le Furet” / “Le Miroir” (1829—1833)” (НЛО. 2008. № 94). Подборка материалов газеты по русской литературе не включает перепечатки из других периодических изданий и переводы на французский язык сочинений русских писателей; исключены также, из соображений объема, некоторые менее значимые информационные заметки.
Приведем перечень опущенных нами переводов и перепечаток.
Переводы литературных произведений: “Фазиль-Хану Шейда, 19 августа 1829 г.” (прозаический перевод стихотворного послания Д.И. Хвостова) — 1829. № 35 (27 окт.); Осел и соловей. Басня (перевод Э. Дешана басни И.А. Крылова “Осел и соловей”) — 1829. № 36 (30 окт.); “Кликуша” (отрывок из романа Ф.В. Булгарина “Димитрий Самозванец”) — 1830. № 28 (6 апр.); “Бал в Петербурге, при Петре Великом” (из “Лит. газеты” 1830. № 13. 1 марта, фрагмент неоконченного романа А.С. Пушкина <“Арап Петра Великого”>) — 1830. № 29 (9 апр.); “Польская шляхта” (отрывок из романа Ф.В. Булгарина “Димитрий Самозванец”) — 1830. № 49 (18 июня); “Поджигательница” (сокращенный перевод повести М.П. Погодина “Преступница” из “Московского вестника”. 1830. Ч. 1. № 1 — 1830. № 85 (22 окт.); “Несколько набросков” (отрывок из романа Н.И. Греча “Поездка в Германию”) — 1830. № 105 (31 дек.).
Другие материалы:
“Grammaire raisonnée de la langue russe…” (ñ
окращенный перевод рецензии Э. Эро из журнала “Revue Encyclopédique”. T. XLII. 1829. Juin. P. 702—707) — 1829. № 9 (28 июля); “Встреча г. Федорова с г. Гумбольдтом в Русском музеуме г. Павла Свиньина” (перевод из “Северной пчелы”. 1829. № 151. 17 дек.) — 1829. № 51 (22 дек.); “Дорожное происшествие” (перевод из “Литературной газеты”. 1830. № 37. 30 июня) — 1830. № 58 (20 авг.); Отрывки из писем Адама Мицкевича из Рима (из газеты “Tygodnik Peterburski”. 1830. 15 янв., рус. перевод см. в “Литературной газете” 1830. № 6. 26 янв.) — 1830. № 12 (9 февр.); в этом же номере — Письмо дамы из Петербурга к ее знакомой в Москву, о романе “[Юрий] Милославский” и о поэте Пушкине (фр. текст и перевод опубл.: Лернер Н. Великосветская дама о Пушкине в 1830 г. // Рус. старина. 1907. № 12. С. 725—727).“LE FURET” 1829
№ 23 (16 сентября)
Хиосский сирота. Поэма г. Ободовского, посвященная друзьям греков
Возможно, мы несколько поздно говорим об этой поэме г. Ободовского, если только можно опоздать, обратившись к предмету, оказывающему честь человечеству: ему так часто делают упреки! — Всем в России известно семейство Л[амбрине], пострадавшее от ужасов, совершившихся в Хиосе. Известно, что юный Костаки, один из сыновей, чудом спасшийся от мусульманских ножей, теперь, благодаря Августейшему покровительству, воспитывается в одном из учебных заведений империи, но брат его еще страдает в рабстве в земле ислама. Были предприняты усилия, чтобы выкупить этого несчастного, и муза г. Ободовского также пожелала внести в это дело свою лепту. Его поэма, посвященная друзьям греков, продается в пользу юного сироты. — Разумеется, не нам судить о достоинствах русской книги; конечно, наши литературные похвалы не имели бы особой цены для г. Ободовского, как не имела бы веса и наша критика. Но не вынося суждения о его творении в целом, все же позволим себе по крайней мере обнаружить в неизданном переводе, коим мы располагаем, редкую прелесть деталей и тонкость выражений. В интересах поэта и юного сироты мы желаем, чтобы этот перевод был опубликован в С.-Петербурге: не сомневаемся, что публика раскупит его и воздаст должное глубокому чувству, вложенному в свой труд переводчиком. Приводим отрывок, который подтвердит наше суждение: <…>
[Поэма П.Г. Ободовского “Хиосский сирота” вышла в 1828 г. в Петербурге и продавалась по подписке в пользу находившегося в турецком плену брата Костаки Ламбрине. В № 52 (29 июня) за 1830 г. в “Le Furet” было помещено сообщение “Северной пчелы”, что собрано 2100 руб. и что “президент Греции граф Каподистрия, благосклонно приняв поднесенную ему сочинителем книгу, изъявил готовность отыскать и освободить сироту, и уже принял для того надежные меры, но не получил еще доселе удовлетворительных о нем сведений”.]
№ 37 (3 ноября)
Иван Выжигин, или Русский Жилблаз. Соч. г. Фаддея Булгарина в переводе г. Ферри де Пиньи
Если с обширным умом, талантом исследователя прошлого и проницательным взглядом на современность автор, подобный Вальтеру Скотту, умеет оживить в своем романе нравы целой эпохи, целого народа, чего не совершит он, если пожелает живописать современную эпоху, народ и нравы; а если его ум, свободный от предрассудков, умеет видеть истину повсюду, и полную истину!.. — Таковы были размышления, долго занимавшие нас по поводу публикации романа г. Булгарина. И несмотря на разнообразие суждений, которые нам приходится слышать, мы полагали, что в романе найдется немало прекрасных страниц; доказательством тому могла бы послужить уже сама та быстрота, с какой разошлись первые издания, и популярность, мгновенно завоеванная романом; потому что в литературе больше чем где-либо верна старая аксиома: “Vox populi, vox Dei…”
Однако до сих пор мы судили лишь по этим косвенным признакам, с нетерпением ожидая обещанного нам перевода; о нем было объявлено несколько месяцев назад, и наконец французские газеты сообщают о его выходе в свет. Он принадлежит г. Ферри. Мы надеемся, что достоинство перевода будет соответствовать значительности сочинения, и у г. Ферри был важный побудительный мотив, чтобы оправдать эти ожидания: обратившись к труду г. Булгарина, он первым перевел первый русский роман, популярный в России.
Ограниченное место и время не позволяют нам привести здесь выдержки из французских журналов, которые, впрочем, содержат лишь общие рассуждения, хотя и весьма лестные для автора. Обсуждают также форму и название, которое он не побоялся позаимствовать у французского Жилблаза. — Верно, что со времен Лесажа немногим удавалось преуспеть, следуя по его стопам; доказательство — сочинения Пикара и г-жи Жанлис. Но писатель, о котором можно сказать, что “его книга блещет, на каждой странице, отважным патриотизмом, который больше всего стремится к тому, чтобы на родине его честь была в чести” (так изъясняется один из журналов, чьи суждения всегда безошибочны), этот писатель, скажем мы, какую бы форму ни придал своей мысли, всегда сохранит ее оригинальность и глубину.
Впрочем, мы говорим, лишь полагаясь на суждения других, и потому остановимся; чтобы подробно поговорить с читателями на эту тему, подождем самого перевода. Не сомневаемся, что читатели с интересом прочтут о переводе романа, оригинал которого принес славу словесности их страны.
[Ипполит Ферри де Пиньи (1799—1880) — преподаватель французской литературы в Петербурге, переводчик, автор учебников. Перевод, о котором идет речь: Ivan Wyjighine, ou le Gil Blas russe, par Thadée de Bulgarine / Traduit du russe par Ferry de Pigny. Paris, 1829. В 1832 г. в Париже вышел его перевод другого романа Ф.В. Булгарина: Petre Ivanovitch, suite du “Gil Blas russe”, par Thadée de Bulgarine / Traduit du russe par M. Ferry de Pigny, avec des notes par M. Edme Héreau.
Пикар Луи-Франсуа (1769—1828) — драматург и автор нескольких романов, в том числе “Le Gil Blas de la Revolution ou les Confessions de Laurent Giffard” (Paris, 1824). Перу Стефании-Фелисите де Жанлис (1746—1830) принадлежит другое подражание “Жиль Блазу” — роман “Выскочки” (Les parvenus. Paris, 1819), действие которого также происходит в эпоху Великой французской революции.]
№ 47 (8 декабря)
Новые русские журналы, имеющие издаваться в Петербурге с января 1830 года
Что желание познавать, потребность учиться, страсть к размышлению — характеристические черты нашей эпохи — в этом согласны все, а если вы сомневаетесь, вас убедит в этом взгляд на статистику периодических сочинений, выходящих в Европе. Не проходит и нескольких дней, чтобы на литературном горизонте не появилось какого-нибудь нового журнала, и притом новорожденные издания нисколько не вредят своим предшественникам — новое доказательство этой истины. Некоторые почитают это злом. Я знаю, что есть еще люди, опасающиеся публичности; они не желают, чтобы все знали то, что прежде было доступно лишь небольшому кругу адептов, чтобы в Европе могли смеяться над гг. такими-то и такими-то, и еще над многими другими…
Как! теперь нельзя уже прикоснуться к собственной жене, чтобы вдруг тридцать газет Парижа и Лондона не заголосили об этом происшествии… Для них нет ничего святого: стоит моей дочери надеть новое платье, новый берет, модное перо, как их колонки опишут их с такими подробностями, словно дом, выставленный на продажу… Разве толковали подобным образом о фижмах моей бабушки? — Что делать! У каждого времени свои нравы; может быть, это бывает досадно, но ваша дочь была бы сердита, когда бы, напротив, о ее платье ничего не сказали, потому что у нее отменный вкус. — Но оставим моды, потому что вас возмущает многое другое.
В наши дни ни одна мало-мальски интересная теория, сколько-нибудь полезная истина не являются без того, чтобы о них не разгласили те листки, которые вызывают ваш гнев; каждая новая мысль комментируется, обсуждается со всех сторон и, обработанная подобным образом, предоставляется на рассмотрение всей Европы, чтобы каждый мог воспользоваться ею на свой манер и по своему усмотрению… Я, по правде сказать, не вижу во всем этом никакого зла, и думаю так же, как некто, говоривший, что газеты — это переписка наций друг с другом. Пусть их проклинают приверженцы старого, пусть запрещают их на берегах Таго и Мансанареса, — так должно быть; у каждого свой вкус. Эти люди не любят чтения — пусть так. Но мы, умея думать и живя в Петербурге, дружески приветствуем их. Вот явились две новых: добро пожаловать! Все, кто любит науки и словесность, найдут в них двух друзей.
“Северный муравей” будет знакомить своих читателей с последними открытиями естественных наук, особенно с теми, что могут найти применение в промышленности, и с теми, что касаются до механики и физики. Не останутся за пределами его внимания и сельское хозяйство и домоводство. “Северный муравей” будет сообщать обо всех усовершенствованиях в этих двух науках. Он расскажет своим читателям о внутренней торговле в России, о ее прогрессе; этот предмет, думается, особенно интересен в стране, где промышленность разворачивается все шире. Новости внешней торговли также найдут место в листке г. Щеглова. — Библиография, или сообщения о книгах, публикующихся в России и за границей и касающихся до предметов, которым посвящена газета, кажется необходимой, и о ней не забыли: один раздел будет посвящен именно ей. Наконец, последний раздел будет заключать споры и критику.
“Северный муравей” будет выходить раз в неделю одним листом большого формата, с приложением чертежей и рисунков новых аппаратов и машин во всех родах промышленности.
[“Северный муравей. Газета промышленности” выходила в Петербурге в 1830 г. еженедельно. Издатель — Н.П. Щеглов].
