(Малые Банные чтения — 2005, Санкт-Петербург, 29 сентября — 1 октября 2005 г.)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 1, 2006
Осенью 2005 года Малые Банные чтения впервые приехали в Санкт-Петербург и прошли под эгидой журнала «Неприкосновенный запас». Темой «банной» конференции стало обсуждение возможностей создания «площадки» для ведения дискуссий представителями самых различных групп сегодняшнего российского общества. Партнером в проведении и, собственно, временной «площадкой» дискуссии-конференции выступил Европейский университет (далее ЕУСПб), который отмечал десятилетие своего существования как раз в формате дискуссии на пересечении разных дисциплин между слушателями, преподавателями и гостями из окружающего научного мира.
Накануне чтений открыл конференцию творческий вечерний «десант “НЛО”», высадившийся в Музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме. Темой вечера было обсуждение последних проектов издательства и журнала «Новое литературное обозрение» и, главным образом, специального номера журнала, посвященного «институтам памяти» — архивам и библиотекам 32.
Основная программа конференции (по два заседания каждый день) впечатляла своей насыщенностью и разнообразием. Это, впрочем, неизбежно следовало не только из ее названия, но и из состава участников (от панков до докторов наук), а также из заявленных тем выступлений. Последние варьировались от проблематизации экологии, взаимодействия государства и бизнеса, образования и демократии, форм творческой коллективности и политических выставок в первый день до обсуждения панк-культуры, неправительственных организаций, идеологии и фашизма во второй.
Первый день докладов и обсуждений открылся выступлением Ильи Утехина (ЕУСПб), озаглавленным «Экология и тараканы». Докладчик сосредоточил свое внимание на анализе не споров и дискуссий как таковых, а пространства или среды, в которой они разворачиваются. Экстравагантное название объясняется достаточно просто. «Экология» представляет для докладчика коммуникативную среду, а ее искажения — это своеобразные «тараканы». Эти «тараканы» неизбежно отсылают к выражению «человек с тараканами в голове», но главная идея доклада состоит в том, чтобы не рассматривать «тараканов» как черту отдельного человека, а представлять их как достояние всей группы. «Тараканы» становятся частью «экологии» общения. Об их наличии нельзя ничего сказать, если человек изъят из контекста. Поэтому так важно понятие среды, в которой происходит общение и становится возможным появление «тараканов». Однако, как правило, такие «тараканы» становятся частью коммуникативных сред высокого порядка (деловое и содержательное общение). Поэтому, как отметил докладчик, интересно обратить внимание на бессодержательные и свободные сферы общения (например, просто на «болтовню»). Могут ли в анонимной сфере «разговоров просто так» быть «тараканы»? Какие там существуют навыки общения?
Основными темами последовавшей дискуссии стали социальная сконструированность «тараканов» и приоритетная область исследовательского интереса. В первом случае легко можно представить, что «тараканы» усматриваются группой в «новичке», который ведет себя по-другому. Однако, по мнению докладчика, сама по себе экстравагантность еще не является свидетельством наличия «тараканов». Нужно стать агрессором и навязывать свою точку зрения другим, чтобы подойти под определение. Впрочем, такой ответ не снял подозрения, что и агрессия, и восприятие ограничений могут быть лишь еще одним социальным конструктом. На вопрос же о том, что именно представляет интерес в этих средах, докладчик пояснил, что главной его целью являются не политические импликации. Интерес данного исследования состоит в анализе связи речевых актов с контекстом, а также в рассмотрении взаимодействия разных жанров и компонентов речи.
Доклад Вадима Волкова (СПбФ ГУ ВШЭ, ЕУСПб) переключил аудиторию на разговор «по понятиям» государства с бизнесом. Докладчик построил параллель между правилом и законом. Согласно Л. Витгенштейну, ни одно правило не содержит в себе собственного применения: оно передается через научение. Применение законов также не содержится в самих законах. Ни один закон не будет работать до тех пор, пока не появится некая традиция, прецеденты, которые и определят его применение. В конце 1990-х годов на встречах «силовых предпринимателей» часто вставал вопрос о том, как договариваться — «по понятиям» или по закону. А ведь раньше, еще в середине 1990-х, та-кой дилеммы не возникало: все споры и неформальные контракты основывались на «понятиях». Правда, объяснить, что такое «понятие», никто не мог. Впоследствии становилось ясно, что «понятие» — это некий навык, с помощью которого определяется, кто виноват и что за этим следует. Однако этот навык не свести к набору формальных правил. Специфика «понятий» в том, что авторитет их толкователя стоит выше, чем само активизирующееся правило. Это просто форма обычного права, которая применяется особой группой людей с особым символическим статусом.
