Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 278, 2015
ПЕРСПЕКТИВА
Выбирая жилье, выбираешь окно – перспективу;
вид на воздух, на волю, на каждого дня горизонт:
на пустырь, на поляну, на пруд и плакучую иву,
на белеющий парус, кому уж совсем повезет.
Взгляд в окно не заменишь соседями, сплетнями, пивом,
телеящиком с компом – хоть
бейся в экраны челом,
даже кладбища вид – невеселая, но перспектива,
не стена за окном, за которой уже ничего.
От стола до стола, от будильника до воскресенья,
не часы отмеряешь – недели и месяцы пик,
помогает ожить вид деревьев – безумных, осенних,
а колодец в окне – это яма, могила, тупик.
Повторяю опять: да, должна быть видна перспектива,
у всего и у всех – у кирпичной стены за окном,
что когда-то падет, или выйдет на то директива,
и тебя замурует с бетонными стенами дом.
ВЕТЕР
Опять волынку затянул
осенний ветер за порогом:
то бормотание, то гул,
то завывание, то рокот.
Качнув деревья и кусты,
рванул по стенам – выше, выше..
срывая голос с высоты,
шурша, в газетах что-то ищет.
В подвалы вполз и погреба,
на фонари полез паяцем,
игриво флаги потрепал –
поговорить бы, потрепаться.
В слепые окна прокричал,
в глухие дымоходы ухнул,
и опрокинул сгоряча
немую мусорную урну.
Пытаясь робость превозмочь,
к подъезду, в поисках участья…
и в дверь стучит,
стучит всю ночь –
не в силах к людям достучаться.
ГЛАЗА В ГЛАЗА
Н.
А детей у нас было четверо,
и ни душеньки на двоих…
Где придумано, кем начертано, –
каждый сам себе натворил.
Заколочены двери, ставенки, –
и потеряны все ключи,
на зеро нас с тобой поставили,
счет обратный теперь звучит.
И по миру пошли утешиться
с двух сторон по земле одной…
Каждой твари по паре, где же ты,
старый сводник – ослепший Ной?
Так и встретились мы на полюсе,
удивленно – глаза в глаза,
доверяясь друг другу полностью,
то счастливые, то в слезах.
Постояли, о многом вспомнили,
и обратно, не чуя ног, –
потому что друг друга поняли, –
кто на запад, кто на восток.
Но стихов натворили, черти мы,
не деля на «мои», «твои»…
А детей будет так же – четверо,
и ни душеньки на двоих.
СТАРЕТЬ У МОРЯ
Н.
Там и старею, от ветра укутавшись пледом,
греюсь вином, вспоминаю твои очертанья,
боль притупилась, а с нею и речи поэта,
старые письма листаю, уже не читая.
Море смирилось – ни шторма, ни мачт бригантины,
редкие вести доходят, едва беспокоя,
редкие мысли нарушат благую картину,
но, повторяясь, становятся редкой строкою.
Слух напряжен и, слова разрывая на части,
в местных наречиях ищет знакомые звуки,
что-то находит – истоки едины, но чаще
трогают жалобы чаек и стоны белуги.
Так и старею, ладони свожу на затылке,
сиднем в Нью-Йорке, а лучше бы где-то в Сиднее
греться тобой, словно юноша влюбчивый, пылкий,
не замечая, как пена, вскипая, седеет.
Нью-Йорк