— Что же касается “Северного Меркурия”, который собирается издавать г. М.А. Бестужев-Рюмин, также с января 1830 года, то его предмет менее серьезен. Эта газета только литературная; вот ее план: 1. Литература: Новые литературные произведения в стихах и в прозе. 2. Литературная критика: Библиография, разбор новых сочинений, обзор журналов. Третий, последний, раздел — Смесь: Очерки петербургской жизни, столичные новости и моды, иностранные моды. Мы пожелали бы, чтобы разбор пьес, играемых на петербургской сцене, который, согласно имеющемуся у нас проспекту, отнесен к этому 3-му разделу, был отнесен во 2-й. — Далее — мелкие объявления, анекдоты, объявления и проч.
В издании листка примут участие именитые литераторы.
Подписка принимается в Петербурге и Москве, у всех крупных книгопродавцев. Для подписки по другим городам следует относиться в газетную экспедицию Петербургского почтамта.
Цена подписки: по С.-Петербургу на год 30 руб., с разноской по домам 40 руб. Для прочих городов 37 руб.
[Газета М.А. Бестужева-Рюмина “Северный Меркурий” выходила в 1830—1832 гг. три раза в неделю, часто запаздывая; многие номера не вышли вовсе. Ближайшими сотрудниками издателя были А.Н. Глебов, Н.А. Татищев, Г.Н. Пасынков. Тахо (Таго) и Мансарес — реки в Испании.]
№ 48 (11 декабря)
“Димитрий Самозванец”, новый роман г. Фаддея Булгарина
“Северная пчела” объявляет о предстоящем выходе романа, заглавие которого мы только что выписали. На этот раз г. Булгарин почерпнул сюжет своего произведения не в воображаемых сферах: история России дала ему сюжет, один из самых богатых для романиста и наиболее созвучный таланту автора “Выжигина”, вместе изящному, разнообразному, смелому и гибкому. Легко догадаться, что рассказ пойдет о времени страшном, но богатом характерами и событиями, о времени Лжедмитрия, то есть о первых годах XVII века. В самом деле, нет в истории России более живой картины, более богатой всевозможными сценами и одновременно более загадочной, гротескной, одним словом — более романтической, чем та, какую нам являют времена Годуновых и Шуйских, где узурпатор соседствует с самозванцем, а азиатские и полуварварские нравы русских 1600-х годов — с авантюрными, изысканными и еще не отшлифованными нравами европейцев того же времени; картина, где сближаются, сталкиваются и взаимно проникают, при этом не сливаясь, две соперничающие религии, две диаметрально противоположные политические системы, две резко различающиеся цивилизации и две великие северные нации — русские и поляки, которых с этих пор пытались объединить в одно. Едва освободившись от ига капризных и жестоких татар, Россия попала под кровавую тиранию Ивана Грозного; смерть этого северного Нерона положила начало узурпации власти и цареубийствам, царству страха и ужаса; нравы русских еще сохраняют азиатский характер, перенятый у их монгольских владык, и идеи нации носят темный отпечаток непрекращающихся злоключений. Невежество повсеместно, несмотря на усилия, предпринятые Иваном Грозным и Борисом привить московитам начатки немецкой цивилизации. Суеверие и наконец голод довершают начатое гражданскими смутами и узурпацией. В эту четверть века бед и страданий бурлит недовольством народ, призванный к более благородной участи, трепещущий перед самым именем своего законного монарха и в несчастье демонстрирующий все богатства русского характера, и наконец находящий счастье и отдохновение под скипетром князей священного Рюрикова рода, которые положат начало потрясающему величию своей родины. Таково в нескольких словах политическое и нравственное положение России в эпоху Лжедмитрия, протежируемого поляками, а точнее, иезуитами и несколькими магнатами этой нации, состояние которой в это время не менее любопытно. В XVI веке Польша сделала большой скачок к цивилизации; нравы ее образовались; распространились просвещение и эрудиция; веротерпимость привлекла множество преследуемых и добродетельных образованных людей; из ее академий уже вышли несколько крупных писателей и ученых, чей гений двигал вперед знания человечества, возрождалась наука. Кромер, Коперник, Вителий, Гозий, Сарбевский заслужили родине литературную славу, а блестящее царствование Стефана Батория вывело на поприще мудрых государственных мужей и военачальников. Но неумелая рука слабого, упрямого, суеверного и фанатичного правителя уничтожила одно за другим славные достижения, и, невзирая на присутствие стольких выдающихся характеров, Польша стала слабеть. Иезуиты, которых призвал и защитил Сигизмунд III, спровоцировали религиозные распри; от них проистекли волнения и распри в народе; порочные принципы конституции, заимствованной из политических мечтаний Цицерона, получили пугающее воплощение; свобода превратилась в царство своеволия и неподчинения низших высшим; состояния рассеивались, и усердные ученики Лойолы, уничтожавшие вместе с ересями науки и цивилизацию, уже готовили несчастной стране два столетия невежества и смут.
Этот сюжет, столь богатый острыми контрастами, был действительно достоин таланта г. Булгарина и мог быть иcпользован лишь, осмелимся утверждать, писателем, равно знакомым с Россией и Польшей. Поэтому оборот, приданный ему г. Булгариным, — самый свежий, приятный и сообщающий много нового, и если в “Выжигине” он сумел выдержать сравнение с несравненным Лесажем, то в “Лжедмитрии” он явит себя не ниже знаменитых исторических романистов современности. Роман был переведен с рукописи на французский язык и выйдет в Париже почти одновременно с русским подлинником в Петербурге.
Первый том романа содержит таинственное пребывание Лжедмитрия в Москве и его бегство из этого города. Во втором томе мы найдем его блуждающим по украинским лесам и участвующим в его первых сражениях у запорожцев, вместе с которыми он совершит морской поход в Турцию. Третий том покажет Польшу; в четвертом томе он возвращается в Россию, овладевает Москвой и садится на трон Рюрика. Трагическая смерть этого удивительного человека завершает рассказ.
С.
[Кромер Мартин (1512—1589) — польский историк, церковный деятель; сменил теолога Станислава Хозиуша (1504—1579) на посту епископа Вармийского; оба способствовали возрождению католицизма в Польше во времена Реформации.
Вителий Эразм (1474 (?) — 1522) — польский физик и математик.
Сарбе´вский Матфей Казимир (1595—1640) — польский новолатинский поэт.
Объявление о поступлении романа в печать: Северная пчела. 1829. № 135. 9 ноября.]
№ 52 (29 декабря)
Библиография
— Утверждая новое предприятие на имени, снискавшем себе репутацию, издатели уже почти обеспечили успех: “Русская литературная газета”, которую с 1830 г. будет издавать г. Дельвиг, имеет все шансы на успех, ибо г. Дельвиг — прекрасный и известный литератор.
В свете говорят и о будущих сотрудниках его предприятия; среди имен, которые называют, мы запомнили имена гг. А. Пушкина, Козлова, князя Вяземского, князя Одуевского (так! — Н.С.), Титова, и проч., и проч, — видно, что цвет молодой литературы, как ее назвали бы во Франции, примет участие в редактировании новой газеты. “Furet” заранее радуется этой новости, потому что видит в ней пользу для своих читателей за рубежом.
“LE FURET” 1830
№ 2 (5 января)
Смесь. — Французско-русский листок о французском театре, прибавление к “Северной пчеле”, обещает снисходительность и веселость. Снисходительность — возможно, но веселость… “Никогда нельзя сказать заранее… Случаются и чудеса…” (Лафонтен).
[Вероятно, издатель “Le Furet” ссылается на проспект приложения к “Северной пчеле”. В самой “Северной пчеле” объявление было напечатано 4 января 1830 г., в № 2: “Французский театр. Для удовлетворения требованиям петербургских читателей “Северной пчелы”, статьи о французском театре будут сообщаемы на французском языке, особыми прибавлениями. Первое прибавление раздается при нынешнем нумере. Иногородние читатели, желающие получать сии прибавления, благоволят известить о том редакцию “Северной пчелы”: они равномерно будут получать листки сии безденежно. Изд. Сев. пч.”. До середины февраля через каждые несколько номеров в конце газеты помещалось сообщение: “При сем нумере раздается С.Пб. читателям № … прибавлений о французском театре”. Объявление о раздаче седьмого номера прибавлений последовало в № 19, от 13 февраля, а затем появилось еще только одно, уже не “о французском театре”, а просто “на французском языке”, в № 45 от 15 апреля. Обнаружить это приложение нам не удалось — в отличие от библиографических прибавлений, в сохранившихся в столичных библиотеках подшивках “Северной пчелы” они отсутствуют. “Le Furet” полемизирует с “французско-русским листком Северной пчелы” в своих № 5 и 9 (15 и 27 января 1830 г.). По сообщению С.Д. Полторацкого, в январе 1829 г. листок “Théâtre Français” âыходил также в Москве (S.P[oltoratsky]. Nombre et indication des journaux publiés en Russie en langue française, pendant les années 1829 et 1830 // Revue Encyclopédique. Т. XLVII. Juillet—Septembre 1830. P. 766—769.]
— В одном из наших предыдущих номеров мы объявили, что в первый день 1830 года родится новая русская газета, под названием “Литературная газета”. Мы не ошиблись: первый листок этой газеты оправдал ожидания публики, как разнообразием, так и отбором представленных в нем отрывков, хотя большая их часть не вполне новые. Фрагмент милой, но бесконечной поэмы Пушкина, “Онегин”, прекрасно изображающей автора; несколько страниц нового романа под названием “Магнетизер”; отчет о последнем переводном труде ученого отца Иакинфа — вот те отрывки, которые, на наш взгляд, должны были привлечь внимание просвещенного читателя. Будем надеяться, что “Литературная газета” продолжит в том же счастливом духе, в каком начала.
[“Магнетизер” — отрывок из неоконченного романа А. Погорельского; труд о. Иакинфа (Н.Я. Бичурина) — перевод трактата “Сань-цзы-цзин, или Троесловие”.]
№ 4 (12 января)
Смесь. — Объявив об издании новой газеты, мы должны были бы сказать несколько слов о ее первых номерах. Итак, чтобы исправить упущенное, сообщим, что “Северный Меркурий” заявил о своем существовании двумя номерами сразу. Сначала мы прочли в нем, не без некоторой скуки, десять убийственных колонок, претендовавших на роль новогодней статьи. Далее — статью “С.-Петербургские записки”, частично извлеченную из “Санкт-Петербургских ведомостей”; небольшой фельетон о великолепном переводе “Илиады” г. Гнедича. — Несколько стихотворений г. Подолинского, молодого и милого поэта, сопровождали эту прозу, и истина заставляет нас сказать, что они должны были бы предшествовать ей, если бы порядок произведений соответствовал их достоинству.
[На это “Северный Меркурий” отвечал в № 7 (1 января), в разделе “Смесь”: “Увы! Первые два нумера Меркурия не понравились газете: Le Furet, кажется, потому, что сочинитель статьи на Новый год рассуждает в ней больше о старых пороках, чем о новом годе. Долго ли придти в немилость у добрых людей!.. <…> Меркурий должен врачевать нравственные недуги; и потому необходимо помещать такие статьи, в коих прописываются средства, весьма спасительные для страдающих сими недугами”.]
№ 5 (15 января 1830)
Смесь. — В минувшую субботу [11 января] на русской сцене был представлен шиллеровский “Вильгельм Телль”, переведенный г. Ротчевым, молодым поэтом, подающим большие надежды. Трудно выразить восторг, с каким была принята эта трагедия немецкого поэта, украшенная к тому же талантом Каратыгина. Публика требовала переводчика, и когда он появился в одной из лож, его приветствовал тройной залп аплодисментов. — Подобный успех заставляет нас надеяться, что г. Ротчев не ограничит свое поприще переводами.
