(Воспоминания о коллекционере В. А. Дудакове.)
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 241, 2005
Познакомились мы с Валерием Александровичем Дудаковым у Якова Евсеевича Рубинштейна в 1974, вскоре после того, как он встретился с Рубинштейном на выставке “Портрет и автопортрет из частных коллекций”. Как Дудаков иронизировал, с 1974 по 1982 год Рубинштейн был его учителем по “обмену-обману, коллекционированию-стяжательству”.1 От Рубинштейна Дудаков за 8 лет выучился всем коллекционерским фокусам. Еще помог Дудакову и Юрий Сергеевич Торсуев, известный питерско-московский коллекционер и, как сейчас принято говорить, дилер. Торсуев был знаток мест, где можно было что-то купить, и обслуживал всех крупнейших коллекционеров. Чтобы попасть в их круг со стороны, надо было соблюсти определенные условия, главным из которых было то, что кто-то должен был вас туда ввести. Дудаков рассказывает:
Это было поколение тех людей, кто начал коллекционировать сразу после смерти Сталина. Они были старше меня на 30-50 лет. Но я с ними сошелся. Это были люди 3-4-х профессий. В основном, действительно – врачи. Довольно много представителей богемы: режиссеры, писатели и артисты. Были и юристы. Кстати, совершенно не было никаких цеховиков – им это было совсем не нужно. И также встречались люди совершенно случайные, со странными источниками дохода.
Когда Дудаков начал собирать картины, коллекционирование в России было рискованным хобби:
Собственно за коллекционирование никого не преследовали. Преследовали за спекуляцию. Что обозначало тогда это понятие? Покупка работы по одной цене и продажа по другой. Частные сделки отслеживались, и если коллекционер попадал под статью “спекуляция”, у него могли конфисковать собрание, как это случилось в 1985 году с несколькими коллекционерами. Да и общество смотрело на коллекционеров, мягко говоря, подозрительно – как на людей, которые якобы богатели за чужой счет, покупая вещи за копейки у наследников и продавая их с большой прибылью. А на самом деле, чаще всего со стороны коллекционеров это было благотворительностью, спасением целых семей от голода. А главное – спасением произведений искусства и художников от забвения. Ведь многие наследники остались с материалом, который музеи не покупали. Это касалось мастеров “Бубнового валета”, “Голубой розы” и левых беспредметных направлений, в которых музейные сотрудники не разбирались и которых опасались. Особенно страдала графика, которая не ценилась и традиционно до сих пор в России не ценится.
С точки зрения закона, коллекционеры были спекулянтами. Любой контакт с валютой и иностранцами был чреват уголовным наказанием.
Валюты мы боялись как огня. И иностранцев вокруг нас никаких не было. Они начали приезжать только в начале 80-х годов, смотреть частные коллекции, но не покупать. Это были искусствоведы, музейщики и иногда богатые праздные люди – “лицезреющие”. Они всегда были в сопровождении сотрудника как бы Министерства культуры, а на самом деле гэбиста. Так что и иностранец боялся, и мы боялись. Большинство же из нас служило в советских учреждениях. Да и менталитет у нас был соответствующим. Мы были советские люди. Богатые, но советские.
В январе 1988 года я рассказал лондонскому журналисту Ксану Смайли, работавшему в Москве для газеты “Дэйли телеграф”, о существовании в Советском Союзе значительных частных коллекций, в том числе живописи. Среди коллекционеров я назвал Валерия Александровича и дал журналисту координаты Дудакова. В результате, в марте была опубликована статья Смайли: Я был ошарашен заваленностью квартиры Валерия и Марины Дудаковых. Их собрание развешано на каждом сантиметре свободного пространства, включая кухню. Это обычная советская чета, у которой на стенах висят картины на стоимость 5 миллионов фунтов. Среди 200 произведений – типичный Шагал с улицей его родного Витебска и свиньей, роющейся перед обветшавшей аптекой. Дудакову 42 года. Скромный, с бородой и тяжелыми квадратными очками. Принадлежит к той малюсенькой категории богатых русских, которые легально нажились, продавая свои знания, обычно литературные или артистические…
Дудаков – дизайнер обложек грампластинок. Ему удается работать по частным заказам в свободное время от служебной должности старшего дизайнера в издательстве “Мелодия”, которое имеет монополию на советском рынке. Доходы от этой деятельности позволили Дудакову за последние 17 лет создать коллекцию. Его коллекция – квинтэссенция русского искусства в тот бурный период живописи, которая часто кажется грубой, иногда скучной и часто блестящей, в конце 1910-х и начале 1920-х годов.
