Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 241, 2005
20 сентября 2005 года в институте Гарримана, Колумбийский университет, по инициативе “Нового Журнала” состоялось заседание Круглого стола по проблемам международного усыновления. В заседании приняли участие Кэтрин Таймер-Непомнящая, директор института Гарримана, член корпорации НЖ; Марина Адамович, главный редактор НЖ; Надежда Ажгихина, секретарь Союза журналистов России, директор Центра творческих программ СЖР; д-р Роберт Беленки, специалист по клинической детской психологии, консультант международной организации “Врачи мира”, создатель детского центра “Опушка” (Кэбот, штат Вермонт), автор книг о российских приютах; графиня Татьяна Бобринская, член корпорации НЖ, православный Орден рыцарей-госпитальеров им. Св. Иоанна Иерусалимского; Александр Смуклер, президент Комитета по охране материнства и детства; Марк Садовский, детский писатель, член Союза русских писателей, и другие. Круглый стол вела Кэтрин Таймер-Непомнящая.
Марина Адамович. Для начала – страшная статистика. С 1996 года за рубежом было убито 14 усыновленных детей из России, 13 из них – в США. Последний инцидент случился в августе 2005 года в штате Мэриленд, когда 8-летний Денис Мэримен (усыновлен из Пермской области) умер от истощения. За несколько месяцев до этого в США началось расследование гибели удочеренной Виктории Баженовой (Нина-Виктория Хилт), 2002 года рождения, которую забила до смерти ее приемная мать. Это уже второй за год случай гибели русского приемного ребенка в США. Параллельно 4 мая в США завершился судебный процесс над американской гражданкой Ирмой Павлис. Она была признана виновной в непредумышленном убийстве усыновленного Алексея Гейко и приговорена к 12 годам лишения свободы.
Еще в мае 2005 года генеральный прокурор РФ Владимир Устинов направил предложение правительству России о необходимости заключения международных договоров с государствами, граждане которых усыновляют российских детей. Было заявлено, что Генпрокуратура России намерена добиваться полной реализации закона о контроле за положением российских детей, усыновленных иностранными гражданами.
В начале сентября Екатерина Лахова, председатель комитета Государственной думы РФ по делам женщин, семьи и молодежи, заявила, что система усыновления в России такова, что выгоднее “продавать” детей иностранцам, чем искать родителей на родине. Ее поддержала Нина Останина, зампредседателя комиссии. Эта думская группа, включающая десятки ведущих парламентариев, настаивает на заключении двусторонних договоренностей, которые позволят российским чиновникам следить и вмешиваться в жизнь детей, усыновленных иностранцами. А в телеэфире Останина сообщила, что уже внесла в Думу предложение о прекращении усыновления российских детей иностранцами. Я не буду цитировать российскую прессу, страницы которой захлестнула компания по “спасению” российских детей от иностранцев. Такова, в общем, реакция России на смерть детей.
Реакция бурная, что понятно, ибо случилась трагедия. И тем не менее, действия российских государственных деятелей поражают своим… непрофессионализмом. Например, что такое “контроль над усыновлением”? После усыновления ребенок теряет российское гражданство, а вмешательства в частную жизнь своих граждан ни одна нормальная страна просто не допустит. И каким образом, и как собираются российские думцы заключать, например, двусторонние соглашения с пятью десятками американских штатов, каждый из которых имеет собственное законодательство?.. Мне кажется также, что за эмоциями официальные представители России забыли, что эти конкретные убийства – результат не только неотработанного механизма международного усыновления, но и своеобразное следствие глобальной для России проблемы сиротства.
Немного статистики. По данным американских СМИ четверть усыновленных иностранных детей в США – из России. В 2004 году – это 5865 детей, а в 2003 году на постоянное место жительства к приемным родителям приехало 5209 детей. Согласно докладу Госдепартамента США, это второй по величине показатель среди стран мира.