— Если мы хорошо сосчитали, прибавление к “Северной пчеле” ответило кисло-сладкой статьей из 46 строк, поддержанной классической латинской цитатой, на один стих Лафонтена, сорвавшийся с нашего пера 8 января [правильно — 5 января] относительно обещанной нам веселости. Право же, это много. — Впрочем, если вы желаете знать, что говорится в приложении к русскому листку, смысл статьи в следующем: “Между м-ль Маффеи и м-ль Мелас никогда не существовало соперничества. — Мы напрасно нападали на “Северную пчелу” (кто о том помышлял?) — Мы напрасно не напечатали виньетки в начале нашего листка, особенно после данного обещания. — Наши дебаты мало заинтересуют публику. — Стихи г. Арно лучше стихов г. С.-Ж.”.
Искренне желаем, чтобы все вышеприведенное смогло заинтересовать читателей прибавления “Пчелы”. Впрочем, за нас ответит благосклонность, которой дарит нас публика, и она же будет отныне ответом на любые обвинения подобного рода; у нашего листка нет прибавления, а у нас — лишнего времени.
[Арно Антуан-Венсан (1766—1834) — французский поэт и драматург, автор романтических элегий.]
№ 8 (26 января)
Смесь. — Русская “Литературная газета” преподает урок здешним критикам, напоминая им былую полемику д-ра Джонсона и знаменитого автора или переводчика песен Оссиана, Макферсона. Она приводит даже перевод письма первого, которое начинается словами: “Я получил ваше глупое и бесстыдное письмо, и проч.””.
[Заметка “Когда Макферсон издал “Стихотворения Оссиана…””, напечатанная в № 5 “Литературной газеты” (1830. 21 января), включена в отдел “Dubia” Большого акад. собр. соч. А.С. Пушкина. В.В. Виноградов предполагал, что автором заметки является О.М. Сомов: Виноградов В.В. Проблемы авторства и теория стилей. М., 1961. С. 386—390.]
№ 9 (27 января)
По поводу одной жалобы
Несколько общих мест (возможно, едких, раз на них обратили внимание), сорвавшихся с нашего пера в № 6 за этот год, по поводу французского спектакля, показались нашему коллеге из “Пчелы” прямым нападением, личностью: об этом он сообщает нам в своем прибавлении от 24-го числа. Мы с трудом можем понять, как несколько строк, брошенных наугад, могли ранить лицо, которое мы уважаем. — Не будем укорять его за щепетильность, но попросим лишь в будущем не усматривать в наших высказываниях задних мыслей.
Со времени создания нашей газеты к нам часто поступали жалобы, хотя и менее определенно высказанные, чем упомянутая выше, но все же сходные. Нам кажется полезным ответить на эти жалобы раз и навсегда.
Откровенность, немного резкая, истины, высказанные без искусства, критика всего, что смешно, более или менее обильный урожай, какой он может собрать, и лестные замечания в адрес конкретных лиц — вот каков был “Furet” до сих пор. Желали бы вы, чтобы он изменил свой ход и утратил свою откровенность только из-за того, что ему случилось несколько раз затронуть вашу чувствительность; или вы хотели бы даже наказать его за это? Такой приговор был бы несправедлив, потому что намерения его не враждебны. Лучше позвольте ему свободно собирать свою добычу и свободно высказывать вам то, что он думает: и без него найдется много тех, кто будет склоняться перед вами, если вы богаты или могущественны. Верьте нам, смейтесь над его шутками, если они когда-нибудь бывают удачны, и не беспокойтесь о тех, которые доставляют их. Мир велик, как вам известно, и, слава Богу, в нем хватает чудаков.
Так, “Furet” сохранит свою вольную походку и станет и дальше собирать мысли, достойные повторения, не заботясь о чьем-то непомерном самолюбии. Потом, обдумывая, как и прежде, все увиденное и услышанное в свете, он выскажет вам свое мнение, без прикрас и не кривя душой, а вы примете его как вещь редкую в наше время, и уже тем самым заслуживающую снисхождения и благосклонности.
Если же эта откровенность отталкивает некоторых из вас, читатели, если вас ранят непривычные выражения, о! тогда изорвите дерзкий листок и бросьте его в огонь, или даже, если этого не достаточно, расстаньтесь с ним навсегда и не касайтесь его, как зачумленного. Если же после всего этого какой-нибудь беспокойный ум подстережет его на пути, чтобы спросить его отчета о произведениях его фантазии, — так, как мы описали выше, — “Furet” не обещает, что благодушно остановится и будет любезен: торопясь идти своей дорогой, он, возможно, ответит нескромному вопрошателю резко и, не заботясь более о нем, отправится по своим делам.
№ 14 (16 февраля)
Смесь. — Завтра, в понедельник, должен появиться столь долгожданный новый роман автора “Выжигина”. Так, публикуя “Димитрия Самозванца”, г. Булгарин отвечает на несправедливые критики в адрес хорошей книги — хорошей книгой: сколько бы вы ни повторяли некоторым господам, что “Выжигин” разошелся тысячными тиражами, как в России, так и за границей, они упорно твердят, что “Выжигин” — плохая книга. Если это доказательство низкого достоинства произведения, то заверим читателей, что “Димитрий” — еще хуже, потому что вчера началось печатание его второго тиража. Первый, 2400 экземпляров, был весь разобран подписчиками.
[“Северная пчела” сообщала 18 февраля, что роман Ф.В. Булгарина “Димитрий Самозванец” “со вчерашнего числа поступил в продажу и раздается подписавшимся” в книжных магазинах А.Ф. Смирдина.]
№ 18 (2 марта)
Смесь. — Г. Подолинский, молодой поэт, уже снискавший уважение публики и известный в русской литературе двумя поэмами, писанными с большим вкусом, и несколькими стихотворениями, помещенными в альманахах, скоро опубликует новое произведение: “Нищий”. — Это поэма, полная гармонии, изящества и чувства. Сотрудник “Furet”, молодой русский литератор, видел ее в рукописи, которая находится теперь в печати, и мог убедиться, что новое произведение никак не уронит таланта г. Подолинского.
[Поэма А.И. Подолинского “Нищий” вышла в марте 1830 г. (Библиогр. прибавление к “Северной пчеле” № 3.]
№ 24 (23 марта)
Поэзия
Литературный альманах, польский, русский и французский
Некий поляк выпустил в Петербурге литературный альманах, прелестный сборник польских, русских и французских стихотворений, с итальянским эпиграфом: Traduttore, Traditore [Переводчики, предатели (ит.).]. — Изящество, с которым скромный аноним перевел несколько прекрасных элегий Пушкина, убедительно опровергает эпиграф. — Что касается русских стихов, достаточно сказать, что как произведение иностранца они не лишены достоинства. — Мы приведем несколько французских стихов польского поэта: <…> — это будут первые, принадлежащие перу иностранца, которые публикует наша газета: [Далее цитируется перевод на французский язык элегии А.С. Пушкина “Умолкну скоро я. Но если в день печали…”]. Нельзя не признать, что эта песнь мелодична и отмечена нежной и мечтательной грустью. Но автор с некоторой небрежностью предается легкости сочинения александрийских стихов: это видно по нескольким упущениям, подчеркнутым нами: видно также, и сегодня поэтам-элегикам трудно избежать этого, видно также, скажем мы, что ему не чужда память о прекрасных стихах Ламартина:
И чтобы ты могла хотя бы сказать себе:
Эти стихи, взволновавшие меня, — я вдохновила их,
И его муза — память обо мне.
Вступающий в противоборство с такой поэзией обречен на поражение. — Автор скрыл свое имя за инициалами J.-G.D.Z. Что значит для публики, говорит он, неизвестное имя? Но я надеюсь, что вам, мои друзья, чтобы помнить обо мне, нет нужды видеть мое имя напечатанным.
[Альманах “Imionnik” был издан Игнатием Деспот-Зеновичем (Ignacy Despot-Zenowisz; указано Д.П. Ивинским). Он вышел в феврале или марте 1830 г. (Библиогр. прибавление к “Северной пчеле” № 3) и содержал 12 стихотворений Пушкина в переводе на польский язык и элегию “Умолкну скоро я. Но если в день печали…” в переводе на французский язык. О влиянии Ламартина на элегию Пушкина “Умолкну скоро я…” см.: Эткинд Е.Г. Божественный глагол: Пушкин, прочитанный в России и во Франции. М., 1999. С. 113.]
№ 29 (9 апреля)
Смесь. — Первый роман г. Ф. Булгарина, “Выжигин”, переведен на польский язык г. Годзембой Р***, и хотя этот перевод страдает многими недостатками, весь тираж был мгновенно раскуплен — точно так же, как оригинал романа в России. — Гг. поляки жаловались на автора “Выжигина” за то, что он не пощадил их женщин, и даже изобразил их черты преувеличенно и лживо. — Эти люди напрасно увидели нападки на всех женщин в романе, в котором автор нападает на пороки и смешные стороны некоторых женщин. Считали ли испанки, что их опозорил “Жилблаз” Лесажа? Г. Житель Подолии прислал нам письмо и статью об этом предмете. Мы благодарим его за то и за другое, но не можем разделить его мнения о неуважении к его соотечественникам, которое, как он опасается, может вызвать роман.
№ 45 (4 июня)
Смесь. — “Русский Жилблаз” г. Булгарина, “Иван Выжигин”, только что переведен на немецкий язык г. Ольдекопом, автором французско-русского и русско-французского словаря. Этот перевод, о котором мы еще расскажем нашим читателям, вышел в Лейпциге и продается в Петербурге в магазине г. Грефа.
— Один из здешних книгопродавцев приобрел произведения г. Карамзина за сумму 40 000 руб. — Он выпустит 3-е их издание. — Та же сумма была уплачена за басни г. Крылова; тому же издателю были проданы все опубликованные до сих пор поэмы г. А. Пушкина: за них уплачено 30 000 руб. — Если кто-то сомневался в распространении в России вкуса к национальной литературе, в ответ достаточно было бы назвать эти факты. Книгопродавец повсюду книгопродавец, он покупает только тогда, когда уверен в прибыли, и платит дорого, только когда не сомневается, что сможет продать.
[В 1830—1831 гг. А.Ф. Смирдин выпустил 3-е, а в 1833 г. — 4-е изд. “Истории государства Российского” Карамзина, в 12 книгах. В апреле 1830 г., через посредничество П.А. Плетнева, он купил на четыре года право на продажу всех отпечатанных до этого момента сочинений Пушкина, выплачивая с 1 мая 1830 г. по 600 руб. ежемесячно (см.: Пушкин [А.С.] Письма. 1815—1833: В 3 т. / Под ред. Б.Л. Модзалевского М.; Л., 1928. Т. 2. С. 89, 429—430; Смирнов-Сокольский Н. Рассказы о прижизненных изданиях Пушкина. М., 1962. С. 213). О покупке Смирдиным прав на издание басен И.А. Крылова за 40 000 руб. и издание их таким же тиражом см.: Гриц Т., Тренин В., Никитин Н. Словесность и коммерция (Книжная лавка А.Ф. Смирдина). М., 1929. С. 262.]
№ 62 (3 августа)
Смесь. <…> — Словесность в почете в Нанкине, древней столице Поднебесной империи. Мандарины, однако, ее не жалуют, и недавно один из них, наняв десять или двенадцать человек, приказал побить уважаемого в империи сочинителя. Первый должен умереть от стыда, тогда как последний прославится через низость своего недруга.
