(Толкиноведение в начале третьего тысячелетия)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 3, 2004
Девяносто шесть дорог
Есть, чтобы песнь сложить ты мог,
И любая правильна, поверь.
Р. Киплинг
В 1976 г. в журнале “Современная художественная литература за рубежом” (№ 3) был напечатан обзор В.С. Муравьева “Толкьен и критики” [1]. Это была первая в нашей стране публикация о знаменитом английском писателе, которого тогда у нас знали лишь те, кто занимался западной культурой. Знакомство отечественного читателя с творчеством Толкина растянулось во времени. “Хоббит” был переведен на русский язык в 1976 г., первый том трилогии, роман “Хранители”, вышел в 1983 г., а полный перевод “Властелина Колец” появился только в 1991 г. [2]
На Западе о Толкине пишут много и давно, число монографий и диссертационных исследований о нем измеряется сотнями, и сейчас общий объем толкиноведения с трудом поддается осмыслению — поисковая система в Интернете выдает ссылки примерно на 450 тысяч сайтов, связанных с творчеством Толкина и “Властелином Колец” [3].
Изучение нашим литературоведением творчества Толкина началось с рецензий на “Хоббита” (как правило, хвалебных). Когда появились переводы трилогии и возникло движение поклонников творчества Толкина (за фанатичную любовь к своему кумиру прозванных “толкинутыми”), стали выходить статьи об этом явлении. Публикации эти, рассматривавшие исключительно социально-психологический аспект влияния на молодежь творчества Профессора (так почтительно-уважительно и при этом с определенной долей фамильярности называли писателя его поклонники), трактовали его в основном как отрицательное и не имели, разумеется, ничего общего с литературоведческим анализом [4]. В 1980-е гг. появились первые диссертационные исследования, посвященные различным аспектам творчества писателя: работы С.Л. Кошелева [5] и Р.И. Кабакова. За ними последовали диссертации С.А. Лузиной, С.В. Лихачевой, М.А. Штейнман. Пока не очень обширный корпус отечественного толкиноведения дополняют предисловия и послесловия к книгам Толкина [6].
В начале третьего тысячелетия стали выходить переводы книг о Толкине: в 2002 г. их было три, в 2003 г. — уже пять. Для удобства разобьем их на несколько групп. В первую отнесем биографии, во вторую — работы энциклопедического характера, в третью — монографии.
В 2002 г. вышли две биографии: “Джон Р.Р. Толкин: Биография” Хэмпфри Карпентера [7] и носящая такое же название Майкла Уайта [8]. В обеих книгах отсутствуют какие-либо сведения об авторах, но если применительно к Уайту это не столь существенно (в толкиноведении он известен мало), то в случае с Карпентером читателю, на наш взгляд, важно знать, что это видный исследователь, автор работ по истории фэнтези, в том числе о знаменитой группе “Инклинги”, куда входили Толкин, К.С. Льюис и Ч. Уильямс [9]; кроме того, Карпентер вместе с сыном писателя Кристофером издал письма Толкина [10].
Основа книги Карпентера — письма Толкина, его дневники, устные и письменные рассказы родственников писателя (брата и детей), его друзей и коллег. Кроме того, Карпентер включил в книгу рассказ о своей встрече с Толкином в 1967 г. в Оксфорде. В этом рассказе интересна и важна каждая деталь, в особенности описание внешности писателя и его манеры говорить. Мы словно видим этого невысокого пожилого человека, создавшего волшебный мир, слышим его голос — глуховатый, низкий; говорил он сбивчиво, быстро, и порой казалось, что он обращается к кому-то, находящемуся далеко отсюда; либо же ему вообще был нужен не собеседник, а слушатель…
Карпентер писал: “[я стремился] просто рассказать о жизни Толкина, не пытаясь обсуждать его литературные произведения. Я придерживался этого подхода отчасти из уважения к взглядам самого Толкина, но еще и потому, что первая увидевшая свет биография писателя представляется мне не самым подходящим местом для критики его книг” (с. 5—6).
М. Уайт существенно моложе Карпентера — по его замечанию, он принадлежит к поколению, среди мужских представителей которого считалось, что лучше всего знакомиться с девушкой с томиком “Властелина Колец” в руках (с. 6). Различие этих книг определяется различием жизненного и интеллектуального опыта авторов, степенью знакомства с материалом, наконец, отношением к сказочной, фэнтезийной литературе: Уайт, литератор “широкого профиля”, связан с ней лишь постольку, поскольку писал книгу о Толкине, тогда как для Карпентера, напротив, она — дело жизни. Это заметно еще и в том, что в книге Карпентера есть любовно составленный предметный и именной указатель, а в книге Уайта — нет.
