Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 253, 2008
«Сборник стихов Николая Туроверова оставляет у читателя впечатление необыкновенной свежести, строя и силы. Омывающая свежесть, крепость изображения, почти телесное ощущение вещей – читатель это почувствует в стихах Туроверова. Николай Туроверов – потомок старой славной казацкой семьи. Он прозрачными и смелыми казацкими глазами смотрит на мир, и его степная донская душа своеобразной мощью сочетается с ясным, пушкинским чувством вселенной.»1 «Стих Туроверова скупой и точный, в духе пушкинской традиции. Частый у него трехстопный ямб ритмично богат. Он зорок и умеет виденное сжато и верно изобразить. С той же четкостью, с которой он видит и изображает родную Донскую область, умеет он передать и впечатление от чужих земель, по которым ему пришлось скитаться в изгнании…»2 «Его стихи полны точных и метких определений. Он не устает описывать свои родные донские степи, вспоминать свою суровую ▒жестокую юность с тускловатым блеском погона на хрупких, на детских плечах’, но рассказы с размышлениями его никогда не сбиваются на исповедь. Стихи ясны и просты хорошей, неподдельной прямотой, лишенной нарочитого упрощения.»3 Так писали те, для которых русское слово стало делом жизни. Знаменитый певец «белых мальчиков», блистательный и, к сожалению, полузабытый исторический беллетрист Иван Лукаш, литературовед Глеб Струве и «мэтр» русского литературного Парижа Георгий Адамович. Что ж говорить о других многочисленных статьях в казачьих и военных изданиях, о тысячах бывших участников «казачьей лавы» Гражданской войны, солдатах и офицерах Белой Армии, вешавших на стены своих убогих эмигрантских жилищ портреты Туроверова и переписывавших его стихи от руки. Стихи казака Области войска Донского, с потрясающей силой сумевшего выразить в своих строках и тоску по оставленной земле, и всю трагедию изгнания.
Как счастлив я, когда приснится
Мне ласка нежная отца
Моя далекая станица
У быстроводного Донца…
И слез невольно сердце просит
И я рыдать во сне готов,
Когда вновь слышу в спелом просе
Вечерний крик перепелов.
Он действительно был очень прост и ясен, и находил такие слова, которые никто другой подобрать не мог:
Все иссякнет – и нежность, и злоба,
Все забудем, что помнить должны,
И останется с нами до гроба
Только имя забытой страны.
Однако, несмотря на огромную популярность в иммиграции (критика называла поэта «казачьим Есениным», «парижским Бояном»), к советскому читателю «самиздата» стихи Туроверова почти не доходили. Тем неожиданнее стало открытие этого мощного таланта во время Перестройки. Его книги, наконец-то изданные в России, мгновенно исчезали с прилавков. Исполнение стихов по радио и телевидению вызывало потоки писем. А после выхода на телеэкран сериала Елены Чавчавадзе и Никиты Михалкова «Русский Выбор», где одна из серий была почти полностью посвящена Туроверову, поэт обрел наконец-то настоящую славу на своей Родине. В стране, которую он так любил, но в которую так и не сумел вернуться.
Я помню улицы глухие
Одноэтажные дома,
Ах, только с именем «Россия»
Понятно слово мне «зима».
Сегодня в столице и казачьих станицах проходят поэтические вечера и фестивали, посвященные этому удивительному человеку, в ряде областей его стихи включены в обязательные школьные программы. Но все равно, еще очень многим предстоит открытие этого поэта, который знал действительную любовь народа. Ту, о которой мечтает любой художник.
Над весенней водой, над затонами,
Над простором казачьей земли,
Точно войско Донское – колоннами
Пролетали вчера журавли.
Пролетая, печально курлыкали.
Был далек их подоблачный шлях,
Горемыками горе размыкали
Казаки в чужедальних краях.
