По материалам конференции «Медиакультура в меняющемся мире: формы и способы представления реального». РГГУ, 26— 27 ноября 2004 г., Москва
Опубликовано в журнале НЛО, номер 3, 2005
Интерес к медиакультуре можно объяснить тем, что понятие медиа отчасти тождественно современной культуре в целом. Существует ли другая культура кроме медиа? Насколько понятие медиа современно и насколько оно определяет наше мировоззрение? Возможно, человечество уже заражено «медиавирусом»1, который постепенно перестраивает зрителей под свою органику и оптику. Насколько мир, создаваемый из текстового пространства «симулякров», объективен в репрезентации действительности? Эти и другие вопросы обсуждались на конференции «Медиакультура в меняющемся мире: формы и способы представления реального», прошедшей 26 — 27 ноября 2004 года в Российском государственном гуманитарном университете (Москва).
Ускорившееся в несколько раз развитие средств массовой информации (телевидение, радио и т.д.) обусловило интерес исследователей к проблеме медиа уже в начале XX в. В работах представителей Франкфуртской школы Т. Адорно и М. Хоркхаймера человеческое общество в своем развитии все больше и больше начинает напоминать механистическое образование, где за людьми закреплены особые функции и где технические и информационные достижения являются неким унифицированным институтом, направленным на классификацию и организацию потребителей массовой продукции «культуриндустрии». Постепенный переход от индустриального общества к информационному происходит параллельно с развитием технологий производства информации. Само понятие человеческого общения заменяется техногенным понятием коммуникации. Меняется и опыт, получаемый человеком и обществом через обмен культурными значениями 2. Таким образом, медиакультура объединяет в себе технологические и социокультурные институты.
Культура постмодерна не только повлияла на изучение медиакультуры, но и, как оказалось, изменила функции последней. Медиа превратились в самостоятельный культурный институт, представляющий собою транслятор социокультурного опыта и знаний, затрагивающих основные направления общественного устройства: политику, образование и т. д. Изменилась и массовая направленность медиа в сторону индивидуального подхода к каждому потенциальному потребителю, чему в немалой степени способствовало развитие высоких технологий и их внедрение в повседневную жизнь человека (телевидение, ПК, Интернет). Соответственно, возникает симбиоз медиа и культуры потребления. Нил Постман в своей работе «Развлекая себя до смерти» на примере антиутопии О. Хаксли «О дивный новый мир» приводит пример того, как современное общество становится жертвой своих же низменных развлечений, чему в немалой степени способствует и медиакультура.
Медиа не только транслируют информацию, они «конструируют реальность», создавая знаки и образы, отсылающие человека не к его чувственному опыту, а непосредственно к опыту потребления медиа («симулякры» Ж. Бодрийяра). Вместе с тем, критика медиа постепенно превратилась в инструментарий своеобразной саморефлексии, умело используемый СМИ в собственных целях. Возможно, в саморефлексии медиакультуры находится и ключ к ее пониманию, поскольку существующие методы изучения, например, текстовых культурных форм не всегда применимы к анализу составляющих визуальной культуры (об этом, в частности, писал У. Эко 3).
Вопросы общей теории медиа и проблемы бытования медиа в современном информационном обществе были рассмотрены в докладах Веры Зверевой, Игоря Кондакова и Александра Алтуняна, открывавших конференцию. В докладе В. Зверевой были обозначены основные понятия, связанные с изучением особенностей медиакультуры, а также определения этапов развития современных средств массовой коммуникаций (СМК) и их роли в культуре. Особое внимание уделялось структуре СМК, воссозданной в российских условиях. В качестве отдельного сюжета фигурировали такие специфические факторы, как гослицензирование телевизионных каналов, идеологическая цензура и т.д. Продолжая российскую тему, И. Кондаков рассказал о саморефлексии медиа, о специфике постмодернистского дискурса в современной науке и искусстве как возможного понимания медиакультуры. Согласно оригинальному подходу И. Кондакова, современные российские медиа выступают в качестве «электронного протеза» существующих форм культуры — например, литературы. А. Алтунян предложил взгляд на проблему медиа сквозь призму политологии, где медиа являются реализацией потребностей общества, а критические подходы в их изучении — продуктом гуманитарных исследований и самих каналов медиа (СМИ и т.п.). Докладчик напрямую связывал медиа с этикой и апеллировал к нравственным проблемам ответственности СМИ перед обществом.