При рассказах об основных этапах биографии Толкина — о первых годах, проведенных в Южной Африке, возвращении в Англию, в Бирмингем, учебе в школе, знакомстве с будущей женой Эдит, поступлении в Оксфорд, преподавании в университете Лидса, возвращении в Оксфорд — Уайт во многом идет за Карпентером, подчас повторяя не только названия глав в книге своего предшественника, но и некоторые эпизоды и характеристики действующих лиц. Книга Карпентера вышла в 1977 г., она считается одной из наиболее значительных в современном толкиноведении, он первым ввел в обиход большое количество биографического и архивного материала. Уайт же выпустил свою работу в 2001 г., потому имел возможность использовать сложившийся к тому времени обширный корпус толкиноведения. Порой Уайт заимствует у Карпентера целые абзацы, а порой сбивается на краткий пересказ — например, он только упоминает, что в феврале 1896 г. четырехлетний Роналд диктует няне письмо отцу, находящемуся в Южной Африке (никто не знал, что отец на следующий день умрет), тогда как Карпентер приводит текст этого письма. Уайт довольно бегло, в отличие от Карпентера, рассказывает о работе Толкина—университетского преподавателя и ученого — то есть о том, без чего не было бы Толкина-писателя. Кроме того, некоторые сюжеты, о которых Карпентер пишет не очень подробно, Уайт и вовсе трактует произвольно. Например, отметив, что К.С. Льюис, бывший долгие годы близким другом Толкина, жил с разведенной женщиной много старше его, Уайт пренебрежительно заключает: “Для друзей Льюиса ее роль в своем роде оставалась загадкой” (с. 154). А меж тем за этим стояла давняя трагедия, освещенная в литературе о Льюисе: эта женщина была матерью его друга и однополчанина Падди Мура, убитого во Франции незадолго до конца Первой мировой войны. На фронте Льюис и Падди поклялись, что в случае гибели кого-нибудь из них оставшийся в живых будет заботиться о близких погибшего [11].
Многие детали детства и отрочества Толкина, которые приводит Карпентер и опускает Уайт, существенны для духовного формирования будущего писателя. Например, примечателен круг детского чтения Толкина: ему не очень нравились “Остров сокровищ” Стивенсона и дилогия Л. Кэрролла — в отличие от многократно перечитываемых скандинавских сказок. Вообще Толкин, как вспоминают люди, его знавшие, очень мало читал не только национальную классику, но и современных писателей; по словам Карпентера, английская литература для него закончилась на Чосере. Слова сына Толкина, Кристофера, об отце — “он не любил современность” — подкрепляют свидетельства знакомых Толкина о его неприязни к ХХ в., неприятии технократической цивилизации.
В то же время в книге Уайта много материала о судьбе творческого наследия Толкина в 1980—1990-е гг. (чего, по понятным причинам, нет у Карпентера). Уайт показывает, как с годами росла и ширилась популярность Толкина — вопреки пессимистическим прогнозам о скором забвении после смерти. Уайт приводит данные различных опросов, проводимых с целью установить самую популярную книгу ХХ столетия: “Властелин Колец” почти всегда выходил на первое место, оттесняя даже “Улисса” Джойса и “1984” Оруэлла. И именно Толкину, заключает Уайт, обязаны своим нынешним успехом Дж. Роулинг и Ф. Пуллмен.
Во второй группе книг о Толкине (издания энциклопедического характера) выделяется работа Дэвида Дэя “Миры Толкина”[12]. В предисловии автор так объясняет задачу своей работы: служить путеводителем по миру Толкина, быть источником информации для тех, кто хочет поближе познакомиться с одной из наиболее тщательно разработанных мифологий в истории мировой литературы, и дать ответы на три фундаментальных вопроса: где находится Средиземье? когда происходит действие? и почему Толкин решил “пересотворить” наш мир, наделив его новой историей (или же мифической предысторией), которая разворачивается в воображаемом времени? (с. 6—7).