В 1968 году в Вашингтоне увидела свет антология поэзии русского зарубежья, составленная «верным рыцарем» российской литературы Татьяной Фесенко. Со всего мира присылали ей стихи и свои автобиографии уцелевшие мастера стиха российского изгнания – из Аргентины, Италии, Германии и, конечно, Франции. Туроверовская заметка оказалась одной из самых коротких. Он лишь сообщил, что является казаком Старого Города и что успел поучаствовать «в трех войнах, застав первую мировую».4
Старым Городом поэт называл древнюю казачью столицу Старочеркасск. «Древняя Черкасская столица. – / город мой на низком берегу», – писал он впоследствии. Если быть точным, Н. Туроверов родился в местечке Манково-Березово, в районе Старочеркасска 18 марта (30 по новому стилю) 1899 года. Недавно автор этих строк получил большую работу ученицы 11 класса 2-й казачьей школы № 2 города Каменск-Шахтинского Евгении Скидаченко, выполненную под руководством неутомимого историка своего края А. Н. Чеботарева. Юная исследовательница нашла первое стихотворение ученика Каменского реального училища Николая Туроверова «1915 год»:
Я верю в жизни обновленье,
И в царство правды и любви,
Непрочен мир наш озлобленья,
Мир, утопающий в крови.5
Здесь еще довольно трудно разглядеть последующие строки, написанные уже на французской земле:
И растет, и ждет ли наша смена,
Чтобы вновь в февральскую пургу,
Дети шли в сугробах по колена
Умирать на розовом снегу.
Каменская, большая, утопающая в зелени станица, с каменными зданиями, стала колыбелью поэта. Сюда он постоянно возвращался в своих стихах. Здесь его отец, тоже Николай Николаевич Туроверов, войсковой старшина, потомок легендарных казачьих атаманов (один из них входил в состав заговорщиков, возведших на престол Екатерину II), служил судебным следователем. Здесь жили сестры будущего поэта, а также его брат Александр, с которым Николай не расставался всю жизнь. Туроверов еле успел окончить 7 классов Каменского реального училища и, как только стало возможным, 1 апреля 1917 поступил вольноопределяющимся в Лейб-гвардии Атаманский полк. В его составе он сразу показал свое поразительное мужество, довольно быстро получил звание урядника, а в начале сентября этого же рокового года по приказу командования стал портупей-юнкером Новочеркасского военного училища. Но и здесь долго учиться не пришлось.
Встает за могилой могила,
Темнеет калмыцкая твердь,
И где-то правее Корнилов
В метелях идущий на смерть.
Дальше был весь крестный путь Гражданской войны. Вместе с братом Александром он вступил в отряд легендарного казачьего командира Чернецова. Впоследствии сам Туроверов опубликовал большой очерк «Гибель Чернецова. Памяти белых партизан», где с потрясающей ясностью и четкостью набросал картину страшных дней: «Начался бой. Наша пушка едва успела раз выстрелить, как была подбита, в двуколку угодило сразу две гранаты, и я видел, как в дыму разрыва мелькнули юбки сестер. Батарея… била прямой наводкой, не жалея снарядов, и через десять минут трудно было разобрать нашу жалкую цепь в черном дыму разрывов».6 Молодой казак Николай Туроверов стал одним из любимцев легендарного Чернецова, и, кто знает, может читал он ему свои первые стихи. Те, которые потом с молниеносной скоростью начали расходиться в списках среди казаков-изгнанников. Чернецов присвоил Туроверову чин хорунжего, потом подъесаула. После разгрома отряда и гибели командира Туроверов прошел «Степной поход» на восток, потом – всю трагедию Гражданской войны. Начальник пулеметной команды Атаманского полка, командир полковой разведки. Орден Святой Анны 4-й степени с надписью «За Храбрость», Святой Анны 3-й степени, Святого Станислава 3-й степени, медаль Святого Георгия 4-й степени – вот список его коротких боевых вех. Дальше был Крым, и, наверное, там, раненный, на борту одного из последних пароходов, он и задумал строки, которые потом сделали его известным на весь русский мир:
Уходили мы из Крыма,
Среди дыма и огня,
Я с кормы все время мимо
В своего стрелял коня…
На борт корабля вместе с ним поднялась красавица казачка Юлия Александровна Грекова, ставшая его женой. Позднее, уже в изгнании, на продуваемом всеми ветрами греческом острове Лемносе появилась на свет их дочь Наталья. Затем были Сербия и Македония, где казаки помогали солдатам королевства Сербов, Хорватов и Словенцев собирать оставшееся на полях сражений немецкое оружие. Работа была опасной. Но на руках была семья, и Николай Николаевич и его брат брались за любое дело. Рано утром, до службы, они таскали тяжелые мешки с мукой. Именно в это время написаны строки:
И только здесь иные речи,
Иное чувство нам дано,
И стал нам дорог сыр овечий,
И это терпкое вино.
