Рассказ
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 281, 2015
Посвящается
моему другу – актеру Б. Лёскину
Борис прожил в Нью-Йорке больше тридцати лет. До
эмиграции, в конце семидесятых, он служил в симфоническом оркестре небольшого
областного городка, расположенного неподалеку от Москвы. В оркестре Борис
занимал должность «первой скрипки».
Местная городская и партийная администрации доверяли ему
и приглашали Бориса с женой и скрипкой на обкомовские, как теперь говорят,
«кооперативки». На них подвыпивший «первый» называл Бориса «наш Страдиварис» и
с неизменным постоянством обещал новую квартиру, а в последние годы –
представить на звание «заслуженного», а то и «народного», – в зависимости от
количества выпитого.
Несколько раз Борису предлагали место в столичном
оркестре, и он загорался мечтой о выступлениях за границей, но жена,
поразмыслив, отговаривала. Конечно, она не отказалась бы от пары венгерских
сапог, но, будучи женщиной практичной, понимала, что предлагаемое место –
совсем не место «первой скрипки», а поездки за границу чреваты нежелательным
сближением с какой-нибудь «альтисткой». Поэтому решила не рисковать и между
мужем и венгерскими сапогами выбрала мужа. Ему же сказала, что считает «лучше
быть молодцом среди овец, чем овцой среди молодцов, – особенно с нашим ‘пятым
пунктом’».
Годы приближались к той самой круглой дате, после которой
пенсионеры, застегнув себя во все черное, сидят в парке на скамеечке и крошат
голубям зачерствелую булку. Ан нет, Борис был не из
тех, он словно только сейчас почувствовал, что достиг вершин скрипичного
мастерства, – и совсем не собирался сдавать свою скрипку в областной
этнографический музей.
Дорога из дома в клуб на репетицию и обратно была
настолько знакома, что по ней Борису давно стало скучно ходить. Да и что
репетировать? Репертуар звучал как часики. Шопены, бахи, дунаевские давно не
интересовали народ. Народ был либо в очередях, либо на затянувшихся стройках
коммунизма, – где угодно, только не на концертах. Звание Борису так и не дали,
квартиру тоже. Жизнь быстро теряла смысл. К тому же, контрабасист сообщил, что
уезжает в Израиль. Весь состав оркестра дружно, но сурово осудил «предателя», и
дирижер благополучно заменил партию контрабаса на партию балалайки, после чего
Чарли Паркер наконец обрел нужный национальный
колорит.
Контрабасист уехал в Израиль, но оказался в Нью-Йорке.
Откуда и прислал Борису весточку, что, мол, устроился хорошо, стою в очереди на
восьмую программу, получаю пособие и подрабатываю в ресторане «на кеш». Жена
тут же пошутила: «Кеш ты какой»!
Потом вспомнила «венгерские» сапоги, и они решили ехать. Детей у Бориса (по
паспорту – Баруха) и Раисы (Рахиль) не было. Так получилось. Ничто и никто не
держал.
Прибыв в Вену, свою фамилию Каплун супруги вернули к ее
оригинальному написанию – «Каплан» и, не стесняясь, откликались на нее, когда
она громко звучала из репродуктора посещаемого офиса.
– Мистер энд Миссис Каплан, – окно семнадцать.
К своему удивлению, по прибытии в Штаты они услышали, что
в Америке их фамилия произносится как «Кáплин». С этого и началось то
самое мучение, называемое «spelling».
С жильем помогла еврейская организация – устроила в «рroject» – в субсидированное городом жилье с минимальной
квартплатой. Шли годы. За это время Каплины научились зарабатывать и в
субсидированном жилье уже не нуждались. Но какой же советский человек откажется
от дармовщины! Государство – оно для того и существует,
чтобы заботиться о своих гражданах, – факт, хорошо известный всем бывшим
советским гражданам. По этой причине Каплины так и застряли в «проджекте». К
тому же, квартиру они обустроили по своему вкусу, и она уже казалась родной,
ничуть не хуже, чем та, в СССР.
Тридцать с лишним лет пролетели незаметно. Жена умерла.
Борис остался в «проджекте» один – среди неимущих латиноамериканцев,
африканских американцев и китайцев, «понаехавших» со всех возможных
континентов. В Бруклине незаметно, но быстро все изменилось: там, где раньше
жили евреи, теперь обитали представители других этнических меньшинств, так же
нуждающихся в дешевом жилье.
Борису уже было девяносто с хвостиком. Хвостик небольшой,
но давал о себе знать: давление, холестерин, запоры, то тут, то там болело.