Большое внимание теоретиков современной медиакультуры привлекает Интернет. Исследования Интернета в мировой практике проводятся в контексте изучения информационных технологий, социальных аспектов использования и потребления информации. Одной из центральных тем, задающих тон этим исследованиям, остается само предназначение Интернета. Что это: проявление безграничной свободы, связанное с либерализацией общественного и политического устройства, или новый способ контролировать человека? До сих пор непонятно, что станет с анархией интернет-пространства с появлением «Большого брата». Интернет изначально представляет собой амбивалентное явление. С одной стороны, это отражение существующих в обществе социокультурных норм (использование Интернета в образовательных программах), с другой — стратегический полигон для различных контркультурных объединений.
Так, в докладе Александры Петровой «Использование Интернета в коллективных действиях: перспектива исследования» были поставлены проблемы, связанные с активным включением Интернета в структуру человеческих взаимоотношений.
Более конкретно специфика интернет-текста была раскрыта в докладе Ирины Каспэ. На примере «Живого журнала»4 было показано, как репрезентируется реальность и история в контексте интернет-пространства. Совмещение приватного и публичного приводит к образованию собственного языка (сленга), архивации культурных элементов прошлого и максимальному стремлению к отчуждению от критерия «виртуальности». Смешение различных источников информации и интертекстуальность, которые характеризуют и другие формы медиа, являются для «ЖЖ» форматом и содержанием. Иными словами, процессы, происходящие в пространстве «Живого журнала», — мини-модели общих тенденций трансформации медиакультуры, описанной теоретиками постмодернизма и cultural studies. Медийная реальность обретает самостоятельное значение по отношению к «действительной» реальности. В рамках этой реальности образуются собственные ценности и формы культуры, нередко противопоставляющие себя медийной (в данном случае — массовой) культуре, но являющиеся ее производными.
Примером такой «субкультурной» аномалии может служить особая форма «интернет-графомании» в стиле «слэш-фикшн», которой был посвящен доклад Светланы Фроловой. Под «слэш-фикшн» понимается особый жанр литературного творчества, представленный писателями-любителями («фанатами») на интернет-сайтах, в котором детальной деконструкции подвергаются формульные повествования современной поп-культуры. Материалом для слэша становятся персоналии и типовые сюжеты, рожденные медиа-культурой (кино, литература, статьи о спортсменах и т.д.). Герои слэша вступают в девиантные сексуальные отношения, а развитие действия напрямую связано с концентрацией психологического и физического насилия. Маскируясь под текстовую деконструкцию, слэш, в действительности, является «текстовым браконьерством» (термин К. Пенли), а центральная линия произведения выстроена согласно закону романтического повествования («порноромантики» — самоопределение одного из авторов слэша, предложенное в качестве термина в статье А. Парфея «Порнография романтики»5). Избавление от «патриархальных» границ и рамок традиционной культуры позволяет чувственным взаимоотношениям героев мужского пола получить достойное развитие. Не случайно исследователи культуры, учитывая гендерную особенность авторов слэша (в большинстве своем это женщины), склонны рассматривать «слэш-фикшн» в контексте феминистической субкультуры.
Возможности использования интернет-ресурсов в образовании рассматривались в докладе Екатерины Кратасюк. В качестве примера был приведен реально существующий проект интернет-семинара, посвященного проблемам современной культуры, участие в котором принимают преподаватели и студенты из Германии и России. О перспективах развития медиаобразования в рамках Центра экранной культуры РГГУ рассказывал Владимир Колотаев. В целом, использование медиа в образовательных программах в западной практике развивалось параллельно с самим изучением медиа. Например, в работе М. Маклюена «Понимание медиа» описываются опыты использования медиа в лекционной практике канадских учебных заведений в 60-х годах ХХ в. В дискуссии, последовавшей за этими докладами, были подняты вопросы, связанные с технической ограниченностью российских учебных заведений, с отсутствием достаточной разработанности и опыта в практическом использовании медиа в образовательной системе. Проблему представляет и малое количество теоретико-методологических работ, посвященных специфике медиаобразования, изданных на русском языке.
Большой тематический блок докладов был посвящен способам репрезентации реальности, предлагаемым документальным и игровым кино. Информационное пространство современного человека формируется посредством образов, предлагаемых медиа, при этом в вопросе репрезентации реальности документальное кино вызывает у зрителя большее доверие, чем игровое, хотя последнее вносит свой непосредственный вклад в формирование «наивной» картины мира.