Тогда же в газете «Казачьи думы», выходившей в Софии, стали появляться первые публикации Туроверова, в том числе, его удивительная поэма «Новочеркасск», впоследствии не раз переизданная автором.
В 1925 году Туроверов перебирается во Францию, которая становится его второй Родиной. Для нее он сумеет найти такие слова:
Лучшие тебе я отдал годы,
Все тебе доверил, не тая,
Франция, страна моей свободы,
Мачеха веселая моя.
В конце двадцатых годов Туроверов устраивается на работу в банк «Диас», где проработал почти тридцать лет, и всегда был образцом аккуратности и честности. В 1928 выходит первая книга стихов Николая Николаевича. Она называлась «Путь». Все последующие сборники поэт называет просто – «Стихи». Восторг казачьей и военной прессы дополнился отзывами «мэтров» парижского литературного Олимпа. Очень хорошо принял первую книгу Георгий Адамович: «У Туроверова могут найтись и читатели, и поклонники, потому что в своих стихах он действительно что-то ▒выражает’, а не придумывает слова для выдуманных мыслей и чувств».7 Однако следующего сборника Туроверову пришлось ждать почти десять лет, хотя стихи его регулярно появлялись на страницах русских изданий Зарубежной России – во Франции, в Болгарии, в США, в Финляндии.
Эти годы явили не только поэта Туроверова. Во всю мощь его гигантского темперамента и работоспособности развернулся талант историка и собирателя исторических реликвий. Образованность и дыхание истории чувствуются в каждой строке Туроверова. Он знал «одну, но пламенную страсть» – историю казачества и спасение реликвий отечественной военной славы.
Нелишне отметить, что, работая в банке, а до этого ночами разгружая вагоны, Туроверов еще находил время для посещения Сорбонны. Он очень много читал, много писал. И не только стихи. На страницах, пожалуй, самого известного казачьего журнала «Станица» один за другим появлялись его очерки. «Платов и его английские изображения», «Дочь Платова», «Казачий сказ о Суворове», «Казаки в изображении иностранных художников»… Он был, наверное, первым специалистом по казачьей иконографии, великолепно знал историю гравюр и русского портрета. Благодаря Николаю Николаевичу Туроверову в Париже было организовано множество выставок. Если объявлялось об открытии экспозиции «Казаки в Париже», «1812 год», «Лермонтов» – можно было не сомневаться: без участия Туроверова это не прошло. Огромную роль в его судьбе сыграло знакомство с генералом Дмитрием Ивановичем Ознобишиным, бывшим адъютантом герцога Лихтенбергского, а потом помощником военного атташе России во Франции. Он умудрился вывезти из России уникальную библиотеку своего деда, известного литератора пушкинской поры. Именно Туроверов стал главным хранителем этого собрания и опубликовал блестящий библиографический обзор «Книжное собрание Д. И. Ознобишина и его суворовский отдел» в одном из самых престижных альманахов, посвященных издательскому делу.8
И еще Николай Николаевич очень много сил отдал сохранению архива родного Атаманского полка. Именно он сумел спасти собрание атаманцев, восемь лет был главным редактором «Вестника Общества Атаманцев» и председателем «Общества чинов Лейб-гвардии Атаманского полка». А еще много лет возглавлял «Казачий Союз», а впоследствии также стал руководителем «Общества Любителей Русской военной старины». Продолжать можно долго…
Но вернемся в Париж конца 1930-х. Сборник «Стихи» увидел свет в 1937. Кроме восторгов были и иные отзывы. Строгий Ходасевич, которому тематика Туроверова, наверное, была не особенно близка, назвал его стихи «вполне добротными».9 А вот что писал другой парижский поэт – казак Владимир Смоленский: «Главная особенность стихов Туроверова, по-моему, та, что, читая их, чувствуешь – весь путь русской поэзии после золотого пушкинского века прошел мимо этих стихов. Туроверов – прямой наследник Пушкина». Но все-таки Смоленский потом оговорился: «Я говорю, конечно, о стиле, а не о силе таланта».10
В 1939 году, во многом – благодаря стараниям Николая Николаевича, увидел свет уникальный «Казачий альманах», одно из лучших изданий, посвященных казачеству. В том же году Туроверов взял в руки новый сборник своих стихов. Название было все то же, просто – «Стихи». Творчество Туроверова обретало новые краски.