Какое-то время утешала игра на скрипке, но новые соседи пожаловались в офис, –
и Борису пришлось забросил скрипичные концерты.
Выходил он из дому редко – по необходимости, за продуктами или лекарствами;
скорость передвижения уже была не та – потому небезопасно. Он с облегчением
вздыхал, когда кто-то из соседей соглашался заскочить для него по пути в аптеку
или магазин.
Вот и сегодня всю ночь во дворе гремела
латиноамериканская музыка, поэтому с утра болела голова и
ломило спину. К счастью, в дверь постучала чернокожая соседка Мэри.
– Борис, одолжи десять баксов до
конца недели. Велфер опять задерживает fucking чек, а сыну нужно купить молоко.
Борис дал деньги и попросил на обратном пути прихватить
из аптеки обезболивающее.
Мэри, выхватив из рук Бориса десять долларов и рецепт,
помчалась вниз по лестнице. Борис в ожидании встал у окна. Во дворе, на
скамейке, черные подростки, со спущенными по здешней моде ниже пояса штанами,
курили самокрутки марихуаны и подергивались в такт
музыке.
– Вот, – думал Борис, – наградила же природа чувством
ритма, а пластика-то какая! Не всякий белый танцор так
может.
Прошло минут двадцать. Наконец из-за угла появилась Мэри.
Рядом с ней шел ее приятель Сэм. Он шепнул что-то на ухо
Мэри и направился к подросткам. Едва уловимым движением коснувшись руки одного
из мальчишек, Сэм устремился вдогонку подружке.
«Да-а, явно произошел обмен
‘нелегальной субстанции’ на неустановленную сумму в долларах», – подумал Борис.
Внезапно раздалась сирена, и из-за угла вылетела полицейская
машина. Из машины выскочили двое полицейских и побежали к подросткам. Мальчишки
рванули врассыпную.
«Куда там, разве их догонишь?» – прокомментировал у окна
Борис.
В этот момент в дверь настойчиво постучали.
Борис открыл дверь насколько
позволяла цепочка. Мэри просунула в щель пакет и повернулась, чтобы уйти.
– А сдачу?
– О! Да.
Мэри протянула мелочь, зажатую в кулаке. Борис взглянул
на деньги.
– Это всё?
– Должно быть, цена подскочила.
– В три раза?.. Чек?
Мэри зашарила по карманам, разыскивая чек.
– Этот fucking аптекарь забыл дать мне его. Кроме всего, – бормоча, она
уже направлялась к двери своей квартиры, – доставка тоже кое-что стоит. Fucking русские… Я ему делаю одолжение, а он… Shit, я что, бесплатно должна ходить ему в аптеку?..
Борис закрыл дверь и, в свою очередь, пробурчал: «Чертовы
черные…»
На лестничной площадке в этот момент раздались крики.
Борис прильнул к дверному глазку. Это по ступенькам поднимался Майкл –
девятилетний сын Мэри.
– Где ты шляешься?! Звонили из школы. Ты хочешь, чтобы
твою мать арестовали?! – Мэри попыталась шлепнуть сына, но Майкл увернулся и
проскочил в квартиру. Мать бросилась за ним.
Борис проверил цепочку на двери и направился в гостиную.
Он отвернул крышку пластиковой банки и стал рассматривать содержимое.
«Всё меньше и меньше. Аптекарь, наверное, продает
таблетки на сторону.»
В это время в квартире Мэри мать уже догнала, было, сына
и приготовилась врезать ему подзатыльник потяжелее, –
как Майкл бросил на стол пачку конвертов.
– Мам! Посмотри! По-моему, чек прислали!
Мэри оставила сына и начала быстро перебирать конверты.
– Мусор. Мусор. Реабилитационная клиника. Агентство по
защите детей… Fuck you… Где fucking чек?
Мэри бросила конверты в мусорное ведро.
– Мам, что мне поесть? – голодный Майкл открыл
холодильник.
– Что найдешь…
Среди разорванных пакетов и упаковочной фольги мальчишка
нашел недоеденный чизбургер и целиком засунул его в рот. Мэри закурила.
– Ты уроки сделал?
– У нас нет школы завтра.
– Почему?
– Праздники.
– Какие еще праздники?
– У учителей, еврейские.
– Fucking учителя. Сплошные праздники. Детей не учат ничему, а
зарплаты выше крыши.
Раздавшийся в дверь звонок нарушил стройный ход мыслей
Мэри, и она пошла открывать.
