Опубликовано в журнале НЛО, номер 6, 2003
Братский наш такой наказ:
Коммунистов бей ты враз!
Бей обрезом, бей колом,
Бей крестьянским топором!
Русская Правда. 1931. № 67
После поражения белого движения терроризм наряду с «повстанчеством» представлялся многим не желавшим складывать оружие эмигрантам весьма перспективным средством борьбы против советской власти.
По сравнению с волной призывов к истреблению большевиков и в особенности их верхушки реальные достижения белых террористов оказались на удивление невелики: убийства советских диломатов В.В. Воровского и П.Л. Войкова террористами-одиночками, взрыв партийного клуба на Мойке в Ленинграде в июне 1927 года боевиками организации А.П. Кутепова да несколько неудачных попыток, предпринятых в основном теми же кутеповцами.
Деятельность советских спецслужб по защите своих вождей, так же как их операции против эмигрантских «активистов» в Европе оказались значительно более эффективными: достаточно вспомнить похищения в Париже руководителей Русского Общевоинского Союза генералов Кутепова и Е.К. Миллера (соответственно в январе 1930 года и в сентябре 1937-го). Последний был даже вывезен в Москву, где содержался почти два года на Лубянке под именем Иванова, после чего расстрелян по приговору «тройки» НКВД.
Более значительный след антибольшевистский терроризм оставил в эмигрантской литературе. Несомненно, самым ярким памятником «террористической мысли» в русской зарубежной печати был журнал «Русская Правда» (далее — «РП»), выходивший в 1922—1933 годах «Русская Правда» была органом Братства Русской Правды (далее — БРП), единственной в своем роде террористической организации. В немногочисленной литературе вопроса деятельность БРП оценивается по-разному: Д.И. Зубарев считает организацию «вполне реальной (хотя, конечно, она о себе воображала больше, чем было на самом деле)» [1]. Ближе к истине, на наш взгляд, был покойный А.И. Добкин, полагавший, что «эмигрантское руководство БРП пыталось представить стихийную активность белорусских национальных отрядов (так называемых “Дружин Зеленого Дуба”) и остатков организаций Савинкова и Булак-Балаховича как направляемую из единого центра в Берлине, а когда эта активность была подавлена ОГПУ — занялось прямой фальсификацией» [2].
Обоих исследователей поражало, как при явных, скажем так, преувеличениях и несообразностях, содержавшихся в информации о деятельности Братства, Брату № 1 (а все члены строго законспирированной БРП носили порядковые номера), редактору и основному автору «Русской Правды» С.А. Соколову-Кречетову удавалось заручиться поддержкой известных эмигрантских политиков и общественных деятелей и получать на протяжении десяти лет довольно приличное финансирование из различных источников. Многие участники предприятий Соколова были склонны задним числом объяснять его фантастические построения болезнью — опухолью мозга. Этим же А.В. Амфитеатров (чью интерпретацию событий Добкин считал самой продуктивной) объяснял и маниакально-фантастическую убедительность Соколова, «которая заставляла верить ему нас, морочимых, вопреки возникавшим сомнениям». «Совершенно ясно выявляется, что во главе БРП много лет стоял и судьбами его руководил психопат, одержимый лукавейшим недугом — fobie raisonnante. <…> Резонирующий маньяк — прежде всех других — убеждает в реальности своей мысли самого себя, и отсюда истекает изумительно твердая последовательность его “перманентных” галлюцинаций и его способность к их псевдологическому развитию» [3].
Объяснение удобное, но малоубедительное. Трудно предположить, что Соколов жил с опухолью мозга столь длительное время; напротив, его деятельность и многочисленные письма (один Амфитеатров получил их около двухсот) свидетельствуют скорее о полной нормальности их автора.
Братство Русской Правды, на мой взгляд, на самом деле было одним из наиболее успешных (учитывая необычные условия) и длительных литературных проектов издателя «Стихов о Прекрасной Даме». Что мы и попытаемся показать, опираясь в значительной степени на новые архивные материалы.
Сергей Алексеевич Соколов (литературный псевдоним Сергей Кречетов) (1878—1936) в особом представлении не нуждается. Поэт-символист «второго ряда», основатель и владелец издательства «Гриф», один из основателей журнала «Золотое Руно», издатель «Стихов о Прекрасной Даме» Блока [4], книг Бальмонта, Андрея Белого, Сологуба, Ходасевича, Иннокентия Анненского, Волошина… [5]
Мемуаристы и исследователи почти не обращали внимания на деловую сметку и хватку Соколова. Юрист по образованию, присяжный поверенный округа Московской судебной палаты, за несколько лет до начала Первой мировой войны он оставил адвокатуру и «избрал себе деятельность по проведению железнодорожных концессий и постройке новых железных дорог. Состоял секретарем и участником различных банковских синдикатов и учредительских групп по разным железнодорожным проектам. Перед войной был директором правления Копорской железной дороги». К тому же Соколов управлял принадлежавшим ему совместно с братом имением Малаховка по Казанской железной дороге [6].
«Имел дар, — свидетельствовал Андрей Белый, — был — делец, достающий деньгу для издательства и перекидывающий с руки на руку, точно брелоки, журналы: “Искусство”, “Руно”, “Перевал” — были сфабрикованы им, как и издательство “Гриф”; и — провалены им, как и “Гриф”» [7]. Относительно провала «Грифа» Адрей Белый, относившийся к Соколову весьма недружелюбно, явно преувеличил: издательство достаточно успешно работало с 1903 года до начала Первой мировой войны (формально прекратило свою деятельность в 1915 году).
Когда началась война, Соколов, прапорщик запаса полевой легкой артиллерии, несмотря на освобождение от службы, которое ему давала должность директора железной дороги, пошел на фронт добровольцем. Он принимал участие в боях в Восточной Пруссии; был произведен в поручики, награжден орденами Св. Анны «за храбрость» и Станислава III степени. В трагическом для русской армии сражении в Августовских лесах был ранен в голову, попал в плен, где находился три с половиной года. В августе 1918 года вернулся в Москву, откуда пробрался на юг, в Крым. Состоял одно время секретарем правления «Таврического банка» в Ялте. Затем перебрался в Ростов-на-Дону. С весны 1919 по март 1920 года Соколов служил в Отделе пропаганды Вооруженных сил Юга России, в котором заведовал Литературно-политическим пресс-бюро; опубликовал за это время полсотни антибольшевистских статей, редактировал, совместно с Е.Е. Лансере, единственный литературно-художественный журнал, выходивший на территории, контролируемой белыми, — «Орфей» [8].
Тогда же Соколов написал в простонародном стиле несколько агитационных антибольшевистских брошюр, пользовавшихся, по его словам, популярностью и несколько раз переиздававшихся. Приведем образец его агитационного творчества этого времени, фрагмент брошюры «Обманутым братьям в красные окопы»:
Напугали мы крепко ленинскую свору.
Ей русский дух хуже всякого мору.
Знают, что ждет их веревка за проклятое дело, —
Чует кошка, чье мясо съела!
Заметались большевистские баре,
Нехристи-комиссары,
Что привыкли обирать народ до последнего рублика.
Загалдели: «спасайте Советскую Республику».
Вот и спасают воровскую свою махинацию;
Объявили всеобщую мобилизацию:
«Добром не хочешь, силой возьмем,
Плетью — так плетью, штыком — так штыком.
Ступай-ка мужицкая темная рать,
За Лейбу Троцкого помирать,
За красное знамя!
Вперед, товарищи! А мы за вами».
Хороши товарищи, нечего сказать!
Они пьют да грабят, а вам умирать.
Эх, братья-крестьяне, раскиньте мозгами,
Кто вас ведет и кто правит вами?
Кто вас так скрутил, что ложись да помри?
И откуда взялись ваши новые цари? [9]
Далее Соколов писал о том, что большевики насланы Германией, и намекал на «инородческий» характер русской революции, упоминая латышей и китайцев; налицо был и традиционный «Лейба» Троцкий, хотя Ленину досталось гораздо больше. Соколов рассчитывал воздействовать на религиозные чувства красноармейцев:
Кто они, судите по тому примеру,
Что они гонят Христову веру;
Ту веру, в которой наши деды рождались.
Которой святые угодники спасались;
Ту веру, в которой защиту и покров
Находили мы, русские, во веки веков.
Задумали, окаянные, ни мало ни много,
Отнявши свободу, отнять и Бога.
Только стой!
Руки долой!
От вас мы видали разные виды,
Но этой последней обиды
Ни от кого не снесет
Крещеный народ.
Подходит грозное время!
Пол-России уже сбросило бремя
Большевистского стада, что люд трудовой угнетало.
Пол-России восстало! [10]
«Крещеный народ», однако же, снес все, а Соколов весной 1920 года через Константинополь уехал в Париж. Заметим, что его стихотворные агитационные брошюрки времен Освага явились прямыми предшественницами «Русской Правды».
В Париже Соколов устроился вполне неплохо; около года он состоял «негласным доверенным политическим корреспондентом Главнокомандования (ген. Врангеля), сообщая туда доклады о парижских настроениях и кознях против Русской Армии. Одновременно, год с лишним состоял секретарем Правления “Русско-Французского Акционерного Общества”, созданного на средства Главнокомандования в виде частного предприятия для снабжения Армии и населения Крыма» [11].
Весной 1922 года Соколов перебрался в Берлин, где стал директором основанного на средства герцога Г.Н. Лейхтенбергского издательства «Медный всадник». По-видимому, тогда же, летом 1922 года, было учреждено БРП; его отцами-основателями были Соколов, герцог Лейхтенбергский и генерал П.Н. Краснов. Первые два года, по словам Соколова, «оно было лишь чисто пропагандным начинанием на Россию, ведомым очень небольшой группой, где на одних ложилась литерат[урная] часть, на других — техника распространения [12]. В той фазе это дело, ведомое на месте его выполнения автономно, финансировалось из высших “белых” наших источников» [13]. «Высшие источники» — означало Врангель.
Впоследствии Краснов издал несколько своих романов в «Медном всаднике». Соколов, называя герцога Лейхтенбергского и Краснова своими друзьями, видимо, не преувеличивал.