Все те же убогие хаты,
И также не станет иным,
Легко уходящий в закаты,
Над хатами розовый дым.
Как раньше – при нашем отъезде, –
Все также в российской ночи
Мерцают полярных созвездий
В снегах голубые лучи.
Интересной была реакция замечательного поэта и прозаика Вадима Андреева на эту книгу. «Если б Туроверов, одаренный очень редкой способностью в наши дни свободно и легко писать стихи, – пишет, как на коньках катается – был менее самоуверен и меньше выставлял напоказ свою казачью удаль».11 Здесь, наверное, проявилось скептическое отношение интеллектуальной русской эмигрантской критики к этому мощному таланту. Никак не могли понять, что казачья удаль – это суть поэта, его искренность и привлекала к нему стольких людей.
1939 год стал знаменательным в судьбе Туроверова. Он отправился в Африку добровольцем, в Иностранный легион. Там, под палящим небом, провел почти два года.
Все равно, куда судьба не кинет,
Нам до гроба будет сниться сон:
В розоватом мареве пустыни
Под ружьем стоящий Легион.
Впоследствии многие называли «гениальным» большой цикл стихотворений «Легион». Пески, прожженый воздух пустыни, туареги, жажда, погони за противником через барханы – все было передано ярко и удивительно образно. «Я нахожу его стихи о ▒Легионе’ блестящими и далеко не уверен, что кто-нибудь еще (француз, немец, итальянец) сумел оставить такую замечательную памятку об этой исключительно сильной исторической картине», – писал поэт и публицист П. Сухотин, живший в Австралии.12
Войну Туроверов провел в оккупированном немцами Париже, но у него и в мыслях не было присоединиться к тем казакам, что решили: Гитлер поможет им снова обрести Родину, сокрушив власть коммунистов. В 1942 году вышел в свет новый сборник Туроверова «Стихи», где, наконец-то, было напечатано его знаменитое «Уходили мы из КрыМА…». В годы войны Туроверов создал свои известные стихотворения «России» и «Товарищ», которые читал на русских литературных вечерах.
Тебе не страшны голод и пожар,
Тебе всего уже пришлось отведать
И новому ль нашествию татар
Торжествовать конечную победу.
А в балладе «Товарищ» он обращался к казаку из «червонного казачества», к неизвестному противнику, с которым вместе теперь рассчитывал создавать новую Россию.
С тобой, мой враг, под кличкою – товарищ,
Встречались мы, наверное, не раз,
Меня Господь спасал среди пожарищ,
Да и тебя Господь не там ли спас?
После войны продолжалась та же жизнь, та же работа в банке «Диас», стихи, статьи по истории казачества, собирание коллекции книг и гравюр по истории России, участие в работе «Кружка казаков-литераторов». Он продолжал возглавлять «Казачий союз» и вел переписку со множеством своих собратьев по изгнанию, помогая им сохранять свою историю и традиции.