Вкус Дудакова сосредоточен, главным образом, на искусстве последних 90 лет. Но диапазон его широк. Ему даже удалось приобрести цветные мозаичные витражи работы Берн-Джоунса, которые были выкинуты при закрытии англиканской церкви в Москве во времена Хрущева.
Дудакову, конечно, невозможно продать ни одну из своих картин за рубежом, даже если бы он этого и хотел. И он уверяет, что не хочет! И последняя ирония судьбы Дудакова: занимаясь искусством космополитного характера, он ни разу не был за границей. Даже и в Венгрии не был, как он, улыбаясь, замечает.
Валерий Александрович отмечает разницу между старыми и новыми коллекционерами, между теми, что раньше назывались “спекулянтами”, и новым поколением “антикварных дилеров”:
Те, кто раньше занимался собирательством, были люди увлеченные. Собирательство было для них сутью жизни. Была страсть, без которой ничего бы не получилось. Это были люди, глубоко привязанные к своей коллекции, и продавать даже втридорога любимую вещь они бы никогда не стали, в отличие от теперешних антикваров, которые рассматривают процесс только с экономической точки зрения.
И еще одно отличие стариков – их увлеченность, переходящая в эрудицию. Это были люди, систематически изучавшие предметы, входящие в их коллекции. Мы ведь иногда ждали по 20-30 лет вожделенную картину. Конечно, это были знатоки. В своем большинстве, они не были профессионалами. Искусствоведов-коллекционеров можно перечесть по пальцам. Кроме меня, это были Соломон Абрамович Шустер и его жена; Феликс Евгеньевич Вишневский, чья коллекция после его кончины вошла в основу новосозданного музея Тропинина в Москве; Арам Яковлевич Абрамян, завещавший свое собрание городу Еревану для создания музея русского искусства, и еще несколько некрупных собирателей.
Большинство широкими граблями не загребало. Обычно они бывали увлечены определенной темой, периодом. Хотя, естественно, если человек собирал, скажем, живопись Серебряного века, то он знал и книги этого периода, и у него наверняка было собрание поэтов этого времени. Существовали, конечно, и более “широкие” люди. Был такой Невзоров, который покупал все, что можно было выгодно продать. Был Безобразов в Ленинграде. Был Свешников, знаменитый киевский спекулянт, который покупал все, что угодно, “от неолита до Главлита”.
Новые коллекционеры появились после перестройки – частные, равно как и корпоративные. Они утвердились финансово в 1990-х годах и перед ними открылись новые возможности.
Теперь многие раритеты покупаются на Западе, на аукционах Сотбис, Кристи и других, о чем в прежние годы мы и помыслить не могли. Многократно увеличились инвестиции в коллекционирование… Я знаю коллекционеров из числа “новых русских”, которые выписывают каталоги всех известных аукционов… У них есть свои дилеры, которые отслеживают продажи… Большинство из них пришло в большой бизнес, что называется, “из низов”. И даже если они закончили какой-то технический вуз, их образование в искусстве осталось на уровне картинок из “Родной речи”. Но, как правило, это люди смекалистые и они быстро обучаются. Еще недавно им и в голову не пришла бы мысль повесить в офисе картины. Но, поездив по миру, они увидели, что у всех серьезных партнеров висят картины. Они поняли, что иметь в доме или офисе кусочек культуры – это хороший тон. И, следуя этому тону, они тоже стали покупать картины. Конечно, кто-то еще собирает “Ролексы”. Но однажды он обнаружит, что они есть и у других тоже. Это продукт тиражный. А вот когда он покупает картину, то второй такой уже точно не будет ни у кого. А это ценится дороже, чем даже золотые “Ролексы”.
…Благодаря своим возможностям, им удается приобрести очень даже неплохие работы. Я знаю такие коллекции, где есть работы уровня Рубенса или Тинторетто. Но для большинства из них коллекционирование остается все-таки чистым любительством. Серьезными коллекционерами назвать их трудно, хотя среди их приобретений есть первоклассные вещи, купленные за немалые деньги на аукционах в Англии или Америке.
Сегодня в среде “новых русских” стало хорошим тоном быть коллекционером и меценатом. Не берусь утверждать определенно, но возможно определенную роль в этом сыграл моральный авторитет российских коллекционеров и меценатов – Третьякова, Бахрушина, Щукина, Морозова, заслуги которых высокого ценятся в современном обществе.