— Сочинителям Нанкина посоветовали носить платье наподобие кирасы. — Они отвечали, что мудрец, побитый безумцем, никак не обесчещен. — Речь, однако же, не о чести: литераторам Пекина, Нанкина и всех прочих китайских городов на “-ин”, следует вооружиться увесистой палкой и заставить уважать свои перья своей смелостью.
[Пояснения к этому анекдоту, а также к заметкам в № 63, 66 см. в нашей статье в № 94.]
№ 63 (6 августа)
Смесь. — Издатель “Телеграфа”, один из самых уважаемых в России литераторов, последние несколько дней тяжко недомогает. — Горячее участие, которое принимают в г. Полевом все честные люди и о котором мы спешим сообщить, послужит значительным облегчением страданиям почтенного литератора.
— Говорят, что враг московского журналиста страдает в последнее время сильными коликами, причиняющими ему беспокойство в ногах. <…>
— Эти люди заслуживают палки, — говорил некий вельможа об уважаемых литераторах. — А вы, монсеньор… — ответил кто-то, — вьючной поклажи.
[Игра слов: палка — bâton, вьючная поклажа — bât.]
№ 66 (17 августа)
Смесь. — Литературная новость. — С истинным удовольствием сообщаем нашим читателям, что последняя драма г. Виктора Гюго, “Эрнани”, которую с таким знанием дела критиковала “Литературная газета”, скоро появится на русской сцене, воссозданная пером молодого поэта, жителя здешней столицы. Так что, господа литературные ретрограды, ваши усилия напрасны, мысли движутся вперед, они обгоняют вас, и ваши аристотелевские плотины сметены. — Несмотря на ваши предупреждения, мы будем аплодировать в Петербурге сочинению, в котором, за вычетом нескольких недостатков (а какой из плодов человеческого труда их лишен?), слились красоты, представляющие огромный интерес. А г. Каратыгин и его прелестная супруга, артисты, вскормленные духом Тальма и г-жи Марс, сумеют вложить свой талант в роли, отмеченные силой и чувством, которым так заслуженно аплодировали на подмостках Франции.
[В номере 37 (30 июня) критик “Литературной газеты”, отмечая, что в пьесе “нет истины, ни исторической, ни человеческой”, находил тем не менее драму Гюго, “со всеми странностями и несообразностями”, произведением, заслуживающим внимания. Перевод А.Г. Ротчева вышел в Петербурге в 1830 г. (“Гернани, или Кастильская честь”). Постановка не состоялась: см. об этом в “Записках” Р.М. Зотова (Исторический вестник. 1896. № 8. С. 309).]
— Вот как 45-й номер “Литературной газеты” воспроизводит одну из наших статей: “В газете под названием “Le Furet” помещено следующие известие, полученное из Пекина: “Некоторый мандарин задал взбучку некоторому журналисту”. — Издатель замечает, что действие это постыдно для мандарина. Что же касается журналиста, ему это только на пользу…” (Соображение русской газеты).
Мы слишком уважаем издателя цитированного нами листка, чтобы воспользоваться здесь правом, которое, кажется, дает нам его мысль, — задать ему вопрос, прибегал ли он сам когда-нибудь к гигиеническому средству, которое он полагает столь полезным для китайского журналиста. Ограничимся лишь тем, что скажем ему со всей серьезностью, что просто шутить недостаточно — шутить надобно кстати. А литератор, с которым обошлись недостойным образом, будь то и в Пекине, заслуживает уважения литераторов любой страны.
— Г. Козлов, поэт, почитаемый в России и привлекающий внимание публики как своим талантом, так и недугом, которым он страдает последние годы (г. Козлов поражен слепотой), окончил поэму под названием “Безумная”. — Те, кто имел удовольствие слышать чтение нового творения нашего слепого барда, уверяют, что по стилю и мысли она превосходит “Чернеца” и “Княгиню Наталью Долгорукую”, два произведения, поставивших г. Козлова в число наших лучших поэтов.
— “Литературной газете” позволено, конечно, критиковать талант г. Булгарина, если талант этого литератора ей не нравится. Но ставить его рядом с издателем “Меркурия”! — это значит не уважать свое собственное суждение… А потом подите, смотрите, как “Revue de Paris” завладеет этим сравнением, и… — Вот как пишется история!
(Сообщено)
[В разделе “Смесь” № 45 “Литературной газеты” после заметки “В газете “Le Furet”…” следовало: “Два писателя, равные по достоинству, равно почтенные: г. Бестужев-Рюмин и г. Булгарин, сделали издателю “Литературной газеты”, как поэту и как журналисту, лестные комплименты. Первый в альманахе “Северная звезда” говорит, что половина стихов б[арона] Дельвига писана Пушкиным, а другая Баратынским; второй же в 94 нумере “Северной пчелы” уведомляет почтеннейшую публику, что критические статьи “Литературной газеты” писаны не издателем оной: следственно, или А.С. Пушкиным, или князем Вяземским, самыми ревностнейшими его сотрудниками. Издателю “Северной пчелы” “Литературная газета” кажется печальною: сознаемся, что он прав, и самою печальнейшею статьей находим мнение А.С. Пушкина о сочинениях Видока”.
“Revue de Paris” — французский литературный журнал (1829—1858), в котором сотрудничали А. Дюма, Э. Сю, О. Бальзак и др. именитые французские писатели.]
№ 67 (20 августа)
Смесь. <…> — Из чистого любопытства, — пишет русский журнал “Карманная книжка [для любителей русской старины и словесности]”, часто весьма остроумный, — мы взвесили на весах, столь же точных, как весы Фемиды, один номер “Северного Меркурия”. Каждый листок весит две драхмы, пятьдесят гран. При том, что он появляется трижды в неделю, редактор его, г. БестужевРюмин, дает своим пациентам, т.е. подписчикам, восемь с половиной драхм меркурия в неделю. — Доза чрезмерная.
[Mercure (фр.) — ртуть.]
— “Revue de Paris” не прав, объявляя, что “Гайдамак”, роман нравов г. Ореста Сомова, составил целую эпоху в русской литературе. — Публике еще неизвестен этот роман, лишь несколько отрывков из которого появились в журналах. — Так “Revue de Paris” каждый день позволяет своим корреспондентам обманывать себя.
№ 69 (27 августа)
Новости русской литературы
Вышел второй том “Истории России” [правильно — “История русского народа”] г. Полевого, писанной в роде Гизо. — Нет сомнения, что в ближайшем времени раздадутся голоса, исполненные личной ненависти к сочинителю, в журналах появятся страстные инвективы или столь же неумеренные похвалы. — Несчастна та словесность, где не умеют критиковать произведение, не отрывая глаз от особы автора!
Некий шутник пустил эпиграмму, видимо кажущуюся ему очень остроумной, о том, что двенадцать томов этой истории, которую г. Полевой так неспешно выдает в свет, будут по мере печатания являться на выставке произведений русской промышленности, — приравняв таким образом труд умного человека к отрезам полотна и стеариновым свечам. Если порядочные люди и смеются над этой эпиграммой, это еще не значит, что они смеются над тем, против кого она писана. Потому что, если г. Полевой, которого я уважаю как гражданина и автора, занимался коммерцией, прежде чем стал издавать журнал, и даже теперь остается купцом второй гильдии и членом московского Мануфактурного совета — эти звания, несомненно, заслуживают нашего уважения не меньше, чем родовые гербы графов и князей, которыми мы обязаны нашим предкам и отнюдь не всегда сохраняем в чистоте.
(Сообщено молодым русским дворянином)
[Первые два из шести опубликованных томов “Истории русского народа” (в конце 1829 г. была объявлена подписка на 12 томов) вышли: первый — в конце 1829-го или в январе 1830-го, второй — в августе 1830 г.]
— Г. Станкевич, совсем еще молодой человек, напечатал романтическую трагедию “Василий Шуйский”. Это произведение поэта, не обладающего ни образованием, ни опытом, исполненное ошибок и слабых мест. Однако, несмотря на все множество недостатков, в трагедии чувствуется зерно таланта, который обещает возможный успех на поприще русской поэзии; именно поэтому “Телеграф” дает разумные советы г. Станкевичу: “Если бы мы были знакомы с юным автором, то сказали бы ему: “Молодой человек, ваша попытка оказалась неудачной, но не бросайте пера, а лишь отложите его на время. — Начните учиться, избегайте слишком легких путей и, не напитавшись Шекспиром, греческими и испанскими трагиками, остерегайтесь увлекаться чтением Шиллера. — Когда же, позднее, вы прочтете его, посвятите ему долгие раздумья; так же глубоко обдумайте Гёте; и пусть вашими занятиями руководит дух зрелого размышления. — Подготовившись таким образом, ежели вы желаете писать национальные трагедии, отыщите древние рукописи, откройте для себя книгохранилища вашего отечества, его легенды; погрузитесь в архивы и сделайте Историю России предметом ваших трудов, но докапывайтесь до подлинных источников, чтобы история развернулась перед вами во всей своей истине; и тогда, если ваша поэтическая совесть шепнет вам, что время настало, что вы готовы к созданию большого труда, снова беритесь за перо, и восхищении соотечественников и потомства вознаградят вас”.
Если бы все наши журналисты были бы столь же сурово откровенны, если бы они не убивали нарождающийся талант то обескураживающей критикой, то вредным сочувствием, у нас также были бы свои Шиллеры, Байроны, В. Гюго.
(Сообщено)
[Трагедия Н.Н. Станкевича “Василий Шуйский” вышла в апреле или мае 1830 г. (Библиогр. прибавление к “Северной пчеле” № 4).
Пассаж из “Московского телеграфа” приводим в обратном переводе, поскольку перевод “Le Furet” не точно следовал тексту русского журнала, а главное — опустил выпад в сторону Карамзина: “…узнайте историю нашу, не в Карамзине только, а в самых ее источниках”. — Московский телеграф. 1830. № 13; ц.р. 18 июля 1830 г.]
— С тех пор как славянская муза вхожа ко двору и в будуары наших прекрасных дам, национальная литература приняла новый размах. В числе литературных новостей, ожидаемых в новом году, мы можем назвать роман нравов г. Кулгинского [так], из Харькова, под названием “Федюша Моловицкий” (так! — Н.С.), или “Украина”. По отрывку из этого сочинения, напечатанному в одном русском журнале, можно судить, что нежные цвета российского Эдема переданы в нем со всей достоверностью.
(Сообщено)
[Отрывок из “украинского романа” И.Г. Кулжинского “Федюша Мотовильский” был напечатан в “Московском вестнике”: 1830. Ч. 4. № 13 (ц.р. 4 августа 1830 г.). Полностью роман вышел в Москве в 1833 г.]
— Г. Николай Павлов, юный поэт и переводчик высоко ценимых публикой водевилей Скриба, в прелестных стихах выразил чувства, навеянные его душе голосом м-ль Зонтаг, которой он и посвятил эту пьесу (см. № 115 “Московского вестника”).
Смесь. — Всегда готовый бичевать порок, осмеивать смешное, но и хвалить то, что достойно похвал, “Furet” торопится воздать должное скромности редактора “Меркурия”. — Он считает себя, говорит он в своей газете, недостойным сравнения с г. Булгариным, какого его удостоила “Литературная газета”, ибо его слабые произведения, добавляет он, едва известные в русской словесности, не могут сравниваться с произведениями этого знаменитого литератора, как и с произведениями г. барона Дельвига, редактора поименованной газеты. — Мы желаем, чтобы редактор “Меркурия” понял из этих строк, которые мы посвящаем ему, что “Furet” видит вещи такими, каковы они есть. Он свято блюдет свой долг; путь его начертан, он следует ему, и совершенно беспристрастно.