А вот данные об усыновлениях в России, обнародованные департаментом государственной молодежной политики, воспитания и социальной защиты детей министерства образования и науки РФ: в 2004 году иностранными гражданами было усыновлено 9419 российских детей, что в 4 с лишним раза больше по сравнению с 1994 годом. В основном это дети от 1 до 3-х лет – 3638; 2406 детей – до года; 2297 детей – от 3 до 7 лет, остальные же, усыновленные иностранцами, были старше 7 лет. Примерно 70% усыновленных российских мальчиков и девочек уехали в США, 12% – в Испанию, 5% – во Францию, по 2% – в Италию и Канаду, 8% – в другие страны.
Цены за услуги по усыновлению, циркулирующие в США, – разные на детей различных национальностей. Согласно информации, опубликованной Daily Telegraph на одном из интернетовских сайтов по усыновлению, за детей из Гватемалы просят 23 тыс. 710 долларов, маленькие азербайджанцы стоят 19 тыс. долларов. Усыновление детей с Кавказа может стоить до 34 тыс. долларов. Дешевле всего оцениваются дети из Казахстана и России – по 15 тыс. долларов (кстати, усыновители, с которыми мне пришлось говорить на эту тему, считают, что указанные суммы сильно занижены по сравнению с реальными). Для сравнения, услуги суррогатных матерей стоят около 40 тыс. долларов, не считая комиссионных агентству, ежемесячного содержания женщины, стоимости психологического тестирования и проверки уголовного прошлого суррогатных матерей (сайт организации The Surrogate Alternatives Inc.). Тем не менее, речь идет о десятках тысяч долларов за ребенка. Так что же, действительно правы депутаты Лахова и Останина, утверждающие, что русских детей продают?
Не стоит театрально заламывать руки. Усыновление ребенка ведется через специальное агентство и уже потому это “бизнес”. Но бизнес бизнесу – рознь. Почему-то не слышно, чтобы американские агентства, работающие на внутреннем рынке, обвинялись в нарушении законов и торговле детьми. А вот российские международные агентства или так называемые “посредники”, бывает, и грешат (несколько таких агентств после проверки закрыты в 2005 году). Да и вообще, не нужно ли ставить вопрос иначе: продают детей или спасают? А чтобы найти ответ, думаю, нужно посмотреть, как обстоят дела с сиротами в самой России.
По данным председателя комитета Госдумы по информационной политике Валерия Комиссарова, в российских детских домах находится более 600 тысяч детей. В федеральной базе данных на усыновление находится более 170 тысяч детей, сообщил в июне на пресс-конференции в Москве министр образования и науки РФ Андрей Фурсенко. В прошлом году в России было усыновлено 100 096 детей. Таким образом, остальные дети не имеют реальных шансов обрести семью внутри России. Более того, россияне, как правило, не берут больших детей (по традиции скрывая, что ребенок неродной); не берут больных. Таким образом, тысячи детей обречены на детский дом. При том, что количество беспризорных детей в России насчитывает миллионы!
По данным президента Российской социологической ассоциации, декана социологического факультета МГУ, автора книги “Нас убивают” Владимира Добренькова в стране насчитывается 300 тысяч детей (в возрасте до 16 лет), пропавших без вести; не посещает школу более 1 миллиона детей, на 100 тысяч россиян в среднем приходится 38 суицидов, тогда как критический уровень самоубийств в мире составляет 20. По данным Бориса Альтшулера, главы неправительственной организации “Права ребенка”, каждый год от бытового насилия погибает около 2 тыс. российских детей.
Еще трагичнее жизнь сироты. Владивостокское общество помощи детям (сайт vladchildhelp.org) сообщает, что по официальной статистике детские дома перегружены на 10-40%. В России насчитывается 867,8 тыс. детей, оставшихся без попечения родителей (для сравнения: после окончания Великой Отечественной войны – 620 тысяч по СССР); 90% из официальных детей-сирот – социальные сироты и отказные дети, т. е. сироты при живых родителях; после выпуска из детского дома 30% детдомовцев попадают в тюрьму, 30% становятся бездомными, 10% кончают жизнь самоубийством, 40% сирот становятся алкоголиками и наркоманами… Как видим, государство не только не обеспечивает сироту нормальными условиями жизни – когда ребенок сыт, обут и одет, но не помогает сохранить и саму жизнь. В этом – реальная драма России.