– Сэми?! – В прихожей появился Сэм.
Он обнял Мэри, ласково поднес к ее носу кулак. Она
втянула воздух. Сэм раскрыл ладонь с самокруткой. Мэри
счастливо расцеловала дружка. Тот обхватил ее задницу
и прижал к себе. Из комнаты выглянул и тут же исчез Майкл.
– Подожди! – Мэри оттолкнула Сэма.
Она вошла за сыном в комнату, схватила за руку и потащила
к двери.
– Куда ты меня тащишь?
– К fucking русскому соседу.
– Я не хочу… Я боюсь его, он шпион.
– Заткнись – всего на полчаса.
Борис приоткрыл на звонок дверь. На лестничной площадке
стояла Мэри и крепко держала за руку вырывающегося сына.
– Борис, теперь твоя очередь сделать мне одолжение. Пусть
Майк побудет полчасика у тебя, пока я сбегаю по делам.
Борис брезгливо посмотрел на приспущенные штаны мальчика.
Майкл же, уловив идущий из квартиры запах жарившихся блинов, перестал
вырываться и даже подался вперед, опережая согласие соседа. Мэри улыбнулась.
– Борис, пожалуйста…
Борис, превозмогая дурные предчувствия, стал снимать
дверные цепочки.
– Только на полчаса. У меня давление под сто во…
Не успел Борис закончить фразу, как Мэри втолкнула сына в
его квартиру и направилась к своей двери, в проеме которой стоял, потягивая самокрутку, Сэм. Мэри выхватила папироску у него изо рта,
затянулась, и они оба исчезли за дверью.
Малыш доел шестой блин и потянулся за последним. Борис
следил за его рукой. Майкл приподнял блин, увидел, что тот подгорел, и бросил
обратно на тарелку. Борис тут же свернул отвергнутый блин и целиком засунул
себе в рот.
Майкл развалился на диване и включил телевизор. Борис
вздрогнул – то ли от неожиданно включенного телевизора, то ли от бесцеремонной
наглости юного соседа.
– Что ты любишь смотреть? – вдруг спросил мальчик.
– «Sunday Morning», – растерянно произнес Борис.
– А мне нравится «Family guy».
– Тебе рано еще смотреть его.
– Что ты имеешь в виду? Мне нравится.
Борис стал переключать каналы.
– Что же тебе нравится в этой передаче?
–Там белые все дураки.
– Все дураки? Я не понимаю.
– Вы, белые, никогда не поймете нас. Потому что вы все –
расисты.
– Я не хочу на эту тему говорить.
– Вот вы, белые, всегда так, сначала использовали нас как
рабов, теперь… Алл Шарптон во всем виноват.
– Кто сказал?
– Мама.
– Как я мог использовать черных людей как рабов? Я только
тридцать лет назад приехал в Америку…
– Не имеет значения. Ты же – белый.
Тем временем Борис нашел нужный канал. На экране дородная
певица средних лет сотрясала воздух колоратурным сопрано.
– Если быть точным, то я – русский еврей.
– Вот-вот, еще и хуже, евреи все банкиры… и в
Голливуде.
– Данзел Вашингтон, Спайк Ли, Морган Фриман?…
– А он разве не еврей?
– Они все черные.
– Значит, они предатели – «дяди томы».
– Они просто талантливые люди и добились всего своим
трудом.
– Вот-вот, они – тяжелым трудом, а вы, белые, на них
миллионы зарабатываете.
– Кто это – «вы»? Я, как и ты, малоимущий, поэтому живу в
«проджекте»…
– Не имеет значения, ты здесь живешь, чтобы шпионить за
нами.
– Кто тебе это сказал?!
– Мама.
– Что еще она сказала?
– Что вы, русские, – хитрые и чтобы я не доверял тебе.
– Ну не доверяй!… Заладил:
«русские», «русские»! Я тебе сказал – мы не русские! Я – русский еврей… –
Борис сделал паузу. Он давно привык к тому, что для американцев все выходцы из
бывшего СССР – русские. Будь ты еврей, калмык или нанаец. В этом же случае…
Он помолчал – и произнес: – ОК, называй меня «русский».
Чтобы сменить тему, Борис взял пульт управления и
переключил на канал с «Family guy». Прошло несколько минут. Борис поглядывал то на часы,
то на экран телевизора, то на мальчишку. Майкл хохотал, подскакивая на диване.
Утомившись, он вдруг спросил:
– Ей! Русский! Ты мороженое любишь?
Борис насторожился.
