Новые книги
Опубликовано в журнале НЛО, номер 6, 1998
Агеносов В., Анкудинов К. СОВРЕМЕННЫЕ РУССКИЕ ПОЭТЫ: Справочник-антология. — М.: Мегатрон, 1998. – 366 с. — 3000 экз.
Проекты издания антологии новой русской поэзии стали появляться примерно с начала 90-х годов. Ни один из тех проектов, насколько я знаю, не был осуществлен. Энтузиазм составителей кончался раньше, чем возникала какая-либо издательская поддержка. Но время не стоит на месте, и вот подобные антологии начали выходить в свет. Правда, не те, что замышлялись когда-то.
Вышла недавно книга В. Агеносова и К. Анкудинова “Современные русские поэты. Справочник-антология”. Чтобы дать представление об оригинальной заявке составителей, придется полностью переписать издательскую аннотацию: “Справочник-антология включает в себя сведения о 60 поэтах, чье творчество составляет основу литературного процесса 60—90-х годов нашего столетия. Впервые в книгоиздательской практике биографические справки о писателях и характеристика их художественного мира дополняются текстами наиболее ярких стихотворений поэтов: читатель становится одновременно обладателем и справочника, и сборника лучших поэтических произведений последних десятилетий ХХ века. Книга рассчитана на учащихся старших классов, но она будет интересна и полезна и студентам-филологам, и преподавателям литературы, и просто любителям поэзии”. Справочник, как видим, адресован широкому кругу читателей, хотя его тираж всего 3 тысячи экземпляров. Стиль оформления неброский, напоминающий издания специальные, научные, отраслевые. Поддерживает это впечатление и длинный список тех, кому составители выражают благодарность за советы и консультации: докторам филологических наук В.А. Зайцеву, А.С. Карпову (рецензенты книги), И.О. Шайтанову и др. Поблагодарим их и мы, а теперь расскажем — за что.
Уже первая страница книги — где кроме издательских уведомлений ничего вроде бы и нет — вызывает некоторое недоумение. “Никакая часть данного пособия не может быть скопирована без согласия владельца авторских прав”, — предупреждают издатели, заявляя владельцами авторских прав Агеносова и Анкудинова. Это при том, что большую часть книги составляют стихи известных поэтов. Странно. Антология, конечно, авторский жанр, но не до такой же степени.
Прочитав первую страницу, заглядываешь в последнюю — в оглавление. Новая странность: поэтов на самом деле не 60, как указано в аннотации, а 61. Один явно лишний. Кто именно, стало ясно только после детального обследования. Профессиональное определение всех авторов начинается со слова “поэт”, дальше идут еще три-четыре щедрых дополнения: эссеист, критик, литературовед и т.д. В. Степанцов, например, критик (это который “Бахыт компот”), Слуцкий и Цветков — литературоведы. И лишь один автор просто “окончил Московский архитектурный институт”, и ничего более определенного за ним не значится.
Недоумение вызывает и список авторов. Понятно, что любой перечень такого рода кому-то покажется неудовлетворительным и всю современную русскую поэзию невозможно уместить на 360 страницах. Но, может быть, ради включения ну хотя бы Я. Сатуновского, С. Красовицкого, Л. Лосева, М. Еремина стоило кем-то пожертвовать? Степанцовым, например, или Старшиновым. Мной, наконец, все равно не поэт, а выпускник архитектурного института. Да и тексты знаменитых рок-певцов, не поддержанные музыкой и голосом, слишком многое теряют, едва ли они необходимы в такой книге.
Составители антологий могут ставить перед собой разные задачи, но одно обстоятельство, на мой взгляд, несомненно: помимо прочего это еще и справочное издание. В нем не должно быть ошибок. Количество и “качество” ошибок в нашем справочнике-антологии невероятно. Главной ошибкой (неизбежно порождающей множество других) является верстка стихов. Как правило, стихи заверстаны очень тесно, в два столбца с выделением непоместившихся слов в отдельную — в лучшем случае — строку. Это совершенно ломает строфику и, соответственно, ритм. Даже знакомые стихи читаешь с трудом: с особым ныряющим усилием подхватывая, как падающий со стола предмет, оторванные слова. Интервалы между строфами отсутствуют. Иногда для экономии места из строки убираются “лишние” слова или отсекаются последние буквы (примеры чуть ли не на каждой странице).