В докладе Дарьи Ли рассказывалось о методике использования документально зафиксированного акта рождения ребенка в практике родовспоможения. Была показана связь рассматриваемых документальных работ с культурными практиками рождения, воспитания, социализации ребенка. При этом различные типы съемок закрепляются за различными социокультурными институтами. Так, home video характерно для семей среднего класса, антропологическая документация — для специалистов и т. д. К сожалению, данная проблема была рассмотрена исключительно с позитивистской точки зрения — проблемы, связанные с правовой и эстетической сложностью продемонстрированного видеоматериала, остались за рамками доклада.
Ольга Гунина представила доклад на тему репрезентации капиталистических стран в советских документальных телепередачах. На примере жизни молодежи в данных программах создавалось представление о двух различных реальностях: «советской» и «западной». Молодежь западных стран, измученная бесконечными социальными проблемами, оторванная от государства и не имеющая никаких надежд на будущее, противопоставлялась включенной в активную социальную жизнь советской молодежи. Для достижения драматического эффекта сопереживания процессам, происходящим на экране, широко использовались технические нововведения и кинематографические приемы. Таким образом, телевидение формировало у советских зрителей визуальное представление (закрепленное маркером «документальный фильм») о капиталистических странах.
Конструированию реальности на телевидении были посвящены доклады Евгении Надеждиной и Виталия Куренного. Здесь объектами исследования стали телевизионная реклама как конструктор образа детства и теленовости как форма репрезентации войны и террора, представляющие собой продукт медиа в их эволюции. Данные явления рассматривались как трансляторы современной идеологии. В первом докладе использовался семиотический подход к анализу визуального текста, во втором — историко-культурный анализ трансформации самого понятия «война» и его взаимосвязи с медиа, которая проявляется, в том числе, и в «асимметрии» мира. В современном технологичном обществе «массовый человек» в большинстве своем лишен возможности непосредственного участия в военных действиях, подобных мировым войнам и средневековым междоусобицам. Однако количество вооруженных конфликтов и локальных войн от этого не уменьшается. Источником информации о них для современного человека становятся средства массовой коммуникации. Одновременно складывается и опыт реального видения войны, который накапливают ветераны, жертвы военных действий, беженцы, свидетели терактов и т. п. Медиа предлагает свою интерпретацию войны не только как репрезентатор событий, но и как непосредственный инструментарий нового военного дискурса. Таковы, например, роль СМИ в освещении терактов или кадры высокотехнологических «точечных» бомбардировок. (Кстати, согласно одной из версий, Интернет тоже вышел из Пентагона.) В случае терактов эффект страха, создаваемый медиа, одинаково может быть использован как экстремистами, так и государственными структурами, спецслужбами. Красочный пример данного явления продемонстрирован, в частности, в документальном фильме М. Мура «Фаренгейт 9/11». Причем М. Мур, работающий в контексте медиакультуры, использует эффект войны и терактов в собственных целях, представляя интересы либерально настроенного населения Америки. Это явление лишний раз подтверждает «эволюционистскую» способность медиа к саморефлексии и ассимиляции собственной критики.
Подтверждая обозначенное выше положение о самостоятельности телевизионной реальности, традиционные (не разрушающие устоявшиеся у телеаудитории представления об этносе) национальные образы становятся предметом анализа этнографов. О проблеме иллюзорности этнического представления и этничности как таковой, предлагаемой телевидением и рассчитанной на «массовые» слои населения, рассказывали Наталья Антропова и Ольга Христофорова.
Отдельно можно выделить группу докладов, посвященных взаимоотношению «человек — вещь» в медийной культуре. Предложение рассматривать вещь как продолжение человеческого тела можно встретить еще в античной философии. В современной культурологической теории, например в работах Ж. Бодрийяра 6, вещи могут выступать в качестве материализации желаний и потребностей человеческого тела, ограниченного своим физическим существованием. М. Маклюен предлагает рассматривать медиа как техногенное увеличение функций частей человеческого тела.
Помимо общего и «постмодернистского» анализа изменения дискурса человека и вещи (доклад Юлии Евдокимчик), более подробно были рассмотрены такие элементы современной «культуры вещей», как мобильный телефон и телевизионные программы о ремонте (доклад Ильи Воробьева). В докладах была подчеркнута связь hi-tech-технологий с мифологическими представлениями человека об окружающем его мире. Проникновение в повседневную культуру новых, технически непривычных практик должно четко соотноситься с традиционными представлениями потребителей. Рассказывая о специфике мобильного телефона, Евгения Воробьева приводила пример репрезентации этого явления в современной беллетристике, где «мобильник» выступает в качестве социального фактора, индикатора реальности и т.д., активно заполняя собой литературное пространство.