Два года спустся финансирование «Русской Правды» было Врангелем прекращено «за сокращением бюджета». К тому времени, то есть к лету 1924 года, у Врангеля кончились деньги, вырученные от продажи закладов Петроградской ссудной (серебряной) казны, ему не на что было содержать остатки вывезенной некогда из Крыма Русской Армии, и неудивительно, что ассигнования на «Русскую Правду» были прекращены. Четыре месяца спустя «в дело вступила новая группа, взявшая его в руки и поставившая себе целью из чисто пропагандного журнала РП развернуть из накопившегося людского “сочувственного” материала уже настоящую организацию не только с пропагандными, но и с активистскими целями» [14].
Финансировали дело поначалу все тот же герцог Лейхтенбергский и крупный донской предприниматель, некогда основавший знаменитое демократическое издательство «Донская речь», а в 1919 году недолгое время возглавлявший деникинский Отдел пропаганды, — Н.Е. Парамонов. Парамонов, лишившийся почти всего состояния — ведь не заберешь же с собой антрацитовые рудники, — проведя год в Константинополе, приехал в Германию в расчете получить деньги, переведенные германским фирмам в качестве задатка за шахтное оборудование. Мнение о немецкой обязательности оказалось сильно преувеличенным, и надежда поправить свои дела таким способом не оправдалась. Зато сметливый казак точно предугадал бурное развитие автотранспорта, прикупил несколько пустырей в Берлине — что в условиях германской гиперинфляции было совсем недорого — и построил на них гаражи и автозаправочные станции. А позднее на приобретенных вовремя участках — и квартирные доходные дома [15].
Несомненно, центральной тактической идеей Братства был терроризм, а средством пропаганды — антисемитизм.
В статье «!Да здравствует Русский террор!», название которой было с двух сторон обрамлено восклицательными знаками, разъяснялось, почему «власть чужаков, инородцев и евреев поганит по-прежнему своим зловонным присутствием священный Московский Кремль»: «Причина — простая! От того, что бьют не по лошади, а по оглоблям, не по комиссарской “головке”, а по комиссарскому третьему сорту».
«Можно продолжать выбивать сотни и тысячи мелких комиссаров, но дело спасения России не подвинется вперед ни на шаг, пока на верхах будет сидеть сплоченная шайка Совнаркома и Третьего Интернационала, те сливки компартии, о которых евреи во всех странах говорят с гордостью, что это “драгоценный мозг еврейства”».
Братство призывало русский народ плюнуть на коммунистическую мелочь, а бить крупных комиссаров. «Не гонись за красной плотвой, прицеливай острогу в красную щуку!»
«Разве не позор и не стыд для нас, Русских, что всероссийский палач и главный чекист, польский еврей Дзержинский погиб не от Русской руки, а подох, отравленный своими же товарищами-комиссарами в борьбе за власть и за дележку краденых Русских богатств?» [16]
«Бей змею в голову!» — призывала передовая статья следующего номера [17]. Для ярких метафор использовались и животные, и рыбы, и пресмыкающиеся. «Бей по черепу Коминтерна! Бей по Комиссарским верхам!» [18]
«Не к еврейскому погрому зовем, а к погрому Еврейской власти!» — разъяснялось в последнем номере за 1926 год. Правда, в одноименной статье в основном рассказывалось о том, как и почему евреи придумали социализм и что «на самом деле Советская власть есть Еврейская власть». Более того, автор, все тот же Соколов-Кречетов, утверждал, что еврейская власть хочет сделать из России «нечто вроде Новой Палестины». Доказательство было весьма любопытным: «И разве не подтверждает это лучше всяких слов то гонение, которому Советская власть подвергает проповедников Сионизма, естественного и честного стремления лучшей части Еврейства сосредоточить все силы для заселения своей истинной древней Родины, старой Палестины?»
«Однако, нельзя всех Евреев, как и всех прочих людей, мерить одной меркой. Есть и евреи хорошие, есть и Русские подлецы. Разве что у евреев подлецов больше. Еврейский народ имеет право, как и все, жить на свете. Может он жить и в России. Только мы, Русские, решительно хотим, чтобы он знал свое место. Всяк сверчок знай свой шесток» [19].
Памятуя, вероятно, что «повторение — мать учения», Соколов поместил через номер вариацию на ту же тему. На сей раз статья называлась «Страшная правда», речь в ней шла все о том же, и использовались почти такие же речевые обороты, разве что были добавлены пассажи о всемирном еврейском заговоре: «Обманывать себя нечего. За всем тем, что делается в России, кроется общий еврейский план, и организованное мировое Еврейство сочувствует этому плану, считая Советскую власть близкою и родною» [20].
В статье «Как народу спасать Россию? (Братское слово ко всем народам России)» излагался «Братский план» спасения. Спасение мог принести «повсеместный народный террор»:
Бей комиссаров и комиссарчиков. Чем крупнее красная птица, тем лучше. Помни братский завет: — «Бей змею в голову». Но помни и другой Братский завет: — «Бей змею, да не пропускай и змеенышей!» Вспомни, как в старые годы враги России учили тебя действовать против Русской исконной христианской Царской власти. Вспомни, как тогда революционеры били на выбор Царских чинов, от губернаторов и министров до простого околоточного или урядника, а то и до простого городового. Действуй по тому же способу и ты. Поверни старое учение против слуг Антихристовой власти. Проку от нее для народа не получилось, пускай хоть ученье ее пригодится. Бей, однако, с разбором. На местах каждый известен, кто чего стоит. Не за то бей, что он Красной власти служит. Это дело подневольное. А за то бей, что за красную власть стоит и будет ее отстаивать грудью. В первую голову бей агентов и чинов ГПУ. Помни: — на Чеке весь красный режим держится. Дурную траву из поля вон! Не разбирайся много, кто Русский, кто еврей, кто еще какой инородец. У Советской власти мозг еврейский, а между тем иной Русский христопродавец ей получше всякого еврея служит. Надо сделать так, чтобы у коммунистов под ногами земля горела. Надо сделать, чтобы быть коммунистом стало опасно и страшно. Надо сделать, чтоб никому не было расчета примазываться к партии [21].
Характерно, что вспомнить методы борьбы, практиковавшиеся русскими революционерами, призывали не только такие последовательные сторонники терроризма, как В.Л. Бурцев [22], но и деятели, некогда осуждавшие его с трибуны Государственной Думы, вроде лидера почившей в бозе партии октябристов А.И. Гучкова. «Я не знаю, глубокоуважаемый Борис Александрович, — писал он бывшему российскому послу в Вашингтоне Бахметеву вскоре после убийства в Женеве советского дипломата В.В. Воровского Морицем Конради, — как Вы относитесь к вопросам террора в той борьбе, которую мы ведем с большевиками? У меня выработался определенный взгляд: я — определенный сторонник террора внутри России и столь же определенный противник его вне России». Впрочем, Гучков в любом случае считал необходимым использовать «случай Конради» для разоблачения преступлений большевиков [23]; защита на процессе убийцы Воровского сумела добиться оправдания террориста.
Вдохновенные строки посвятила «Братьям-террористам» харбинская поэтесса Марианна Колосова, чье стихоторение «Два слова» было опубликовано в одном из выпусков «Русской Правды»:
Граната и пуля — закон террориста.
Наш суд беспощаден и скор.
Есть только два слова: — «убей коммуниста»
За Русскую боль и позор.
<…>
Граната и пуля — закон террориста!
Мы сами решаем свой час.
Во взорах отвага, как солнце, лучиста.
И души, как пламя, у нас.
«Убей коммуниста!» Свершились два слова.
За ними блистанье и гул…
И Русский террор беспощадно сурово
В лицо комиссарам взглянул.
(Русская правда. 1928. Март—апрель. С. 7)
Одним из самых пикантных практических советов по истреблению супостатов был следующий: «Сделай лук потуже, а к нему стрелы с наконечниками из разогнутого рыболовного крючка. Смажь наконечник стрихнином либо салом с тараканьим ядом. Подстреливай в сумерках из-за угла коммунистов» [24].
Между тем «общерусские лозунги», выдвинутые Братством, были в основном разумны и рассчитаны скорее на достаточно образованных людей, чем на воображаемое существо, подстерегающее коммунистов за углом с луком наготове.
После ритуальных 1) Первенства и свободы Православной Веры и 2) Охраны Русского быта следовали положения, под которыми могли в принципе подписаться многие деятели либерально-демократической ориентации (во всяком случае, среди эмигрантов):
3. Равенство всех граждан перед законом. 4. Частная собственность, как основа всей жизни страны. 5. Свобода частной торговли и промышленности. 6. Классовый мир и дружное сотрудничество классов при полной охране прав и интересов трудового народа. 7. Беспартийный суд и ясный, беспристрастный закон. <…> 9. Закрепление за крестьянством в полную и наследственную собственность всех земель, полученных во время революции. <…> 12. Всероссийский Национальный Земский Собор для решения окончательного устройства правления, после установления порядка в России и без допуска коммунистов [25].
Позднее, уже после краха БРП, точнее, после добровольно-вынужденной отставки Брата № 1, Н.Е. Парамонов писал В.Л. Бурцеву, что Соколов, «человек честный и преданный делу», всегда представлялся ему «чересчур бумажным». «Не было связи с людьми, работающими на месте… Мало задавалось на места реальной работы, была уверенность, что людей долгое время (выделено Парамоновым. — О.Б.) можно кормить только хорошей литературой, не давая сильных возбуждающих средств» [26].
Соколов как раз отлично понимал, что только под «хорошую литературу» длительное время получать финансирование трудно. И если «реальной работы» нет, то ее следует изобрести. Тем более, что проверить происходящее в советском зазеркалье крайне трудно.