Вопреки всему, я верю, что Россия преодолеет кризис. В будущем. Сегодня же проблемы реально существуют. Как существуют и проблемы международного усыновления. И разрешение их я вижу не в запрете на усыновление, а в помощи американским семьям, которые взялись за воспитание русских детей. Такая помощь должна стать одной из задач русскоязычной диаспоры. Ведь российским сиротам помощь нужна сейчас, пока они маленькие, пока растут, потом, в гипотетическом светлом будущем, нам помогать уже будет некому.
В заключение я напомню историю о суде царя Соломоне. Две женщины претендовали в суде на ребенка. Каждая называла себя его настоящей матерью. Тогда Соломон приказал разрубить дитё, чтобы истицы получили то, что принадлежит каждой по праву. Одна из соперниц молча выслушала решение царя, тогда как другая закричала: “Отдайте ей моего ребенка, только не убивайте!” Казалось, она проиграла дело. Тем не менее Соломон именно эту женщину назвал подлинной матерью. Ибо ни одна мать не причинит боли своему ребенку. Она откажется от своих прав на него – ради его спасения.
Надежда Ажгихина. Направляясь сюда, я вспоминала свою опубликованную в 1985 году книгу “Чужих детей не бывает”, посвященную приемным детям в СССР. Тогда я не могла представить, что 20 лет спустя эта проблема по-прежнему будет стоять перед нами. В конце 80-х в СССР была объявлена новая семейная политика, согласно которой поощрялись так называемые “семейные приюты”. Семьи, которые соглашались усыновить несколько детей, получали денежную субсидию от государства, новые просторные квартиры. В газете, где я работала, была даже специальная рубрика, посвященная пропаганде этой политики. Шли последние годы существования советской власти. Через несколько лет молодые родители с приемными детьми лишились всякой поддержки. Перед нами – проблема, куда более глубокая, нежели проблема усыновления. Здесь имеет место кризис общественных и нравственных ценностей, кризис самосознания. В советское время дети воспитывались как будущие работники на благо общества, которые обязаны “отработать” свое образование. После перестройки эта концепция обязательной кооперации индивидуума и общества перестала существовать. И оказалось, что дети более не нужны обществу, общество не интересуется детьми. Конечно, поднятая в Думе кампания против усыновление детей из России – позор для русского общества и русских политиков. Например, уже упомянутая здесь г-жа Лахова, по профессии – педиатр, прекрасно знает о том, что из себя представляют наши сиротские приюты; знает, что на государственные субсидии молодые матери не могут прожить и недели, знает страшную статистику бытового насилия, – и все же в течение десяти лет она ни разу не обратилась к генеральному прокурору с просьбой начать расследование по случаям насилия над детьми, усыновленными российскими гражданами. Согласно независимой статистике, только 4 процента готовых к усыновлению детей обретают приемных родителей. Это очень мало. Внутри страны количество усыновлений в значительной степени зависит от региональных властей, которым не так давно разрешили менять региональное законодательство. Приведу в пример г-на Титова, губернатора Самары, который предложил местным семьям за очень небольшие деньги взять на воспитание детей из приютов. Вскоре приюты почти опустели. Русские люди любят детей и многим готовы пожертвовать ради них. Почему же другие районы не последовали примеру Титова? Очень просто: нынешняя система детских домов и приютов дает возможность наворовать много денег, посему ее защищает чрезвычайно сильное лобби. Мы должны бороться за то, чтобы Дума ратифицировала уже подписанную президентом Конвенцию по защите детей. В настоящее время наш парламент сопротивляется этой ратификации, что, на мой взгляд, является позорной политической игрой, цель которой – привлечь к себе внимание. И тем не менее,несмотря на истерику в российской прессе по поводу убитых в Америке русских детей, большинство простых россиян склоняется к тому, что усыновление за границу должно продолжаться. Это ясно уже из того, как российские зрители отреагировали на телевизионную дискуссию между г-жой Лаховой и богатой американской дамой, сторонницей продолжения усыновления. Большинство телезрителей проголосовало за американку.