О конструировании реальности в кинематографе и способах трансляции идеологических норм и ценностей говорилось в заключительной части конференции. Галина Зверева рассказала о происходящем в кинематографе процессе перераспределения ролей и зрительского самоопределения в контексте развития межкультурных коммуникаций через распространение культуры биологических и культурных мутантов и гибридов на примере европейского и голливудского фантастического кино. Установки социальной модернизации — равенство, либерализация, — предлагаемые в кинотекстах («Чужие», «Чужой: Воскрешение», «Хеллбой»), позволяют взглянуть на «чужого» как на Другого в его биологической и культурной специфике. Разрушаются существующие бинарные оппозиции формульного повествования, и социокультурная привязка новых героев происходит в контексте мультикультурной и гендерной дидактики (например, появление в кино смешанных пар). Было показано, что в российском кино данная проблематика пока не разрабатывается в сопоставимых масштабах.
Тема межкультурных коммуникаций была озвучена и в докладе Марии Маркиной, где рассматривался язык общения и та роль, которую отводит ему популярный кинематограф в установлении контакта между представителями разных культур. В современном кинематографе появляется тенденция к такому построению формульного повествования, в котором основная роль в процессе общения и понимания принадлежит «метаязыку», не требующему от участников коммуникации знаний чужого языка.
Специфике властного дискурса в кино, особенностям визуального построения нового киноязыка в советской и современной российской культуре были посвящены доклады Татьяны Дашковой, Натальи Зверевой, Евгения Лапина. Было показано, как использование новейших достижений технологий и актуальных эстетических стилей позволяет наиболее успешно транслировать идеологические конструкты и традиционные государственные нормы (соотношение критериев «свой — чужой», понятие «исторической правды» и т. п.) в общество. Вместе с тем, происходит принятие и усвоение нового киноязыка как единственно возможного интерпретатора реальности. Ярким примером могут служить кинопроекты, выходящие под лейблом государственных телекомпаний ОРТ и РТР. Глянцевая картинка, построенная с учетом опыта как советского, так и голливудского кино, отображает современные социокультурные нормы и, умело используя историческую и культурную преемственность прежнего политического строя, выстраивает идеалистически целостную картину российской действительности. Немалое значение в построении целостной картины реальности советского кино играло музыкальное сопровождение: этой теме был посвящен доклад Ирины Василевской. Елена Улыбина рассказала об особенностях кинематографической репрезентации безумия.
Отдельной графой можно представить доклады, посвященные включению уже ставших традиционными или классическими форм культуры — литературы, архитектуры и игровой деятельности — в современную медиакультуру. В случае с литературой — это явление паралитературы, массовая направленность которой противопоставляется классической и выражается в формульном построении текстов, условности сюжета, интеллектуальной доступности т.п., — об этом подробно говорил Евгений Козлов. Доклад Татьяны Колгановой касался архитектуры. Здания путем рекламного декорирования активно включаются в современный медиадискурс, выполняя различные визуальные и информативные функции и изменяя представления людей о реальном облике зданий. Современная игровая деятельность, представленная в сообщении Нелли Бикбаевой, раскрывается на примере флэш-моба — общедоступного коллективного времяпрепровождения, требующего от участников не специальных игровых навыков, а только полного включения в игровое пространство согласно установленным заранее правилам. Информационным и рефлективным каналом для участников является Интернет (что, в принципе, позволяет маркировать данное явление в контексте современной культуры медиа).
Суммируя итоги конференции, можно отметить, что в изучении медиакультуры на данном этапе преобладают критические подходы. Тот факт, что медиа являются для современного человека едва ли не единственным информационным каналом, становятся одним из способов публичной рефлексии индивидуума (Интернет), во многом объясняет способность медиа к конструированию новой социокультурной «реальности».
Евгений Лапин
_______________________________________________________
1) Более подробно см. в работе: Рашкофф Д. Медиавирус. Как поп-культура тайно воздействует на ваше сознание. М., 2003.
2) Это понятие стало впоследствии ключевым в методологии «cultural studies».
3) Эко У. От Интернета к Гутенбергу // Общество и книга. М., 2000.
4) http://www.livejournal.com.
5) Культура Апокалипсиса. М., 2005.
6) Бодрийяр Ж. Система вещей. М., 1995.