– Мне нельзя!
– А мне можно. Где у тебя холодильник?
Борис почувствовал, что выходит из себя.
– Сядь. Скоро тебя заберет твоя мать!
Но Мэри не спешила забирать сына. Она сидела в
задымленной комнате на продавленном диване и потягивала самокрутку.
Рядом, развалившись, по пояс голый, сидел Сэм, время от времени отглатывая из
бутылки пиво и затягиваясь марихуаной.
Неожиданно раздался звонок в дверь.
– Кого еще несет?!
За дверью раздался женский голос:
– Агентство по защите детей. Откройте!
Сэм вскочил, быстро открыл окно и начал махать рубашкой,
пытаясь выветрить дым.
Мэри не спешила открывать.
– Что вы хотите?
Женский голос за дверью пояснил:
– У нас в три часа назначена встреча с мисс Джэксон.
– Какая еще встреча?
На этот раз за дверью прозвучал мужской голос:
– Откройте дверь! Полиция!
– Что за fucking встреча?..
Мэри неохотно открыла. Перед ней стоял полицейский, уже с
рукой на кобуре. За ним – две женщины: одна небольшого роста, полная, другая –
высокая и худая. Полная дама протиснулась вперед и быстро втянула носом воздух.
– Мы выслали вам три письма. У нас сегодня встреча с
вами, мисс Джэксон.
– Я не получала никаких писем.
Полная
решительно шагнула в квартиру.
– Это неважно теперь.
Мэри перегородила дорогу.
– Какая еще встреча?
– Насчет ваших родительских обязанностей.
– У вас есть бумага из суда?
– Вы не волнуйтесь. Ничего ужасного пока не произошло. –
Полная дама попыталась протиснуться между стенкой и Мэри.
– Это Майкл?! Ох, я ему всыплю.
– Мы просто должны поговорить с вами, так как у нас –
сигнал из школы, что вы нехорошо обходитесь со своим сыном.
Мэри вспыхнула:
– Ты сдурела, толстозадая! Я люблю своего сына!
Проваливай!
Тут уже вперед подался полицейский:
– Мисс, я могу вас арестовать.
Мэри отступила.
– О’кей, о’кей… Проходите.
В гостиной полная дама присела за стол, заваленный
упаковками еды из китайской забегаловки. Брезгливым движением она отодвинула
упаковку на середину стола, достала из портфеля толстую папку и бросила ее на
освободившееся место. Высокая дама встала за ее спиной. Полицейский,
облокотившись о дверной косяк, перегородил коридор. Посвистывая и вытирая руки
клубком туалетной бумаги, появился Сэм. На его лице были отчетливо видны следы
смазки, какие бывают у автомеханика, пролежавшего полдня под машиной.
– Мадам, я закончил.
Полная дама подняла на него взгляд.
– Кто вы?
– Водопроводчик, – добродушно улыбнулся Сэм и повернулся
к Мэри:
– Всё, больше не течет.
Мэри растерялась от неожиданности. Полицейский же, узнав
в Сэме покупателя марихуаны, выдвинулся навстречу из коридора:
– Останьтесь.
– Офицер, я должен бежать, – не поверите,
сколько кранов течет в этом доме!
– Не ты ли уже убегал от нас днем?..
Полицейский ловко набросил наручник на запястье Сэма и
увел с собой.
Полная дама обратилась к Мэри:
– Между прочим, где ваш сын сейчас?
– У моей матери в Балтиморе.
Высокая дама начала быстро записывать ответы Мэри.
– Он должен посещать школу, – продолжала полная.
Мэри усмехнулась.
– Сейчас перерыв в школе. Праздники. Вы что, не в курсе?
– Какие праздники?
– Какие-то еврейские.
– Этот «водопроводчик» – твой дружок?
– Иногда водопроводчик – просто водопроводчик.
Полная дама, кончив писать, поднялась от стола и стала
расхаживать по квартире, втягивая носом воздух. Наконец она подошла к окну и
наклонилась над стоящим на подоконнике цветочным горшком. В горшке торчал
загашенный окурок марихуаны.
– Fucking водопроводчик… – довольно натурально возмутилась Мэри.
– В общем, так, мисс Джексон… – c энтузиазмом произнесла полная дама, – мы должны
пригласить вас в участок – сначала как свидетеля. Благополучие ребенка в
опасности.
Стрелки часов не спеша продвигались к десяти вечера.
Борис, устав присматривать за мальчишкой, похрапывал в кресле. Майкл досмотрел
очередной телеэпизод, тихонько поднялся и на цыпочках направился на кухню.