Сегодня в среднем и мелком бизнесе разговор «по понятиям» исчез, потому что заработала арбитражная система, и урегулирование споров по хозяйственному праву стало более дешевым и предсказуемым. Осталась одна сфера, пожалуй, аналогичная международной политике, где еще остается разговор «по понятиям», — это отношения государства и крупного бизнеса. Здесь вместо бандитов появляются государственники. Дело ЮКОСа хорошо иллюстрирует, что споры в этой сфере не могут решаться по закону. Принимая решение «по жизни», государство создает прецедент применения закона, утверждает себя в качестве произвольного толкователя «понятий» и одновременно не позволяет сформироваться предсказуемой среде.
Последовавшая дискуссия строилась вокруг двух основных тем: насилия и природы «понятий». Ассоциирующееся с образом бандитского мира насилие, как некий срыв нормы, стало основой важного замечания Артемия Магуна об ограничениях сравнения системы «понятий» с системой обычного права. «Понятия» могут быть лишь свидетельством нормализации идеологии и методов работы их толкователей («нормальность», возможно, привносится точкой зрения социолога и сапорепрезентацией бандитов). Это рассуждение продолжил Дмитрий Виленский, выдвинувший сильный тезис о том, что, в то время как перед законом мы все равны, в мире «понятий» люди принципиально неравны и из этого неравенства следует легитимация насилия.
В. Волков, отказываясь от негативной стигматизации «понятий», отметил, что параллели между системой «понятий» и права все же возможны. Обе системы предполагают насилие, и обе системы используют понятия для определения и ликвидации насилия. В обоих случаях, как условие воспроизводства системы, «понятия» способствуют минимизации насилия. Идеализировать одну систему по отношению к другой не стоит, потому как обе в определенном смысле являются разными типами одного регулятивного механизма. То же касается и неравенства. На вопрос (из разряда философских оппозиций) о возможном различии формальных понятий и неформальных понятий-навыков В. Волков ответил, что сама оппозиция является ложной. Объяснение нефункционирующих формальных правил через отсылку к неформальным ведет в тупик. Оппозиция и возникает только с появлением внешнего агента, например наблюдателя. А до этого взаимодействия строятся на навыках владения правилами в целом. Поэтому навык снимает саму оппозицию.
Николай Копосов (Смольный колледж, СПб.) в своем выступлении «Образование и демократия» привлек внимание аудитории к недостаточности дискуссии и диалога в сфере образования, ощущаемой на уровне аудитории, университета и общества в целом. В докладе была произведена попытка объяснить эту ситуацию в демократическом обществе через его растущую индивидуализацию и атомизацию. Как результат, горизонтальные связи — а это та сфера, где дискуссия возможна, — ослабевают. Вместо них развиваются вертикальные связи и создаются подобия клиентелы. Однако, если образование — это некоторый знак отличия, совместимо ли оно с демократией? Университет, как центральный элемент в образовании, содержит в себе одну из основных проблем. Дитя Средневековья, он представляет собой академическую структуру, обучение в которой основано на авторитете профессора. Однако в XX веке данная структура популяризируется, демократизируется и в какой-то мере отвергает образцы «высокой культуры». Возникает проблема совмещения представления о профессоре как носителе власти и студенте как свободной личности. Решается эта проблема везде по-разному. В России, в силу отсутствия диалога не только по этой, но и по многим другим проблемам, реформа образования идет хаотично. В результате университет феодализируется: иерархические отношения преобладают над демократической коммуникацией.
Столь актуальная тема для аудитории и места, где проходили чтения, вызвала оживленную дискуссию, спровоцировала вопросы и реплики в поддержку высказанных мыслей. Утверждалось, что ответ на вопрос о будущем университета во многом зависит от заинтересованности и активности общественности. Иллюстрируя свои тезисы конкретными примерами из жизни студентов, Н. Копосов, несмотря на прозвучавший в докладе тезис о феодализации, высказал мнение, что сегодня нет уже трепетного отношения к «авторитету» и студент не хочет быть преподавателем. Более того, студент не хочет быть как преподаватель. Отношение к преподавателю становится почти таким же утилитарным, как к парикмахеру. Разделяя общее мнение, что университет все-таки не представляет собой лишь предприятие сферы услуг, участники дискуссии склонялись к тому, что перед образованием должна стоять задача трансляции культурных ценностей. А для этого, в свою очередь, требуется дискуссия.