Мне кажется,что мы можем и должны сотрудничать в этом вопросе и приглашаю всех присутствующих продолжить обсуждение в Москве, где мы предоставим гостям всю собранную на сегодняшний день информацию.
Роберт Беленки. Моя позиция несколько отличается от позиций предыдущих выступающих. Я бы хотел представить точку зрения американца, который побывал в России 11 раз, причем 10 из них имели отношение к работе с детьми. Последний наш визит состоялся в июле этого года, когда я сопровождал группу из 14 американских подростков, приехавших работать с детьми в одном интернате в Смоленской области. Поначалу это учреждение было приютом и постепенно превратилось в интернат. Вот – фотографии оттуда… Вероятно, вы заметите, что эти ребята на фотографиях совершенно не укладываются в стереотип несчастных сирот из приюта… Они выглядят веселыми, активными, непосредственными.
Мы обсуждаем чрезвычайно сложную и важную тему и, мне кажется, наш подход должен быть многосторонним. В России имеются прекрасные учреждения для обездоленных детей, своего рода творческие эксперименты, созданные замечательными, самоотверженными преподавателями. Я могу со всей ответственностью сказать, что хорошие российские заведения такого рода куда лучше соответствующих американских. Конечно, сделано еще недостаточно, впереди – много работы. Например, уровень образования в интернатах, даже в лучших из них, недостаточен, чтобы выпускник мог поступить в университет. Другой недостаток – изоляция воспитанников интернатов и приютов от внешнего мира. Здесь поможет общение русских детей с иностранцами, в частности, американцами. Неплохо было бы организовать обмен делегациями между американскими и российскими интернатами.
А теперь я подхожу к главному предмету сегодняшнего разговора – усыновлению. Я помню одну пятилетнюю девочку из детского дома – очень живую, бойкую, умненькую. Она была всеобщей заводилой. Затем ее удочерила американская дама из Флориды. Два года спустя я заехал проведать девочку, и она приветствовала меня на идеальном английском. Затем девочка сказала, что скучает по друзьям из интерната. Когда ей исполнилось 12, мы вместе навестили ее интернат. Девочка была страшно рада, но я не мог не заметить, что по сравнению со своими бывшими друзьями, она проигрывала в живости и активности. Она забыла русский, превратилась в типичного, слегка унылого американского ребенка. Этот случай показывает, что и в России очень много ценного, и в частности – в России существует традиция взаимопомощи, жертвенности, которой в Америке уже нет.
Я не против международного усыновления, оно безусловно должно существовать. Но нельзя усыновить всех детей, которые в этом нуждаются. Поэтому необходимо создавать занимательные,творческие, интересные учреждения для детей-сирот на родине. И по-моему Россия сильно продвинулась на этом пути. Что нужно России на данный момент – это финансовая поддержка, общественное внимание и профессиональные знания.
Кэтрин Таймер-Непомнящая. Что до моего личного опыта, могу сказать, что за время своего пребывания в Америке моя приемная дочь не стала менее бойкой и веселой – скорее наоборот. Здесь, в институте Гарримана, есть еще трое моих коллег с приемными детьми из России. Эти семьи абсолютно счастливы, а их дети растут нормальными детьми. Они не тоскуют по своим интернатам. Конечно, в фундаменте такого счастья лежит любовь и огромный труд. Приемный ребенок требует особого внимания, терпения и даже специального знания – в том числе и особенностей культуры его исторической родины. И конечно же, от приемных родителей требуется понимание всего комплекса проблем, связанных с сиротским прошлым их ребенка.