Ручка холодильника не поддавалась его осторожным усилиям. Тогда Майкл дернул ее
изо всей силы. Дверца холодильника распахнулась, и перед его голодными глазами
засверкали яркие упаковки с непонятными названиями. Майкл не услышал, как на
пол упала монета, которую Борис предусмотрительно положил на дверной косяк
холодильника. Монета ударилась о керамическую плитку пола и зазвенела. Борис
открыл глаза и устремился на «место преступления». Он схватил руку Майкла в
момент, когда она уже тянулась к баночке с йогуртом. Мальчик испуганно замер.
Дверца холодильника захлопнулась. Йогурт остался в холодильнике.
– Ты что, не знаешь, что без спроса брать нехорошо?
Майкл побрел к дивану. Убедившись, что мальчишка его не
видит, Борис поднял с пола монету и аккуратно положил ее на место.
Между тем в полицейском участке события разворачивались
не так, как бы хотелось Мэри и, тем более, Борису.
– Я не могу отпустить вас, мисс Джэксон. В вашей квартире
опять найдены следы наркотиков. – Капитан потрясал пластиковым мешочком с
окурком марихуаны.
– Это всего лишь травка. Я употребляю ее в медицинских
целях.
В разговор вступила полная дама:
– Чтобы убедиться, что это марихуана, пошлем вас на
анализ. Если в вашем организме обнаружатся следы серьезных наркотиков, отправим
вас на реабилитацию.
– А как насчет моего ребенка?
– Пока он побудет у вашей матери в Балтиморе. Поживет с
месяц, ему это только на пользу.
Мэри загнанно кивнула в ответ.
Еще час Борис провел в борьбе со сном, посматривая то на
часы, то на соседского мальчишку. Наконец, уступив усталости, он уронил голову
и захрапел. Как только Майкл услышал храп, он отправился на кухню. В этот раз
Майкл не спешил открывать дверцу холодильника. Приглядевшись, он обнаружил
монетку и сунул ее в карман. Взялся было за ручку холодильника, но передумал и,
вынув изо рта кусок жевательной резинки, приклеил монету на место.
Когда раздался телефонный звонок, Майкл уже доедал
йогурт. Борис схватил телефонную трубку:
– Хэлло!
В трубке звучал голос Мэри.
– Мам! Это Мэри. Я не смогу забрать Майка в ближайшее
время. Пусть он поживет у тебя недельку-другую.
Борис растерялся.
– Мэри, это вы? О чем вы говорите?
– Спасибо, мам, что понимаешь. Увидимся через пару
недель.
И в телефонной трубке раздались короткие гудки.
Борис обернулся к Майклу. Содержимое баночки с йогуртом
быстро исчезало за щеками юного соседа. На столе стояли две уже пустые
упаковки.
В первую секунду Борису хотелось возмутиться, даже накричать
на самовольного мальчишку. Но увидев, с какой тщательностью тот выскребал
остатки со дна третьей банки, он промолчал и направился на кухню. Странное
дело, монета лежала на прежнем месте. Борис резко дернул за ручку холодильника.
Дверца распахнулась. Монета, вопреки всем законам физики, не падала. Борис с
силой захлопнул холодильник. Стоявший на нем металлический канделябр полетел
вниз, едва не зацепив плечо Бориса. Монета лежала на месте. Борис улыбнулся.
– Мальчишка-то смышленый.
Он достал из холодильника оставшиеся две банки с йогуртом
и побрел в гостиную.
На диване, свернувшись в клубок, спал Майкл. Борис
оставил перед ним йогурт. Мальчишка ежился от холода, вздрагивал и шевелил
губами, издавая беспокойные звуки. Борис накрыл его своим пледом, выключил
телевизор и направился в спальню.
С первыми лучами солнца Борис, в пижаме и тапочках, вышел
на лестничную площадку, подошел к квартире Мэри и постучал в дверь. Никто не
отвечал. Зато из соседней квартиры выглянула соседка-китаянка.
– Замели! – произнесла китаянка.
– Что ты имеешь в виду? – не понял Борис.
– Полиция пришел, из офис пришел – один
толстый, другой худой. Мэри замели. Полиция ее – ффф-ююю! – китаянка
присвистнула и захлопнула дверь.
Борис вернулся к себе. Майкл безмятежно спал на диване.
Из-под пледа торчали грязные кроссовки мальчишки. Борис еще раз недовольно
буркнул и включил телевизор. Затем добавил на полную
звук.