Вторая половина дня началась с разговора о «тусовке», точнее, с ее философской интерпретации, представленной Оксаной Тимофеевой («НЛО», Москва) в докладе «Московское арт-сообщество. Кризис параноидальной демократии и новые формы творческой коллективности». Собственно, речь шла не о «тусовке» вообще, а о московском интеллектуальном и художественном сообществе 1990-х годов 33. По мнению докладчицы, как реакция отторжения в ответ на дискредитировавший себя коллективизм советского типа возникла предельно атомизированная, почти прозрачная среда, в которой любые попытки объединения — даже дружба — оказываются «подозрительными». Московская «тусовка» 1990-х — это сообщество одиночек, сообщество без коммуникации. Вместо взаимного признания, характерного для сообщества друзей, здесь действует механизм взаимного непризнания. Он заключается во взаимной провокации, этике скандала, оспаривания. Докладчица остроумно охарактеризовала такое состояние как «параноидальную демократию», прибегнув к образу «республики», главным принципом которой является страх регрессии к состоянию «империи». По предложению О. Тимофеевой, следует освободиться от проекта параноидального индивида через вырабатывание новых форм коллективности, через опыт микрогрупп, открытых для диалога внутри себя и друг с другом.
Как заметил В. Волков ранее, для русских разговоров должно соблюдаться одно онтологическое условие — участники должны бодрствовать. Ко второй половине дня условие было выполнено, и часть аудитории, легко локализуемая в зале, выдала множество живых реакций на этот провокационный доклад. Однако для стороннего наблюдателя эта дискуссия выглядела как общение определенной тусовки со своими эзотерическими практиками: особой системой референций, имен, обращениями на «ты» и т.п. Были подвергнуты критике философско-методологические установки доклада, а также введен ряд фактологических уточнений о перипетиях московского художественного сообщества (И. Кукулин). Аудитория предлагала не ограничиваться лишь французской теорией сообщества и обратить внимание на немецкую теорию (Г. Маркузе, Х. Арендт). Среди этих и других замечаний и ответов особо привлекал внимание (на фоне проекта «суверенной демократии» В. Суркова) опирающийся на анализ Ж. Деррида тезис докладчицы о «порочном круге суверенитета» как черте терпящего крах проекта «параноидальной демократии». Такие «вещи в себе», заметила О. Тимофеева, обессмысливают и обесценивают демократическую идею.
Еще большую волну реакций аудитории вызвало провокационное выступление Дмитрия Виленского (газета «Что делать?», СПб.), посвященное политической выставке. По мнению докладчика, политика «в идеальном ее представлении» исчезает; место для нее остается в публичном пространстве «мысли, культуры и образования». Это пространство по своей природе «левое», поскольку в нем должны быть «формы общественного устройства, свободные от господства частной собственности». Среди десяти представленных Д. Виленским тезисов о современной политической выставке, которая и образует подобное пространство, зацепили аудиторию тезисы о новых пространствах и активистской (ориентированной на изменение, действие) стратегии выставок.
После выступления аудитория настойчиво требовала прояснений и примеров новых пространств, форм и произведений, которые могут заставить людей задавать себе критические вопросы. Другие же предлагали выйти за рамки узкой левой политической платформы и начать диалог с иными традициями понимания «политического» (например, веберианской). В результате дискуссии становилось понятно, что новым пространством политической выставки, способной изменить сознание обывателя, может стать и улица с вывешенным политическим плакатом, и антивоенная газета. А политика, безотносительно к ее интерпретации, должна, по интересному замечанию А. Магуна, выполнять критическую функцию по отношению к искусству.
Закончился второй день чтений диспутом о роли и путях развития интеллектуальных изданий между представителями редакций журналов «Ab Imperio», «Логос», «НЛО», «НЗ» и газеты «Что делать?». Одной из основных проблем диспута стала возможность выхода за пределы достаточно замкнутого сообщества интеллектуального журнала и его читателей. Илья Кукулин («НЛО», Москва) и Александр Бикбов («Логос», Москва — Смольный колледж, СПб.) высказались за расширение аудитории и взаимодействие с другими группами посредством выхода за дисциплинарные рамки, формулирования положительной программы и выбора более разнообразных форм объяснения позиции. Однако предложение ориентироваться на широкую аудиторию вызвало определенные сомнения, поскольку было связано с риском потери и качества и уже имеющейся аудитории. А ведь существующие интеллектуальные журналы — это знак конституирования интеллектуального сообщества. Но, чтобы быть успешной, как заметил Илья Калинин («НЗ», Москва), «институция» все-таки должна фокусироваться на различиях.