[“Северный Меркурий” в № 98 (15 августа 1830 г.) отвечал на заметку “Литературной газеты” “Два Писателя, равные по достоинству…” (см. примеч. к № 66): “<…> Изд. “Сев. Меркурия” имеет честь довести до сведения читателей “Лит. газеты”, что авторское его самолюбие вовсе не обольщается этим комплиментом, ибо литературная его известность столь малозначуща, что едва ли может идти в сравнение с известностью даже и барона Дельвига, не только Булгарина. С сим последним очень еще долго не стать на ряду и А. Пушкину (сноска: Особенно, если грядущие его произведения будут иметь равное литературное достоинство с “Полтавою” и 7-ю главою Онегина), одному из лучших наших поэтов, о европейской известности которых, вероятно, никому бы и в мысль не пришло, если б он сам, иногда, не благоволил намекнуть о том в “Лит. газете”. Впрочем, издатель “Сев. Меркурия” во всяком случае, по долгу учтивости, считает себя обязанным благодарить издателя “Лит. газеты” за сделанное ему лестное приветствие, хотя и несправедливое. <…>”]
№ 70 (31 августа)
Смесь. — Знаменитая комедия г. Грибоедова “Горе от ума” скоро явится полностью на русской сцене.
[Комедия Грибоедова была представлена в Петербурге “в первый раз вполне, на Большом театре, в бенефис г. Брянского, 26 января” 1831 г. (Северная пчела. 1831. № 31. 31 января). До этого (5 февраля 1830 г.) на той же сцене был поставлен “Московский бал, или 3-е действие из комедии “Горе от ума””.]
— Газета “Северный Меркурий” (извиняемся за выражение) сообщает, что русская литература — корова, у которой много молока, но которая дает его очень мало и много жует жвачку!
Это означает, другими словами, что “Меркурий” сам есть часть жвачного животного… поскольку воображает, что принадлежит к русской литературе, которая есть жующая жвачку корова. Сколько очаровательных новостей!.. Передавать их все грозит приступом тошноты.
[“Северный Меркурий” (1830. № 101. 22 августа): “Смесь. Не так давно кто-то сравнил настоящую русскую словесность с дойною коровою, дающею мало молока. Сравнение с первого взгляда странное, но тем не менее основанное на существенной аналогии между двумя сравниваемыми предметами: коровою и русской словесностью, — аналогии, которая не в одной точке соприкосновения открывается взорам любопытного наблюдателя. Так, например: не легче ли всего объяснить ею недостаток новости, свежести, самобытности в нашей Словесности, на что с некоторого времени справедливо, но безуспешно жалуются просвещенные ее доброжелатели? — Она жует жвачку. (Сообщено)”]
№ 73 (10 сентября)
Эхо русской литературы
— Некий государственный муж, занимающий важный пост в одной из губерний, доказал, что и в России есть люди, умеющие соединять с высоким рангом скромное, но не менее уважаемое звание литератора. Мы имели удовольствие прочесть в “Телеграфе” две главы романа “Семейство Холмских”; мы заметили в них уверенный почерк и правдоподобие, выдающие опытное перо. Эти отрывки заставляют предположить достоинство остальной части книги. — Напрасно станут говорить завистники, что одному лишь г. Булгарину наша литература будет обязана этим родом сочинений, который обещает ей в будущем столько сокровищ.
[Два отрывка из романа Д.Н. Бегичева “Семейство Холмских” были напечатаны без подписи в № 4 и 5 “Московского телеграфа” за 1830 г. Полностью роман вышел, также анонимно, в октябре 1832 г. (рец. В.А. Ушакова появилась в “Северной пчеле” 3 ноября 1832 г.).]
— Во время своего последнего пребывания в Москве Е.В. государь Император изволил беседовать с г. Загоскиным, автором “Юрия Милославского”, ободрив скромного сочинителя августейшим вниманием. Помимо других лестных слов, он сказал ему: “Когда ваш второй роман, “Русские в 1812 году”, будет готов, отправьте его мне, и продолжайте трудиться в этом роде” [сноска: “Рус. инвалид”, официальная газета]. — Таким образом Е.И.В., протянув покровительственную руку словесности, расширил умственный горизонт России. — Мы с живым интересом ожидаем этого нового романа г. Загоскина, который, мы верим, будет написан твердым и беспристрастным пером, а не продиктован чувством квасного патриотизма, по счастливому выражению г. князя Вяземского.
— В литературном мире ходит слух, что знаменитая трагедия Пушкина, “Борис Годунов”, произведение, на которое новая школа может с полным основанием заявить свои права, скоро будет напечатанa полностью. Пока что мы знаем его лишь по отрывкам, разбросанным по нескольким литературным сборникам. — Напомним здесь слова “Северной пчелы”, когда первый отрывок из этой трагедии появился в 1828 году в “Невском альманахе”. “Когда русская литература, — говорилось в этом листке, — обогатится этим произведением, нечего больше будет пожелать славе Пушкина; это будет наш Шиллер”.
— Г. Павел Свиньин, редактор “Отечественных записок”, которые он издавал в течение десяти лет с редким постоянством, собирается с будущего года прекратить этот журнал. — Вместо него явится альманах, дух коего останется тем же: остается лишь пожелать ему процветания.
— Один из последних номеров “Литературной газеты” обещает нам на новый год букет, ароматы которого ни разу не обманули нас за последние пять лет. Это альманах “Северные цветы”. — Талант издателей этого сборника, гг. Дельвига и Сомова, слишком известен, чтобы требовалось хвалить здесь его достоинство.
— Несколько человек видели в рукописи драму, извлеченную из “Юрия Милославского”, под тем же названием. Значит, не только в Париже романисты одалживают свое воображение авторам, трудящимся для сцены. — Сочинитель новой драмы — князь Александр Шаховской, давно уже работающий для русского репертуара. Однако пьесы его перестают нравиться публике: уже несколько лет репутация его падает, и едва ли он сможет поправить ее новым произведением, плоскость и затянутость коего победит талант лучших артистов.
[“Юрий Милославский, романтическое представление в пяти сутках, с драматическим эпилогом” А.А. Шаховского был представлен на Большом театре 13 октября 1830 г.]
— Г. Щастный, молодой поэт, перевел с польского языка романтическую трагедию “Отшельник” (“Mnih”), автор которой, г. Йозеф Кржаневский, хорошо известен в сарматской литературе. Мы пожелаем, чтобы появление этого сочинения на нашей сцене позволило нам увидеть в его энергичных ролях гг. Каратыгина и Брянского. Жаль лишь, что в нем нет роли для ученицы мль Марс, любезной г-жи Каратыгиной: в этой пьесе вовсе нет любви, точнее — она удалена за кулисы.
Герой этой драмы — Болеслав Храбрый, польский король, живший в ХI веке, в эпоху гражданских войн между феодальными владетелями России. — Мы слышали чтение нескольких отрывков этого перевода; строгая критика, возможно, нашла бы в нем недостатки, но они не повредили бы достоинству целого. — Самое прекрасное место — анафема римского легата: она просто великолепна.
[Автор трагедии “Mnih” — Юзеф Коженевский (1797—1863). В.Н. Щастный действительно закончил работу над переводом летом 1830 г. и в сентябре представил его в драматическую цензуру. В октябре было получено разрешение, но позже постановка была запрещена. Отрывки из перевода “Отшельника” Щастный напечатал в “Сев. цветах” на 1831 и 1832 гг.; отд. издание (Отшельник. Драм. поэма в 3-х д. Соч. Иосифа Корженевского. Перевел с польского размером подлинника Василий Щастный. СПб., 1832) вышло в конце 1831-го или в начале 1832 г. (рец. в “Северной пчеле” 16 янв. 1832 г.).]
Смесь. — Одна из здешних газет, “Северный Меркурий”, каждый день бросает нам перчатку, но такую грязную… Мы подобрали бы ее, если бы у нас были для того щипцы, достаточно длинные.
№ 78 (28 сентября)
Смесь. — Молодой русский критик, восхищенный талантом г. Дельвига, восклицает в порыве восторга: “…прелестный поэт сумел набросить на нагие плечи афинской музы душегрейку (sic) современных чувствительности и языка”. Пойми кто может!
(“Денница”)
[Имеется в виду выражение И.В. Киреевского: “…ее [музы Дельвига, воспитанной под теплым небом Аттики] нежная краса не вынесла бы холода мрачного Севера, если бы поэт не прикрыл ее нашею народною одеждою, если бы на ее классические формы он не набросил душегрейку новейшего уныния” — в статье “Обозрение русской словесности 1829 года” в альманахе “Денница” на 1830 г. (с. IX—LXXXIV). Выражение Киреевского вызвало град насмешек и пародий; сводку их см.: Пушкин в прижизненной критике. 1828—1830. СПб.: Пушкинский театральный центр, 2001. С. 488. Данный отклик “Le Furet” отмечен В.П. Гаевским в очерке “Дельвиг” (Современник. 1854. № 9).]
№ 81 (8 октября)
Эхо русской литературы
— Г. Волков, автор известной публике и высоко оцененной комедии нравов, несколько отрывков которой были напечатаны в одном из еженедельных листков, собирается выпустить в Москве комико-эпическую поэму “Аграфеноида”. Это произведение, исполненное ярких черт, отличается, как нас уверяли, портретами и характерами, писанными как будто пером Грибоедова и кистью Доу.
[Неясно, о каких сочинениях П.Г. Волкова идет речь. В 1831 г. он опубликовал в “Сев. Меркурии” отрывок из комедии “Ум не помога” — подражание “Горю от ума” А.С. Грибоедова.]
— Молодой поэт-музыкант, пылко увлеченный романтизмом, г. Трилунный, работает над переводом “Гяура” Байрона. — Стихи его, как и английского барда, вместе пылки, изящны и энергичны.
[Трилунный (псевдоним Д.Ю. Струйского) напечатал отрывки из “Гяура”: “Вступление” в “Галатее” (1829. Ч. 4) и “Бегство Гяура” (Там же. 1830. Ч. 18), а также отрывок из “Чайльд Гарольда” (Литературная газета. 1830. № 35. 20 июня). См. также его переложения поэм и отдельных мотивов Байрона — в неоконченных поэмах “Осада Миссолонги” (Галатея. 1829. Ч. 5, 7, 9, 10) и “Байронова урна” (Телескоп. 1832. Ч. 8; Молва. 1832. Ч. 4).]
Говоря о переводах, нельзя умолчать об имени Шишкова-младшего, который скоро опубликует сборник переводов из немецких трагиков. — Как можно видеть, задача была непроста и произведение важно. Желаем, чтобы публика ободрила труды переводчика.
[Избранный немецкий театр, пер. Александра Шишкова Второго. Т. 1. М.: Унив. тип., 1831.]
— С живейшим удовольствием обнаружили мы объявление о стихах Алипанова, простого сына природы, бородатого поэта, нигде не учившегося таланта, достойного соперника двух русских Блумфильдов, Слепушкина и Суханова. — Журналы уже опубликовали некоторые из его сочинений, которым можно сделать лишь один, вполне понятный, упрек в небрежении просодией и ритмом.
[Библиографическое прибавление к “Северной пчеле” № 6 называет “Стихотворения крестьянина Егора Алипанова” в числе книг, вышедших в сентябре, октябре и ноябре 1830 г. Роберт Блумфильд — англ. народный поэт (1766—1823).]
— Г. Орест Сомов собирается, как говорят, напечатать книгу, которая займет почетное место во всех библиотеках. — Это будут “Рассказы путешественника”, несколько отрывков из которых, помещенных в периодических изданиях, уже вызвали у нас большой интерес.