Энциклопедия рассказывает о пяти “составляющих” мира Толкина, каждой из которых посвящена отдельная глава: об истории, географии, социологии, естествознании и биографиях наиболее значимых действующих лиц трилогии и “Сильмариллиона”. В первой — “исторической” — главе рассматриваются восемь основных эпох, начиная с сотворения мира и кончая Третьей эпохой Солнца, охватывающих историю протяженностью более 37 000 лет. Дэй характеризует каждую эпоху и дает хронологические схемы последовательности событий в каждом временном промежутке. В главе “География” представлены атласы и иллюстрированный географический справочник, в котором перечисляются города, страны, горные цепи, леса, реки, озера и моря Средиземья. В разделе “Социология” рассказывается обо всех народах мира Толкина: эльфах, гномах, хоббитах, людях, онтах, майарах, валарах; раздел содержит также генеалогические таблицы и историю происхождения и развития каждой расы. Глава “Естествознание” представляет собой словарь флоры и фауны мира Толкина — в нем описываются цветы, деревья, различные растения, птицы, звери, насекомые, а также призраки, демоны и чудовища Средиземья. В словаре приводится описание каждого вида и его генезис. В заключительной главе, “Биографии”, читатель найдет биографический справочник, содержащий сведения о происхождении, внешности и основных событиях жизни самых разных героев: эльфов, гномов, хоббитов, людей, драконов, орков, онтов.
Дэй сумел в издании сравнительно небольшого объема дать множество сведений из всех областей жизни мира Толкина, насытив текст большим количеством черно-белых и цветных рисунков (работы восемнадцати художников), картами, схемами и другим иллюстративным материалом. Это одна из самых серьезных и обстоятельных книг такого рода, которая не только хорошо издана, но и хорошо переведена М. Виноградовой, С. Лихачевой, С. Таскаевой — людьми, достаточно известными в отечественном толкиноведении.
В книге Дэвида Колберта “Волшебные миры “Властелина Колец””[13] рассматриваются некоторые мифы, факты и реалии из истории мировой культуры и литературы, использованные Толкином при написании трилогии. Каждому такому мифу, легенде, факту или реалии посвящена небольшая отдельная глава. Если Дэй стремился дать максимальное количество сведений о трилогии, то Колберт выбирает отдельные вопросы и аспекты — вот заголовки некоторых глав: “Как Толкин выдумал Горлума?”, “Кто такой Гэндальф?”, “Как Толкин придумывал имена?”, “Зачем эльфы создают кольца?”, “Каково присхождение слова “хоббит””?”, “Почему эльфы живут так долго?”. Несмотря на то что “Волшебные миры” написаны в целом проще, чем “Миры” Дэя, это не означает, что Колберт не обращается к серьезным вопросам.
Например, проблема аллегории в трилогии. Многие читатели, по словам Колберта, полагают, что описание войны в Средиземье есть символическое изображение войны в современной Толкину Европе. По мнению тех, кто придерживается такой точки зрения, в романе отражены реальные исторические факты: во главе сил зла и в романе, и в жизни стоял диктатор; перед лицом общего врага союзники забыли о своих разногласиях; Кольцо Всевластья своим всемогуществом напоминает атомную бомбу. Хотя Толкин возражал против такой интерпретации, называя ее поверхностной, есть все-таки, по мнению Колберта, основание полагать, что Вторая мировая повлияла на писателя — подтверждение этому можно найти в его письмах тех лет, и прежде всего в письмах к сыновьям, которые были на фронте. В этих письмах Толкин говорит о чудовищности атомной бомбы, сравнивая ученых-ядерщиков, не задумывавшихся тогда о возможных последствиях своего открытия, с эльфами, которые выковали Кольцо Всевластья. Колберт также подчеркивает, что утверждения, будто бы в трилогии Толкин пропагандировал пацифизм, совершенно беспочвенны. Ибо писатель считал, что в определенных исторических условиях необходимо отказаться от пацифистских идеалов и вступать в битву с врагом (с. 28).
Закономерно появление идеи Братства Кольца, указывает Колберт, так как в жизни самого Толкина клубы имели большое значение. Когда Толкин учился в Школе короля Эдуарда в Бирмингеме, то с несколькими друзьями организовал ЧКБО — эта аббревиатура возникла при соединении двух вариантов названий: “Чайный клуб” и “Бэрровианское общество”. В годы Первой мировой войны Толкин и два его друга — члены клуба — находились во Франции, в составе британских вооруженных сил. Гибель этих друзей стала для Толкина одним из самых страшных потрясений, испытанных во время войны. После ее окончания, преподавая в университете города Лидс, Толкин основал “Клуб викингов”, на заседаниях которого члены читали вслух исландские саги и распевали шуточные песни, сочиненные Толкином и его другом. В Оксфорде Толкин основал литературный клуб “Углегрызы”, также занимавшийся изучением древнескандинавской литературы. Вершиной “клубной деятельности” Толкина стала знаменитая группа “Инклинги”, в которую входили также К.С. Льюис и Ч. Уильямс.