Продолжением этой проблемы стало обсуждение политической позиции интеллектуалов и взаимоотношений между теорией и практикой. Проблема действия, несмотря на частый приоритет практики, для интеллектуала остается неразрешенной. И, как отметил А. Магун, не всякая практика обладает таким приоритетом. В диспуте была предпринята попытка разобраться с поставленными вопросами при помощи готовых интерпретативных моделей — например, через концепцию власти-знания М. Фуко. Однако эта попытка была подвергнута сомнению Александром Семеновым («Ab Imperio», СПб.), настаивавшим на специфике локальной российской ситуации, к которой, по его мысли, неприложимы заимствованные из западной теории схемы. В целом данное обсуждение можно охарактеризовать как попытку диалога между теми представителями либеральной интеллигенции, левых интеллектуалов и политических активистов анархического толка, которые к такому диалогу способны. Поэтому следовало предполагать, что к моменту окончания он достигнет достаточно серьезного накала. Так, анархисты выполняли роль активной, «горячей» аудитории, критикуя дискутирующих за излишний интеллектуализм, терминологическую перегруженность и чрезмерный интерес к опосредующим институциям и призывая к прямому социальному действию. В конструктивной полемике были выявлены и артикулированы ключевые противоречия, касающиеся взаимодействия политики и культуры.
В тот же день, но в другой аудитории, в рамках специальной программы на кафедре истории русской литературы СПбГУ состоялась открытая лекция главного редактора издательства «Новое литературное обозрение» Ирины Прохоровой, по завершении которой была проведена презентация книги «В.Э. Вацуро: Материалы к биографии»34. В обсуждении приняли участие Тамара Вацуро, Ирина Прохорова, Мария Майофис («НЛО», Москва), Аскольд Муратов (СПбГУ), Владимир Маркович (СПбГУ).
Третий день конференции начался с презентации вышедшей посмертно книги-сборника работ историка и социолога Алексея Маркова «Что значит быть студентом?»35. Впрочем, разговор шел не только и не столько о самой книге, сколько об авторе, о его взглядах и контексте, в котором он жил и работал. В разговоре принимали участие А. Дмитриев («НЛО», Москва), Д. Калугин (ЕУСПб), О. Хархордин (ЕУСПб), С. Яров (ЕУСПб), М. Кром (ЕУСПб), А. Блюмбаум (Российский институт истории искусств, СПб.).
Традиционная часть выступлений началась с рассказа Ольги Аксютиной (Москва) о DIY («Do It Yourself») панк-культуре в России. Данный доклад показал, что конференция вышла за рамки журнально-академической «тусовки», поскольку зал наполнился теми, о ком шла речь, — панками с полагающейся атрибутикой (подтяжки, ботинки, прически) и без нее. Отметим, что это весьма разнообразило аудиторию и прибавило красок дальнейшим «разговорам». Сам доклад не принял привычной формы представления провокационных тезисов и путей выхода из тупиковых ситуаций. Скорее, это была презентация стиля жизни, принципов и форм действия альтернативного сообщества. Создалось впечатление, что основными чертами DIY панк-сообщества являются солидарность, помощь другим людям (например, акция «Еда вместо бомб») и выражение протеста. Вопреки традиционным представлениям о «панке», о которых можно было узнать из отдельных вопросов аудитории, протест этого сообщества заключается в распространении печатной продукции, проведении политических концертов и прочих мирных акций. Главными принципами этой политики являются конкретность и действенность.
Александр Нездюров (Центр «Стратегия», СПб.) своим выступлением вернул конференцию в привычный формат и поделился мыслями о формах диалога неправительственных организаций между собой и властью. Докладчик начал с того, что вертикали власти для устойчивости нужны подпоры. Поэтому власть создает себе гражданское общество, обращаясь ко всевозможным общественным палатам и советам. Однако первоначальный курс на построение рыночных и демократичных институтов оказался опасным для «вертикали», и она предпочла ограничиться лишь их декларированием. Но «вертикаль» не является эффективно работающим монолитом, что затрудняет коммуникационные процессы внутри нее и работу с ней внешних сил.
