Опубликовано в журнале НЛО, номер 6, 2006
Сюжеты, связанные с историей гуманитарного знания, постоянно присутствуют в тех или иных формах на страницах “НЛО” начиная с первых номеров журнала. Однако вплоть до последнего времени эта проблематика затрагивалась журналом по преимуществу в прикладном модусе: в виде частных (пусть и пространных) экскурсов, посвященных отдельной фигуре, эпизоду или научному движению, рассматриваемым “в себе” и “ради них самих”1. Это относилось и к филологии: проблематика истории филологии была представлена либо в форме подобных разрозненных экскурсов, либо (гораздо реже) в отвлеченно-теоретическом ключе2. При этом в центре внимания почти неизменно находилась отечественная филология (то есть главным образом русистика).
Год назад журнал перешел к более систематическому и рефлексивному рассмотрению проблем истории филологии. Опубликованная в 75-м номере “НЛО” подборка “Изобретение традиции: филологическая родословная как проблема и проект” открыла постоянную серию тематических досье, посвященных истории филологии. Публикуемый ниже блок материалов относится к этой серии; к ней примыкают также подборки, посвященные изобретению советской традиции (НЛО. № 78) и самоопределению гуманитария (НЛО. № 81). История филологии будет и впредь находиться в центре внимания журнала. Это связано с тем, что ныне, как уже отмечалось в “НЛО”, “история филологии начинает играть важнейшую идентификационную роль как для дисциплины в целом, так и <…> для реализации индивидуальных исследовательских стратегий”3.
В названии “История филологических практик” значимо, во-первых, множественное число предмета рассмотрения. Программным для нашего журнала является отказ от постулирования какой бы то ни было унитарной “филологической традиции”: такая унитарная традиция может быть лишь сугубо фиктивным конструктом, блокирующим рефлексию, зато удобным для нужд квазирелигиозного поклонения, а главное – для борьбы с научным инакомыслием. Подобные “интегралистские” построения не только привычны для отечественного мышления о литературе4, но и широко внедряются в общественное сознание сегодняшним дискурсом политико-идеологической консолидации – однако к свободному исследованию все это не имеет никакого отношения. В реальной истории мы имеем дело со множественностью подходов к филологии, несводимых друг к другу, а то и соперничающих друг с другом: см. об этом, в частности, раздел “Разные смыслы одного слова” в публикуемой ниже статье М. Эспаня.
Значимым является, далее, само слово “практика”. Оно указывает на то, что в центре внимания настоящей подборки будет находиться не история идей и не история самоописаний, а история социокультурных актуализаций филологии. Это история способов делания и способов использования: “histoire des usages”, как обозначает это на французском М. Эспань. Пафос этого подхода хорошо выражен в словах другого автора нашей подборки, Энтони Графтона, сказанных им в одном из интервью: “What really interests me is how people do things” — “Главное, что меня интересует, — это как люди делают свое дело”5. История того, как филологи занимаются своим делом, неизбежно оказывается сплетена с историей социума, и в частности с социальной историей самих филологов. Написание подобной истории, разумеется, требует радикально внешнего взгляда на предмет: такая “вненаходимость” лежит в основе всех трех статей, публикуемых ниже. Характеристика “внешний” употреблена здесь не в пейоративном смысле (как синоним отчуждающего или нивелирующего рассмотрения свысока), а в значении сознательной “перпендикулярности” избранного угла зрения относительно внутрипредметных дисциплинарно-историографических перспектив с их неизбежно партикулярной телеологией и упорядочивающей переакцентировкой прошлого “своей” отрасли знания6.