Марк Садовский. Я – детский писатель, хорошо знаю детей из приютов. Москва и Петербург – это не Россия. Я написал около 50 книг о детях, но российские издатели не заинтересованы в этой проблеме. Мне приходится публиковаться здесь, в Америке. Моя последняя книга как раз рассказывает о том, что делается в российских провинциальных приютах. Думать об этом очень больно. Я не могу решить эту проблему – только писать о ней. Но я должен Вам сказать, что условия жизни детей, усыновленных россиянами, несравнимы с американскими условиями. Это как две разные планеты.
Александр Шмуклер. Я только что вернулся из Москвы, где присутствовал в качестве члена делегации от Национального совета по усыновлению. Речь шла о мораториуме на усыновление русских детей в США и некоторых других странах, которого добивается Лахова и ее коллеги. Я занимаюсь этой проблемой вот уже год, с тех пор, как стал президентом Комитета по охране материнства и детства. Я бы сказал, что проблема международного усыновления имеет несколько аспектов. Один из них – и тут я абсолютно согласен с предыдущими ораторами – относится к фактическому положению детей в таких странах как Россия. В настоящий момент несколько сот тысяч российских детей живет в приютах; по стране насчитывается около двух миллионов беспризорников. Около 180 тысяч готовы к легальному усыновлению. Еще два миллиона 10-12-летних детей живет в семье, но не ходит в школу и не умеет читать и писать. Эти цифры показывают, что положение детей в России являет собой уже не только российскую, но и международную проблему. Российские политики делают все, чтобы избежать вмешательства международного сообщества. Вот почему комитет Лаховой борется за запрещение международного усыновления, которое дает иностранцам возможность осознать истинное положение детей в России. Если вы навестите, предположим, приют, расположенный в городе Курган, директор будет плакать на вашем плече, жалуясь на нехватку продовольствия, одежды, учебников. Она позволяет подросткам уходить из приюта и зарабатывать деньги на жизнь. Это особенно важно: согласно статистике различных организаций-защитников прав детей несколько тысяч приютских подростков странствует сегодня по стране, поставляя наркотики. Для продавцов наркотиков такие брошенные на произвол судьбы дети-сироты представляют особенно удобную мишень: полиция, даже если и остановит их, просто отнимет наркотики и тихонько возвратит ребенка в приют. Я беседовал с несколькими такими детьми: по их собственным словам, они уходят из приюта на месяц-два-три в летнее время, зарабатывают две-три сотни долларов в месяц – и эта сумма позволяет им вернуться и пережить зиму. Один мальчик из Курганского приюта сообщил мне,что зарабатывает куда больше других ребят, потому что покупает марихуану и героин не на курганском рынке, как остальные, а в Афганистане. Три раза в год он пересекает открытые границы – казахскую, таджикскую и афганскую, запасается товаром и продает его на месте. Так что в приюте он – богач и босс. И это только одна из теневых сторон российского детства. Существует еще проблема тюремных “приютов”. Рожденные в тюрьмах дети растут за решеткой. И никого на свете не беспокоят эти “урожденные” заключенные.
Другая проблема российских детей – заметьте, я не говорю сейчас о международном усыновлении! – это сексуальное насилие. С рождения до 4 лет российские сироты живут в роддомах, которые находятся в ведении министерства общественного здоровья. Между четырьмя и семью они живут в так называемых детских домах, – их курирует два министерства, одно занимается больными детьми, второе – здоровыми. Когда ребенок достигает школьного возраста, его направляют в интернат. В таких интернатах младшие полностью зависят от старших. Все организации по защите прав человека, включая Хельсинкскую группу наблюдения, сообщают о невероятно высоком уровне сексуального насилия в интернатах. По результатам теста, проведенного в Америке среди приехавших в гости из российского приюта детей, 80 процентов 11-12-летних девочек имели опыт сексуальных отношений. Эта проблема касается всех российских политиков и официальных лиц, но такие люди как Лахова отказываются признавать ее существование.
