Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 269, 2012
Н. Казакова
“Я пришел в мир, чтобы видеть,
а не совершить”
К 100-летию книги В. Розанова “Уединенное”
В жизни он был образцовым семьянином, примерным отцом – и неистово проповедовал в творчестве плотскую любовь, считая ее одной из форм проявления божественного в человеке. Бунтуя против христианства и жестоко осуждая аскетизм, он был глубоко верующим православным. Выступая с откровенно антисемитскими высказываниями, он воспел Ветхий завет и преклонился перед иудаизмом. Он обратился публично на “ты” к Л.Толстому и воевал с русской литературой. Будучи связанным с ней духовно, отчаянно отрицал это родство. В России он действительно совершил переворот в области морали, посягнув на сакральность нравственной догмы. Его называли русским Ницше, желая польстить его бунтарству, а он брезгливо морщился и не любил подобных громких сравнений. Тихий обыватель в реальной жизни, он сделал скандал единственно приемлемой для себя формой существования в творчестве.
Василий Васильевич Розанов (1856–1919) родился в Ветлуге Костромской области в семье чиновника лесного ведомства. Отец его рано умер, и мать осталась одна с семью малолетними детьми. С детства Розанов узнал горестную нужду, боль и тщетную суетность усилий вырваться из бедности. “Боль жизни гораздо могущественнее интереса к жизни. Вот отчего религия всегда будет одолевать философию”1. Окончив гимназию убежденным атеистом, Розанов уже с первого курса историко-филологического факультета Московского университета признавался: “Бог поселился во мне… что бы я ни делал, что бы ни говорил и ни писал, <…> я говорил и думал, собственно, только о Боге”2.
В этот период начинается его увлечение философией. А через несколько лет, учительствуя в провинции, он весь без остатка посвятит свой досуг кропотливой философской работе – без черновика, на одном дыхании, он напишет свою первую и единственную классическую философскую книгу “О понимании”. Сложно поверить, что такой серьезный философский труд (738 страниц) был написан весьма молодым человеком – Розанову едва исполнилось 30 лет. Однако русский читатель, в том числе и академический, не оказал изданию ожидаемого автором внимания. Философская работа стала своеобразным поворотным пунктом в творческой биографии Розанова – его желание стать классическим философом изменилось. “Встреть книга какой-нибудь привет, – я бы на всю жизнь остался философом. Но книга ничего не вызвала”3.
Склонность Розанова к философским размышлениям в начале творчества приведет впоследствии к множественности его взглядов на истину. Трансформация Розанова – “чистого философа” – в Розанова-журналиста, критика, писателя была неслучайной. Василий Розанов направил ракурс своего восприятия действительности в плоскость познания быта, а не бытия, что, однако, не помешало ему стать одним из самых интересных мыслителей своей эпохи.
Эпистолярная встреча с Н. Н. Страховым также глубоко повлияла на Розанова. Первый успех пришел к нему, благодаря материальной поддержке нового друга. Страхов помог Розанову издать отдельно критико-философское эссе “Легенда о Великом Инквизиторе” Достоевского” (1891), которое впоследствии было переиздано три раза. “…Достоевский живет в нас. Его музыка никогда не умрет”4. Тяготение к Достоевскому продолжалось у мыслителя всю жизнь, с гимназических лет; именно в творчестве любимого писателя кроются истоки основ миросозерцания самого Розанова.
Попытка проникнуть в творческий мир художника на особом, интимном уровне в жизни привела Розанова к непоправимой ошибке: еще будучи студентом, он женился на Аполлинарии Сусловой, в прошлом – возлюбленной Достоевского (женщине, на 16 лет старше его). Впоследствии Суслова не даст развода Розанову, и его второй, настоящий, брак будет считаться юридически недействительным, а дети – незаконнорожденными. Попытки разрешить этот личный вопрос приведут Розанова к осмыслению темы семьи, брака, развода, которую он смело будет обсуждать на страницах многочисленных изданий.