По версии Соколова, изложенной им в письме к редактору «Возрождения», на второй стадии существования журнала
…немногочисленная группа активистов сложила из себя Верх[овный] Круг, причем почти все из прежних участников отошли от дела… Члены В[ерховного] Кр[уга], ведя дело сообща, однако в частности распределили между собою его разные стороны: — одни занялись литерат[урной] частью, другие — организационно-боевой. С началом этой второй фазы РП стала БРП, то есть воистину организацией, вылитой в стройную систему разных «ярусов» Братства, имеющих определенную «конституцию» и связанных присягой своему Центру, Верх. Кругу, особливо законспирированному даже от громадного большинства прочих Братьев. В этом своем новом виде БРП ширилась и ширится эти годы, оцепляя Триэсер своими Отделами и глубоко проникая в его пределы, причем это развитие все время одухотворялось журналом РП как органом БРП и другой литературой Братства. В порядке проникновения в Россию завязались у нас и связи с разными повстанческими организациями и пошло влитие таковых в наше Братство и под наши лозунги. Среди прочих вошли в наш состав и отряды «Зеленого Дуба» (их область действия — Белоруссия и Псковский и Смоленск. край), уже много лет ведшие там борьбу с большевиками. Этот процесс «влития» в БРП «тамошних» активных элементов продолжается и по сию пору. Вот что такое БРП в данное время [27].
В 1926-м, а в особенности в 1927-м годах на страницах «Русской Правды» появляются рассказы о подвигах «братчиков» в Советской России. Чтобы не понять, что «Русская бывальщина (из жизни повстанческих отрядов “Зеленого Дуба”)» атамана Дергача [28], так же как рассказы о подвигах «братчиков», печатавшиеся в разделе «В Советской России», — откровенная клюква, надо было совсем уж не иметь ни элементарного литературного вкуса, ни здравого смысла. Приведем некоторые выдержки из хроник, печатавшихся в «РП»: «По всей России гуляют повстанческие отряды, уничтожая и вырезывая ответственных коммунистов и чекистов. Все губернии Западной России сплошь охвачены повстанчеством. Там орудуют Боевые Дружины нашего Братства Русской Правды, руководимые нашим боевым “Западно-Русским Центром”».
Далее сообщалось об успешных боях с отрядами чекистов, взрывах складов с боеприпасами и т.п.
Между Гомелем и Новозыбковым одна из наших Братских Дружин захватила поезд, в котором находились ответственные коммунисты Гомельского Округа. Трое чинов ГПУ были расстреляны на месте, а пятнадцать человек видных советских работников уведены в качестве заложников. Вскоре после этого во время стычки между красными и одной из наших Дружин в руки красных попали два начальника Дружины, Алексей Грушницкий и Николай Абрамов. Они были доставлены в Минск и расстреляны по приказу Минского ГПУ, отказавшись выдать под пытками тайну нашего Братства (курсив мой. — О.Б.) [29].
Это не Аркадий Гайдар. Это Сергей Кречетов.
Впрочем, «доблестные Братья, рабы Божии Алексей и Николай», были тут же отомщены — в ответ на их казнь упоминавшиеся выше пятнадцать красных заложников, по сообщению «РП», были расстреляны.
«По всей России от руки Русских мстителей падают ненавидимые народом комиссары… В Москве, в Кремлевской красной “головке” паника и растерянность под влиянием совершаемых один за другим террористических актов над крупными “товарищами”… Пора кончать, братья Русские! Пора кончать с чужеродной властью! Бей змею в голову всюду, где ни встретишь» [30].
Дальше — больше:
…от Петербургской губернии до Западной Украины, от Балтийского моря до Черного работают наши Братские Боевые Дружины, объединяемые «Западно-Русским Боевым Центром» с Главным Атаманом Братом № 72 во главе. Повсеместными лихими налетами они захватывают населенные пункты, уничтожают отряды ГПУ, жгут тюрьмы и здания Чеки, обезоруживают красные гарнизоны, взрывают мосты и склады военных припасов и быстрым своим судом расправляются с чекистами и ненавидимыми народом Комиссарами.
Под Крайском
наша 3-я Братская Дружина три дня билась с высланным из Минска конным отрядом ГПУ и, отбив его, ушла в леса… 3 августа Братьями РП сожжено здание Совнархоза в Минске. В Борисове, после неудачной попытки их освободить, были расстреляны, после тяжелых пыток во дворе тюрьмы ГПУ Братья полковник Николай Седлецкий, Лаврентий Рутковский и Николай Сергеев.
В ответ на это под Борисовым Особой Братской группой были выслежены, захвачены и повешены три чекиста, выполнители расстрела помянутых Братьев. На груди казненных приколоты записки: — «Казнены Братством РП за участие в расстреле Братьев Седлецкого, Рутковского и Сергеева». По всей Белоруссии гремит имя начальника нашей 9-й Братской дружины, атамана Клима, недавнего красного офицера, выдающегося своими отчаянно смелыми набегами и крутыми расправами с комиссарами и чекистами. 18 июля атаман Клим в районе Слуцка наголову разбил высланный против него отряд ГПУ под начальством члена Слуцкой ГПУ Грюнберга. Сам Грюнберг повешен… [31]
Далее рассказывалось о подвигах братских дружин № 1, 16, 2, 7, 8, 13. Братчики пачками расстреливали чекистов и прочих коммунистов (по сообщению «РП», почему-то по 25 человек). Дружины, правда, также несли потери. Действовали они преимущественно в Белоруссии, но их активность распространялась уже и на Украину, а отдельные террористические группы совершали подвиги и в столицах, и в Средней Азии, и на Кавказе…
Особая Северная Братская Террористическая Группа 24 июля взорвала в Петербурге адскую машину в помещении, где было коммунистическое собрание. Убитых и раненых около 100 человек. Красные власти скрывают этот случай… Наши Братья в Москве заложили адскую машину в Кремле, к сожалению раньше времени случайно найденную подметальщиком. Другой раз, Бог даст, не сорвется… В Асхабаде нашими братьями, благополучно скрывшимися, убит начальник местного отдела ГПУ… Нет возможности и нет места перечислить все случаи, когда красные комиссары падают от руки Русских мстителей. Это происходит каждый день и каждый час в различных концах России. Наша литература (наш журнал «Русская Правда» и наши многочисленные различные летучки, воззвания, плакаты и памятки) гуляет по всей России широкой волной, передаваемая тысячами рук, заходя и в хату крестьянина, и в тесную комнату рабочего, и в казарму красноармейца. Наш завет «Бей змею в голову всюду, где ее ни встретишь» крепко усваивается народом [32].
Здесь же предлагалось и удобное объяснение тому, что о подвигах «братчиков» не поступало из СССР никакой иной информации, нежели собственные сообщения БРП: «По приказанию из Кремля красные газеты всячески замалчивают то, что творится в России, стараясь скрыть от глаз Европы вскипающую волну повстанчества и народного ответного террора. Замалчивают и имя нашего Братства, опасаясь увеличить его популярность» [33].
Рассказы о подвигах «братчиков» на страницах «Русской Правды», журнала, в эмиграции все-таки почти не читаемого, возможно, не вызвали бы большого резонанса, если бы не появление сводок БРП на страницах белградского «Нового времени» и публикация в августе 1927 года в «Возрождении», второй по популярности газете русского зарубежья, записок атамана Кречета, птицы из «стаи» Дергачей, Климов и прочих соколовских робингудов. Похоже, в последнем случае «Гриф»-Кречетов решил немного поиграть с публикой.
Казалось бы, столь откровенная утка, правильно квалифицированная одними политиками как фальсификация, а другими (в частности, генералом Врангелем) сочтенная поначалу большевистской провокацией [34], должна была поставить крест на репутации БРП. Однако не было бы счастья, да несчастье помогло. Главной сенсацией весны и лета 1927 года в эмиграции было разоблачение крупнейшей провокации ГПУ — якобы антибольшевистской подпольной организации «Трест» в России. Эмиграция, как выяснилось, была «проедена» провокацией, и даже вселявшая надежду на перерождение большевизма изнутри книга В.В. Шульгина «Три столицы» оказалась написанной «под диктовку» чекистов, да сама его поездка в Россию, как стало теперь очевидным, была организована и контролировалась советскими спецслужбами [35].
На фоне афронта, постигшего руководителя боевой работы при великом князе Николае Николаевиче генерала А.П. Кутепова, деятельность которого, как оказалось, освещалась агентурой Москвы, БРП, делавшее ставку не на засылку эмиссаров из-за границы, а на местные силы, выглядело гораздо привлекательнее в глазах некоторых непримиримых борцов с большевизмом. Взрыв в партийном клубе на Мойке, осуществленный боевиками Кутепова, не мог полностью восстановить его репутацию, тем более что вслед за этим успехом последовали ряд провалов и гибель нескольких групп террористов в перестрелках с чекистами.
Тем не менее доверие и поддержка — моральная и материальная, полная или частичная — оказанная БРП, то есть Соколову, некоторыми видными деятелями эмиграции, кажется почти невероятной. Публично в поддержку БРП высказались митрополит Антоний (Храповицкий), генералы П.Н. Краснов и Д.Л. Хорват, странно выглядевший в подобной компании В.Л. Бурцев, лидер правых кругов русской эмиграции в Югославии С.Н. Палеолог, литератор А.В. Амфитеатров, «полупризнал» в конечном счете БРП генерал П.Н. Врангель. Попытаемся разобраться в причинах этого.
Во-первых, Соколов, по-видимому, действительно обладал даром убеждения и умением импонировать слушателям и собеседникам. И дело было не в «гипнотической» убедительности, свойственной маньякам, как писал задним числом Амфитеатров. Прислушаемся к весьма недоброжелательно настроенному по отношению к Соколову Андрею Белому, нарисовавшему «портрет» молодого Сергея Кречетова:
Красавец мужчина, похожий на сокола, «жгучий» брюнет, перекручивал «жгучий» он усик; как вороново крыло — цвет волос; глаза — «черные очи»; сюртук — черный, с лоском; манжеты такие, что-о! Он пенснэ дьяволически скидывал с правильно-хищного носа: с поморщем брезгливых бровей; бас — дьяконский, бархатный: черт побери — адвокат! Его слово — бабац: прямо цель! Окна вдребезги! <…> С эстрады — как кречет; а в кресле домашнем своем — само «добродушие» и «прямодушие», режущее «правду-матку»; не слишком ли? Бывало, он так «переправдит», что просто не знаешь, кидаться ли в объятия и благодарить иль грубо оборвать… [36]
В пользу Соколова говорила и его биография: офицер-доброволец, отправившийся на фронт, несмотря на освобождение от службы по должности, раненый, награжденный орденами, участник белого движения и верный сотрудник Врангеля, непримиримый противник большевизма. Наконец, это был человек своего круга — с ним тесно сотрудничали, ему доверяли и, по-видимому, дружили герцог Лейхтенбергский и генерал Краснов; заметим, что в «Медном всаднике» издавался альманах «Белое дело», редактировавшийся еще одним близким сотрудником и корреспондентом Врангеля — генералом А.А. фон Лампе.