Из двух вполне классических стихотворений Бродского — “Натюрморт” и “Я входил вместо дикого зверя…” — выпало по слову, и в обоих случаях это местоимение “я”. В не менее классическом “Рождественском романсе” — “плывет в несчастие” вместо “пловец в несчастие”. Изъятия приятно чередуются с неожиданными добавлениями. В теле одного из своих стихотворений обнаружил полуистлевшие останки другого: всего две строки, не о чем говорить. Особенно в сравнении. Например, в стихотворении С. Гандлевского “Еще далеко мне до патриарха” не хватает последних 18 строк. Это, впрочем, объяснимо: в сборнике Гандлевского они находятся на другой, оборотной странице, а перевернуть что-то помешало.
Разделение авторов на традиционалистов и авангардистов, на мой взгляд, достаточно условно. Составители антологии с этим, видимо, согласны, потому и пополняют список экспериментаторов неожиданными именами. В одной колонке стихов Чухонцева срезаны первые буквы, что напоминает некоторые опыты Г. Сапгира. (Самому Сапгиру повезло больше: всего одна дикая строчка: “Не ради новым ощущеньям”.) А вещи Ю. Ряшенцева, ранее в сугубом формализме не замеченного, здесь наполнены странными неологизмами: “влюблиться”, “какмолния”.
И наоборот. В известном стихотворении Д.А. Пригова слова с умышленной авторской редукцией (“прездент”, “съединенных”) приведены к привычному написанию. Хорошо, хоть Милицанер остался.
Но самым отчаянным радикалом оказался Т. Кибиров. На с. 132 помещено его стихотворение “Заговор”, — в отличие от прочих вещей этого автора очень короткое и по всем признакам напоминающее прозаический отрывок. Причем очень знакомый: Пугачев, “бедный Ванька”, воры и бунтовщики… В школе проходили и задолго до выхода разбираемого учебного пособия. Имя подлинного автора отсутствует, но обвинять Кибирова в плагиате не стоит. В его сборнике это лишь эпиграф из Пушкина к довольно длинному стихотворению, которое составители решили опустить. Видимо, не понравилось. Обычно они с эпиграфами обходятся проще: включают их в стихотворение на правах первых строк (с. 63, 104, 147, 188 и т.д.).
Я упоминаю, разумеется, не все замеченные ошибки и опечатки, а только самые “забавные”. При желании позабавиться можно вволю. Ну хоть “первый книга” — о книге Кенжеева (сам он так не выражается); “Ренесанс” (с. 261) и т.д. Нет, все равно невесело. Особенно когда к слову “карма” дается пояснение в скобках: “перевоплощение душ”, а за “русских футуристов” выступает тройка Асеев—Каменский—Кирсанов (и все). Ну, хорошо, составители подрядились писать о новой поэзии, и, вероятно, здесь их некомпетентность не будет так наглядна, ведь жизненные обстоятельства большинства современных авторов малоизвестны. Впрочем, об Иосифе Бродском в последние годы опубликовано достаточно разного рода воспоминаний и исследований. Достаточно для того, чтобы внимательный читатель — даже неспециалист — смог детально представить себе его биографию. А теперь внимание. Сейчас последует вынужденно длинная (и вполне унылая) цитата: “В 1971 г. эмигрировал сначала в Италию, затем в США, где он 23 года преподавал курс американской и английской поэзии первой половины XIX века в университете Эмхерт (штат Массачусетс), часто посещая Европу и особенно его любимую Венецию. Стихи писал с детства. На родине до 1990 г. почти не публиковался… В 1988 г. Б. присуждена Нобелевская премия в области литературы”.