“Толкин и его мир: Энциклопедия”[14] — первая книга о писателе, созданная в нашей стране. Около 80 процентов ее объема занимает словник, в котором в алфавитном порядке даны реалии и топонимы трилогии, имена действующих лиц. В качестве приложения представлены “генеалогические древа и родословия” и “Комментарии к Алой Книге Западных Пределов” (хронология эпох Средиземья, сведения о родах Дарина, наследниках Исилдура, хронология Войны Кольца и предшествовавших ей событий и другие сведения). В выходных данных указан К.М. Королев — очевидно, как автор книги. Но на обороте титула рядом со знаком копирайта читаем: “К.М. Королев, текст, перевод”. Однако никаких указаний на то, где в книге оригинальный текст, а где перевод, тут нет. Причина становится ясна при более близком знакомстве с текстом — перед нами компиляция, сделанная на основе большого числа толкиноведческих исследований, список которых приводится в конце работы. Работа того, кто готовил книгу к печати (по всей видимости, это К.М. Королев), сводилась к отбору материала из англоязычных источников и его переводу, что, с одной стороны, снимает вопрос о самостоятельности издания, с другой — никоим образом не снижает его полезность, тем более для читателя, который только начинает путешествие по миру Средиземья.
Книга Т. Шиппи “Дорога в Средиземье”[15] — бесспорно, одна из лучших работ о Толкине. Примечательна фигура и судьба автора: будучи студентом Оксфорда, он занимался по индивидуальному учебному плану, утвержденному Толкином. После окончания Оксфорда Шиппи повторил почти все этапы биографии мэтра: как и Толкин, преподавал несколько лет в университете Лидса, потом перебрался в Оксфорд и, по прошествии лет, стал профессором древнеанглийского языка и литературы. И в 1982 г. осуществил свой замысел — написать книгу об ученом и писателе, которого любил и уважал с детства.
Перевод подготовлен М. Каменкович — авторитетным специалистом по Толкину (она — переводчик “Хоббита” и “Властелина Колец”). Перевод книги не просто безукоризнен стилистически, но демонстрирует основательное знание английской культуры и подлинную филологическую ответственность — М. Каменкович сопроводила текст постраничными комментариями и развернутыми примечаниями, которые не только объясняют неизвестные отечественному читателю реалии и понятия, но и ставят их в общекультурный контекст.
Шиппи весьма жестко отзывается о недобросовестной критике книг Толкина. Писатель и сам нередко сталкивался с напыщенностью, малограмотностью и амбициозностью тех, кто занимался древнеанглийской литературой, — это о них, замечает Шиппи, Толкин говорил так едко в своей известной лекции ““Беовульф”: чудовища и критики”, прочитанной в 1936 г. в Британской академии. Отзывы Шиппи о критиках Толкина достаточно нелицеприятны — например, стоило Э. Бёрджесу, одному из крупнейших прозаиков Великобритании второй половины ХХ в., заметить, что к “аллегориям с участием животных или фей” (к этим произведениям он отнес и “Властелина Колец”) неприменимы критерии высокой литературы, как Шиппи уничижительно назвал его “некто Энтони Бёрджес” (с. 29).
Шиппи называет трилогию “философско-лингвистической эпопеей” и считает, что изучение ее возможно лишь с помощью филологического подхода, сочетающего литературоведческий и лингвистический анализ. “Филология — единственный подходящий проводник по Средьземелью” (с. 33), — восклицает Шиппи, и здесь с ним нельзя не согласиться; равным образом и с его убежденностью в том, что такого проводника одобрил сам творец этого мира.
Особое внимание уделяет Шиппи роли фонетики в трилогии. Еще в 1926 г., в работе, написанной для сборника “Ежегодник исследований в области английского языка”, Толкин заметил, что могла бы существовать такая наука, как Lautphonetik — наука об эстетике звуков, способная объяснять, почему различные звукосочетания оказывают на людей те или иные эмоциональные воздействия. С ранннего детства Толкин чувствовал, как сильно влекут его иностранные языки — но не современные, а древние. В четыре года он увлеченно занимался с матерью латынью; на всю жизнь сохранил восхищение, увидев впервые надпись по-валлийски на железнодорожных вагонах с углем (валлийский потом станет одним из его любимых языков). А когда юношей впервые раскрыл готский словарь, то, как он позже вспоминал, его сердце забилось, как на любовном свидании.