…Причины обращения к коллекционированию у всех разные. Но коммерческий смысл остается во всех случаях. Вы тратите немалые деньги и, естественно, в подсознании всегда остается мысль, что когда-нибудь вы захотите продать коллекцию или какую-то ее часть. И желательно без убытка себе. Антиквариат – хорошее вложение средств. Вы никогда на нем не потеряете, и даже наоборот – получите обратно с хорошими процентами. Здесь трудно ошибиться. А вот в современном искусстве – очень даже легко. Коллекционирование современного искусства – это большой риск, и мало кто отваживается на это. Но зато если вы угадали, то прибыль может во много раз превысить прибыль от антиквариата. В сотни раз! Морозов и Щукин покупали шедевры Пикассо или импрессионистов задешево, потому что тогда этих художников еще не знали. Но позднее, еще при жизни коллекционеров, им предлагали уступить эти работы уже совсем за другие деньги… Покупая картину, коллекционер думает не о помощи художнику, он стремится к обладанию вещью. Помните известную историю с Третьяковым. Он согласился помочь художнику Васильеву только под гарантии работ Крамского.
…Коллекционирование – это не хобби, а работа. Занятие коллекционированием требует не только денег, но и знаний. Выкладывая немалые деньги, вы должны быть гарантированы, что ваши расходы не напрасны. Поэтому рано или поздно вы захотите узнать о предмете своего собирательства как можно больше. Многие коллекционеры впоследствии в рамках своего предмета становились знатоками, каких и среди профессиональных искусствоведов не найдешь. Серьезный коллекционер иногда годами гоняется за одной конкретной работой, необходимой ему для полноты собрания. Для этого он вынужден следить за продажами аукционных домов в разных странах мира. Сегодня в семьях современных олигархов отцы семейств предпочитают Шишкиных и Айвазовских, а их дети, получившие образование за границей, признают только язык современного искусства. Потому что это их язык. И вот они-то уже точно будут коллекционировать современное искусство.2
В апреле 2005 г. я навестил Валерия Александровича в его лондонской квартире и спросил его, что же привело его к собирательству. Дудаков ответил, что, работая в “Мелодии”, где долгие годы был главным художником, он понял, что как художник он достиг потолка, выложился и выше пойти не сможет. Это разочарование в профессии и толкнуло его к коллекционированию.3
Первую работу Дудаков купил в 1970-ом году. Это была картина Володи Вейсберга “Натюрморт”, геометрические белые предметы 1961 года – работа художника нонконформиста, купленная по совету Немухина.
Несмотря на рекомендации, Вейсберг нас с женой сначала не пустил в мастерскую. Приоткрыл дверь и подозрительно спросил: “А деньги-то у вас есть?” – “Есть”. – “А сколько?”– “Рублей 300-400”. – “Тогда сейчас я вам поставлю работы за 300-400, вы купите, а потом я покажу вам за 500, за тысячу, за полторы и за две… Но только, когда вы купите”. Когда мы сказали, что берем эту работу, но деньги завтра, он очень расстроился. “А точно принесете?” Мы отвечаем: “Но нас же рекомендует Немухин!” И позже он нам действительно показал и работы за две тысячи, они были, конечно, потрясающие – маленькие, геометрические, 40 на 60. Но мы купили все же по средствам, за 200 рублей.
И с этой первой картины Вейсберга началась карьера Дудакова-коллекционера.
Собирал тоже обменами. В 50-х–70-х годах действительно существовала такая форма. Например, у меня было 22 Фалька и 40 М. К. Соколовых. Из них я продал не больше 20%. Остальное все ушло в обмене. Сейчас у меня остался один Фальк и 2 Соколовых. Обмен был очень распространенная форма в те времена. Я собирал работы художников “Голубой розы”, “Бубнового валета”, “Мира искусства” и русский авангард начала XX века. Цены, например, на шедевр Серебряного века в начале 70-х годов на самое дорогое произведение были от трех до четырех тысяч рублей. Авангард, т. е. беспредметная живопись, стоил от 100 до 1000 рублей. Картину Аристарха Лентулова “Распятие” я приобрел у дочери художника за 1000 рублей, а сегодня она стоит уже 500 000 долларов. Я не тратил денег на любовниц, на машины, был неприхотлив в быту и еде. При этом я постоянно был в долгах, занимал-перезанимал. Коллекционирование – это страсть, и люди, ею одержимые, идут на многое ради того, чтобы обладать желанным предметом.