[Рассказы и повести, которые должны были войти в “Рассказы путешественника”, Сомов печатал в “Невском альманахе” на 1829 г., “Подснежнике” на 1830 г., “Литературной газете” в 1830 г., но отдельной книги так и не издал. См.: Матвеева Ю.А. Орест Михайлович Сомов — литературный критик. Научная биография. Дис. … канд. фил. наук. М., 2007.]
— Г. Петр Каратыгин, брат знаменитого актера, сам актер средней руки, но водевилист, исполненный истинной веселости, написал исполненную тонкого юмора национальную пьесу “Знакомые незнакомцы”. Водевиль представляли на русской сцене уже много раз, и зал был полон. Их Императорские Величества соизволили ободрить автора самым лестным образом. — В пьесе верно и тонко изображены интриги и дух наших журналистов. — Наш комик, г. Рязанцев, в некоторых ролях, кажется, превосходящий талантом французского актера Дюфура, изображает в ней журналиста, в котором публика узнала остроумного автора “Выжигина” — так похоже изобразил его артист. — Вы, может быть, подумаете, что сочинитель разгневался на шутку, которую принято считать в России оскорблением? Отнюдь нет. Как истинно умный человек, г. Булгарин отдал должное мимическому таланту актера и первый смеялся над его игрой. — Но оставим эту тему, чтобы сообщить читателям, что легкое и плодовитое перо г. Булгарина работает теперь над новым романом нравов, которому журналисты, опережающие писателя, обеспечивают заранее самый лестный успех, что бы ни говорил о нем некий листок, который уже утверждает, что роман отвратителен, хотя еще не знает из него ни одной страницы.
[Водевиль “Знакомые незнакомцы” был впервые представлен 12 февраля 1830 г. и произвел “решительный фурор. Все, конечно, поняли, что под именами Сарказмова и Баклушина должно разуметь Булгарина и Полевого, постоянно ругавших друг друга <…>. К тому же Рязанцев, игравший Сарказмова, вышел вылитым Булгариным” (Вольф А. Хроника Петербургских театров. СПб., 1877. Ч. 1. С. 22). В апреле 1830 г. “Северная пчела” писала: “…на нашей сцене весьма мало таких миленьких водевилей, и мы поздравляем молодого автора с полным успехом” (№ 47. 19 апреля).]
— Изрядное число литературных альманахов готовится к новому году: эти подарки просвещенная публика всегда принимает с благодарностью, и усердие сочинителей обеспечивает вкус нации.
№ 85 (22 октября)
Эхо русской литературы
— Господин Жуковский, этот несравненный поэт, которым в равной степени могут гордиться Россия и новая школа, преподнес г. Каратыгину свой перевод одной из самых прекрасных трагедий Шиллера, “Жанны д’Арк”, которая будет представлена в бенефис знаменитого русского актера. Давно уже все обладатели хорошего вкуса ждали появления этого произведения на нашей сцене, где, мы верим, она будет достойно представлена.
[Перевод трагедии Шиллера “Орлеанская дева” Жуковский закончил в 1821 г. Затруднения возникли уже при подаче текста в цензуру (сразу в общую и в театральную) в 1822 г. Текст был напечатан в первом томе изд. соч. Жуковского 1824 г., постановка же была запрещена; запрет восходил к Александру I (при этом в 1822 г. пьеса ставилась на петербургском имп. театре в прозаическом переводе Д.Е. Кашкина, под названием “Дева Орлеанская”). В 1830 г. о разрешении поставить пьесу в свой бенефис просила А.М. Каратыгина, но получила отказ (характерно, что пьеса представлялась на петербургском немецком театре). Полностью трагедия Шиллера в пер. Жуковского была поставлена только в 1884 г. (см.: Киселева Л. “Орлеанская дева” Жуковского как национальная трагедия // Toronto Slavic Quarterly. University of Toronto. Academic Electronic Journal in Slavic Studies. 2006. № 18 (http://www.utoronto.ca/tsq/18/kiseleva18.shtml).]
— Прелестная поэма г. Козлова, “Безумная”, появится в самом скором времени. — В ней сначала явится вам картина русской зимы; кибитка, запряженная тройкой ретивых коней, уносит путешественника по снежной глади. — Она проезжает мимо кладбища, и вдруг страшный крик пугает и останавливает лошадей. — Из-за обнаженных деревьев выбегает женщина и бросается перед кибиткой. — Она молода и прекрасна, но ее горящие глаза и растрепанные волосы красноречиво говорят о состоянии несчастной. “Вот он, вот он, это он! — восклицает она, обращаясь к путнику. — Потом, опомнившись: Ах! нет, это не изменник, — говорит она печально. — Ее расспрашивают, и она рассказывает о своих несчастьях. Речь ее как-то по-особому вдохновенна; это речь безумицы, но она торжественна, все в ней поэтично, все свыше человеческой природы. — История безумной коротка: она любила, а забравший ее нежность женился на другой. Наконец прибегает присматривающая за ней старуха и уводит ее с этого печального места. — Зима проходит, наступает весна, путешественник снова проезжает той же дорогой, мимо кладбища. Он вспоминает девушку, сошедшую с ума от любви; и вдруг его взору предстает стайка ребятишек, украшающих весенними цветами свежую могилу. — Он расспрашивает их. “Это могила несчастной, отвечает один из них, которая очень любила кого-то; она ждала его, ждала долго, и в конце концов умерла”. Сколько поэзии в этой мысли, сколько нежной и глубокой меланхолии в ее наивности!
[“Безумная. Русская повесть в стихах. Соч. Ивана Козлова” вышла в конце октября 1830 г. (рец. в “Северной пчеле” — № 131. 1 нояб.).]
— Интересная новость: Восьмая часть “Онегина”1 появится в альманахе “Северные цветы”. — Значит, этот литературный сборник будут ждать с особым нетерпением.
[“Литературная газета” опровергла это известие в № 64 (12 нояб.), уточняя, что издатель не знаком ни с кем из редакции “Le Furet”.]
— В нескольких номерах подряд “Сына Отечества” мы прочли прелестную повесть под названием “Испытание”, где характер молодой монастырки описан с не менее редким совершенством, что и “Вечер на Кавказских водах в 1824 году”, недавно появившийся в том же журнале. — Выражаем здесь общее желание, чтобы эти две вещи были изданы отдельно. — Думаем, что авторы, гг. Греч и Булгарин, не откажут в просьбе, которая не может не быть для них лестной.
[Повесть А. Бестужева “Испытание” была опубликована под псевдонимом А. Марлинский в № 29 “Сына Отечества” за 1830 г.]
[Подпись:] * * *
№ 86 (26 октября)
Смесь. — Господа Греч и Булгарин — издатели “Сына Отечества”, а не авторы двух сочинений, упомянутых в “Эхе русской литературы” в предыдущем номере нашего журнала.
№ 87 (29 октября)
Литературный набросок. (Россия) Крылов
Посетили ли вы последнюю выставку в Академии художеств и видели ли там бюст нашего Крылова? — Сходство поразительно; я не мог от него отойти. — Я любовался этим мягким, спокойным лицом, которое могло бы показаться бесстрастным, если бы легкая улыбка не придавала ему выражения доверительного, взвешенного и благосклонного, потому что ничто в этих чертах не выдает сатирика; заметны лишь тонкий ум и наблюдательность. — Читая Эзопа, вы почти видите перед собой философа-моралиста, озлобленного несовершенством человеческой природы. Если он улыбается, улыбка его горька; когда он повествует, соль его рассказа разъедает душу.
Г. Крылов вовсе не похож на Эзопа.
Вы знаете, что остроумная г-жа Саблиер говорила о французском добряке: “Мой кот, мой пес, мой Лафонтен”. Это стоит похвалы Шамфора. Разумеется, я не собираюсь вслед за сотней критиков расхваливать вам достоинства писателя, быть может самого оригинального, какой существовал на свете. Я хотел бы вернуться к своей теме, но позвольте лишь напомнить, что Лафонтен поставлял публике басни как клубничный куст клубнику, вишневое дерево вишни, финиковая пальма финики: таково было его естество. — Его собственный мир был некоей камерой-обскурой, магическим зеркалом, где вырисовывались, со всей игрой света и теней, малейшие предметы нашего мира, со всеми его низкими страстями и высокомерием, плохо скрытым самомнением, неосторожностями, глупым и претенциозным тщеславием, хамелеонской моралью и нравственностью на час, — и все это он воспроизводил словно не задумываясь, речью добродушной, ненавязчивой, которую невозможно изобрести и которую невозможно повторить — она рождается лишь один раз.
В нашем случае есть аналогия, но нет, однако, полного сходства.
Добродушие Крылова отнюдь не лишено критического намерения, которое и заставило меня увидеть в его улыбке доверительность и задумчивость. Прочтите русского баснописца, и на каждой странице вы обнаружите острый кинжал глубокой сатиры, который незаметно проникает в сердце и бьет по самому чувствительному месту. Сам того не желая, автор повсюду рисует ваш портрет: это вы; вы узнаете себя и уже готовы кричать об оскорблении личности, но ничего подобного нет; поэт просто подметил порок, общий всем.
Некоторые говорят, что басни Крылова — всего лишь притчи или развернутые эпиграммы. Они ошибаются. Это басни в самом полном значении этого слова, то есть маленькие драмы, мораль которых, прилагаемая к рассказу, рождается из целого. Драмы эти захватывают своего зрителя, или читателя, грациозной простотой и наивностью.
Посмотрите на г. Крылова в обществе. Его разговор являет типично русский ум, и иногда, слушая его всегда увлеченную речь, можно подумать, что он читает одну из своих басен, потому что немного найдется поэтов, вкладывающих больше естественности и живости в чтение своих произведений. Когда же он молчит, это почти столь же умно, потому что мы видим, как он размышляет, отыскивая черты, которые поразит смехом.
Г. Крылов не первым начал писать в России басни. До него их сочиняли Хемницер, Сумароков и Дмитриев, но он далеко превзошел их. — В самом деле, г. Крылов — единственный автор, формы творений которого часто напоминают беззаботность и неподражаемое добродушие французского Басенника.
[Маргерит Эссен Ла Саблиер (1636—1693) — писательница, хозяйка салона, покровительница Лафонтена, жила столетием раньше афориста Шамфора (1741—1794).
Крылов был наиболее известным во Франции русским писателем. Видное место ему уделял в своих статьях о русской литературе в “Revue Encyclopédique” секретарь журнала Эдм Эро. В 1825 г. вышло предпринятое Г.В. Орловым издание французских и итальянских переводов басен Крылова с предисловием П.Э. Лемонте.
П.А. Вяземский писал в “Старой записной книжке”: “Лафонтен, как полагают иные, создал слово басенник, который плодоносит баснями как яблоня — яблоками — fablier, qui porte des fables, comme un pommier des pommes. Основываясь на этом словопроизводстве, можно сказать о Хемницере или Крылове: он басення, от слова яблоня, а об ином: он баснина, от слова осина” (Вяземский П.А. Полн. собр. соч. СПб., 1883. Т. 8. С. 18).]
№ 90 (9 ноября)
Смесь — Мы рады приветствовать перевод молодого поэта как прелюдию к сильным и оригинальным творениям, и потому с удовольствием объявляем о переводе “Макбета” (Шекспира) г. Ротчевым. Нам неизвестно пока, будет ли этот шедевр английского трагика представлен на русской сцене, но перевод г. Ротчева отпечатан и уже вышел в свет.
[Макбет. Трагедия Шакспира. Из соч. Шиллера. Пер. А. Ротчева. СПб.: тип. Деп. нар. просв., 1830.]