Подростком он придумывал со своими двоюродными братьями различные языки, среди которых самым памятным для него был “звериный” язык. В Оксфорде, в библиотеке Экситер-колледжа Толкин нашел учебник финского языка, по словам писателя, буквально потрясшего его своей красотой — и оказавшего впоследствии влияние на созданный в трилогии квеньи, язык высших эльфов (синдарин, язык Сумеречных эльфов, ближе к валлийскому). Знакомство с финской культурой имело и еще одно важное следствие. Прочтя в оригинале поэму “Калевала”, Толкин загорелся желанием создать подобную эпопею для Англии, поскольку, как писал он впоследствии, в английской культуре не было аналогов эпосам стран Северной Европы и Германии. Влияние имен, персонажей, тем, сюжетов “Калевалы” ощутимо во “Властелине Колец” и “Сильмариллионе”. Например, не случайно высшие силы, опекавшие население Арды, названы валарами, то есть “давшими согласие быть связанными с миром” — ведь “вала” по-фински значит “связь”. Имена “творца всего сущего” Илуватара и валара Ульмо напоминают Ильматара и Ильмо из “Калевалы”. Не раз Толкин говорил о сходстве сильмариллов и волшебной мельницы сампо из “Калевалы”.
Шиппи не полностью разделяет языковедческую одержимость Толкина (ведь даже свою трилогию писатель назвал “Эссе на тему лингвистической эстетики”). Более того, исследователь полагает, что убежденность Толкина не просто в значимости языкознания, но и первостепенной его важности в жизни человеческого общества приводит к абсолютизации роли лингвистики. А рассуждения Толкина о том, что языкознание обладает самостоятельной эстетической ценностью, что люди способны чувствовать ход истории, размышляя над судьбами отдельных слов, а с помощью исторической фонетики можно проникнуть в тайны смены цивилизаций, Шиппи назвал “лингвистической ересью” (с. 213).
Трудно удержаться и не привести пример того, с каким изяществом Шиппи применяет методики лингвистической диахронии для анализа текста трилогии. Вот он обращается к проблеме топонимов. В “Хоббите” их, как ни удивительно, очень мало и они очень просты. Так, Бильбо живет у холма, который называется Холмом, речка, протекающая у его подножия, известна как Река. Во время своих скитаний Бильбо попадает в Дикие Земли, преодолевает Туманные Горы, оказывается у Долгого Озера вблизи Одинокой Горы. Гораздо разнообразнее топонимы в трилогии. Например, в Гондоре Рохан называли Страной Всадников, сами же обитатели этой местности называли ее Марка. В современной Англии, пишет Шиппи, нет графства Марка (или Марк), но в далеком прошлом королевство с похожим названием было — это англосаконское королевство Мерсия, на территории которого находится Бирмингем, город детства Толкина, и его альма матер — Оксфорд. Однако также известно, что западные саксы называли страну своих соседей Mierce (Миэрк); название это, согласно законам исторической фонетики, мерсианцы должны были произносить как Марк или Марка (с. 226—227).
Шиппи убедительно демонстрирует, что язык героев — ключ к их образам. Например, манера изъясняться Сарумана выдает в нем лживого и двоедушного политика, демагога, обладающего умением скрывать свои истинные намерения за обтекаемыми, но ничего не выражающими фразами. Совсем иная речь у Элронда — она экспрессивна, возвышенна, для нее характерны архаичные выражения, устаревшие синтаксические конструкции, частые инверсии.
А смысл выступлений Элронда, подчеркивает Шиппи, в утверждении северной “теории мужества” (с. 222). Этот термин Толкин впервые употребил в лекции о “Беовульфе”, назвав теорию “великим вкладом” древней литературы Севера в мировую культуру, — и использовал ее затем в своей трилогии. Согласно этой теории, даже окончательное поражение не делает правых неправыми, а поражение не есть бесчестье. Толкин хотел, чтобы жители Средиземья, подобно героям эддических сказаний, обладали мужеством, в котором не было бы ни ярости, ни отчаяния. В какой-то степени, пишет Шиппи, мифология Севера требует от людей больше, чем христианская мифология, — ведь она не предлагает ни рая, ни спасения и не обещает иной награды, кроме мрачной убежденности в правоте того, что делаешь.
Важно еще и то, что Толкин, по мнению Шиппи, преобразовал эту теорию, добавив к презрению по отношению к опасности насмешку над нею. Наиболее полно “смеющееся мужество” воплощено в хоббитах (с. 281).
