Стихи
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 274, 2014
ДРУГОЙ
К. Г.
Он был, говорят, – без которого мы не родимся.
В детстве мне говорили, будто отец мой – Бог,
Будто я – по образу и подобию – на волосок
От Него, только Он всесилен, милостив и высок,
Голос Его, как переполненный водосток,
Спать не давал, – но только бы не умолк!
Но я понимала, он где-то жил не тужил,
Детей рожал, сладко спал, никого не любил,
Долго горел, пока не погас, сгинул, сгнил,
Пока Тот днем и ночью меня сторожил.
А рядом – любивший маму чужой другой,
Такой как все, уходил на работу, приходил домой,
Будто я мальчик, говорил мне: «Маленький мой,
Скоро уже зима, на ветру не стой».
Но я, обращаясь к Нему, упорно
ждала, ждала,
Карандашом выпрастывая обескровленные слова,
Дорисовывала утаенное: огуречик, палочки, голова,
Дом с трубой, дымок – что там еще? – трава.
А на полке – книжка, а в книжке – злая Баба Яга,
На лесной опушке – не домик, а костяная нога.
И, впиваясь взглядом в туманные «Дальние берега»,
Намывала из крупы манну, из бед – блага.
Только зимней ночью становилось совсем темно:
Чем плотнее воздух, тем беспросветней дно,
Дом снаружи – камень, но сердце его – льняно,
И стеклянным лбом бьется об лед окно.
И когда заштриховывала картинку – да будет тьма!
–
Задыхаясь в подушку, никто не нужен, сама, сама,
Тот – другой – распахивал занавесок склеенные тома:
«Всё пройдет, маленький мой, даже зима, зима…»
ДЕВОЧКИ
Есть такие –
спрессованные из марсового песка,
животы у них гладкие, без пупка,
тяжела походка, рука легка,
и когда другие
надрывают от смеха себе бока,
видя, что вместо волос у них –
облака,
смотрят снизу вверх, но кажется,
свысока,
и светятся, если – нагие.
Отродясь,
они сами вылепливали себя,
не для мамы и папы, вообще не для,
высятся, соляные столпы, не огля-
дываясь,
и двоясь, как дорогой расколотые
поля,
островами разрозненные моря,
обезветвленные
тела свои для
и длясь.
Покупай им плюш,
заплетай косички,
клеш, плиссе, бантики, рукавички,
а когда расплачутся, истерички,
посылай в душ,
прячь ножи, веревки, лезвия, спички,
не замечай, говори о птичках,
из дневника вырывай странички,
причитай: «Чушь!»
В 200 ватт –
не поучителен, заразителен свет,
от такого, как под гипнозом, и «да»
и «нет»
произносишь автоматом в ответ
на взгляд.
Но не влезут, паршивки,
на табурет,
не прочтут стишок, не споют куплет,
видят себя в тридцать с лишним лет:
саван до пят,
именной браслет –
«Сильвия Платт».
* * *
Наталье Резник
Не могу же я написать, что ничего не чувствую,
Ничего-ничего, хоть иголкой меня коли.
Эту девочку нежную, снежную, златоустую,
Сладко певшую – онемевшую – не зови.
Не могу же признать, что прилежным стихописанием
Прикрывала стежок – вот здесь – поцелуй стекла,
Что слова обернулись лечебным кровопусканием,
Обессловлена, обескровлена – вся стекла.
Не могу рассказать, как из легкой и
гуттаперчевой
Превращаешься в клетку из мякоти и кости,
Что внутри по ночам задыхается птичка певчая
И сжимается клекот в стесненной твоей груди.
Мой чернильный колодец облит дождевой водицею,
Там на илистом дне дребезжит бытоваясклянь.
Только слово – не рыба – проклюнется робкой птицею
И крылато прорвется, в куски изодрав гортань.
РИМ
В городе том, где аллея похожа на конницу,
Цокающую вдоль Тибра, покрытого инеем,
В городе том кареглазую муку-бессонницу
Я называла мужским – и единственным – именем.
В городе, где с куполов петушиное пение –
Так безнадежно-безвыходно, паче отчаянья,
Кто-то заносит потери и приобретения
В книги нетленные, как поезда в расписания.
В городе, где не живут, а как воины ратуют,
Там, где безгрешность без проповеди немыслима,
Юноши-демоны (правильней: ангелы-статуи)
Каждой идущей вослед выдыхают: «Bellissima».
В городе том, где прохожие – римлянки, римляне,
–
Жестикулируя, кажут протест домострою,
Я – иностранка, чужая – Франческу да Римини
Вслух называла своей итальянской сестрою.
В городе том, где под сводами триумфальными
Не полководцы кичатся своими удачами,
Там по ночам задыхаются окна за ставнями,
С мебелью, утварью, спящими домочадцами.
В городе, в фата-моргане, в его околесице,
Где, как порфиры, подошвой шлифуются камни,
Я на Испанской помпезной заплеванной лестнице
Так и осталась. И не изменилась с веками.
Люксембург