— Опасайтесь вульгарного мнения, что грамматист знает только одни спряжения. Я тоже долго думал, как и все, что человек, проведший свою жизнь за перебором пословиц и сортировкой причастий, одним словом, грамматист — не способен рассуждать ни о чем ином, кроме происхождения корней или этимологии сложных слов. Оказывается — отнюдь нет. В Петербурге только что вышел критический и сентиментальный роман из-под пера грамматиста, которым больше всего одолжены русский язык и словесность. Если верить многим прекрасным читательницам, всегда способным судить об этом роде произведений, роман г. *** великолепен в полном смысле слова.
[См. ниже, № 95.]
— Г. Волков, о котором мы писали в нашем № 81, намеревается издавать журнал, посвященный иностранной литературе и искусствам. Талант этого поэта заставляет нас надеяться, что журнал его будет небезынтересен.
[“Журнал иностранной словесности и изящных художеств” издавал в 1831 г. в Петербурге П.Г. Волков, но вышло всего две книжки журнала и пять номеров еженедельного приложения к нему “Эхо. Журнал словесности и мод”. Цензурное дело о разрешении этих изданий см.: РГИА. Ф. 772. Оп. 1. Д. 278.]
— Г. Романович (переводчик сонетов Мицкевича), продолжая посвящать свои досуги полезным занятиям, скоро издаст перевод “Dzieje Polski” (“Истории Польши”) Лелевеля, знаменитого виленского профессора. Известно, что г. Лелевель, много лет занимающий пост ректора Виленского Императорского университета, приобрел заслуженный почет своими познаниями в истории.
[Эта заметка заключает обширный раздел “Смесь”, занимающий больше полосы. Подпись под последней заметкой — “Cte. T—ya” (“граф Т—я”).]
№ 95 (26 ноября)
Мы уже говорили о критическом и сентиментальном романе, принадлежащем перу человека ученого и умного (что, как мы знаем, не всегда соединяется в одном лице). — Роман, написанный в эпистолярной форме, только что вышел в свет, и сегодня мы можем назвать его автора: это г. Греч. Имя это, по нашему мнению, есть уже похвала, и сегодня мы не станем воздавать роману других похвал. — Название его — “Поездка в Германию”. — Он посвящен автору “Выжигина”, г. Ф. Булгарину.
[“Поездка в Германию. Роман в письмах, изд. Николаем Гречем” вышел в декабре 1830 г. (Библиогр. прибавление к “Северной пчеле” № 7, 1831).]
— Г. Федоров, известный множеством статей, помещенных в наших журналах, несколькими очень слабыми стихотворениями и одним очень достойным историческим романом, “Курбский”, работает теперь над сборником маленьких драматических пьес для любителей, то есть для домашней постановки. — Если судить по нескольким фрагментам, книга г. Федорова будет очаровательным подарком; впрочем, красиво отпечатанный томик с десятью изящными гравюрами всегда стоит своей цены. Цена тома г. Федорова составит 10 руб.
[Детский театр, или Собрание новых комедий, опер и драм для детей. Соч. Бориса Федорова. Ч. 1—2. СПб., 1830—1831.]
— Г. Розен, имя которого известно в русской литературе с хорошей стороны, завершил большую романтическую поэму, озаглавленную: “Рождение Иоанна Грозного”. Вы, наверное, знаете, что князь Василий II отослал добродетельную Саломнию [правильно — Соломонию], прожив с нею двадцать лет, и женился на прекрасной польке Елене Глинской. — Саломния приняла постриг, но родила дитя, которое у нее похитили и представили князю как сына его новой супруги. Вот те события, над описанием которых трудился поэт, и мы думаем, что при его таланте он сумел воспользоваться ими самым выгодным образом.
[“Северная пчела” сообщала о выходе поэмы Е.Ф. Розена 18 ноября 1830 г. (№ 138).]
— Г. Галич, профессор С.-Петербургского университета, опубликовал произведение, весьма полезное для русского юношества. Это трактат по теории современного красноречия, — выжимки из лучших немецких авторов.
[Теория красноречия для всех родов прозаических сочинений, извлеченная из немецкой Библиотеки словесных наук А. Галичем. СПб., при Имп. Акад. наук, 1830.]
— С величайшим удовольствием мы объявляем о появлении “Истории Малороссии” г. Бантыша-Каменского. — Это произведение, помимо занимательности самого предмета, способно понравиться также живыми описаниями нравов и обычаев Украины. — Оно украшено портретами, видами и литографированными костюмами.
[[Бантыш-Каменский Д.Н.] История Малой России. Ч. 1—3. М., 1830.]
— Что бы ни писал некий педантичный листок, прелестный роман-пословица г. Масальского произвел сенсацию в литературном мире. Название его известно: “Терпи, казак, атаманом будешь”. Три издания за год — вот что лучше прочего говорит в пользу книги. Добавим, что многие литературные знаменитости высказались в пользу сочинения г. Масальского.
[Стихотворная повесть К.П. Масальского “Терпи, казак, атаманом будешь” вышла в середине 1829 г.; к октябрю 1830 г. появилось 3-е издание. “Педантичный листок” — “Литературная газета” (1830. 25 июня. Статья П.А. Вяземского). Этот пассаж “Le Furet” почти повторяет заметку в “Северной пчеле” от 30 октября (№ 130): “Третье издание повести г. Масальского <…> вышло и продается <…> Несколько журналов отозвалось о повести г. Масальского с похвалою; одна “Литературная газета” сочла долгом изречь ей смертный приговор”.]
№ 98 (7 декабря)
Литературные наброски (Россия). Г. Николай Греч
Журналист, грамматик, ученый филолог, а с недавнего времени и романист, обладающий правдивым талантом, г. Греч — один из тех людей в России, которые заслуживают внимания литературной публики своим тонким умом, писательской одаренностью и эрудицией, столь же глубокой, сколь разнообразной.
Русский язык знал уже богатую и смелую поэзию и, следуя в этом судьбе всех языков, выражал возвышенными стихами чувства поэтов, но не имел еще ни правил, ни грамматики. Г. Греч предпринял огромный труд, подвергнув его аналитическому разбору, в то самое время, как великий писатель, г. Карамзин, придал прозе меру своего гения. — Грамматика г. Греча известна. Тонкий критик, он направлял наших юных писателей на трудном и скользком пути словесности. Советы его пошли на пользу всем, и большая часть их до сих пор хранит чувство благодарности.
В 1812 г. он стал журналистом, начав издавать “Сын Отечества”, название которого точно выражало дух этого листка, который если и был поначалу чрезмерно экзальтированным, но затем стал умереннее, и патриотизм его был тем полезнее, чем сделался более взвешенным. — Однако в то время, навсегда памятное в истории нашего отечества, г. Греч как журналист исполнил свой долг гражданина; потому что не только те, кто действовал ружьем и саблей, были полезны своей стране; перо честного человека, как и солдатский штык, могут защищать отчизну и государя. — С тех пор, всегда идя в ногу с веком, г. Греч продолжал распространять в России полезные истины и достойные мысли.
Набрасывая литературный портрет г. Греча, мы должны пробежать взором всю нашу эпоху молодой словесности с ее блестящими надеждами. — Первыми приходят на ум гг. Жуковский, Батюшков, Пушкин; прежде них — важный историк Карамзин, затем распространение периодических сочинений, и повсюду литературное движение, обязанное славному покровительству Августейшей Семьи. — Дальше увидим первые удачи нашего театра, воплощенные силами талантливых артистов: г-жи Семеновой, Яковлева и Каратыгина. — Потом появление романа нравов и исторического романа, гг. Булгарина и Загоскина; затем восприятие нашими молодыми сочинителями драматических доктрин В. Гюго, Шекспира, Шиллера и Гёте.
И среди всего этого движения г. Греч продолжает свою деятельность. Он поддерживает борьбу против дурного вкуса, поражает ошибки, выводит на свет древние богатства нашей словесности, своими блестящими трудами заставляет русских полюбить их гармоничный и богатый язык, помогает нашей новой школе своими мудрыми критическими советами, содействуя ее успеху и направляя ее к новым достижениям. То журналист-гражданин, то просвещенный критик, он равно деятелен на обоих поприщах.
Сегодня он явился романистом. — Этот человек, так давно занятый самой сухой областью словесности, филологией, вдруг предался нежной и грациозной игре воображения, и его перо рисует нам роман нравов, свежие и трогательные картины частной жизни, списанные почти с натуры [сноска: “Поездка в Германию”. Скоро мы познакомим читателей с отрывком из этого романа]. Мысли сильные или трогающие вас до слез перемешаны тут с комическими сценами, заставляющими рассмеяться, и повсюду лица, которых вы встречали, которых где-то видели; а вот и вы сами, в ловко набросанной карикатуре, и вы опять улыбаетесь сходству рисунка, потому что если он и не всегда льстит, то всегда тонок, всегда сделан с умом.
Особенно правдиво представлена петербургская немецкая община, показанная в мельчайших деталях, списанная с натуры. — Это они, эти храбрые люди с их простодушием, восторженностью, с их космополитизмом, их любовью к спокойной жизни, страстью к музыке, наконец, с трубками, хорошим кофе, bier-soup’ом, любовью к мечтательной поэзии.
Затем — дом вельможи, департамент, провинциалы, приехавшие в столицу, бал мещанина во дворянстве, еще и еще картины, характеры, портреты, и все трепещут красками, действием, жизнью.
Все это захватывает, и, начав книгу, вы не можете оторваться. Кажется, вы слушаете рассказ автора; потому что этот ученый филолог, этот острый журналист, этот человек-эпоха в русской словесности — еще один из самых талантливых рассказчиков нашего времени.
В. Б—ефф
№ 99 (10 декабря)
Эхо русской литературы
Новые периодические издания
“Furet” никогда ни с кем не воевал: это его кредо: мы доказали это ясно и искренне. — Эпиграмма против какой-нибудь газеты или неудачно сыгравшего артиста не доказывает еще враждебности к этому артисту или к этой газете, потому что на следующий день, не обращая внимания на их обиды, “Furet” расточает им похвалы, если они их заслуживают. Потому что он всегда полагал, что публичный листок должен быть выше мелкой неприязни, глупой зависти, низких и мелочных насмешек: позволена только одна страсть — к общественному благу. В остальном он должен беспристрастно исполнять свой долг, не останавливаемый ни критикой, ни аплодисментами… — Сказав так, мы продолжаем.
“Северный Меркурий”, газета, издаваемая г. Бестужевым-Рюминым и несколькими молодыми литераторами, принадлежащими к славнейшим российским фамилиям, продолжит выходить в 1831 году (читатель поймет смысл нашей преамбулы). Он будет выходить три раза в неделю, как теперь, но тетрадями по 2 печатных листа, и время от времени будет выдавать гравюры мод. — При этом, несмотря на названные улучшения, цена подписки увеличится лишь на 5 руб. Мы не сомневаемся, что для усовершенствования издания своей газеты гг. издатели “Меркурия” самым тщательным образом позаботятся о том, чтобы исключить из него статьи, в которых едкая и злопыхательская критика выходит за рамки хорошего тона и литературных приличий; это главный недостаток, который вызывал иногда наши эпиграммы.
[Основными помощниками издателя “Северного Меркурия” были А.Н. Глебов и Н.А. Татищев.]
— Назвав нашу рубрику “Эхо”, мы не можем замалчивать литературные слухи. Говорят, что г. Никонов собирается выпустить книгу, из которой периодические издания уже напечатали несколько отрывков. Это будут “Рассказы Двинянина”. — Хотелось бы, чтобы г. Никонов писал менее витиевато и показал характер более определенный; неумеренное нагромождение картин или подражание повестям Карамзина не стяжает ему репутации оригинального писателя.