В книге имеются также два приложения. В первом содержится обзор книг, которые, как полагал Шиппи, повлияли на Толкина. Правда, чаще всего писатель отрицательно относился к утверждениям, будто его мир создан под влиянием того или иного автора. Например, услышав, что его трилогию сопоставляют с “Кольцом Нибелунгов” Вагнера, Толкин презрительно заметил: “У меня и у него кольца круглые, вот и все сходство”. Отметив, что список авторов, влияние которых Толкин отрицал, достаточно пространен (в нем Шекспир, Э. Спенсер, Дж. Макдоналдс, Х.К. Андерсен), Шиппи переходит к тем литературным явлениям, влияние которых на творчество писателя можно доказать текстуально. Это, прежде всего, поэма “Беовульф”, древнеанглийская поэзия, “Старшая Эдда” и “Младшая Эдда”, героические древнеисландские саги (в частности, “Сага о Волсунгах”), ирландские саги, сказки народов северо-западной Европы (в том числе сказки братьев Гримм и “Народные сказки Севера” — сборник, составленный норвежскими фольклористами П. Асбьерсеном и Й. Му), английские, шотландские, датские баллады. Высоко ценил Толкин средневековые поэмы “Перл”, “Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь”, “Сэр Орфо”; особое отношение было у него к “Калевале”. Шиппи подчеркивает, что нельзя также забывать о несомненном влиянии на творчество Толкина средневековых хроник и работ историков (“История данов” Саксона Грамматика, “История упадка и гибели Римской империи” Э. Гиббона).
Во втором приложении содержатся четыре стихотворения Толкина, написанные на древнеанглийском и готском языках в годы преподавания в университете города Лидс.
В книгу включен также “Словарь-справочник”, составленный отечественным исследователем творчества Толкина А. Семеновым. Он содержит сравнительный перечень имен, топонимов и названий мечей, символов, книг, времен, битв и т.п., встречающихся в основном тексте “Хоббита” и “Властелина Колец” в различных переводах на русский язык. Всего рассмотрено два варианта перевода “Хоббита” и четыре варианта перевода трилогии.
Книга Никола Бонналя “Толкиен: Мир чудотворца”[16] вышла в издательстве “София”, известном тем, что оно специализируется на выпуске популярной религиозной литературы, с уклоном в мистику. Очевидно, выбор издательства объясняется тем, что Бонналь ищет религиозное начало в книгах Толкина. Исследователь убежден в том, что писатель в трилогии создал “религию с особыми обрядами и таинствами, верховными жрецами, подобными Гэндальфу, и их паствой в виде хоббитов, стремящихся к духовному совершенству” (с. 14).
Книга состоит из четырех частей. Первая посвящена биографии и взглядам писателя (многое взято у Карпентера, причем автор не всегда ссылается на него). По словам Бонналя, “Толкиен воссоздал в трех главных своих произведениях историю современного мира, сбившегося с пути истинного” (с. 35). Некоторые определения Бонналя, даваемые Толкину, неожиданны. Так, он называет Толкина реакционером — поскольку тот “как человек исповедовал традиционные ценности, а как университетский преподаватель пытался привить своим студентам общественно-политические взгляды другого времени, вернее, даже другого тысячелетия. В этом смысле Толкиен был ярым реакционером. <…> Ценности, которые он провозглашал и отстаивал как человек, были, по сути, глубоко консервативными, если не реакционными. То были феодальные, патриархальные ценности западно-христианского средневекового мира” (с. 36).
Во второй части Бонналь рассматривает общества, существующие в мире Толкина. Наверно, здесь слово “общество” лучше заменить на слово “этносы”, поскольку автор уделяет много внимания выяснению этнических и расовых предпочтений Толкина. Так, по словам Бонналя, Толкин был буквально влюблен в рослых светловолосых голубоглазых воителей и статных сероглазых дев, наделяя таких героев неизменно положительными чертами (как полагает автор, Толкин сам был невысокого роста, обладал неказистой внешностью, а потому восхищался высокими людьми). Плохие герои у Толкина, напротив, смуглые или желтокожие, к тому же косят и косолапят (как орки).
В третьей части путешествия героев трилогии рассматриваются в русле мировой традиции странствия, которую автор прослеживает от Гильгамеша, Геракла, Синдбада (при этом даже не упоминая традицию поисков Святого Грааля). Путь героев лежит через многие страны, и преодоление ими обширных пространств становится символичным. По словам Бонналя, “символика пространства, объединяющая дороги и болота, горы и туманные дали, таит в себе важный духовно-нравственный смысл” (с. 209).
В третьей и четвертой частях Бонналь отходит от установки на выявление религиозных мотивов в творчестве Толкина, отчего растет количество текстологических наблюдений относительно символики оружия (мечей, копий, дротиков; отдельно останавливается автор на эротической символике лука и стрел) и драгоценностей в трилогии. Но интересные наблюдения заканчиваются достаточно тривиальным выводом: “…все предметы у Толкиена имеют двойное предназначение: будь то творения эльфов или людей, они таят в себе и худшие, и лучшие свойства каждого народа и посему влияют на судьбы Валар, эльфов, гномов и людей — словом, всех обитателей Средиземья” (с. 264).