Майкл проснулся, не сразу осознав, где он находится.
– Мам! Ма!
Вдруг он заметил Бориса.
– Где моя мама?
Борис растерялся.
– Не знаю, ее нет дома.
На глаза мальчика навернулись слезы.
– Она обещала забрать меня вчера.
Майкл заплакал. Борис тоже расчувствовался.
Диктор по телевизору объявил, что сегодня заканчиваются
школьные каникулы.
Борис проглотил подкативший к горлу комок.
– Вот! Видишь! Вставай, тебе пора в школу.
Майкл нехотя поднялся и, утирая слезы, поплелся в ванную.
Растроганный Борис направился на кухню. Из ванной раздался голос мальчишки:
– Эй, русский, у тебя есть новая зубная щетка для меня?
У Бориса слегка перекосило лицо.
– Используй свой палец! Зубная паста на раковине.
Майкл выдавил пасту на палец и начал чистить зубы.
– Эй, русский! Что на завтрак?!
Борис ухмыльнулся.
– Черная икра с шампанским!
– Что?!
Борис бросил на шипящую сковороду два куска белого хлеба
и залил яйцом.
Когда Майкл вышел из ванной, на столе уже стояла тарелка
с гренками. Майкл уселся за стол и начал ковырять вилкой содержимое блюда.
– А где бекон?
– У меня нет бекона.
– Почему?
– Потому что я еврей.
– Бережешь деньги?
Борис вспыхнул и чуть было не
влепил сорванцу подзатыльник:
– Ешь! Опоздаешь в школу.
– Я не пойду в школу. Мне там не нравится.
Борис обхватил руками голову.
– У тебя есть ключи от твоей квартиры?
– Нет.
– Тогда иди куда хочешь.
Мальчишка задумался.
– Эй, русский! Разве ты не должен заботиться обо мне?
У Бориса отвисла челюсть.
– Я?!
Майкл зачерпнул из банки клубничное варенье и запихнул
целую ложку в набитый рот.
– Угу… Я – несовершеннолетний. Если за мной не следить,
то я могу заняться криминальной активностью. Ты хочешь, чтобы я вырос
гангстером?
Борис оторопел от хода мыслей юного гостя.
– Мне все равно. Расти кем хочешь.
У меня высокое давление… Кто я тебе?
– Временный попечитель, – произнес Майкл с набитым ртом.
Борис оцепенел, постепенно осознавая, в какую историю он
попал.
– Эй, русский! У тебя есть кола или пепси?
–Ты что, не знаешь, что мэр запретил вам соду? Это
вредно, там много сахара.
– Эй, русский! Я прошу всего один стакан.
Борис налил в стакан воды.
– Пей воду и шагай в школу. И, пожалуйста, перестань
называть меня «русский». Зови меня… Борис.
Майкл посмотрел на Бориса:
– Эй, Борис. Ты что, не отведешь меня в школу?
– Сам дойдешь. Я давно не выхожу на улицу. И давай без
«эй».
По лицу мальчишки пробежала улыбка.
– У-у-у, так ты не подозреваешь, сколько опасных
соблазнов подстерегают черного ребенка по дороге в школу?
Борис, понимая, что мальчишка начинает манипулировать им,
опустил руки.
– Перестань! «Черные» – это, «черные» – то! Я вижу, что
ты черный. Какие опасности?
– Африкан-американ комьюнити пронизана
алкоголем, наркотиками и этой, как ее…
Борис оборвал мальчишку.
– Хватит! Я понял. Идем.
Майкл же, вспомнив забытое слово, обрадованно воскликнул:
– Безработицей! Безработица – тридцать пять процентов!
Борис на секунду замер, глядя на Майкла, и направился к
выходу.
Служащие компаний, начинающие свой рабочий день в девять
утра и не желающие подвергать себя испытаниям в нью-йоркском метро, запрудили
улицу автомобилями именно в том месте, где Борис и Майкл собирались перейти ее.
Борис держал мальчишку за руку и, размахивая тростью,
требовал, чтобы машины пропустили его с ребенком. Он сердился на водителей и на
родном русском посылал в их адрес проклятия. Наконец им удалось перейти улицу.
И тут Борис заметил, что другие дети идут с рюкзаками.
– Эй, Майкл, где твои учебники?
– Мне не нужны учебники.
– Как так?! – Борис остановился.
– Шучу. Они в школьном шкафу, – ответил мальчишка и
добавил:
– Мы же договорились без «эй».