Шумная кампания, проводившаяся Соколовым-Кречетовым в печати, а также полемика между скептиками и теми, кто был склонен доверять сообщениям о «братской» борьбе с большевиками, привлекли внимание Врангеля, который писал секретарю великого князя Николая Николаевича генералу П.К. Кондзеровскому:
В последнее время в печати появились в большом количестве «сводки» о деятельности «Братства Русской Правды», причем во многих местах и в некоторых органах печати производятся сборы в пользу отрядов Братства. Из этих сводок, корреспонденций и объявлений в газетах о гибели членов Братства во время совершения того или иного террористического акта, с приглашением помолиться о погибших, видно, что «Братство Русской Правды» имеет свои отделы как в России, так и за рубежом ее, а руководящий центр его находится за пределами России.
В связи с этим ко мне поступают многочисленные запросы от воинских организаций и от отдельных чинов РОВСа о том, как надо относиться к деятельности сего Братства со ссылкой на то, что по некоторым данным и распространяемым агентами Братства сведениям о деятельности Братства осведомлен Его Императорское Высочество Верховный Главнокомандующий [37].
Врангель просил разъяснить дело, ибо не имел сведений ни о деятельности, ни о сущности БРП. Получив сообщение, что в штаб-квартире великого князя к БРП относятся благожелательно (еще бы! В это время при великом князе среди прочих состоял перебравшийся во Францию Краснов!), Врангель, не больно доверявший окружению Николая Николаевича, продолжал запрашивать об этой организации своих доверенных лиц и обсуждать со своими соратниками возможности сотрудничества с Братством.
Генерал А.А. фон Лампе писал Главнокомандующему из Берлина:
У меня был редактор «Русской Правды». Он взволнован дошедшими до него сведениями о том, что Вы якобы считаете «Атамана Кречета» (о «Дергаче» речи не было!) — мифом и его собственным изобретением. Он приводит ряд доказательств существования значительного ряда ячеек на периферии, он приводит длинный ряд доказательств существования организаций Кречета, Дергача и иных.
Он вновь, как я Вам докладывал весной, стремится во всем ориентировать Вас, конечно не привязывая и не солидаризируя явно своей деятельности с Вами.
Я лично стою по-прежнему на моей точке зрения, которая в полной мере считается с возможностью существования этой организации, и потому считаю, как я докладывал Вам и писал Павлу Николаевичу <Шатилову>, что ее необходимо проверить всеми доступными мерами.
С Александром Павловичем <Кутеповым>, который когда-то прикрыв «Русскую правду», теперь старается тем или иным способом забрать ее под себя, — она ничего общего не имеет.
Между прочим Шуаньи [38] (несомненно через ген. Краснова, близкого к редактору) запрашивало о том, принимаю ли я какое-либо участие в работе «Братства Русской Правды», и, конечно, получило отрицательный ответ.
Я весьма одобрил решение редактора воспользоваться имеющейся у него возможностью проехать в Бельгию, чтобы лично доложить Вам все то, что он знает, во что верит и на что надеется. Быть может, этот разговор даст основания для проверки, которая кажется мне, как я докладывал выше, — желательной!
Надеюсь, я не ошибся и Вы не откажете его принять? [39]
Ниже фон Лампе информировал своего кумира, что в Берлин приехал Н.Е. Марков — «по некоторым сведениям, цель его приезда тоже поиски центра “Братства Русской Правды”» [40]. Поистине, БРП было событием сезона 1927 года!
Врангель «не отказал» принять «Грифа». Этому способствовала и просьба близкого друга генерала герцога Лейхтенбергского. «Пипер», как обращался к Главкому в личных письмах старый однополчанин, не мог отказать своему «Гиги». Однако, писал Врангель фон Лампе: «Касательно Братства Русской Правды мои сомнения остаются в силе. Это не исключает того, что я буду очень рад побеседовать с Сергеем Алексеевичем» [41].
Нам неизвестно, о чем беседовали Врангель с Братом № 1. Беседа продолжалась двое суток, причем Соколов вроде бы показывал генералу какие-то документы и письма. Похоже, что Соколову удалось хотя бы отчасти рассеять сомнения Врангеля и тот поверил, что какая-то работа в России Братством все же ведется. А главное — Соколов убедил его, что БРП не имеет ничего общего с кутеповской организацией и действует совсем иными методами. Увы, пути бывших соратников далеко разошлись, и Врангель был настроен по отношению к Кутепову и его деятельности крайне отрицательно. В результате Врангель передал Н.Н. Чебышеву, бывшему начальнику своей канцелярии, одному из видных публицистов «Возрождения», принадлежавшему к числу скептиков, меморандум от 7 ноября, в котором заявлял, что «имена лиц, явившихся создателями и настоящими руководителями этой организации, исключают совершенно возможность предположения, что Братство Русской Правды есть организация, поставленная ГПУ, подобно пресловутому Тресту. Руководители Братства, несомненно, искренне стремятся быть полезными Родине. Представители Братства в разных странах Зарубежья также в большинстве, несомненно, люди убежденные, бескорыстные. Некоторые мне известны по прежней работе» [42].
Не преминув указать, что сотрудничество с организацией Кутепова опасно, а использование для работы в России имени вел. кн. Николая Николаевича бессмысленно, «доколе работу эту ведут органы, работающие под тем же знаменем, насквозь пропитанные ядом ГПУ», Врангель заключал:
…мой собеседник сообщил мне, что руководители Братства Русской Правды считают, что боевая работа должна вестись исключительно местными людьми, что люди Зарубежья, незнакомые с местными условиями, могут лишь эту работу осложнить и что от участия таких лиц в работе внутри России боевая организация решительно отказывается. Он обещал мне оповестить об этом через свой печатный орган представителей Братства в Зарубежье. Со своей стороны я с его согласия уведомляю об этом начальников отделов и войсковых групп, к коим поступают запросы от чинов Армии [43].
Врангель свое обещание выполнил. В Информационном бюллетене за ноябрь 1927 года, издаваемом по уже несуществующей армии ее Главнокомандующим, Врангель, отвечая на поступившие к нему запросы от чинов Русского Обще-Воинского Союза, не является ли БРП организацией, «поставленной» ГПУ, и если это действительно организация большевикам враждебная, то не следует ли принять участие в ее партизанских действиях, заявлял: «…имена создателей и руководителей “Братства Русской Правды” не оставляют сомнения, что эти лица искренне стремятся служить Родине», в то же время вопрос об участии в ее борьбе в России отпадает, так как организация ставит себе задачей «работу внутри России одними местными силами, исключая участие в работе на местах людей Зарубежья» (выделено Врангелем. — О.Б.) [44].
О лучшем результате трудно было мечтать. Врангель не только выдал БРП «удостоверение» в благонадежности, но еще и дал законное основание отвергать услуги различных поручиков и штабс-капитанов, уставших от строительства шоссейных дорог в Югославии или добычи угля в Болгарии и рвавшихся в бой. Можно представить положение Брата № 1 или его доверенных лиц, если бы бывшие офицеры Русской Армии стали требовать направления в отряд какого-нибудь Клима или Дергача.
Но совсем уж потрясающий документ выдал Братству митрополит Антоний, глава зарубежной (карловацкой) РПЦ:
БЛАГОСЛОВЕННАЯ ГРАМОТА «БРАТСТВУ
РУССКОЙ ПРАВДЫ» ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕННЕЙШЕГО АНТОНИЯ, МИТРОПОЛИТА
КИЕВСКОГО И ГАЛИЦКОГО
БРАТЬЯМ РУССКОЙ ПРАВДЫ
Сегодня, 20 сентября, память древнейших Русских мучеников за веру Христову, умученных иноверной властью, Михаила князя Черниговского и болярина его Феодора. Их благословил на мучения за Христа духовник и увещевал их к мужеству. Преподобный Сергий Радонежский благословил Князя Дмитрия Донского и его рать на кровавую борьбу с поработителями Отечества, с ордой хана Мамая. Наконец, Святитель Ермоген, Патриарх Московский, свыше трехсот лет назад, в Смутное время, благословил Русские народные рати на вооруженное восстание против самозваной инородческой власти, засевшей в Кремле.
Вы, Братья Русской Правды, собрались на восстание против красной власти, открыто враждебной Христу и тайно руководимой его врагами — иудеями: — не теми иудеями, которые верят Святой Библии Ветхого Завета и молятся Единому Богу, но евреями, не верящими ни во что, кроме денег и своих честолюбивых замыслов о всемирном господстве. Вы идете на защиту Христовой веры и во имя будущей Православной Царской России.
Такое святое начинание Церковь всегда благословляла в нарочитых молитвах, так как она научена еще каноническим Посланием Святого Афанасия Великого, что убивать на праведной войне не грешно, ибо сие творится не по ненависти, не по личному самоуправству, а по ревности о спасении Отечества и Церкви Божией. Церковь же Божию наши красные враги ненавидят более всего. Они и не подумали бы губить нашего Отечества и отдавать его под жестокую власть безбожников и инородцев, если бы наша Русь не была Святая, если бы она не была православная.
Не жалейте же своих жизней, за Веру, Царя и Отечество! Знаю, что и за это мое послание мне грозит скорая смерть. Однако не могу даже вменить себе в похвалу своей решительности ободрять вас на подвиг, ибо я старик и уже потому жизнь мне не мила, а при виде разорения святынь наших и торжества жестокости и разврата — даже и тягостна.