В четвертой части рассматриваются вопросы космогонии мира Толкина, поэтому в основном речь идет о “Сильмариллионе”.
В переводе немало стилистических небрежностей, словно переводчик думал не об адекватности русского варианта работы оригиналу, а о том, чтобы “сделать красиво”: “Толкиен достиг такого чарующего совершенства, при котором повесть обращается в песнь, т.е. в легенду” (с. 10), “Толкиен погружает нас по собственному примеру в воображаемый красочный мир” (с. 19). Отметим ошибку в примечаниях: на с. 9 автором “Конана-варвара” назван вместо Р. Ховарда Э.Р. Берроуз. Объяснены не все реалии — как общекультурные, так и мира Толкина. Наконец, нет ни одной ссылки на использованные источники — потому автор “не брезгует” раскавыченными цитатами.
В целом книга Бонналя, в отличие от исследования Т. Шиппи, производит двоякое впечатление. Интересные наблюдения и яркие догадки соседствуют с отвлеченными моралистическими рассуждениями и пересказом отдельных сцен, сопровождаемым кратким комментированием.
Как можно видеть, диапазон вышедших книг о Толкине довольно широк: биографии, энциклопедии, монографии. Эти издательские жанры представлены неравномерно: справочных книг больше, монографий меньше, поскольку на вторые широкого спроса ожидать, как можно думать, не следует. Начало книжной толкинианы на русском языке, несомненно, многообещающе. Но каким будет продолжение? Ведь очевидно, что появление такого количества работ о Толкине в первые годы третьего тысячелетия объясняется вовсе не бескорыстной любовью к творчеству писателя — очевидно, что издатели хотели просто-напросто воспользоваться интересом к Толкину, возникшим после выхода экранизации “Властелина Колец”. Киноэпопея Питера Джексона имела сильный резонанс — к творчеству Толкина приобщились десятки тысяч людей, ранее не прочитавших ни одной его строчки (или вообще не знавших его имени). Сейчас Толкину предстоит вновь пройти испытание, на этот раз массовой культурой. Постеры, значки, маски, игрушки, компьютерные игры, “прокрутка” толкиновского “бренда” индустрией развлечений — все это ждет героев Профессора, как то случалось многократно с героями литературной фантастики, ставшими популярными благодаря их появлению на киноэкране [17].
Но спустя некое время этот интерес неминуемо начнет спадать — и соответственно будет уменьшаться заинтересованность издателей в выпуске книг о Толкине. Ведь литературоведение в издательской семье всегда было на положении Золушки. И облегчить положение (или изменить его принципиальным образом) могут только специальные издательские программы. Однако на это, судя по нынешнему положению книжного рынка, рассчитывать едва ли стоит.
Тем не менее толкиноведение в нашей стране будет продолжать развиваться. Возможно, выйдут книгами уже защищенные диссертационные исследования о Толкине, о которых шла речь выше (некоторые из них — работы С.Л. Кошелева, Р.И. Кабакова, С.В. Лихачевой — очень хороши). В любом случае обнадеживают публикации последних лет в периодике и в сборниках научных трудов [18]. Эти работы куда глубже, чем многие из тех, что печатались в 1980—1990-е гг., что можно видеть хотя бы из краткого изложения их тематики: проблемы читательского восприятия книг Толкина, природа фэнтези, ее роль в литературе ХХ в. и значение в творчестве Толкина, Толкин и традиции английской литературной сказки, Толкин и традиции английского фольклора, художественная условность у Толкина. И вот что важно: география проживания толкиноведов все расширяется, все больше появляется работ, написанных “далеко от Москвы”. Это-то можно считать основной причиной нынешнего (пусть и сдержанного) оптимизма. Будущее у отечественного толкиноведения есть, и оно будет прирастать провинцией.
1) У нас приняты разные варианты написания фамилии писателя: Толкин, Толкьен, Толкиен. Фамилия Tolkien происходит от немецкого Tollkuhn, что читается примерно как “Толкюн”. Правда, сам писатель утверждал, что его фамилию следует произносить, удваивая гласную второго слога и делая на нем ударение. Думается, вариант “Толкин” ближе всего русской орфоэпической культуре.
2) О переводах трилогии см.: Семенова Н. Пять переводов “Властелина Колец” Дж.Р.Р. Толкина // Альманах переводчика. М., 2001. С. 159—198.
3) См.: Уайт М. Джон Р.Р. Толкин: Биография. М., 2002. С. 9.