Увидев школьные ворота, Майкл отпустил руку Бориса и
побежал. Пробежав метров тридцать, он внезапно остановился, махнул рукой Борису
и крикнул:
– Дедушка! Не забудь! Школа заканчивается в два тридцать!
Борис вдохновенно, под звуки скрипичного концерта Чайковского,
заканчивал приготовление обеда.
– Дедушка! – ухмылялся Борис, ловко – в такт музыки –
орудуя у плиты.
На глаза попались часы микроволновой печки. Они
показывали два пятнадцать. Борис заторопился – сбросил с себя передник и
побежал в прихожую.
К тому времени, когда Борис добрался до школы, только
ветер гонял целлофановые мешки и бумажные обертки по пустому двору.
Расстроенный, он побрел домой.
Подходя к дому, Борис увидел Майкла с рюкзаком за спиной.
Тот стоял рядом с мальчишками, продававшими марихуану. Борис взмахнул палкой,
словно Дон Кихот копьем, и понесся на врага, по дороге рассыпая угрозы и
проклятия, – конечно же, по-русски. Майкл обернулся на вопли Бориса. По щекам
мальчика текли слезы.
– Извини, я опоздал… – задохнувшись, пробормотал Борис.
Майкл утер рукавом нос.
– Мама опять попала в реабилитацию.
Они
молча побрели к подъезду.
– Я должен позвонить бабушке, чтоб она забрала меня в
Балтимор.
– Позвоним, – буркнул Борис.
Квартиру наполнял аромат русской кухни! Майкл сидел за
столом и черпал из тарелки.
– Что за суп?
– Рашен борщ.
– Вкусный.
Борис достал из холодильника банку с содой.
– Пепси?
Майкл внимательно посмотрел на Бориса.
– У тебя есть вода?
Борис улыбнулся.
После обеда Майкл вывалил из рюкзака на стол школьные
тетради. Борис протянул ему телефонную трубку.
– На! Позвони своей бабушке.
Майкл неохотно взял трубку. Борис вышел из комнаты,
остановился за дверью и прислушался.
– Хелло! Хелло! Могу ли я поговорить с бабушкой? Бабушка!
Это ты?.. Извините.
Борис услышал, как Майкл повесил телефонную трубку.
– Ошибочный номер. Бабушка, наверное, переехала, – громко
заявил мальчик.
Борис, неожиданно для себя, вздохнул с облегчением и вернулся в гостиную.
– Ладно, тогда давай за уроки.
С этой минуты дружба их начала крепнуть. Борису пришлось
засесть за программу шестого класса американской государственной школы. Легче
других предметов давалась математика. Примеры давались из однозначных чисел,
что позволяло быстро решать их.
Биология, ботаника, история, физика являлись поводом для
жарких дискуссий, между Борисом и его юным другом и зачастую заканчивались
неожиданными открытиями для обоих. Хуже давался английский. Здесь открытия для
себя в первую очередь делал Борис. Мальчишка лишь только посмеивался над
«русским». Когда же Борис брал скрипку, его подопечный слушал, затаив дыхание.
По окончании игры Майкл яростно аплодировал. Он и сам несколько раз брал в руки
инструмент, но, как известно, игра на скрипке требует способностей и упорного
труда.
Борис чувствовал, как старость отступает под натиском
любознательности и жизненного восторга, исходящих от юного друга. Они вместе
декламировали сказки Пушкина по-русски! – «У лукоморья дуб зеленый…» Ездили
на Кони-Айленд и в Центральный парк. Борис покупал Майклу мороженое, игрушки,
даже одежду… Тратить накопленное было совсем не жалко. Так прошло несколько
недель.
В день рождения Майкла, пока он был в школе, Борис
отправился в итальянскую пекарню. Торт выбрал сразу – украшенный фруктами и
шоколадом, а вот с надписью пришлось повозиться: «Юному другу»… «Лучшему соседу»…
«Талантливому скрипачу»… Наконец Борис остановился на:
«Любимому внуку от деда».
К приходу Майкла торт был замаскирован в глубинах
холодильника. Когда домашнее задание было тщательно выполнено, наступило время
вечернего чаепития. Борис воткнул в торт – так, чтобы не испортить надпись, –
десять свечей и, распевая своим не сильным, но приятным баритоном «Хэппи
бёрздэй ту йу…», понес торт в гостиную. Майкл сидел за столом, подперев
кулаками щеки и устремив нетерпеливый взгляд на торт. Подрагивающие в такт
пению огоньки горящих свечей отражались в больших влажных карих глазах
мальчика. Борис медленно приближался к столу. Как вдруг раздался настойчивый
звонок в дверь. Борис замер, не дойдя двух шагов до стола.