Вас же, молодых, да укрепит Господь мужественно подвизаться за Святую веру и за Россию! Вам рано искать себе смерти, но постыдно было бы от нее скрываться. В час же смертельной опасности призывайте Святую Великомученицу Варвару и Святителя Николая [45].
В.Л. Бурцев, по предложению Верховного Круга БРП «вступив в личное общение» с некоторыми его членами и ознакомившись с необходимыми документами, освещавшими деятельность Братства, сделал официальное заявление, датированное 27 декабря 1927 года:
1. Все члены Верховного Круга БРП есть русские общественные и политические деятели, пользующиеся полным доверием в русских антибольшевицких <так! — О.Б.> кругах.
2. За последние годы БРП развило в разных местностях России энергичную революционную борьбу против большевиков.
«Настоящее заявление, — оговаривался престарелый демократ, — я делаю единственно в интересах истины, совершенно оставляя в стороне всякую возможную оценку как политического облика органа БРП, журнала “Русская Правда”, так и самых способов революционной работы БРП в России» [46].
Немало неприятностей доставил «Грифу» выпущенный им же «в полет» «атаман Кречет». Публикация в «Возрождении» записок «Кречета», так же как и террористические хроники, печатавшиеся в каждом номере «Русской Правды», вызвали дружную атаку эмигрантской печати. На Братство обрушились С.П. Мельгунов [47] и П.Б. Струве [48]; да и сам редактор «Возрождения» Ю.Ф. Семенов опубликовал осторожную статью [49], в которой ясно давал понять, что неплохо было бы получить доказательства существования славного атамана. «Записки Атамана Кречета, несомненно, не подлинное описание партизанских действий, а роман, основанный, может быть, на действиях какого-либо небольшого партизанского отряда, давно уже ликвидированного», — писал Врангелю Шатилов. Считая «возглавителей Братства» «вполне благонадежными людьми», бывший начальник штаба Русской Армии тем не менее полагал, что они «решились на блефирование своей организации. В таком серьезном деле, я считаю, что никакой обман недопустим, даже имеющий благую цель расширения своей деятельности на благо общему делу. Во всяком случае основывать активную работу на деятельности этой организации было бы ошибочным» [50].
Соколов (естественно, за подписью Брата № 1) отправил Семенову письмо, в котором заверял, что «если бы мы были, как это уверяют наши враги, только “мифической”, “несуществующей” и, скажем просто “фиктивной” организацией, то, конечно, нам оставалось бы только сидеть смирно и молчать. Но так как мы совершенно чисты перед Богом и совестью и действительно, а не на словах, делаем то дело, о котором говорим, то правды бояться нам нечего и правда за нас» [51].
По словам Соколова, атаман Кречет находился «по сю сторону границы», однако выполнить скрытое желание редактора «Возрождения» и «предъявить» его в Париже Брат № 1 считал невозможным по конспиративным соображениям. Он предложил Семенову другой вариант — отправить на встречу с Кречетом «своего вполне ОТВЕТСТВЕННОГО корреспондента и представителя». Соколов доверительно сообщал, что страной пребывания Кречета является Польша, и тут же стращал своего корреспондента возможными опасностями подобной поездки, ибо поляки ведут себя «необычайно угодливо» по отношению к красным и недавно выдали им «с польской территории отступивших туда 36 человек наших дружинников», а приехавшее из Парижа новое лицо, вероятно, с беженским паспортом, привлечет внимание польских спецслужб.
Второе предложение Соколова носило более радикальный хаарктер. Он изъявил готовность открыть имена руководителей Верховного Круга БРП особо доверенному лицу, «эксперту». И сам же предложил кандидатуру А.В. Амфитеатрова. Ему мы «верим, как в смысле его беспристрастности, так и в смысле его способности после не подвести все дело ненужной болтовней “по секрету”. Не представляем себе возражений и с Вашей стороны, ибо это один из Ваших наиболее ценных и верных сотрудников». Финансировать поездку Амфитеатрова, полагал Брат № 1, должно «Возрождение»; он еще раз «доверился» Семенову, сообщив, что ехать придется в Германию [52].
В этом же послании Соколов попытался как-то сгладить один из самых грубых промахов в пропагандистской кампании БРП, а именно попытку приписать себе организацию взрыва в партийном клубе на Мойке в Ленинграде, осуществленного людьми А.П. Кутепова в июне 1927 года. Теперь он уверял, что в хронике «РП» за май—июнь о «петербургском взрыве» говорилось как о выполненном «неизвестными русскими людьми», сообщая тут же для «личного сведения» Семенова, что «фактический выполнитель» взрыва, позднее убитый Петерс, «был также член БРП, лишь индивидуально принявший участие в предприятии иной организации». Убитый Петерс, понятное дело, оспорить, так же как и подтвердить, свою принадлежность к БРП уже не мог.
На самом же деле, уверял Брат № 1, членами БРП был осуществлен другой взрыв, 24 июля, о котором упоминалось и в сводке Братства, и в статье Амфитеатрова в «Возрождении» [53].
Этот последний взрыв был замолчан красными газетами (вероятно, потому, что не удалось никого схватить) и только в СПБ газетах появился ряд траурных объявлений о гибели разных товарищей «на службе пролетариату». В заграничную печать об этом проникли лишь смутные слухи. В частности, в «Возрождении» от 30 июля помещена заметка агентства Балтэвксин о взрыве в СПБ во время коммунистического заседания. Об этом взрыве мы в свое время получили лишь короткое сообщение по линии связи от нашей СПБ группы, где обещались детали. В таком виде мы и поместили это в сводке. После этого связь прервалась, и мы все еще не имеем сведений о членах той группы. То ли погибли, то ли скрываются [54].
Нетрудно догадаться, что заметка в «Возрождении» и послужила тем «гвоздем», на который «Гриф» повесил очередное сообщение о подвигах «братчиков».
Амфитеатров в Германию не поехал, да и вообще никогда лично с Соколовым так и не встретился. Однако вскоре он получил более полную информацию и стал верным адептом Братства. Теперь Соколов подписывался собственным именем, не признаваясь, впрочем, что Брат № 1 — это он.
Начало «романа» выглядело следующим образом: Амфитеатров отозвался на присланные ему номера «Русской Правды» и получил, в свою очередь, предложение «руки и сердца» от Брата № 1. Письмо содержало весь необходимый антураж: девиз «Коммунизм умрет, Россия не умрет», адрес отправителя был обозначен как «Место очередного пребывания Верховного Круга Братства Русской Правды». Брат № 1 жаловался на недостаток времени, «всецело отданного на наши Братские дела», не позволившие ему в срок отозваться на письма Амфитеатрова. «Времени мало и теперь. Однако, мне все же хочется написать Вам, и я пошлю письмо из того места при Советской границе, где я в данную минуту нахожусь, с верной оказией, которая опустит его во избежание цензуры почтовой, особенно любопытной в “молодых” государствах, в Германии, поближе к Вашим краям» [55]. Таким образом снималось противоречие между пребыванием неутомимого борца с коммунизмом около советской границы и германским почтовым штемпелем.
«Вы нам нужны, — писал Брат № 1, — ибо Вы самый подходящий человек для выступления в нашу защиту. Думаю, что и Ваша совесть подскажет Вам то же. “Не людям служим, Богу и Родине служим”. Таково наше правило. Верим, что таково будет и Ваше».
Судя по контексту, Амфитеатрова смутило обилие юдофобских лозунгов на страницах «Русской Правды».
Для нас Россия — выше всего и в нашей работе мы идем по линии наименьшего сопротивления, как то должен подсказать всякому политику простой холодный разум, — разъяснял Соколов. — Отбрасывая в сторону всякие глупые крайне-правые выдумки о «тайном кагале еврейских мудрецов» и о «всемирном жидомасонстве», которые якобы, как на шахматной доске, разыграли Русскую революцию, где мы все были неповинны, как барашки (выдумки, объясняемые всего более простою невежественностью и недостатком образования), мы, однако же, видим себя стоящими пред лицом того несомненного факта, что Русская революция если и не была разыграна Еврейством, то была стремительно подхвачена и захвачена Еврейством в такой мере, что очень скоро весь красный аппарат и правления государством, и правления партией оказался в еврейских руках и, чем выше, тем гуще. Эта насыщенность красных правящих слоев евреями такова, что народ с полной основательностью считает Красную власть еврейской, и наличность среди нее известного, убывающего ближе к командным высотам нееврейского процента не делает ее Нееврейской, как не делала некогда татарского ига нетатарским наличность в ханской ставке множества всяких инородных женщин и всевозможного происхождения ренегатов…
Соколов доказывал, что, учитывая широко распространенные в народе антисемитские настроения, приходится забыть староинтеллигентские «табу» и «идти за общим голосом России». Без антисемитской пропаганды невозможно сформировать национальное сознание, уверял Брат № 1.
Вот и приходится нам держаться на последней мыслимой позиции (она «там» ЕЛЕ приемлема!), что мы призываем только против ЕВРЕЙСКОЙ власти, а не против еврейского НАСЕЛЕНИЯ вообще. Дальше ни ради каких интеллигентских «белых перчаток» податься некуда. Мы только силимся, твердя о ХРИСТИАНСКОМ характере будущей Русской национальной революции, призывать не трогать мирных еврейских обывателей, мелкоту, женщин и детей. Тут на Ваше справедливое замечание, что, как до переворота дойдет, «доказывай, что ты не верблюд» (или какое-то сравнение в этом роде), мы можем только сказать, что для нас, русских убежденных патриотов, РУЧЕЙ случайной даже и неповинной еврейской крови все-таки стоит дешевле, чем РЕКИ русской неповинной крови, уже пролитой, еще льющейся и неминуемой к пролитию, пока будет Советская власть.
Впрочем, в отношении «еврейского вопроса» Соколов ломился в открытую дверь. Амфитеатров, по свидетельству его сына, «сделался антисемитом» по крайней мере еще в 1918 году [56], хотя ему, видимо, претила та вульгарная форма, в которую юдофобские идеи были облечены на страницах «Русской Правды».