Проблема неправительственных организаций заключается в том, что они представляют атомизированное общество (с распространенными патерналистскими ориентациями) и локальные интересы и, как следствие, не способны вести диалог с другими подобными организациями. Такая разобщенность мнений, ориентаций и требований только на руку власти, которая нуждается в гражданском обществе для собственной поддержки. Оригинальным моментом выступления стал тезис о том, что сотрудничество власти и общественности только тогда идет эффективно, когда в дело вступают посредники. Преимущество посредников (например, гражданских ассоциаций) состоит в обладании экспертным знанием о механизмах функционирования власти и способности агрегировать и представить разобщенные общественные интересы. К вопросу о перспективах развития этих специфичных форм взаимодействия власти и общественности докладчик заявил, что для эффективного государства нужно будет развитое гражданское общество. Аудитория в ответ на этот сценарий усомнилась в возможности появления подобных «западных» моделей и предположила, что, возможно, было бы проще сменить власть, поскольку диалог с ней вести невозможно. На что А. Нездюров заметил, что он ориентируется на эволюционную парадигму взаимодействия в периоды между выборами. Западные формы взаимодействия появятся с постепенной заменой старой бюрократии молодыми людьми, получившими образование в современных условиях. А революционная модель неэффективна, потому что сначала нужно выработать и подготовить новые формы взаимодействия. Революция же приведет лишь к смене верхушки власти при сохранении ее старых механизмов.
Вечерний раунд разговоров был посвящен проблемам фашизма и тоталитаризма. Артемий Магун (ЕУСПб, газета «Что делать?»), предваряя свой доклад о понятии фашизма, высказал критическую оценку современного российского идеологического вектора. Докладчик отметил, что в сегодняшнем обществе можно наблюдать возрастающие фашистские тенденции и общий «правый консенсус», предполагающий ориентацию на консервацию, стабильность, поддержание порядка и защиту общества от радикалов. Однако, что следует считать фашизмом? После Второй мировой войны слово «фашизм» часто используют в риторических стратегиях против политических противников, в результате чего происходит инфляция этого понятия. Учитывая данную ситуацию, докладчик задался вопросом о возможности иных его критических прочтений и интерпретаций. Сделав продолжительный обзор современной социальной теории, докладчик заключил, что она пытается выделить родовые признаки феномена и, как правило, ограничивается его идеологией, а этого недостаточно. Решить проблему выбора между конкретным феноменом и родовыми обобщениями и, таким образом, «спасти» понятие было предложено посредством «истории понятий» в духе Р. Козеллека или К. Скиннера. В таком случае сами понятия становятся предметом исторического рассуждения. Следовательно, серьезные трактовки фашизма должны принимать его как исторический феномен. Принимая этот подход, можно увидеть, как историческое понятие «фашизм» становится негативным легитимационным принципом на фоне реставрации ранее дискредитированной формы парламентской демократии, которая вобрала в себя элементы и коммунизма, и фашизма (впрочем, по мнению А. Магуна, и то, и другое было продуктом общей европейской реставрации после поражения Наполеона). Учитывая данный контекст понятия, докладчик предложил обратить внимание на уже существующие в критической социальной теории пути выхода: через спонтанное инновационное действие (Х. Арендт, Ж. Лакан) или глубокую критику либерализма (например, в духе деконструкции Ж. Деррида).
Тезис А. Магуна о фашизме как принципе негативной самолегитимации либеральной демократии вызвал неоднозначную реакцию публики. Фашизм, настолько несовместимый с представлениями о демократии, заставил аудиторию как искать контраргументы в современном российском обществе, так и апеллировать к «позитивной глобализации», которая ему противостоит. На что А. Магун заметил, что и в послевоенных текстах К. Шмитта, и у М. Фуко достаточно ясно показано, что насилие свойственно проекту либерализма и что оно выходит на поверхность в момент чрезвычайного положения, катастрофы. На вопрос О. Тимофеевой о том, какие позитивные стратегии преодоления фашизма, по аналогии с психоанализом Лакана и деконструкцией Деррида в теории, существуют в искусстве, докладчик предложил авангард, сделав, правда, серьезную оговорку: дело в том, что и фашисты использовали авангард как основной художественный принцип.