С помощью того же Страхова Розанов получит скромное место чиновника Государственного контроля в Петербурге. Перемена места не принесла Розанову желаемой радости, скорее наоборот, привела к творческому кризису. Вспоминая первые годы жизни в Петербурге, Розанов признавался, что атмосфера Петербурга в тот период его измучила. Его доходы не соответствовали запросам растущей семьи, он отчаянно боролся с нуждой и глубоко переживал это. Изменения произошли в марте 1899 года – Розанов получил предложение от А. С. Суворина о сотрудничестве в его газете “Новое время”. Так начался новый этап в творческой эволюции Розанова.
Темы его статей чрезвычайно разнообразны (начиная с вопросов образования, литературной критики и заканчивая вопросами религии, пола, семьи), полемики безжалостны, тяготение к скандальным выпадам неудержимо. Часто современники поражались, как такой тихий человек в быту, обыватель в самом прямом значении этого слова ломает стереотипы восприятия морали, предлагая эпатажную точку зрения на то или иное событие современности. Не всегда полифоничность взглядов и идей этого уникального мыслителя была понята его современниками. Розанов исследовал личность всегда в дихотомии Добра и Зла. Колебание, сомнение, рефлексия – вот контрапункты его творчества. В поисках смысла своего бытия и бытийности приходил Розанов к невероятным откровениям о Человеке.
Весной 1912 года вышла книга “Уединенное” В. В. Розанова, которая привела в шок русское общество. Автора обвинили в порнографии, а тираж книги арестовали. Что же так поразило русских читателей, искушенных всеми соблазнами Серебряного века?
“Что же ты любишь, чудак? – Мечту свою.”
“Страшное одиночество за всю жизнь. С детства. Одинокие души суть затаенные души. А затаенность – от порочности. Страшная тяжесть одиночества. Не от этого ли боль? Не только от этого.”
“Я не нужен: я ни в чем так не уверен, как в том, что я не нужен.”
“В России вся собственность выросла из ▒выпросил’ или подарил или кого-нибудь ▒обобрал’. Труда собственности очень мало. И от этого она не крепка и не уважается.”
“Литература есть самый отвратительный вид торга. И потому удвоенно-отвратительный, что тут замешивается несколько таланта. И что ▒торгуемые вещи’ суть действительные духовные ценности.”
“И только одно хвастовство, и только один у каждого вопрос: ▒какую роль при этом я буду играть?’ Если ▒при этом’ он не будет играть никакой роли, – ▒к чорту’.”
“Лежать в теплом песке после купанья – это в своем роде стоит философии.”
“Я еще не такой подлец, чтобы думать о морали…”
“Странник, вечный странник и везде только странник.”
“Два ангела сидят у меня на плечах: ангел смеха и ангел слез. И их вечное пререкание – моя жизнь.”
Разбросанные по всей книге удивительно простые и, на первый взгляд, банальные мысли побуждали читателя к рефлексии, заставляя задумываться о вечном через призму реальности и быта повседневной жизни. Розанов затрагивал самое сокровенное в душе каждого, проникал в самые затаенные места души и безжалостно обнажал их. Это была книга не о нем, это был метатекст о Человеке с его вечным одиночеством и поиском экзистенциального смысла.
Многие из его современников в это время умышленно трансформировали литературные реалии в бытовые, начало ХХ века сопровождается углубленной эстетизацией жизни. Розанов поступал по-другому. “Я ввел в литературу самое мелочное, мимолетное, невидимые движения души, паутинки быта…” Именно поэтому его книга “Уединенное” и была встречена таким резким возмущением общественности. Ее автор умышленно оскорблял нравственное чувство каждого , он говорил о вещах, немыслимых для “приличного человека”. Для философа не было ничего сокровенного, что бы не могло стать предметом осмысления.