Соколов просил не отождествлять БРП с Высшим Монархическим Советом Маркова 2-го: «Мы всякий голореставраторский дух почитаем не только безумием, но и преступлением (“никаких расправ над ‘крестьянишками’! Никакого возврата земли, взятой от помещиков! Никакой классовой мести! Уничтожение сословных привилегий и равенство всех перед законом!”)». Брат № 1 замечал, что знак равенства между БРП и крайними реакционерами ставит П.Н. Милюков, который является «представителем просоченной еврейством интеллигенции, которая, не любя большевизма, предпочитает, однако, призывать к его медленному “изживанию”, жертвуя реками русской крови, чтоб только не пролить еврейского ее ручья».
Обращение к Амфитеатрову именно в данный момент Соколов объяснял тем, что после нескольких лет относительно «мирной» работы БРП, учитывая народные настроения, перешло к активным действиям.
«Народ больше нечего убеждать, что ему плохо, и рассказывать, что такое большевизм. Его надо призывать к действию и подавать сигнал “общей раскачки”. В этом году мы этот сигнал подали и нашими силами открыли целую серию выступлений, повстанческих и террористических, по всей России» [57].
В этих условиях БРП как никогда нуждается, во-первых, в правильном освещении своей борьбы, во-вторых,
с переходом к широким выступлениям: нам для «особых» начинаний понадобились и «особые» средства, для привлечения которых нужна атмосфера сочувствия. Между тем положение наше бесконечно трудно потому, что мы, при нашей законспирированности (без которой нас слопает без остатка ГПУ), не можем «ходить по людям», прося денег, или устраивать публичных собраний с речами членов нашего Центра, словом, не можем делать все то, что так просто и удобно делать участникам хотя бы «Борьбы за Россию» [58].
Амфитеатров, несомненно, был ценным приобретением БРП. Он страстно пропагандировал деятельность Братства в эмигрантской печати и неустанно призывал к материальному содействию этой единственной, с его точки зрения, боевой организации русского зарубежья. В особенности импонировал Амфитеатрову пропагандировавшийся и якобы применявшийся БРП терроризм. В цикле газетных статей, собранных впоследствии в книжке «“Стена Плача” и “Стена Нерушимая”» [59], Амфитеатров обрушился на эмиграцию за ее пассивность, скупость и равнодушие к судьбе родины и православия.
«Отчего мы такая дрянь?» — задавался вопросом автор «Господ Обмановых», сравнивая реакцию евреев на оскорбление арабами иудейской святыни Стены Плача в Иерусалиме (арабы проделали в ней отверстие для удобства прохода паломников в мусульманскую святыню — мечеть Омара) и русских на разрушение часовни Иверской Божьей Матери на Красной площади, поскольку она якобы мешала уличному движению. Вялая реакция русских контрастировала с активным протестом евреев, приведшим к столкновениям с арабами в Иерусалиме; евреи, в отличие от русских, проявили солидарность; их протесты прокатились по всему миру [60].
Единственно, кто заговорил тогда к русскому миру тем языком, какого требовал момент, было опять-таки Братство Русской Правды, ответившее на ужас события воплем гневного призыва:
«Именем Бога и России призываем всех Русских граждан, готовых постоять за Божье и Русское дело, начать против представителей власти жестокий и беспощадный террор. Не людям служим, Богу и Родине служим. Русский террор есть Божий меч. Да здравствует Русский народный террор!»
Это, вот, слова настоящие, слова мужчин, слова воинов, слова «ополчившихся», слова «взявших меч», не страшась от меча погибнуть.
<…> Каждые два месяца оглашают братья свои успешные достижения и свои горестные утраты. И, если дело не так быстро и широко, как хотелось бы, если оно вынуждено двигаться в путах кустарности, это уж вина не делателей, но эмиграции, оставляющей его на попечении «лепт вдовицы», которые, само собою разумеется, падают очень скудно [61].
Две темы: пассивности и скупости эмиграции, когда речь идет о пожертвованиях на борьбу с большевиками, и защиты терроризма как метода борьбы с ними, являются основными в «братской» публицистике Амфитеатрова.
Есть материал, есть рвение. Вот в июльско-августовском бюллетене «Братства Русской Правды» выразительное увещание — «к особому вниманию»:
«Братьям не заваливать начальников просьбами об отправке на Д<альний> Восток [62]. У БРП лишних денег на прогоны нет».
А дальше уясняется, что люди, мол, и здесь нужны, ибо «врага надо дожимать всегда и со всех сторон».
Совершенно справедливо, но, вот, о мотивировке: «денег на прогоны нет». И их, мне известно, действительно нет. БРП, единственная вооруженно действующая организация зарубежного или, точнее назвать, порубежного активизма, живет впроголодь, «босы ноги, грязно тело и едва прикрыта грудь». Воюет оно, чудом Божиим, —
В лапотках, бабушка, в лапотках,
С палочкой, Пахомовна, с палочкой! [63]
Хорошо известная мне, боевая деятельность БРП, третий год делающего мне честь своею доверенностью, испещрена осечками по безденежью, которого не в состоянии преодолеть жертвенный героизм братьев, с беспредельным мужеством полагающих душу свою за други своя. Каждый раз, когда братьям удается крупная противобольшевицкая <так! — О.Б.> операция, я гораздо более удивляюсь, чем когда у них проваливается, казалось бы, несомненно верно рассчитанное дело. Потому что безденежье осуждает их на хроническое перешибание плетью обуха. <…>
Располагай БРП не то что крупными, а хоть сколько-нибудь достаточными средствами, давным-давно вся Белоруссия была бы не в разбросанных там там и сям вспышках противобольшевицких <так! — О.Б.> бунтов, но во всеобщем организованном восстании [64].
Защищая терроризм, Амфитеатров ссылался на анкету В.Л. Бурцева в «Общем деле» о приемлемости для борьбы с большевиками «методов “Народной воли”». Большинство участников опроса было «за».
По методам «Народной воли» воюет с большевиками Братство Русской Правды, — указывал Амфитеатров, — истребляя десятки советских чиновников и шпиков. И М.В. Захарченко-Шульц работала по методам «Народной воли». И Радкевич, погибший при неудачной попытке взорвать ГПУ.
В культурном мире едва ли найдется человек, способный «будучи в здравом уме» признавать террор нормальным государственным устоем в «перманентном» действии. Но и, обратно, едва ли кто здравомыслящий и опытный житейски рискнет опровергать изречение одного американского друга России, что «бешеную собаку сперва убивают, а уже потом о ней рассуждают» [65].
Амфитеатров призывал к террору против большевиков не только внутри России, но и за ее пределами, как будто не задумываясь, к каким последствиям для русских эмигрантов это могло привести:
Нельзя, чтобы в то время, как в застенках ГПУ трещат выстрелы, умерщвляющие безвинно Долгоруких, Пальчинских и тысячи других, их же имена Ты, Господи, веси, — чтобы по Европе, как ни в чем не бывало, шлялись их палачи, облеченные в «неприкосновенные» звания «полпредов» и «торгпредов»; вся эта сволочь с окровавленными руками, открыто торгующая имуществом жертв своего разбоя, — с ее наглыми любовницами в краденых мехах и бриллиантах, с ее свитами из еще наглейших шпионов-чекистов, которые вон, в безнаказанной дерзости своей, дошли уже до того, что среди бела дня выкрадывают из эмиграции ее генералов.
Нельзя. И если с этой сволочью не умеет или не хочет справиться местная власть наших убежищ, то справиться и расправиться — прямое дело самой эмиграции, каких бы сложных рисков это ни представляло и каких бы временно трудных последствий это ни влекло [66].
Писатель почитал за лучшее считать череду скандалов, сопровождавшую деятельность БРП с конца 1920-х годов, «сетями большевистской провокации».
И, к сожалению, — писал он, — в сети провокации, пытавшейся разрушить БРП, попались тогда несколько деятелей, несомненно честных и даже энергичных, склонных к непосредственной активности, но страдающих русским пороком ревности ко всякому, кто «смеет делать то же самое дело, что я», в особенности если он «делает лучше, чем я», — и, отсюда, одержимых жестоким упрямством предубеждения.
Теперь это, кажется, миновало, но все-таки если БРП существует и неутомимо действует, то эмиграция, за малым исключением нескольких крупных имен, была ему не помощницей, а тормозом [67].
Амфитеатров и не подозревал, какие сюрпризы преподнесут его подзащитные в недалеком будущем.
Кроме Амфитеатрова, с присущим ему энтузиазмом отстаивавшего БРП от супостатов вроде Струве и Мельгунова, в поддержку БРП публично продолжали выступать митрополит Антоний, генералы П.Н. Краснов и Д.Л. Хорват и продолжавший верить Соколову В.Л. Бурцев.
Властию, данною мне от Бога, благословляю всякое оружие, против красной сатанинской власти подымаемое, — писал митрополит Антоний, — и отпускаю грехи всем, кто в рядах повстанческих дружин или одиноким народным мстителем сложит голову за Русское и Христово дело.
Первее же всего благословляю всякое оружие и боевую работу всенародного Братства Русской Правды, которое уже немало лет словом и делом ведет упорную борьбу против красного сатаны во имя Бога и России. Милость Господня да почиет над каждым, кто вступит в Братские ряды либо придет на помощь Братству [68].
Близко наблюдая в течение многих лет работу для спасения России различных обществ, союзов и организаций, я убедился в том, что систематически, неуклонно и настойчиво ведет активную работу против коммунистов только Братство Русской Правды, на кровь отвечающее кровью, на разгром отвечающее соответствующим разгромом советских учреждений, —
удостоверял генерал Краснов. И заключал: «Я стараюсь всячески помогать Братству и к тому же призываю всех русских людей» [69].
Другой авторитетный деятель антибольшевистского движения, в прошлом управляющий КВЖД генерал Д.Л. Хорват, был более сдержан, но не менее определенен: «Я с большой симпатией отношусь к Братству Русской Правды и его самоотверженной борьбе с коммунистами, а лозунги Братства считаю наиболее жизненными и приемлемыми, как для эмиграции, так и для широких слоев населения Советской России» [70].