Автор первой статьи, Мишель Эспань (род. в 1952 г.) — крупнейший французский специалист по истории гуманитарных наук в XIX веке и по истории франко-немецких интеллектуальных связей. М. Эспань – ведущий научный сотрудник французского Национального центра научных исследований (CNRS), руководитель сектора “Межкультурные переносы” (“Transferts culturels”) в исследовательском отделе CNRS “Германские страны”, директор журнала “Revue germanique internationale”. Из многочисленных работ М. Эспаня выделим монографии “Росчерки пера: конструирование пантеизма в рабочих записях Гейне” (“Federstriche: Die Konstruktion des Pantheismus in Heines Arbeitshandsschriften”, 1991), “Парадигма чужестранности: кафедры иностранной литературы в XIX веке” (“Le paradigme de l’étranger: les chaires de littérature étrangère au XIXe siècle”, 1993), “Íемецкий плавильный котел: Межкультурная история Саксонии, XVIII—XIX века” (“Le creuset allemand: Histoire interculturelle de la Saxe, XVIIIe—XIXe siècle”, 2000), “По эту сторону Рейна: Германия в представлении французских философов XIX века” (“En deçà du Rhin: L’Allemagne des philosophes français au XIXe siècle”, 2004), ñборник статей “От архива к тексту: исследования по генетической истории” (“De l’archive au texte: Recherches d’ histoire génétique”, 1998). ×резвычайно важна также роль М. Эспаня как координатора исследований по истории филологии: он являлся (совместно с Михаэлем Вернером) соредактором серии научных сборников “Филологики” (“Philologiques”, vol. 1—3, 1990, 1991, 1995), выведших исследования по истории филологии на авансцену французской научной жизни.
Статья М. Эспаня, написанная специально для “НЛО”, служит своего рода манифестом “внешней истории филологии” и одновременно дает обзор сегодняшнего состояния исследований, связанных с данным подходом. Мы выражаем Мишелю Эспаню глубокую благодарность за сотрудничество с нашим журналом.
Вслед за статьей М. Эспаня в нашей подборке идут две работы, посвященные одному и тому же центральному эпизоду истории филологических практик: становлению филологической профессии в Германии XIX века. Подобные узловые эпизоды имеют особое значение для истории филологии: они служат опорными точками рефлексии и сравнительного анализа.
Автор второй из публикуемых статей, Рой Стивен Тернер (род. в 1944 г.) — историк науки, профессор Нью-Брунсвикского университета (Канада). Эта работа непосредственно примыкает к защищенной в Принстонском университете диссертации Тернера “Прусские университеты и императив исследования, 1806—1848” (“The Prussian Universities and the Research Imperative: 1806 to 1848”, 1972) и к ряду ставших в науковедении классическими статей и книг Тернера о влиянии реформ образовательной системы на рост и качество научных исследований в Германии. Как явствует уже из заглавия диссертации, филология являлась для Тернера лишь одним из объектов изучения наряду с естественными науками: его следующая книга называлась “Глазное сознание: проблема зрения и полемика Гельмгольц — Геринг” (“In the Eye’s Mind: Vision and the Helmholtz — Hering Controversy”, 1994). Статья, публикуемая ниже, не только важна для нас своим материалом и выводами, но еще и интересна как образец анализа истории филологии с позиций американского науковедения, отточившего свой подход прежде всего на истории и социологии естественных наук.
Наконец, статья, заключающая подборку, принадлежит перу едва ли не самого известного из живущих ныне специалистов по истории гуманитарного знания XVI—XVIII веков — принстонского профессора Энтони Графтона (род. в 1950 г.). Графтон получил высшее образование в Чикагском университете; одновременно провел год в Лондоне, где занимался историей ренессансной науки под руководством Арнальдо Момильяно: учеба у Момильяно наложила глубокий отпечаток на его последующую деятельность. Важнейший труд Графтона — двухтомная биография Иосифа Скалигера (“Joseph Scaliger: A Study in the History of Classical Scholarship”, 1983—1993). Среди других его работ — комментированный английский перевод “Пролегоменов к Гомеру” Вольфа (совместно с Г. Мостом и Дж. Зетцелем, 1985), книга очерков о литературных и исторических подделках “Фальсификаторы и критики” (“Forgers and Critics: Creativity and Duplicity in Western Scholarship”, 1990; переведена на немецкий, французский и итальянский языки), популярная книга “Краткая история сноски” (“The Footnote: A Curious History”, 1997; переведена на немецкий, французский, португальский, испанский, турецкий и итальянский языки), монографии о Джироламо Кардано (“Cardano’s Cosmos: The Worlds and Works of a Renaissance Astrologer”, 1999) и о Леоне Баттисте Альберти (“Leon Battista Alberti: Master Builder of the Italian Renaissance”, 2000). Статьи Тернера и Графтона хорошо дополняют друг друга: обе они обозревают развитие немецкой филологии XVIII—XIX веков в социально-исторической перспективе, но если у Тернера анализ ведется на макроуровне, то у Графтона преобладает микроанализ индивидуальных “случаев”.