Своим “Уединенным” В. Розанов, по его собственному утверждению, вошел в литературу “без кальсон”. Русское общество было возмущено откровенностью автора, его беспредельной интимностью. Но Розанов всегда говорил лишь то, что хотел и как хотел. Простая, бытовая, реальность, интимный мир человека под его пером достигали метафизических обобщений. Разбросанные, “пестрые мысли” и раздумья в самых неожиданных контекстах образовали уникальный дискурс. “Роман без мотивировки”, как назовет это произведение В. Шкловский, открывал новые литературные возможности для всей русской прозы ХХ века. Книга Розанова, собранная по принципу случайных записей, набросков, не связанных одной сюжетной линией, но отражающая единый процесс мысли (“рукописность души”), стала вершиной уникального жанра, над определением которого до сих пор спорят литературные критики.
Главное для Розанова – это внутренняя экзистенция, скрытая возможность реализации невозможного, констатация приоритета личностного начала над общим, над Вечностью. И – Любовь… “Мы рождаемся для любви. / И насколько мы не исполнили любви, мы томимся на свете. / И насколько мы не исполнили любви, мы будем наказаны на том свете.” (“Уединенное”).
Тексты Розанова, по верному замечанию В. Ерофеева, – это “зона высокой провокативности”. Стратегия творческого поведения философа строилась на смене в историческом контексте начала ХХ века социокультурных кодов (определение Ю. Лотмана). Скандал Розанова представляет собой некий сдвиг, нарушение в законах социокультурных грамматик. Розанов умышленно ломает стереотипы в восприятии “текста жизни”. Он предлагает альтернативный поступок. “Я не враждебен нравственности, а просто ▒не приходит на ум’… ▒Правила поведения’ не имеют химического сродства с моею душою; и тут ничего нельзя поделать.” (“Уединенное”, с. 128). Так и в деле Бейлиса Розанов выбрал наихудший вариант для выражения своей позиции , он попытался с философско-религиозной точки зрения оправдать ритуал кровавого действа как таковой. Надо признаться, что в создавшейся ситуации это было равносильно поддержке еврейских погромов. Статьи Розанова вызвали негодование либеральной части русской интеллигенции. В 1914 году он был исключен из Религиозно-философского общества, его книги перестали продаваться, многие из знакомых прекратили с ним все отношения.
Категория ответственности принимает для него самые причудливые формы, лишаясь одной из самых важных своих составляющих – ответственности перед собой. Лукавый Розанов, прикрываясь маской своего имморализма, декларирует релятивизм в высшем его проявлении – в выборе. Неодназначность оценок, смена суждений, множественность точек зрения на один и тот же предмет – и в этом для Розанова сущность и тайна мира. В многогранности жизни находит Розанов оправдание своей нравственной многосторонности, даже – противоречивости. Он всегда в “мире неясного и нерешенного”.
Всю свою жизнь Розанов посвятил творчеству – этому неумолимому Абсолюту, требующему полной и безоговорочной отдачи. Его внутренняя интуиция писателя привела к пророческим откровениям в последних произведениях. Перед лицом Апокалипсиса – революции 1917 года – Розанов осознал всю меру ответственности перед Словом. Примирившись с другими, Розанов так и не смог примириться с реальностью. Его смерть от голода в Сергиевом Посаде останется одной из самых трагических страниц в истории русской культуры. За пять дней до смерти он продиктовал дочери: “Нашим всем литераторам напиши, что больше всего чувствую, что холоден мир становится и что они должны больше и больше стараться как-нибудь предупредить этот холод, что это должно быть их главной заботой.”
Нью-Йорк
ЛИТЕРАТУРА
1. Розанов В. В. Уединенное. – М.,1990. С. 29.
2. Ответы В. В. Розанова на анкету нижегородской губернской ученой архивной комиссии // В кн.: Розанов В. В. О себе и жизни своей. – М., 1990. С. 709.
3. Там же. С. 710.
4. Опавшие листья (короб второй и последний) // В кн.: Розанов В. В. Уединенное. – М., 1990.
С. 286.