Краснов помог Братству, выпустив в 1928 году роман «Белая Свитка» с посвящением БРП. В предисловии от издательства говорилось, что роман является «началом нового цикла, имя которому “От Красного Знамени к Двуглавому Орлу”. Как роман это, конечно, фантазия автора. Но вымысел этот построен на “фактах — на бывшем, существовавшем и существующем”… В этом “романе” автор повествует о том, что воистину имело место».
Краснов, слегка переработав, использовал в романе сводки БРП и смачно расписывал, как «наши… всю Луцкую Чеку разгромили. Шесть комиссаров повесили» [71] и тому подобные подвиги «братчиков». В финале романа атаман Белая Свитка (привет Кречету и Дергачу!) совершает переворот в Петербурге. Любопытно, что «документальную основу» книги отметил не только восторженный рецензент «Нового времени» Д. Персиянов, подчеркивавший, что все персонажи «выписаны Красновым настолько живо, что как будто ощущаешь этих невымышленных людей» [72], но и обращавший внимание на односторонность и тенденциозность книги В. Татаринов. «И все-таки, — отмечал он, — живыми людьми и реальными событиями оперирует автор, искусно перемешивая правду с вымыслом и под конец давая волю своей фантазии и своим патриотическим помыслам» [73]. Любопытно, что современная исследовательница как будто также склонна доверять автору: «В свойственной Краснову манере он основывает свой художественный вымысел на реальных фактах» и только в четвертой части «дает волю своей фантазии, изображая то, что так легко (! — О.Б.) могло бы свершиться, если бы явилось лицо, подобное его герою, настоящему рыцарю без страха и упрека, Белой Свитке» [74].
Гораздо критичнее был автор разоблачительной статьи о БРП в виленской «Новой России»: «Перечислять все боевые подвиги “братчиков”, о которых пишет автор и которым посвящает свою книгу, нет надобности, ибо это — сплошная фантазия-вымысел, могущая вызвать только улыбку и жалость к издательству “Медный Всадник”, которое, очевидно, так же как и ген. Краснов, пало жертвой тех аферистов, которые бесстыдно давали свои сенсационные лживые сообщения» [75].
Рецензенту и в голову не могло прийти, что Брат № 1 и директор «Медного всадника» — одно и то же лицо!
Однако же, главной причиной успеха «проекта БРП», кроме умения Соколова убеждать «спонсоров» и других добровольных радетелей Братства, а также поддержки влиятельных «рекомендателей», был мифологизм мышления определенной части русской эмиграции. Грандиозный социальный катаклизм, вызванный мировой войной, митрополиты антонии, атаманы красновы и прочие палеологи были склонны объяснять заговором — сначала германским, затем жидомасонским или иного комплота темных сил, для простоты именуемого Третьим Интернационалом. В самом деле, чем иным можно было объяснить, что какие-то «псевдонимы» — все эти ленины, сталины, троцкие, каменевы — водворились в Кремле? Но если неведомые ранее миру люди подполья сумели стать властью в России, значит, их методы борьбы были вполне эффективными. Следовательно, надо бить врага его же оружием — террором, неосуществимым без заговора. Если успех сопутствовал всем этим ссыльным и каторжным, которых знали раньше в лицо лишь кучка сообщников да агенты наружного наблюдения по фотографиям, хранившимся в картотеке Департамента полиции, а теперь узнают миллионы людей, то почему такое же не может случиться с благонамеренными кречетами и дергачами, воплощенными Красновым в светлом образе Белой Свитки. Если батьку Махно, ставшего при жизни почти мифом, можно встретить на парижских улицах, то почему не поверить в реальность атамана Клима? Надо сказать, что поразительное легковерие достаточно опытных людей во многом извиняется фантастической реальностью русской революции и Гражданской войны.
Бурцев, Амфитеатров, Гучков и другие политики и литераторы призывали использовать опыт русских революционеров, в особенности «классиков» терроризма — народовольцев. Нам неизвестно, сознательно или нет Соколов использовал «модель» «Народной воли», но пронумерованные братья и Верховный Круг БРП поразительно напоминают народовольческий Исполнительный комитет и его агентов. Причем в случае ареста член Исполнительного комитета должен был признавать себя всего лишь агентом, поддерживая легенду о всесилии и неуловимости ИК. Агентом Исполнительного комитета представился на суде по делу о цареубийстве 1 марта 1881 года лидер партии Андрей Желябов.
Исследователи, упоминающие о БРП, склонны считать, что в основе ее сводок лежат все же какие-то реальные события — деятельность остатков отрядов савинковцев или Булак-Балаховича, белорусских «Дружин Зеленого Дуба». Современный историк, не ссылаясь, впрочем, на источник, даже пишет, что «П.Н. Краснов, как руководитель Братства Русской Правды, уделял особое внимание поддержке белого партизанского движения в районе китайско-советской границы» [76]. На самом деле во второй половине 1920-х годов (а именно к этому времени относится появление сводок БРП о деятельности его дружин) никаких остатков савинковцев и прочих вооруженных формирований 1920—1921 годов на территории СССР, как, впрочем, и в других странах, давно не существовало; никаких сведений о «Дружинах Зеленого Дуба», кроме приводимых в сводках БРП, не зафиксировано (во всяком случае, нам они неизвестны). Полагаю, что эти «белорусские партизаны» — родные братья Клима, Кречета и Дергача.
Практически все тексты «Русской Правды» были написаны самим Соколовым-Кречетовым [77]. Крайне редко и в значительной степени случайно на страницах «РП» появлялись тексты других авторов — рассказ И.С. Шмелева, стихотворение Марианны Колосовой. Им же, возможно, при участии секретаря Верховного Круга А.Н. Кольберга, Брата № 14, фактически единственного сотрудника Соколова в Берлине во второй период существования БРП, составлялись сводки о «боевой» работе БРП в СССР.
После смерти и Соколова, и Амфитеатрова вдова последнего, И.В. Амфитеатрова, писала Бурцеву о Брате № 1: «Теперь стараются его обсахарить, но, на самом-то деле, сводки стряпались, не выходя из кабинета, его больным мозгом. Это, конечно, несчастье, болезнь, за которую больной человек не ответственен, но нельзя же обижаться на здоровых, если они под этим не желают подписываться. И, — вполне разумно добавляла Амфитеатрова, — кроме того, когда знаешь, что и все предыдущее, когда человек был здоров, так же строилось на лжи» [78].
Сводки составлялись, по-видимому, по большей части по советским газетам и по сведениям, сообщавшимся представителями БРП в пограничных с СССР государствах. Отделы Братства были созданы все теми же Соколовым и Кольбергом в основном для сбора пожертвований, рассылки «Русской Правды» и получения информации.
В отделы входили весьма странные люди, вперемешку откровенные проходимцы, идеалисты, информаторы ГПУ. Так, руководителем Виленского отдела был некий Адамович, по сведениям местной газеты «Новая Россия», он-то и выдавал себя за атамана Дергача. Начальником подотдела — О. Трайкович, помощниками по литературно-агитационной части — Сиверс-Гапанович и некто, скрывавшийся под псевдонимом Иван Густолес. По утверждению газеты, Иван Густолес получал две-три тысячи экземпляров «РП» для переправки в СССР. На самом деле большая их часть оказывалась в конечном счете в мелочной лавке и использовалась для заворачивания селедок. «Братчики» собирали у антибольшевистски настроенной публики деньги, которые впоследствии тратили по большей части на себя же и, возможно, какую-то часть посылали в Берлин.
Среди этой компании оказался и экзальтированный юноша Трайкович, боготворивший вел. кн. Николая Николаевича и говоривший, что он обязан служить России, как завещала ему перед смертью покойная мать. Кончилось это дело тем, что Трайкович отправился в советское полпредство в Варшаве и пытался застрелить советского дипломата, однако сам был убит [79].
Того же поля ягода, что и Адамович-Дергач с компанией, оказался Анатолий Толь, руководитель БРП в Финляндии в 1927—1929 годах:
Он поражал нас полнотою и точностью данных о Петербурге, длинными осведомлениями, обилием всяческих стихов, частушек, анекдотов из Петербурга, — вспоминал Краснов. — По его словам, он сам бывал в Петербурге, «его люди» туда ходили — словом, казался очень добросовестным и дельным братом. Потом стало закрадываться подозрение, что все то, что сообщает он нам, им придумано и составлено только на основании знакомств и разговоров с выходцами из Петербурга, прибывшими в Финляндию. Подозрение это обратилось в уверенность, после того, как он обещал доставить фильмовые снимки Петроградской жизни и, конечно, ничего не достал. <… > Лет пять тому назад я с ним встретился в Париже, куда он приезжал не то по своим, не то по братским делам. Мы говорили с ним очень долго, и я убедился, что это… просто хороший враль, уличить которого было очень легко [80].
Не менее мутная публика оказалась и во главе Прибалтийского отдела БРП, а именно двое баронов-литераторов — Л.Н. Нольде и В.А. Вреде. Похоже, что «латвийский филиал» БРП с самого начала освещался, если вообще не был организован при поддержке ГПУ [81].
В самом конце 1920-х у Соколова возникли определенные проблемы. По-видимому, в 1928 году прекратило свое существование издательство «Медный всадник», в следующем скончался герцог Лейхтенбергский.
Однако на смену покойному в качестве финансистов БРП пришли лидер правой эмиграции в Югославии С.Н. Палеолог и, что было более существенно, А.А. Вонсяцкий [82] — участник Гражданской войны, случайно познакомившийся в Париже с богатой американкой, женившийся на ней и обосновавшийся в США. Вонсяцкий возглавил Северо-Американский центр БРП; в 1930 году он передал Палеологу крупную сумму для поддержки Братства.
Палеолог, откликнувшись на призыв П.Н. Краснова материально поддержать работу вел. кн. Николая Николаевича, создал «фонд спасения Родины» и собрал для передачи в так называемую Особую казну великого князя 1 млн. 350 тыс. динаров (то есть примерно 24 тыс. долларов, что составляло по тем временам немаленькую сумму; в 1926—1932 годах один доллар соответствовал приблизительно 56 с половиной динарам [83]). Однако смерть Николая Николаевича в 1929 году и похищение генерала А.П. Кутепова большевистскими агентами среди бела дня в Париже продемонстрировали, среди прочего, насколько подчиненные Кутепову структуры были пронизаны большевистскими агентами. После этого Палеолог, вспомнив предостережения генерала Врангеля, осуждавшего неправильную организацию тайной работы неопытным в такого рода делах Кутеповым, решил сменить объект своих благодеяний.