– Кто там? – прокричал срывающимся голосом Борис.
– Мэри! – раздалось за дверью. – Это я, Мэри, открой!
Майкл сорвался с места и бросился в прихожую.
Мэри хорошо выглядела. На ней было новое платье, волосы
аккуратно прибраны. Она подхватила сына и начала целовать.
– С днем рожденья, сынок! Я тоже так соскучилась по тебе!
Нацеловавшись, она опустила сына на пол, взяла его за
руку и повернулась к выходу.
– Мой рюкзак! – Майкл потянул мать назад.
– Завтра заберешь. – Мэри не выпускала руку сына. –
Спасибо, Борис. Ты прикрыл мою задницу. Если тебе чего
надо, я отплачу тем же.
Борис стоял, не замечая, что держит в руках торт.
Осознав, наконец, что произошло, он поставил торт на стол и сел. В широко
раскрытых, смотрящих глубоко в себя глазах Бориса отражались горящие свечи,
торт и еще – глубокая печаль, внезапно настигшая старика.
Борис чувствовал, что жизнь его опять потеряла смысл. Он
вдруг вспомнил, как приходили ему отказы от известных американских
симфонических оркестров, как жена умела успокоить и убедить его, что это – «к
лучшему», что «они» – холодные, равнодушные, мало понимающие в музыке люди…
Когда умерла жена, уже никто не мог объяснить ему, зачем он здесь. Правда,
тогда Борис был на пятнадцать лет моложе и у него хватило сил побороть отчаянье
и просто жить как живется. Помогали воспоминания о
молодости, первой любви, студенческих годах, первом сольном концерте… Эта
потеря оказалась сильней. Воспоминания далекого прошлого не могли заглушить
боль и отчаянье разлуки с мальчиком. Борис впервые почувствовал себя родителем
– отцом и дедом, от которого зависит будущее ребенка. В этом была его миссия…
С возвращением Мэри миссия оборвалась. Свечи догорели.
Под расплавленным воском исчезла надпись «Любимому внуку…»
На следующее утро Майкл проснулся рано – от воя сирены
скорой помощи. Рядом на подушке лежал плюшевый медвежонок величиной с детскую
ладонь. Этого медвежонка они с Борисом выиграли в один из походов на
Кони-Айленд. Борис тогда сказал, что Майкл – Мишка, имя, которым в России
называют медвежат. С тех пор Майкл не расставался со своим
двойником-медвежонком и всегда носил его в кармане. Подняв игрушку над собой,
он произнес:
– У Лукоморья дуб зеленый, златая цепь…
На лестничной площадке послышался шум – хлопанье дверей,
голоса. Мэри открыла дверь. Санитары скорой помощи неуклюже протискивали
носилки на колесах в дверной проем квартиры Бориса. Китаянка давала указания –
как нужно развернуть их, чтобы они прошли. Майкл вскочил
с кровати и босиком, в пижаме, помчался в прихожую.
– Мам! Что происходит?
– Ничего, иди спать.
Майкл поднырнул под руку матери и высунул голову наружу.
Мэри обняла голову сына. Взгляды присутствующих были устремлены на приоткрытую
дверь квартиры Бориса. Минуты ожидания превратились в вечность.
Наконец кто-то потянул на себя дверь, и в проеме показались
носилки. Санитары выкатили их на лестничную площадку. Под простыней,
перетянутый ремнями, с закрытыми глазами лежал Борис. Майкл внимательно
всматривался в бледное лицо деда. По щекам мальчика потекли слезы.
– Что за fuck? – произнесла Мэри.
Майкл вздрогнул:
– Мам, пожалуйста, не произноси это слово так часто.
– Почему?
– Матерные слова засоряют наше сознание и мешают нам ясно
думать.
– Кто тебе это сказал?
– Борис.
– Я всегда соображаю ясно, – неуверенно произнесла Мэри.
– Мы должны быть осторожны, слова имеют значение, –
прошептал Майкл.
Подошел лифт. Внезапно Борис открыл глаза и слегка
повернул голову в сторону Майкла. Их взгляды встретились. Из-под простыни
появилась рука Бориса. Большой задранный вверх палец показывал: «Молодец, все
будет ОК!»
– Холли… смок! – вырвалось у Мэри.
Майкл улыбался, из его глаз катились слезы.
17 сентября
2015
Нью-Йорк