4) См., например: Иваницкая Е. Орки для порки // Столица. 1994. № 42. С. 57—58; Быков Д. Деревянные лопаты // Столица. 1994. № 42. С. 58—59; Ефремова Д. Игры на траве // Лит. газета. 1998. 18 февр.
5) Кошелев С.Л. Философская фантастика в современном английском романе (романы Дж.Р.Р. Толкина, У. Голдинга и К. Уилсона 50—60-х гг.). Автореф. дис. … канд. филол. наук. М., 1982. См.: Кабаков Р.И. “Повелитель Колец” Дж.Р.Р. Толкина и проблема современного литературного мифотворчества. Автореф. дис. … филол. наук. Л., 1989. См.: Лузина С.А. Художественный мир Дж.Р.Р. Толкина: Поэтика, образность. Автореф. дис. … канд. филол. наук. М., 1995; Лихачева С.В. Аллитерационная поэзия в творчестве Дж.Р.Р. Толкина. Автореф. дис. … канд. филол. наук. М., 1999; Штейнман М.А. Поэтика английской иносказательной прозы ХХ в. (Дж.Р.Р. Толкин, К.С. Льюис). Автореф. дис. … канд. филол. наук. М., 2000.
6) См.: Муравьев В. Сотворение Вселенной // Хранители: Летопись первая из эпопеи “Властелин Колец”. М., 1983. С. 326—334; Гопман В. “Книги должны кончаться хорошо…” // Толкин Дж.Р.Р. Лист работы Мелкина и другие волшебные сказки. М., 1991. С. 297—299; Каменкович М. Создание Вселенной // Толкин Дж.Р.Р. Властелин Колец. Кн. III. Возвращение Короля. СПб., 1995. С. 719—729.
7) См.: Карпентер Х. Джон Р.Р. Толкин: Биография. М., 2002.
8) См.: Уайт М. Джон Р.Р. Толкин: Биография. М., 2002.
9) См.: Carpenter H. The Inklings: C.S. Lewis, J.R.R. Tolkien, Charles Williams and their friends. L., 1978.
10) См.: The Letters of J.R.R. Tolkien / Ed. by H. Carpenter and C. Tolkien. L., 1981.
11) См.: Green R.L., Hooper W. C.S. Lewis: A Biography. N.Y., 1974; Light on C.S. Lewis / Ed. by J. Gibb. L., 1965.
12) См.: Дэй Д. Миры Толкина: Большая иллюстрированная энциклопедия. М., 2003.
13) См.: Колберт Д. Волшебные миры “Властелина Колец”: Удивительные мифы, легенды и факты, которые легли в основу этого шедевра. М., 2003.
14) См.: Толкин и его мир: Энциклопедия. М.; СПб., 2003.
15) См.: Шиппи Т.А. Дорога в Средьземелье. СПб., 2003.
16) См.: Бонналь Н. Толкиен: Мир чудотворца. М., 2003.
17) Об опасности этого см.: Spinrad N. Science Fiction in the Real World — Revisited // Science Fiction and Market Realities / Ed. by G. Westfahl, G. Slusser, E.S. Rabkin. Athens; L., 1996. P. 20—35.
18) Шурмиль Э.А. Традиции английского фольклора в произведениях Дж.Р.Р. Толкиена: (На материале “Хоббита” и “Властелина Колец”) // Проблемы национальной идентичности в литературе и гуманитарных науках ХХ века. Воронеж, 2000. Т 2. С. 88—95; Баженова О.А., Решетова Л.И. Дж.Р.Р. Толкиен о когнитивном стиле фантазии // Молодежь, наука и образование: проблемы и перспективы. Томск, 2000. Т. 5. С. 76—81; Мамаева Н.Н. Это не фэнтези!: К вопросу о жанре произведений ДжР.Р. Толкина // Изв. Урал. гос. ун-та. Екатеринбург, 2001. № 21. С. 33—47; Мамаева Н.Н. Творчество Толкиена как продолжение традиций английской литературной сказки // Дергачевские чтения. Рус. литература: национальное развитие и региональные особенности. Екатеринбург, 2001. Ч. 2. С. 381—384; Кирюхина Е.М. Историзм и условность в “Золотом ключике” А. Толстого и “Хоббит” Дж.Р.Р. Толкина // Неизвестное в известной сказке: (“Золотой ключик, или Приключения Буратино” А. Толстого: различные аспекты литературоведческого анализа). Самара, 2001. С. 74—87; Губайловский В. Обоснование счастья: о природе фэнтези и первооткрывателе жанра // Новый мир. № 3. С. 174—185.