Подобно генералу Врангелю, — писал Палеолог о себе в третьем лице в письме к матери покойного вождя белого движения, М.Д. Врангель, — С.Н. Палеологу было ясно, что тайная борьба против большевиков, если она ведется открытой эмигрантской организацией (в данном случае Русским Обще-Воинским Союзом), будет или идти впустую, или под неослабным наблюдением заграничного ГПУ. Поэтому С.Н. Палеолог с 1 мая 1930 г. открыто порвал с «фондом спасения Родины» и перешел в Братство Русской Правды, тайную противобольшевицкую <так! — О.Б.> организацию, которая, законспирировав всю свою деятельность и своих руководителей, словом и делом ведет внутри России через русский народ свою анти-большевицкую <так! — О.Б.> работу по взрыву коммунизма внутри России. Для помощи БРП С.Н. Палеолог основал Русскую Освободительную Казну в память Царя-Мученика Николая II, которая за год своего существования постепенно стала привлекать к себе сочувствие наиболее патриотически настроенных и не зараженных партийностью русских людей [84].
Палеологу удавалось собирать, в общем, довольно приличные деньги. В «Царском вестнике» в начале 1930-х годов сообщалось, что он собрал
1) на Русскую Армию, голодавшую в Галлиполи, — 100 000 динар (далее все суммы приведены в динарах. — О.Б.); 2) в Казну Великого Князя Николая Николаевича — 1 350 000; 3) Борису Коверде — 5000; 4) на Топчидерскую здравницу имени ген. Врангеля — 150 000; 5) в фонд по увековечению памяти ген. Врангеля — 200 000; 6) в Русскую Освободительную Казну для Братства Русской Правды — 200 000 [85].
Надо заметить, что Палеолог отличался некоторой оголтелостью; ему были свойственны, с одной стороны, завышенная самооценка, с другой — вера во всевозможные заговоры, среди которых масонскому отводилось, разумеется, почетное место. Вот что он писал М.Д. Врангель, к примеру, об одном из самых верных врангелевцев, В.Х. Даватце, авторе апологетической по отношению к генералу книги «Русская армия на чужбине» (Белград, 1923, в соавторстве с Н.Н. Львовым) и одном из редакторов белградского «Нового времени»:
«Вы, конечно, уже знаете о преждевременной и напрасной кончине “Нов[ого] Времени”. Белградская молва уверяет, что эту газету угробили единодушными усилиями гг. Даватц и Рыбинский». По сведениям Палеолога, Даватц достиг столь высокого положения среди масонства, «что ему неудобно было в этом качестве продолжать работать в “Новом Времени”, а для того, чтобы отличиться перед масонами, он его и угробил» [86].
В начале 1930-х годов излюбленной мишенью «РП» стал Сталин. В одном из номеров была изображена голова вождя, насаженная на пику (1930. № 11—12), из номера в номер повторялись заключенные в рамку частушки:
Ночью Сталину не спится,
Все веревка ему снится.
Слышит он из ада клич:
Заждался тебя Ильич [87].
Приход к власти Гитлера вдохновил Соколова на следующие строки:
Сталин наш угрюмый стал,
Не глядит так гордо.
Поскорей бы надавал
Ему Гитлер в морду [88].
Возможно, Брат № 1 первым в эмигрантской печати высказал (во всяком случае, в стихотворной форме) пожелание о пришествии Гитлера в Россию:
Гитлер гонит по шеям
Красных, право слово.
Вот на годик бы и нам
Гитлера такого! [89]
Пока же Гитлер не пришел, «Братчик, бей неутомимо, не давай ни разу мимо!» [90].
История отставки Соколова-Кречетова с поста Брата № 1, ознаменовавшая, по существу, конец самого Братства Русской Правды, выглядит в изложении А.А. Вонсяцкого, ставшего, по его собственным словам, «третьим китом» Братства после смерти герцога Лейхтенбергского, следующим образом. Вонсяцкому, возглавлявшему Северо-Американский Центр Братства и ставшему главным спонсором организации, в апреле 1932 года стало известно, что один из членов Верховного Круга — агент ГПУ. Вонсяцкий немедленно отправился в Европу, где посетил Краснова в Сантени близ Парижа, а затем Парамонова и самого Соколова в Берлине. Методом исключения Вонсяцкий пришел к выводу, что провокатор — секретарь Верховного Круга Кольберг. Однако Соколов категорически отказывался верить, что его правая рука — предатель.
Тем временем ГПУ, по мнению Вонсяцкого, решило провести «активное мероприятие» и покончить с Братством. В июне 1932 года в США отправилась делегация в составе Кольберга и парижских «братчиков» — шофера такси светлейшего князя В.Л. Голицына, якобы имевшего связи среди богатых американцев, и графа В.В. Мусина-Пушкина. Делегаты, среди прочего, намеревались заинтересовать нефтяную компанию «Стандард ойл» планом взрыва Бакинского нефтепровода. Поначалу они избегали Вонсяцкого, а затем, при встрече, сообщили ему, что ими достигнута договоренность о предоставлении займов на крупную сумму. Вонсяцкий потребовал ввести в состав делегации представителя Северо-Американского Центра Братства и в ультимативной форме выступил против получения каких-либо займов без его санкции, о чем и написал Соколову, отправив копии письма Краснову и С.Н. Палеологу в Белград.
Получив одновременно письмо от Кольберга с информацией о возможности получить 1 млн. долларов и о том, что Вонсяцкий чинит этому препятствия, Соколов, Краснов и Палеолог выбрали миллион. Вонсяцкий подал в отставку, уведя с собой всех членов Северо-Американского Центра Братства (можно смело, впрочем, предположить, что их членство в организации было столь же виртуальным, как и миллион долларов, на дележке которого поскользнулись «братчики»). По возвращении делегации в Европу Кольберг списался с представителями отделов Братства, сообщив, что им привезена из Америки крупная сумма денег, но финансированию организаций на местах препятствует Соколов. Вывод — замена Соколова Кольбергом — напрашивался сам собой. Однако руководитель рижского отдела проинформировал Соколова об интригах Кольберга.
В этой ситуации ГПУ организует «утечку» о том, что Кольберг — агент Москвы. В Братстве разразился скандал, и члены парижского отдела (Голицын, Мусин-Пушкин и начальник отдела некий Макаров) потребовали отставки Соколова. «Парижане» выдвинули на роль руководителя члена Верховного Круга начальника Прибалтийского Центра, постоянно проживавшего в Эстонии кн. А.П. Ливена. Соколов пытался передать руководство Краснову, но тот отказался и просил Брата № 1 не покидать свой пост. Тем временем протрезвевший от возлияний с парижскими «братчиками» кн. Ливен отправился в Берлин к Соколову с повинной. Раскаявшийся грешник был прощен, и ему было поручено вернуться в Париж и изъять хотя бы часть «американских денег». Миссия, как и следовало ожидать, не была выполнена. То ли, как уверял Вонсяцкий, никаких денег из-за океана не было привезено вовсе, то ли «парижане», если даже и получили какие-то пожертвования, не захотели делиться [91].
К этому рассказу, в основном верно излагающему обстоятельства дела, добавим, что принадлежность Кольберга к ГПУ, не вызывавшая как будто ни у кого сомнений, насколько нам известно, не была подтверждена документально. В обстановке склок и интриг обвинение в принадлежности к советским спецслужбам было достаточно расхожим; в то же время заметим, что серьезных агентов «органы» специально не «засвечивали». А у Кольберга, которому, судя по всему, доставались крохи со стола Брата № 1, было достаточно мотивов, чтобы попытаться изменить свое положение в организации.
Так или иначе, это была агония. История Братства Русской Правды подошла к концу…
Что же касается самого бывшего Брата № 1, то по иронии судьбы Гитлер «по шеям» погнал на только красных, но и самого Соколова, которому припомнили его масонство [92]. Ему пришлось покинуть Германию и перебраться в Париж, откуда он доверительно сообщал Амфитеатрову, что вынужден был прекратить «центровую работу»:
Уже весь последний год до моего решения я вынужден был существовать под ливнем доносов, шедших как из провокаторских источников, так и просто от той презренной эмигр[антской] гнили, которая всегда рада напакостить кому угодно. «Генеральная линия» этих доносов — та же, которая была ловко подсунута ГПУ при создании против меня заговора, руками предателя Кольберга подготовленного, но выполненного уже не предателями в точном смысле, но мелкими честолюбцами, охотниками за окладами и просто узколобыми тупицами, вроде ханжи «Изюмца» [93], у кого на языке тексты из Св. Писания, а на уме разлагательство и кляуза. Иными словами — все то же «жидомасонство», о коем «Изюмец» рассылал по всему свету свои против меня циркулярные филиппики, по которым я оказался тайным служителем какого-то мирового Кагала, а созданное мною активное дело какими-то таинственными способами выполнявшим «иудо-масонские» цели. При том полном невежестве и «клюквенных» суждениях о масонстве, какое свойственно правителям теперешней Германии, такого рода сплетням и доносам уши открывались довольно охотно и, если такие сплетни и не перевешивали до конца представления о всем моем ярко-антибольш[евистском] прошлом, то все же почва под ногами получалась весьма зыбкая. (Впрочем, тамошних туземцев я тут особо не виню, ибо надо понять и их положение, когда им в уши поет всякие мерзости российская же дрянь.) [94]
Соколов умер в Париже 14 мая 1936 года от опухоли мозга. Бывшие соратники, перемыв в личной переписке косточки Брата № 1, списали его мистификацию и собственную доверчивость на безумие покойного. В официальных некрологах приличия были соблюдены, и лишь наивный Бурцев по-прежнему продолжал считать небывшее бывшим.
1) Зубарев Д.И. Красная чума и белый терроризм (1918—1940) // Индивидуальный политический террор в России. XIX — начало XX в.: Материалы конференции. М., 1996. С. 166.