В 1987 году Валерий Александрович пригласил меня стать (одному из немногих иностранных граждан) членом клуба коллекционеров. Помню, другим был Георгий Дионисович Костаки. Вот как Дудаков вспоминает о создании клуба:
Нам очень помог первый зампред С. К. Мясников – замечательный человек, когда-то близкий к Н. С. Хрущеву, затем высланный в Пензу вторым секретарем пензенского обкома. Он очень серьезно отнесся к коллекционерам. Почему? Потому что это была частная, “личная”, как тогда говорили, собственность. “Новые ростки” в нашем социалистическом обществе. В январе 1987 года я пришел к Георгу Васильевичу Мясникову, первому зампреду Фонда культуры, который возглавлял академик Дмитрий Сергеевич Лихачев. Пришел я к нему говорить о создании музея современного искусства. Он внимательно выслушал меня, пыхтя своей папироской “Беломорканал” (который курило большинство партийных деятелей), а потом спросил, сразу перейдя на “ты”: “А чем ты вообще занимаешься?” Я отвечаю: “Дa вообще-то я коллекционер.” – “Вот этим и займись. Ты можешь собрать коллекционеров – по крайней мере Москвы?” Я вполне авторитетно отвечаю: “Могу” (так как тогда я уже был признанным коллекционером).
И вот мы образовали клуб 17-го мая. Его председателем был Савелий Ямщиков. Он был членом правления Советского фонда культуры – фигура для нас тогда нужная, но декоративная. Фактически клубом руководил я и вел работу с коллекционерами всего Советского Союза. Но, кроме того, я был штатным функционером самого Фонда культуры.
Очень благосклонно к нам относилась Раиса Максимовна Горбачева, которая была членом президиума Советского фонда культуры. Она, сказать честно, не очень разбиралась в искусстве. Ее любимым художником был Шилов. Помню, как на одной из первых выставок в фонде “Образ русской женщины от Рокотова до Синезубова” мы с ней подошли к картине Тропинина, и она сказала: “Посмотрите, как хорошо написаны руки, прямо как у Шилова”. Но к нам, коллекционерам, она относилась с огромной симпатией.
Клуб был серьезным учреждением – и по статусу, и по средствам, и по составу участников: 100 с лишним собирателей Москвы, Ленинграда, Киева, Риги и других городов. Там были гиганты собирательства: тот же Чудновский из Ленинграда, Владимир Семенович Семенов, посол СССР в Бонне, член ЦК, супруга члена Политбюро Фалина, Алик Шустер из Ленинграда. И были наследники художников Родченко, Лентулова и Древиных. Там не было людей, у которых бы не было многомиллионной коллекции.
Клуб просуществовал 6 лет – до 1993 года. За это время он вывел коллекционеров из разряда подозреваемых в разряд уважаемых, и подтвердилось, что частное собирательство – благороднейшее дело, и что собиратели вовсе не скопидомы, а что они готовы показывать свои вещи на выставках. За эти 6 лет клуб провел 140 выставок в России и 23 за рубежом – в Нью-Йорке, Лондоне, Мадриде, Риме и других городах.
Активным деятелем клуба коллекционеров был Александр Ильич Шлепянов, который жил в двухэтажном пентхаусе, рядом с квартирой Высоцкого. В его элегантно обставленной столовой, за вкусным ужином, я познакомил руководство клуба коллекционеров с хозяином алмазодобывающей компании “Де Бирс”, в которой я тогда служил, – сэром Филиппом Оппенгеймером. “Де Бирс” была спонсором первой выставки из нашего собрания в 1988 году в ГМИИ им. Пушкина под эгидой Советского фонда культуры. Зашел разговор об ответной выставке, и я предложил тему, которая тогда считалась дерзкой и необычной – выставка в Лондоне русского искусства из частных собраний СССР. Эта выставка осуществилась в 1989 году и прошла с величайшим успехом. Вот как об этом вспоминает Валерий Александрович:
Знаменитая компания “Де Бирс” оплатила самую капиталоемкую выставку, проходившую в трех городах Великобритании – Лондоне, Оксфорде и Саутгемптоне. Выставка прокатывалась почти целый год и называлась “100 лет русского искусства 1889–1989 из частных собраний СССР”. Заметьте: не Третьяковская галерея, не Русский музей, а частные коллекционеры подводили итоги искусства XX века – от Левитана и Серова до Немухина и Плавинского, и совсем в то время молодого живописца В. Захарова. Компания “Де Бирс” потратила на выставку 1 миллион 200 тысяч фунтов. Это была огромная сумма (1 фунт равнялся тогда двум долларам). Что господа капиталистических стран получили взамен? Они получили доступ к нашим ресурсам.