Эти две статьи были впервые опубликованы в 1983 году. Почти одновременное появление их около четверти века назад не случайно — именно тогда, на фоне уже наступавшей постмодернистской “усталости от Теории” обращение к истокам формирования гуманитарных наук справедливо представлялось значимой точкой отсчета для рефлексивного углубления гуманитарного знания в различных его дисциплинарных изводах7. Как бы ни оценивать эти надежды сейчас, факт остается фактом: за истекшую четверть века занятия историей гуманитарных дисциплин в Европе и Америке действительно вышли со вспомогательно-историографической периферии научного творчества на его передний край и вполне успешно институционализировались. С конца 1980-х годов проходят регулярные конференции, выходят соответствующие журналы — “History of Human Sciences”, “Revue d’Histoire des Sciences Humaines” — и продолжают действовать формальные и неформальные группы, над этой проблематикой работающие; притом хронологический акцент в этих исследованиях показательно сместился (особенно в Германии) с рубежа XVIII—XIX веков на события ХХ века.
Мы обращаемся именно к этим статьям канадского и американского историков не только потому, что они являются обобщающими, позволяют уточнить наши представления о важнейшем этапе развития филологии и при этом служат образцом аналитического подхода к материалу, исключающего любое мифотворчество8. Важно еще и то, что из них при желании может быть извлечен некий чисто прагматический урок. В сущности, статьи Тернера и Графтона рассказывают нам о спасении утопающих, которое было делом рук самих утопающих. Бурное развитие немецкой филологии в XIX веке явилось ответом на кризис легитимности и кризис социального бытования, которые поставили под вопрос существование филологии во второй половине XVIII века. Достаточно попытаться сопоставить этот кризис XVIII века с тем кризисом, который сегодня переживает вся сфера гуманитарного знания, чтобы увидеть разительные параллели. Перечень факторов кризиса, приводимый в статье Тернера, — натиск философского антитрадиционализма и утилитаризма, массовизация культуры, административная реформа — напрашивается на экстраполяцию на сегодняшнюю ситуацию (разумеется, mutatis mutandis). Поэтому столь поучительными представляются анализируемые Тернером и Графтоном стратегические решения, позволившие филологии не только выжить, но и восторжествовать в XIX веке. Стратегия немецких филологов была не оборонительной, а активно-наступательной: “диктатура профессионализма”, предполагавшая жесточайшую внутрицеховую экспертизу, сочеталась с поиском новейших философских легитимаций9, выявлявших созвучность филологии духу времени (такова была в первую очередь идея “критицизма”), и с программно обоснованной широчайшей предметно-дисциплинарной экспансией. В рамках новосозданного комплекса “наук о древности” принципы классической учености были отчасти сохранены и укреплены (о чем подробно пишет Тернер), а отчасти — существенно пересмотрены и методологически трансформированы (этому значительное место в своей статье уделяет Графтон). Процесс усвоения новых установок филологии прочими университетскими дисциплинами и соседними культурными рядами включал в себя и интернациональное взаимодействие разных европейских научных сообществ в деле “переозначивания” общего классического наследия (тема статьи Мишеля Эспаня). При этом одним из важнейших источников движения и развития филологии оставалась ее внутренняя связь с новаторскими литературными и культурными начинаниями своего времени (как было в Германии первых десятилетий XIX века с романтизмом).