Не веришь своим глазам: ну ни одного верного факта. Стихи начал писать в 18 лет, что для кого-то, возможно, еще детство, но не для Бродского. Эмигрировал в 1972 году. Нобелевская премия присуждена в 1987-м. Преподавал не 23, а 24 года и не в одном университете, а в нескольких. (Да и нет такого университета Эмхерт, а есть колледж Амхерст, где когда-то преподавал и Роберт Фрост.) Читал лекции о самых разных авторах (римских, например), но в основном — о русской поэзии XIX и ХХ века. С 1988 года публиковался на родине вполне активно. Так откуда взяты эти сведения? На что рассчитывали их публикаторы? Почему реальной — и совершенно доступной — информации они предпочли этот взбесившийся календарь? Читал ли рукопись книги хоть кто-нибудь (кроме авторов)? Не дает ответа.
Идем дальше, останавливаясь на минуту и в исключительных случаях. На с. 78 “Трепанация черепа” С. Гандлевского названа “книгой стихов”. “Три поэмы Ц. (Цветкова) были опубликованы в СССР”. (Разумеется, три стихотворения.) Не комментируем утверждение о “единственной книге” А. Еременко, но первая книга И. Жданова вышла все-таки не в 1990 году, а на восемь лет раньше, имела большой читательский и критический резонанс, и не знать об этом специалисту как будто невозможно.
Оказывается, возможно, как и многое другое. Возможно утверждение (о Слуцком): “первые стихи опубликовал в 1941 г.”, но “смог начать их публиковать лишь в 1953 г.”. Во врезках-характеристиках составители соединяют сухую судорогу энциклопедической справки с вольным импрессионизмом определений и особым исследовательским методом, описанным в “Даре” Набокова, — когда расчлененные трупы стиховой музыки выдаются за жизненное кредо автора. Стиль таких описаний почти неправдоподобен: “Мастерски владеет мастерством рифмовки” (с. 246); “Каждый образ несет в себе конкретное философское начало… или несколько толкований сразу, хотя может и не нести толкований вообще” (с. 82); “Активно встречающиеся в его стихах местоимения и союзы не несут в себе конкретный образ, но лишь возможность, тень образа, указывают на предметы, не называя их”. Ну, местоимения, куда ни шло, еще могут нести и указывать, но как смогли бы это делать союзы, я совсем не понимаю. А понять хотелось бы, потому что речь идет о моих стихах.
Впрочем, едва ли. Собственное изображение почти всегда кажется непохожим или пародийным, но здесь и прочие не лучше. Составители еще способны различить особенное в общем и обозначить, например, какую-то ритмическую, композиционную или строфическую специфику у таких авторов, как М. Дудин или Н. Старшинов (не здесь ли пригодились консультации докторов филологических наук?), но переход к менее специальному анализу всех авторов превращает в дудиных и старшиновых. “Мир дробится на множество мелких составляющих, и потому в стихах часто встречаются множественные существительные”. “В творчестве поэта ностальгические ноты преобладают над благоговением перед красотой сущего мира”. Совершенно неважно, о ком именно это сказано. Все авторы антологии похожи друг на друга, как персонажи скучного бездарного романа. И в такой ситуации даже немногие неисковерканные тексты уже не могут ничего спасти. Не знаю, кто захочет взять в руки такую книгу. Детектив заведомо интереснее.
После тщательного просмотра этой адресованной школьникам и студентам антологии сожаление о тираже сохранилось, но поменяло содержание. Книга явно из разряда курьезов, которые, видимо, тоже имеют право на существование, но не с такой подачей и не в таком количестве экземпляров. Так, может, на нее и внимание не стоило обращать и рецензию писать не стоило? Не думаю. В замечательной и замечательно точной статье Б. Дубина “Самопал” (НЗ. № 1) речь шла о чуть закамуфлированном невежестве: о переводчиках-лихачах и комментаторах-профанах. Мне достался товар сортом ниже, и приходится писать о неусидчивых троечниках, не способных переписать шпаргалку. Но посмотрите, как они приободрились. Какой тон “имеющего знание”. Свое знание они, видимо, считают гуманитарным. Хочется, чтобы это осталось их личным заблуждением.
Михаил Айзенберг
Полностью с разделом “Библиография” вы можете познакомиться в №34