Несмотря на то, что Дудаков провел огромную организационную работу для осуществления этой выставки, он не был включен ни в число официальных сопровождающих, ни в число коллекционеров, которые под эгидой Фонда летели в Лондон на открытие выставки. Когда я обратил на это внимание Мясникова, он резко мне ответил, что Дудакову места в Лондоне нет. Я знал не только профессионализм Дудакова, но и его чуткое понимание русской живописи, а главное, его способность существенно и красноречиво говорить о ней. Никто из номенклатуры Фонда не был способен на что-либо подобное. Потому я уговорил Тедди Доу, директора “Де Бирс”, который курировал эту выставку, пригласить Дудакова и искусствоведа Каменского вместе с сыном Сашей в качестве переводчика по частной инициативе “Де Бирс”. Как я и надеялся, Дудаков произнес блестящую речь и затем провел руководство “Де Бирс” и званых гостей по выставочному залу в Барбикане, давая объяснения к главным экспонатам.
В 1993 году клуб прекратил свое существование. Еще раньше, в 1991 г., в связи с развалом СССР, покинула Фонд культуры Раиса Максимовна Горбачева. Ушел Дмитрий Сергеевич Лихачев. Георга Васильевича Мясникова выжили. На место энтузиастов пришли хозяйственники-прагматики.
В 1997 году Дудаков организовал чисто московский клуб. Сейчас в клубе коллекционеров примерно 50 человек. Мы занимаемся прежде всего организацией выставок в России. За рубежом мы сделали только 2 выставки: работы старых мастеров, в том числе Возрождения, и произведения русских художников из частных коллекций, находящихся в Объединенном Королевстве. Обе выставки проходили в Лондоне в выставочном зале при Русском посольстве.
На выставке русских художников было представлено 43 работы из 10 коллекций, главным образом, ныне покойного Джона Стюарта, тогдашнего главы Русского отдела аукционного дома “Сотбис” и В. Федотова, одного из руководителей компании “Лукойл”. Нина, моя жена, и я одолжили на эту выставку редчайший большой плакат Бакста “Кариатида” (который был воспроизведен на обложке выставочной брошюры) и масло В. Симова “На хуторе”.
О меценатстве Валерий Александрович говорит так:
Меценат – это прежде всего “покровитель”. Он помогает процессу, помогает художнику, помогает зрителю… Примером может служить деятельность Саввы Мамонтова. Он не собирал коллекций, но помог многим художникам и артистам. И тем остался в памяти потомков… Потому-то при передаче в дар коллекции всегда подразумевается, что она должна быть сохранена в том виде, в каком была у коллекционера. Музей Третьякова! Музей Щукина! Неплохо звучит. Согласитесь, что есть в этих актах дарения (поступках, несомненно, достойных и благородных) все-таки некая толика тщеславия. А вот Остроухову не повезло, его коллекция растворилась в других музейных собраниях и… мы о нем уже и не вспоминаем как о меценате. Как не повезло и многим другим. Из примеров советского времени я могу вспомнить только Зильберштейна с его идеей Музея личных коллекций.
Собрание Дудакова насчитывает более 1500 произведений, отражающих 3 отдела русского изобразительного искусства: а) художники группировки “Голубая роза” и символистов, т. е. Врубеля, Мусатова и др.; это самый значительный отдел собрания; б) “левые” и кубофутуристы, в том числе Гончарова, Ларионов, Малевич, Мансуров, Попова, Пуни, Татлин и др.; в) нонконформисты-шестидесятники, в основном знакомые и друзья Дудакова.
По словам Дудакова, самый любимый его художник – это М. Ларионов. У него 3 его работы маслом и 8 графических произведений. Из них самая любимая его картина – это “Прогулка с кошкой”. После этой к любимым картинам относятся “Трамвай” А. Богомазова, “Красная лошадь” М. Сарьяна, “Натюрморт с автопортретом” Н. Сапунова, “Ночь” П. Уткина и “Пасхальный барашек” Н. Пиросманишвили.
Помимо живописи, у Дудакова еще есть собрание керамики производства “Абрамцево”, включающее 4 произведения Врубеля и 3 самого Саввы Мамонтова, а также и “агитационный” фарфор.
Любители русского искусства смогут ознакомиться с собранием Дудакова в каталоге-резоне, над которым Валерий Александрович ныне работает и который намечен к публикации в начале 2006 г. в С.-Петербурге. В нем будут воспроизведены 500 работ из собрания.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Буткевич, Д. Валерий Дудаков. “Независимая газета”, 2005 г., 8 апреля, стр. 22.
2. Кто и зачем коллекционирует искусство? Интервью Тамары Пиотровской с Валерием Дудаковым. Интернет-журнал “Меценат”, № 4, 2002.
3. Привилегия частного коллекционирования (интервью с Дудаковым), журнал “Русское искусство”, № 1, Москва, 2004 г., стр. 83.
Лондон