[Сборник повестей В.Я. Никонова “Рассказы Двинянина” вышел раньше, в 1827 г.: Рассказы Двинянина, или Отрывки из записок путешественника. Соч. Валерияна Никонова. Кн. 1. СПб., 1827. В 1830 г. с подзаголовком “Из рассказов Двинянина” в “Северном Меркурии” был напечатан рассказ Никонова “Несчастная Лиза” (20—22 авг.).]
— Недавно мы сообщили, что г. Волков будет выпускать журнал, посвященный изящным искусствам; но мы не сказали, что он будет печатать также и чисто литературный листок, под названием “Эхо”.
— Еще один журнал, “Санкт-Петербургский вестник”. — Он будет издаваться г. Егором Аладьиным, редактором “Невского альманаха”. — Желаем новому предприятию удачи; но умоляем, пусть он сделает журнал поострее; главное, чтобы не давила на нас тяжкая ноша немецкой учености, которую так уважал известный догматический листок. — “Петербургский вестник” будет выходить дважды в неделю, брошюрами по два печатных листа.
[“Санкт-Петербургский вестник. Журнал словесности, театра, новостей и музыки на 1831 год, издаваемый Егором Аладьиным” выходил в 1831 г., два раза в неделю; вышло 48 номеров. Под “догматическим листком”, по всей вероятности, подразумевается “Литературная газета”, которую “Le Furet” неоднократно обвинял в скучности.]
— “Эрнани”, который скоро будет представлен на русской сцене, печатается ныне в типографии г. Крайя.
— Роскошное издание под названием “Гирланда” готовится на будущий год. Мы будем обязаны им обществу отличных литераторов. Редакторы журнала дают самые заманчивые обещания и, надеемся, сдержат их, ибо многого можно ожидать от тех, кто уже доказал свой ум и таланты.
[Журнал “Гирланда” выходил с марта 1831 (ценз. разр. первого номера 24 фев. 1831 г.) по март 1832 г. В статье “Мое знакомство с А.Ф. Воейковым…” Бурнашев утверждал, что Бестужев-Рюмин только числился официальным редактором журнала, который на самом деле издавался Н.А. Татищевым (РВ. 1871. № 10. С. 618). Бурнашев был регулярным сотрудником журнала (до ноября 1831 г.), печатая отклики на спектакли французского театра (часто весьма нелицеприятные; см. во вступ. статье) и рецензии на новые книги.]
— Петербургу недоставало листка, посвященного детям: г. Федоров взялся восполнить этот пробел. Он будет издавать ежемесячно по две маленьких брошюры, где юные подписчики найдут чтение, которое заинтересует их, принося вместе с тем пользу их уму и сердцу. Тщательно выполненные гравюры будут не последним украшением этого детского издания.
[Имеется в виду “Новая детская библиотека, издаваемая Борисом Федоровым”. Это издание выходило ежемесячно в 1827—1829 гг. и два раза в месяц в 1831-м.]
№ 103 (24 декабря)
Без названия
Всегда свойственная нам откровенность не позволяет даже притворной скромности; вот почему редактор “Furet” признательно принимает, с гордо поднятой головой, почетный эпитет, каким удостоил его “Северный Меркурий” в своем 144-м № [сноска: Говоря о подписке, о которой мы сообщали недавно нашим читателям, — “честь и хвала благородному иностранцу”, пишет этот листок, и проч.]; — потому что его действия, его мысли и его писания носят на себе печать чести. Вот почему с болью и горечью узнали мы на этих днях, что все это пытаются опорочить; чего же стоит тогда, Боже мой, репутация журналиста!
Чтобы исказить смысл одной фразы, достаточно одного неразумного или злобного читателя. Сформированная таким образом идея кочует из уст в уста, искажается совершенно и вызывает повсюду несправедливые суждения людей, которые повторяют эхо клеветы.
Господа, критикуйте, если это доставляет вам удовольствие, легкий листок, который знает, конечно, что всякое печатное слово
“Есть прирожденный раб того, кто его купил…”.
Он не требует снисхождения; трактуйте же о нем по заслугам, без лицеприятия. Но выворачивать наизнанку самые простые слова, чтобы выискать скрытые намерения; но отравлять самую невинную мысль, вливать яд в самые ясные смыслы!.. Это не называется критикою…
И однако, вот к чему нас вынуждают, если верить слухам, которые осаждают нас со всех сторон. — Это постоянные обвинения — и в то же время такие неопределенные, что их невозможно ухватить; как навязчивый ночной кошмар, она повсюду — и нигде: на что отвечать? кому? где, и как объясняться? ни один факт не означен явственно, потому что это и невозможно. Это какие-то обрывки совершенно искаженных фраз, неясные перифразы, дурно истолкованные метафоры, — и у каждого они свои, каждый бросает нам походя призрак обвинения: это что-то нереальное и неуловимое, но преследующее нас повсюду, окружающее нас тысячью невидимых рук, угрожающее тысячью криков…
Мы взываем к вашей совести, читатели: будьте строги, но справедливы; о, будьте справедливы, как тот, к могуществу которого все в этой империи устремляет свои взоры с любовью и благоговением; и, если бы у нас не было счастливой надежды, что Он благоволит иногда бросить взгляд на этот скромный листок — о! уже давно редактор оставил бы свое предприятие. Но если вы знаете, какова сила чистой души, которая говорит себе: августейший и великодушный Владыка воздает каждому по справедливости! — О, тогда все прочее исчезает.
[В конце декабря 1830 г. происходила переписка цензурного начальства о запрете “Le Furet” печатать статьи о театре. Вероятно, сведения о готовящихся репрессиях доходили до издателя.]
№ 104 (28 декабря)
Эхо русской литературы
— “Телескоп” — новый журнал, который будет издаваться в Москве ученым филологом г. Николаем Надеждиным; это издание, посвященное литературе, наукам, изящным искусствам и нравам, будет выходить дважды в месяц с еженедельным приложением “Молва”, которое займется новостями, городскими слухами и модами. — Нет сомнения, что это приложение вступит в соперничество с другими листками того же рода, которые не замедлят появиться в Петербурге. Остается пожелать, чтобы это соперничество было полезно журналам и занимательно для публики.
— В нашем распоряжении объявление гг. Олина и Никонова, которые собираются издавать новый листок, посвященный литературе, нравам и модам, под названием “Колокольчик”. Г. Олин, редактировавший “Карманную книжку [для любителей русской старины и словесности]”, журнал, не лишенный остроумия, дает нам свое честное слово, что запоздавшие номера этого последнего издания будут доставлены подписчикам. Мы верим г. Олину; но он отчего-то добавляет, что состояние г. Никонова, также известное публике, должно вполне ее успокоить, и проч. — Нам кажется, что честного слова вполне достаточно, при чем же здесь имущество г. Никонова?
— Г. Масальский, о котором нам уже доводилось писать, сочинил прелестную драму для детей под названием “Сирота”. — На днях мы видели ее в исполнении совсем юных актеров, которые прекрасно передали нежные чувства автора. Мы с удовольствием отмечаем, что уважаемые литераторы не оставляют своим вниманием юное поколение, полное надежд. Трудиться для детей — это готовить будущее отечества. — Хвала г. Масальскому!
[“Сирота. Драма для детей. Соч. К. Масальского” вышла в декабре 1830 г. (Библиогр. прибавление к “Северной пчеле” № 7).]
— Говоря в нашем № 99, что С.-Петербургу недостает листка, посвященного детям, и что г. Федоров собирается восполнить этот пробел, мы не знали о существовании журнала, который выходит в столице с 1829 года по субботам под названием “Детский драматический вестник”, и каждая книжка которого содержит небольшую пьесу. — Чтобы передать дух этого издания, лучше всего будет привести слова “Северной пчелы”: “Вот столь же приятный, сколь полезный подарок для детей. Литераторы, известные как своим умом, так и просвещенностью, как доказывает стиль и содержание этого сборника, пожелали, публикуя его, доставить детям чтение вместе легкое и полезное, в том возрасте, когда зарождаются самые благородные ростки ума и сердца, и когда каждое слово оставляет в памяти неизгладимый отпечаток. Как не ободрить столь похвальное начинание, и проч.”.
Е.В. императрица Александра Федоровна, чье августейшее покровительство простирается над всеми полезными предприятиями, соизволила принять первый том “Драматического вестника” и выразила сочинителю свое высочайшее благоволение.
Чтобы придать этому журналу разнообразия, издатель теперь прилагает к нему дополнение “Новый Ментор”, который будет содержать рассказы, диалоги, стихи и проч.
Мы не будем распространяться о типографском исполнении журнала, красоте литер и всех достоинствах, каких требует данный род сочинений; издатель ничего не упустил из виду; поэтому и мы не опасаемся восполнить невольный пробел, живо рекомендуя его отцам русских семейств.
[“Детский драматический вестник” выходил еженедельно; в 1829 г. вышли части 1—8, в 1830-м — части 9—12. Цитируемую публикацию “Северной пчелы” нам выявить не удалось, приводим в обратном переводе.]
— “Гирланда”, которую мы объявили в нашем предыдущем “Эхе” и которую многие петербургские модницы ожидают с нетерпением, выйдет в свет лишь 1 марта. Задержка этого еженедельного листка, который будет издаваться со всей возможной роскошью, вызвана тяжелым недугом редактора. — Говоря о материальной роскоши, мы полагаем, что уже дали читателям понять, сколь многого надо ожидать с точки зрения остроумия.
— Если множество новых журналов рождаются на литературном горизонте, то многие и гаснут. — Например, в Петербурге прекратят выходить: “Отечественные записки”, 11 лет издававшиеся г. П. Свиньиным, и “Славянин”, 2 года издававшийся г. Воейковым. — В Москве — “Галатея”, журнал мод г. Раича. — “Московский вестник”, талант редактора которого, г. Погодина, поддерживал интерес к нему читающей публики в течение четырех лет; “Атеней”, проживший два года, под редакцией г. Павлова, и наконец, “Вестник Европы”, который умирает от старости, завершив 25-летнюю карьеру. — Этот журнал прошел все возрасты человеческой жизни. Редактируемый сначала гг. Карамзиным, Жуковским и Владимиром Измайловым, он переживал период свежести и силы, а затем стал слабеть, поддерживаемый руками слишком ученого г. Каченовского, и, наконец, испускает дух как простой смертный 31 декабря в год 1830 от рождества Христова… Все проходит — люди, века, журналы.
— Вероятно, ободренный примером своего товарища Петра Каратыгина, г. Григорьев, молодой русский актер, написал национальный водевиль “Музыкант и актер”. Несмотря на посредственный интерес сюжета, в пьесе довольно остроумия, соли и удачных выражений. — Пусть не отчаивается автор, его новые сочинения будут, возможно, более оригинальны.
[Водевиль П.И. Григорьева “Актер и музыкант, или Любовь всему научит” был впервые поставлен в Петербурге 19 декабря 1830 г.]
— Любителям русского театра мы можем объявить о предстоящем представлении “Горя от ума”, оригинального произведения, из которого до сих пор известны лишь отдельные сцены. Спектакль состоится в бенефис актера Брянского. (Городской слух)
[См. выше примеч. к № 70.]
— Знаменитый роман-трагедия, “Борис Годунов” Александра Пушкина, только что вышел в свет, вместе с целой толпой альманахов, среди которых мы отметили в первую очередь “Альциону” и “Северные цветы”. Подробности — в одном из следующих номеров.
________________________________________________
1) Поэма г. А. Пушкина, в роде “Чайльд Гарольда”. (Примеч. изд.)