Кирилл Постоутенко (Смольный колледж, СПб.) в докладе «Интерсубъективность вместо тоталитаризма» обратился к языковым структурам распространенных политических высказываний. Интересно, что политические топосы, ассоциирующиеся с коллективным субъектом «мы», имеют тоталитарный потенциал. Этот коллективный субъект, как показал докладчик, характерен для фигур речи политических лидеров. «Мы», от имени которого вещают политические лидеры, наделяется свойствами всеобщего, и, соответственно, всеобщими становятся ценности, которые это «мы» защищает, что, в свою очередь, открывает горизонты для манипуляции. Генеалогия подобных языковых структур уводит к секуляризации общественных систем и указывает на их определенные схожести с религиозной семантикой. Выявив тоталитарные ловушки языка, К. Постоутенко предложил рекомендации по демонтажу подобных конструкций на основе следующих принципов. Прежде всего, нужно отказаться от абсолютного абстрактно-логического «мы» и скорректировать нормы общества на основе межсубъектного консенсуса. Абстрактные же высказывания типа «мы патриоты» и высказывания с нормативной квалификацией заменить на конкретные («мы жители этого двора») и каузальные («я это делаю потому, что…»). Впрочем, эти предложения аудитория восприняла как попытку исправления языка, на проблематичность чего сразу и указала докладчику. Сложно избегать высказываний, имеющих структуру, похожую на тоталитарную, и не играть в привычные языковые игры. И вообще, как заметил А. Семенов, возвращаясь к докладу А. Магуна, насколько возможно выпрыгнуть из институциональных ограничений, понятий и собственного языка с тем, чтобы переописать и тем самым исправить ситуацию, как предлагают интеллектуалы? На эти замечания К. Постоутенко, осознавая всю сложность проблемы, ответил, что сохраняет веру в переубеждение и пропаганду, а целью его анализа было показать логическую, функциональную систему определений, независимую от политических взглядов. Остается вопрос, насколько возможен и эффективен такой чистый «логический» аргумент в сложном историко-политическом контексте. Ведь чтобы подобное высказывание могло состояться, его потенциальный субъект не должен быть детерминирован его же изначальными условиями (то есть должен быть изъят из контекста) — а таковым может быть только некий абстрактный субъект.
Чтения завершились презентацией книги петербургского антрополога Жанны Корминой «Проводы в армию в пореформенной России: опыт этнографического анализа»36 в клубе «Платформа». Оригинальным компонентом презентации стал показ короткометражного фильма 1911 года «Последний нонешний денечек», который изобразил комическо-драматические проводы в армию деревенского мужика, коварно убитого в дозоре в последний день службы бородатым человеком в овечьей шапке. На фоне последовавших позитивных выступлений остроты общей картине прибавил отзыв петербургского социолога Виктора Воронкова (ЦНСИ), который упрекнул автора за излишний, по его мнению, радикализм отдельных выводов и предположений. После чего официальная часть перетекла в неформальные обсуждения презентации и конференции в перемешавшейся московской и петербургской журнально-этнологическо-социологической «тусовке». Тем не менее сохранялось впечатление, что даже во время фуршета механизмы, поддерживающие эти близкие, но разные группы в одной тусовке, продолжали действовать. Поскольку общение часто, но не всегда проходило по схемам «журнальная тусовка» — «петербургское университетское и исследовательское сообщество». Отметим, что и презентация, и завершение конференции привлекли гораздо больше публики из питерской социологической, журналистской и интеллектуальной среды, чем сами доклады и дискуссии во время конференции. Возвращаясь к одному из вопросов конференции о необходимости преодоления журнальным сообществом замкнутости на себе самом, наверное, стоит предложить проводить побольше подобных мероприятий, в которых культурная коммуникация осуществляется не только в официальном, но и в неофициальном пространстве. Как подчеркнул редактор журнала «Неприкосновенный запас» Михаил Габович, подводя итоги, не все в конференции удалось. Были удачные и провальные моменты. Однако неудачи были названы «продуктивными», так как они указали на аспекты, требующие особого внимания при организации следующих Банных чтений в Петербурге.
Евгений Рощин (ЕУСПб)
____________________________________________________________________________
32) См.: НЛО. 2005. № 74.
33) Термин «тусовка» за этим локальным сообществом закрепил московский куратор и искусствовед В. Мизиано.
34) М.: НЛО, 2005.
35) М.: НЛО, 2005.
36) М.: НЛО, 2005.