Можно ли сегодня всерьез рассчитывать на хотя бы приблизительное повторение подобной стратегии? Если говорить о таком ресурсе развития, как связь филологии с творчеством, то подобная связь, с одной стороны, сохранялась в России до самого последнего времени: сочетание профессиональных занятий античностью с участием в актуальных художественных практиках стало одним из “подземных течений”, питавших отечественную словесность от Вяч. Иванова и Анненского до Гаспарова. С другой же стороны, следует поставить вопрос: насколько сейчас продолжает быть открытым то “окно возможностей”, которое обеспечивало — не всегда прямые, но тем более устойчивые — связи художественного авангарда и научной поэтики 1920—1930-х годов, неподцензурной словесности и неофициальной филологии в 1960—1980-е годы? И еще более важный вопрос: каковы могут быть ценностные основания для социального успеха филологии, когда уже нет той базовой культурной утопии, какой был для немецкой интеллигенции конца XVIII и первой половины XIX века неогуманизм (первый и важнейший компонент филологической “реконкисты” XIX века, согласно Тернеру)? На страницах “НЛО” уже высказывалось мнение о сегодняшней актуальности наследия Веймара и Йены10. Насколько возможна сейчас актуализация этого наследия и возможна ли вообще сегодня культурная утопия? Сможем ли мы сегодня упрочить и использовать в интересах социальной легитимации гуманитарных наук тот рефлексивно-историографический импульс их развития, который начинал формироваться еще в первой половине 1980-х годов?
Ответ на все эти вопросы неочевиден, и он наверняка не будет всеобщим, единственным и окончательным. Но в любом случае очевидно, что спасение утопающих остается в первую очередь делом рук самих утопающих, — и потому рассмотрение истории филологии с прагматической точки зрения представляет сегодня, по нашему мнению, самый живой интерес.
_______________________________________________________
1) Характерные примеры такого подхода дает содержание раздела “Теория” в первых трех номерах “НЛО”.
2) См. известный “круглый стол” “Философия филологии” (НЛО. № 17).
3) От редакции [Вступление к блоку “Изобретение традиции: филологическая родословная как проблема и проект”] // НЛО. 2005. № 75. С. 7.
4) См.: Гудков Л., Дубин Б. Понятие литературы у Тынянова и идеология литературы в России // Тыняновский сборник: Вторые Тыняновские чтения. Рига: Зинатне, 1986. С. 208—226.
5) http://his.princeton.edu/people/e52/anthony_grafton_ inte.html.
6) Ср. аналогичный трансдисциплинарный угол зрения на историю гуманитарного знания в ряде статей, опубликованных за последнее время журналом “Логос” (раздел “Социология знания” в № 35 [2002. № 5-6]; тематический выпуск “Другая история философии” — № 43 [2004. № 3-4]).
7) В 1983 году, практически одновременно с книжным изданием материалов Лилльского коллоквиума по истории филологии 1977 года (где и прозвучал доклад Тернера, легший в основу публикуемой статьи) и первыми выпусками ежегодника “History of Universities” (где была опубликована статья Графтона), появился и важный сборник исследований по дискурсивной истории наук о языке и литературе под редакцией Х.У. Гумбрехта и Б. Черквильини: Der Diskurs der Literatur- und Sprachhistorie. Wissenschaftsgeschichte als Innovationsvorgabe / Hrsg. von Bernard Cerquiglini und Hans Ulrich Gumbrecht. Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1983. Впрочем, сегодняшние ретроспективные оценки тогдашних упований могут быть и весьма сдержанными — см., например: Гумбрехт Х.У. Производство присутствия. М.: НЛО, 2006. С. 18—19.
8) Социальный и культурный анализ институтов знания, в целом близкий подходу Р.Ст. Тернера, был представлен и в материалах рубрики “История и социология академических элит” (НЛО. 2002. № 53, 54).
9) Ср. статьи: Россиус А. Еще раз о гомеровском вопросе и о рождении филологического метода // НЛО. 2005. № 73. С. 182—186; Ямпольский М. Филологизация (проект радикальной филологии) // НЛО. 2005. № 75. С. 10— 23. Обе статьи прослеживают на примере “Пролегоменов к Гомеру” одну и ту же траекторию филологической мысли: от интенсивного анализа новонайденного материала — к авангардным философским легитимациям неожиданных результатов этого анализа.
10) “<…> Переосмысление античности осталось неиспользованной возможностью. Может быть, пришло время ее использовать, и сегодня великая провокация Ницше может быть понята как эвокация духов Веймара и Йены, чье наследие пора внимательно перечитать” (Доброхотов А.Л. Идейные контексты “Рождения трагедии [из духа музыки]” // НЛО. 2001. № 50. С. 64).