В 1950 ушла из жизни жена поэта Юлия Александровна Грекова. Он не создал новую семью. Хозяйкой и помощницей стала дочь Наталья.
В газете «Русская мысль» Туроверов регулярно публиковал новые стихи и статьи. С годами в его поэзии появляются новые краски. Он все больше размышляет о жизни и о судьбе, часто вместо больших стихотворений пишет короткие миниатюры.
Пора, мой старый друг, пора,
Мы зажились с тобою оба,
И пожилые юнкера
Стоят навытяжку у гроба.
В 1965 году увидел свет последний прижизненынй сборник стихов Туроверова. На обложке был изображен все тот же чебрец, ставший для поэта символом оставленных родных степей.
Он уже много болел, но продолжал работать, писать исторические статьи. В последнее время его особенно занимал Суворов. Планов было много, но… «Общество ревнителей русской военной старины с глубоким прискорбием извещает о кончине 23 сентября 1972 года одного из основателей общества, подъесаула Лейб-гвардии Атаманского Его Императорского Высочества наследника цесаревича полка Николая Николаевича Туроверова, талантливого поэта и доблестного воина.»13 Некрологи и статьи памяти Туроверова появились во множестве русских зарубежных изданий. Его похоронили на главном пантеоне русского изгнания, на кладбище Сент-Женевьев де Буа.
В наши дни публикации и статьи о творчестве Туроверова в России и на Украине превысили, наверное, количество несколько сотен. Особенно хотелось бы отметить работы Константина Николаевича Хохульникова, опубликовавшего в Ростове-на-Дону тщательно подготовленные книги стихов и исторической прозы «казачьего Есенина».14 И еще я не могу не вспомнить женщину удивительной красоты – и внешней, и душевной – Ирину Ивановну Туроверову, вдову брата поэта Александра Туроверова. Живя во Франции, она служила русской поэзии, много лет сберегая наследие Николая Туроверова, чтобы вернуть его на родину. Именно Ирина Ивановна предоставила ряд материалов, благодаря которым стало возможным издание первых сборников поэта в Москве.15 К сожалению, она уже ушла из жизни, но успела застать триумфальное возвращение в Россию наследия человека, чьи стихи и автографы хранила долгие годы.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Лукаш И. Стихи Туроверова // Возрождение. 1937. № 4096.
2. Струве Г. «Русская литература в изгнании». – Париж, 1984. С. 353.
3. Адамович Г. Литературные заметки // Последние новости. 1937, 28 октября.
4. Содружество. Из современной поэзии русского зарубежья. – Вашингтон, 1966. С. 549.
5. К свету: Журнал учащихся ст. Каменской, обл. Войска Донского.– 1914. № 1.
6. Хохульников К. Н. «Он славил все, что сердцу мило» // Туроверов Н. «Бурей растревоженная степь». – Ростов на Дону. 2008. С. 5.
7. Адамович Г. Рецензия на кн. Н. Туроверова «Путь» // Звено. – 1928. № 5. С. 281.
8. Туроверов Н. Книжное собрание Д. И. Ознобишина и его суворовский отдел // Временник Общества друзей русской книги. 1939. № 4.
9. Ходасевич В. Литературная неделя // Возрождение. 1938, 20 июня.
10. Смоленский В. Туроверов // Станица. 1939. № 30. С. 56.
11. Осокин С. (псевдоним В. Андреева) // Рецензия на кн. Н. Туроверова «Стихи» // Русские записки. 1939. № 30. С. 303.
12. Хохульников К. Н. Указ. Соч. С. 29.
13. Военно-исторический вестник. – Париж. 1972. № 40. C. 2
14. Туроверов Н. Горечь задонской полыни… – Ростов-на-Дону, 2006; Туроверов Н. «Бурей растревоженная степь». – Ростов-на-Дону. 2008.
15. Туроверов Н. Стихи. – М. 1995; Туроверов Н. «Двадцатый год – прощай, Россия». – М. 1999.