Опубликовано в журнале НЛО, номер 3, 2007
Эта подборка материалов призвана решить две задачи: показать сходства и отличия современной украинской литературной (и, шире, культурной) ситуации от соответствующей ситуации в России и проанализировать сосуществовование двух литератур — украино- и русскоязычной — собственно в Украине. Причины того, почему такое исследование необходимо именно сейчас, — в равной степени общественные и эстетические. Общественные — очевидны, но эстетические не менее важны. Украинская и российская литературы могут быть сопоставлены как два равноправных “поля” (по Бурдьё) — что позволяет избежать доминирования двух методологий, популярных ныне при исследованиях украино-российского политического и общественного взаимодействия: постколониальных исследований (продуктивной, но недостаточной) и геополитической конспирологии (на наш взгляд, совершенно непродуктивной).
По справедливому замечанию Андрея Зорина, “в сознании современного россиянина Украина все отчетливее занимает некогда отведенное Польше место неверного брата, променявшего славянское первородство на западную похлебку. К чему привела такая модель в отношениях России и Польши, общеизвестно”1. Многие российские СМИ сообщают о политической и общественной ситуации в Украине в насмешливом или осуждающем тоне, однако в либеральных кругах активность, проявленная украинскими избирателями в 2004—2007 годах, и готовность политических элит пусть к мучительному, но компромиссу (в ситуации кризиса 2007 года) рассматриваются как свидетельства того, что в постсоветском обществе возможен демократический политический процесс. В то же время большинство современных россиян, по сути, отказываются признать Украину самостоятельным, отдельным от России государством: “…на вопрос “Считаете ли вы Украину заграницей?” 40% [респондентов социологических опросов] отвечают “да”, а 57% — “нет”. На вопрос “Считаете ли вы украинцев особым народом или это тот же народ, что и русские?”, 77% ответили — это один народ. И только 20% считают, что украинцы — особый народ”2. Такое стихийное восприятие соседней страны как “отколовшейся провинции” приводит к распространению в массмедиа и общественном сознании упрощенных объяснительных схем, сводящих проблемы взаимодействия двух стран и культур исключительно к политическим или, что еще хуже, к историко-этнографическим факторам (в духе того, что на востоке Украины преобладает пророссийски настроенное население, а на западе страны — настроенное прозападно).
Мифологизация проблем российско-украинских отношений закономерно привела к тому, что российские эксперты и аналитики гораздо активнее, чем раньше, обратились к сопоставлению украинского и российского обществ — социологическому, историческому и политологическому. Первые итоги нынешнего этапа исследований собраны в специальном выпуске журнала “Отечественные записки” — “В украинских координатах”3. Однако эта работа должна быть дополнена сравнительно-культурными исследованиями — в частности, показывающими различия и сходства современных литератур Украины и России.
Одна из главных ее целей — показать, что сама украинская литература по своему составу неоднородна. Как минимум она “федеративна”, так как состоит из двух больших литератур — украино- и русскоязычной4, причем эта “федеративность” не связана напрямую с различиями между западом и востоком Украины: важнейшие для украиноязычной литературы авторы могут жить на востоке страны, а значительные авторы, пишущие по-русски, — на западе. Более того, и русская литература Украины состоит словно бы из нескольких “сублитератур”, поддерживающих разного типа взаимодействия с украиноязычной и с российской литературами: одни авторы ориентируются на стилистику европейского постмодернизма, другие — неподцензурной традиционалистской поэзии 1970-х годов, третьи — “деревенской” прозы…5 Каждый автор включен сразу в несколько контекстов, как литературных, так и внелитературных: те, кто пишет по-русски, в быту сталкиваются с украиноязычными документами, участвуют в бытовых разговорах на украинском языке или “суржике” и т.п. “Единицей измерения” русско-украинских литературных связей становится прежде всего отдельный автор, и уж только потом — литературная группа, периодическое издание и т.п. Очень полезным здесь оказывается введенное Лораном Тевено понятие “режима вовлеченности”6: разные режимы связывают того или иного автора с разными литературными и нелитературными общностями. Вопрос о том, является ли русскоязычная литература Украины самостоятельной или это часть русской литературы “вообще”, при этом оказывается риторическим: ни единой украинской литературы, ни единой русской не существует, скорее можно говорить о сложноустроенных полях. Задача статей, опубликованных в этом блоке, — показать разнообразие режимов вовлеченности, действующих в этих полях.
