Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 276, 2014
Всему помог случай. Отмечая в этом году 180-летие ершовского
«Конька-Горбунка», Алла Геннадиевна Ранская,
праправнучка знаменитого поэта, обратилась ко мне с вопросом о подробностях
издания в
Казалось бы, мелочь. Переводили «Конька-Горбунка» и другие сербские поэты, но, во-первых, Малик Мулич – не поэт, а во-вторых, – переводчик с такой биографией, какая не снилась ни одному из его предшественников.
«Конек-Горбунок» в сербском переводе Малика Мулича
и Радована Ившича был издан
в Белграде в
Иза шума, иза гора,
И широких си°их мора,
Живео на свету белу
Стар се ак у ╪едном селу.
Мулич переводил на хорватский и на сербский языки и раньше, но думаю, что сказка «Конек-Горбунок» – его первое крупное литературное произведение, за которое он взялся, – да еще в стихах. Мулич давно знал эту сказку и, бывало, в скаутских лагерях цитировал большие отрывки русским ребятам. Почему русским? Чтобы ответить на этот вопрос, надо начать издалека.
Малик Мулич был боснийским мусульманином;
родился в Травнике (Босния) 24 ноября
Ибрагим – отец Малика – умер вскоре после Первой Мировой войны, матери Малика, Атифе, пришлось на свое небольшое жалование воспитывать трех сыновей. Семья жила бедно и Атифа сдавала часть дома русским эмигрантам, у которых были дети – ровесники Малика. Играя с ними, Малик научился некоторым русским словам, причем говорил без акцента, произносил даже букву «ы», которую югославы не могли выговорить.
Атифа скончалась в 1930 году. После смерти матери братья переехали в Сараево. Старший работал и содержал младших. Малик был одним из лучших учеников в классе, однако дети из обеспеченных семей его в компанию не принимали. А вот дети русских эмигрантов находились в таком же положении. Так Малик попал в нашу компанию.
Малик Мулич учился в Первой гимназии, а я – во Второй, нас познакомил Слава Пелипец. По совету Славы Малик решил записаться в русские скауты, чтобы быстрее и лучше выучить русский язык. Так и получилось; уже на третьем сборе Малик смог говорить и петь русские песни вместе с нами.
В 1935 году Малик поехал со мной и Борей Мартино
в Белград на слет югославских скаутов в составе русской делегации, в
Малик много читал по-русски, увлекался поэзией. У костра он часто читал нам наизусть Гумилева и Есенина. Знал он прекрасно и Маяковского, но не считал его серьезным поэтом. Любил Зощенко и пересыпал разговорную речь зощенковскими выражениями. Не хуже знал он и Ильфа и Петрова.
В
Однажды с Маликом, который держался русской компании, случился такой комичный случай. Одна девушка, увидев группу русских студентов, в которой был и Малик, упрекнула всех, что русские, даже родившиеся в Югославии, говорят по-сербски с ошибками. Малик спросил ее – относится ли это замечание и к нему, на что получил ответ: «Не воображайте! Сразу видно, что Вы – рус». Тогда Малик показал девушке свой студенческий билет. Она глазам не поверила, что мусульманин из Боснии свободно говорит по-русски!
Будучи руководителем русских скаутов-разведчиков, Малик с 10 по 15
августа
В январе
В Варшаве Малик долго не задержался. Он решил пробираться в Крым, выдавая себя за татарина. По дороге в Крым Малик на какое-то время задержался в Киеве. Там он познакомился с Иришей Брунст (теперь матушкой Ириной Короленко). В своем письме И. Короленко вспоминала: «С Маликом мы сразу подружились. Он был удивительно симпатичный, умел с чисто разведческой привычкой подходить ко всем по-братски, со всеми находить общий язык, несмотря на то, что росли мы в таких различных условиях и так много не знали и не понимали. Он нас учил, но в то же время оставался нашим другом, никогда не показывая нам своего превосходства <…> Он нам рассказывал о русских разведчиках. Как-то вспомнил про одного русского молодого человека, который совсем осербился. Малик его встретил на улице в Белграде и стал расспрашивать, как он живет, что делает. Выяснилось, что он читает Есенина в сербском переводе. И тут, рассказывая нам, Малик воодушевился и воскликнул: ▒Я его на Есенине и поймал! Как начал стыдить, что он русского поэта читает не по-русски, так он и за русский язык взялся, а потом и русским патриотом стал и даже в Россию поехал’. Слушая Малика, мы и не представляли, что сам-то он не русский эмигрант, а коренной югослав».
В отличие от советских татар у Малика было прекрасное мусульманское религиозное образование, полученное им за восемь лет учения в сараевской гимназии, а его не совсем чистый татарский язык мало отличался от языка татар, выросших среди русских. Малик начал проводить религиозные беседы в мечети и вскоре приобрел огромный авторитет у местных татар. Немцы заметили, что в своих беседах Малик не стремится разжигать у татар ненависть к русским, вызвали его в комендатуру и сделали ему внушение. Малик не обратил на это внимания, но после нескольких подобных разговоров немцы приказали ему покинуть Крым.
В Боснию Малик не вернулся, а устроился переводчиком в Виннице в немецкую
фирму. Там он познакомился с профессором Юрием Анатольевичем Семенцовым
(1915–1992). В своем письме Семенцов поделился со мной воспоминаниями: «Я
познакомился с Муличем в
Последние месяцы войны Мулич провел под
Берлином в школе пропагандистов РОА в Дабендорфе, а в
июне
С
Окончив университет, Мулич преподавал русский язык в гимназии в г. Вировитица (1952–1954), а в своей родной 1-ой Сараевской гимназии – греческий и латинский языки (1954–1957). Однако в Сараеве многие помнили, что Мулич был русским скаутом и антикоммунистом, и Мулич при первой возможности вернулся в Загреб. Чтобы вести научную работу, Малик и Майя должны были вступить в коммунистическую партию, старых знакомых они вынуждены были избегать.
С осени
С летнего семестра
Мулич – автор около ста научных исследований, статей общего характера, рецензий и переводов, как на русском, так и на сербско-хорватском языках. Его учебник «Основы русской акцентологии» (по-русски) был издан в Сараеве (1 часть – в 1974, 2 часть – в 1978). Его труды печатались в разных академических сборниках в Югославии и СССР.
Муличи часто говорили дома по-русски, особенно когда к ним приходили русские гости, рассказывал мне известный югославский диссидент Михайло Михайлов. От него же я узнал, что Мулич скончался 25 ноября 1980 года. Я решил написать некролог и стал разыскивать вдову Малика. Не зная адреса, я просил Эшрефа Смаевича, который тоже был когда-то в русских скаутах, передать ей мое письмо. Вдова передала Эшрефу текст с биографией Мулича, сказав, что много слышала обо мне от Малика, но просит лишнего не писать. Некролог я подготовил для «Нового русского слова». Майя и Амир боялись писать мне в США. Это было действительно небезопасно в Югославии в конце 1985 года.
Нью-Йорк