Литературный аспект украинско-российского взаимодействия особенно ясно показывает, что споры об Украине в России — это, по сути, споры о месте двух обществ в Европе. Культурно-политические дискуссии о месте русского языка в Украине также в качестве важнейшего компонента содержат неявный вопрос: что значит быть европейской страной в современном мире — должна ли она быть просто политически “прозападной” или еще и культурно открытой? Так или иначе все эти обсуждения отсылают к представлению о Европе как о пространстве, если пользоваться терминологией Юргена Хабермаса, “вовлечения Другого”7, то есть включения в культурный диалог другого в его инакости — в частности, в его иноязычии. Обе литературы — украинская и русская — формировались в европейском контексте, поэтому именно сравнительно-литературоведческое исследование позволяет осуществить выход за пределы проблематики “империя — бывшая колония” — постколониальной модели, распространенной в нынешней Украине. Кроме того, сравнительно-литературное исследование позволяет изучать сдвиги политического сознания на “микроуровне” (что и делает один из авторов этого блока — Александр Дмитриев), не прибегая к конспирологическим объяснениям, при которых общественные процессы воспринимаются только через призму действий правящих элит, действия элит описываются как прямое следствие “политических технологий” или указаний их лидеров, а поведение лидеров — как результат давления “сверхдержав”.
В качестве теоретического введения к этой подборке публикуется статья итальянского филолога и искусствоведа Михаэлы Бёмиг о том, почему восточноевропейские культуры — в частности, восточнославянские (русская, украинская, белорусская) — могут быть включены в общеевропейский культурный канон и что означает этот канон для формирующегося ныне европейского самосознания. Обширная работа Ростислава Мельникова и Юрия Цаплина представляет обзор литературной жизни современного Харькова: она написана в соавторстве русским (Цаплин) и украинским (Мельников) поэтами8. Харьков является важнейшим для понимания исследуемого нами феномена “двусоставной” литературы локусом — потому, что именно в этом городе двуязычие украинской литературы проявилось наиболее резко и принесло, пожалуй, самые впечатляющие плоды: там работают известные украиноязычные и русскоязычные авторы (Сергий Жадан, среди прочего, много переводивший современных российских и белорусских поэтов, Игорь Бондарь-Терещенко и, например, Анастасия Афанасьева, получившая в 2007 году “Русскую премию”9 за достижения русской литературы за пределами России), во многом определяющие лицо украинской литературы сегодня. Александр Дмитриев в своей статье рассматривает развитие исторического сознания в поэзии и прозе Сергия Жадана как свидетельство различий между авторами “поколения 90-х” в Украине и соответствующей ему общности в России. Другим предметом его исследования становится возникающий в произведениях Жадана проект осмысления украинской культуры как европейской10. Дмитрий Кузьмин представляет переводы украинских поэтов младшего поколения (дебютанты 2000-х годов), а в предисловии к этой подборке дает сопоставительный анализ эволюции молодой поэзии Украины и России при переходе от эпохи 1990-х к эпохе 2000-х.
Публикуемые здесь статьи и материалы, как мы надеемся, позволяют понять актуальную украинскую культуру не как абстрактного “Другого” по отношению к российской — со знаком плюс или минус, в зависимости от убеждений говорящего, — а как многосоставное поле, соединенное множеством аналогий, притяжений и отталкиваний с другим, столь же многосоставным полем — культурой современной России.
И.К.
______________________________________________
1) Зорин А. За что мы не любим Украину // Коммерсантъ. 2006. 12 января. С. 8.
2) Реплика Б. Дубина на “круглом столе”: Как нам быть с Россией (Киев, 2 февраля 2007 г.) // Отечественные записки. 2007. № 1 (34). С. 26.
3) 2007. № 1 (34). Правда, за десять лет до этого учеными двух стран был подготовлен содержательный сборник: Украина и Россия: общества и государства / Сост. и ред. Д.М. Фурман. М.: Права человека, 1997.
4) А также крымско-татарской и некоторых других, но их рассмотрение выходит за рамки этой подборки.
5) Несколько таких “сублитератур” описаны в публикуемой ниже статье Р. Мельникова и Ю. Цаплина на примере литературной жизни Харькова.
6) Тевено Л. Креативные конфигурации в социальных науках и фигурации социальной общности / Пер. с фр. О. Ковеневой // НЛО. 2006. № 77. С. 299—303.
7) Русский перевод: Хабермас Ю. Вовлечение Другого. Очерки политической теории / Пер. с нем. Ю. Медведева. СПб.: Наука, 2001.
8 ) В статье по понятным причинам отсутствуют справки об их творчестве, — стоит заметить, что и Цаплин, и Мельников принадлежат к ключевым авторам харьковской литературной сцены (Мельников публикует стихи под фамилией Мельникiв, Цаплин много публиковался как прозаик и является главным редактором литературного журнала “їоюз Писателей”).
9) В номинации “Поэзия”.
10) Заметим, что таких проектов в настоящий момент несколько, и они находятся в сложных отношениях между собой: для того чтобы увидеть различия, достаточно сравнить проекты, например, Жадана, реконструированный в этой статье, и Оксаны Забужко, насколько о нем можно судить по ее прозе и публицистике.