Помимо того, в России не существует системы социальной помощи для выпускников приютов. Ежегодно приблизительно 40 тыс. молодых людей выходит из приютов. Все, что предлагает им правительство – это 640 руб. (около 24 долларов). С прошлого года по инициативе Лаховой отменен закон о предоставлении выпускникам субсидированного жилья. Центральное правительство передало эту обязанность правительствам региональным. В результате, 96 процентов приютских во всех областях, исключая Московскую, Петербургскую и Самарскую, остаются бездомными. Помимо всего прочего, они не знают, как выжить в “большом мире”. Они не умеют купить хлеб, не знают, как сходить в аптеку и т. д. Они жили в изоляции, деться им некуда, кроме как в криминальную среду, где их принимают с распростертыми объятиями. В результате, в среднем через 2 года после “освобождения” из приюта выпускник оказывается в тюрьме.
Хочется упомянуть еще одну деталь, которая возможно заинтересует присутствующих. Сколько детей с синдромом Дауна старше пяти лет вы видели в российских интернатах? Я отвечу: их там нет. Они выживают в роддомах и умирают в первый же год пребывания в детском доме… Что же до усыновления, усыновить их тоже нельзя, потому что по российским законам усыновлению за границу подлежит только тот ребенок, от которого отказалась хотя бы одна российская семья. А в России претендентов на больных малышей обычно не бывает. Вообще говоря, усыновление любого русского ребенка за границу требует огромных усилий, особенно со стороны приемных родителей. Их издержки могут достигать 70-80 тысяч долларов, не говоря уже о борьбе с бюрократическими инстанциями. Согласно российскому законодательству, приемные родители должны предъявить около 80 документов и предпринять несколько предварительных поездок в Россию… Скажу напоследок: то, что происходит сейчас в России, не имеет никакого отношения к детям, скорее – к политическим отношениям между Россией и США. Россия, на мой взгляд, откатывается назад, все дальше и дальше от демократии.
Гр. Т. Н. Бобринская. Я – стопроцентная русская, но родилась в Западной Европе. Мое детство прошло во Франции. Я жила в нормальной семье, но встречала в церкви группы детей, которых приводили на службы. Это сироты. Мать всегда помогала организациям по защите эмигрантских детей. После Второй мировой войны мы переселились в США. Родители и там продолжали участвовать в деле защиты детей. Мой отец, известный социолог, политолог и правовед профессор Н. С. Тимашев рассказывал мне о демографической катастрофе в России, разразившейся из-за военных потерь и “благожелательного” отношения советского правительства к народу.
В начале семидесятых моего мужа избрали Великим Мастером державного ордена рыцарей госпитальеров им. Св. Иоанна Иерусалимского – старейшей в мире рыцарской организации. С этого момента забота о страждущих, особенно – о детях, стала нашей обязанностью. К сожалению, коммунистическая Россия долгое время была для нас закрыта: впервые мы приехали в Москву только в 1995 году. В Москве мы увидели бедность, нищих на улицах, беспризорников, которых “припрятывали” подальше от глаз туристов. Мы посетили несколько московских приютов. Одна группа детей играла на улице, а другая внутри ждала, пока те вернутся. У детей не хватало уличной обуви. Мы посетили больницы с брошенными детьми-калеками. Когда стали раздавать подарки, дети закричали: “Апельсины, апельсины!” Для них это была самая главная драгоценность. На следующий год мы попали в “хороший” приют в Петербурге, где условия считались наилучшими. Привезли витамины и теплую одежду, наша комната в гостинице была забита до потолка. Никогда не забуду, как мальчик лет пяти-шести схватил игрушечный автомобильчик и не выпускал его из рук, даже когда стали раздавать сладости: “Это мое, мое!”
Статистика, честно сказать, пугает. Из статьи, опубликованной в одном швейцарском журнале, мы узнали, что только в Петербурге проживает около тридцати тысяч бездомных детей и подростков. Живут они мытьем автомобилей, попрошайничеством, мелким воровством, а главное – проституцией. Наркотики поступают в Россию из Афганистана и других “станов”, с которыми имеется протяженная граница. Родители беспризорников либо не женаты, либо сами являются наркоманами, пьяницами и преступниками – и стремятся отделаться от отпрысков. Несчастная молодежь обыкновенно доживает лишь до 25 лет: кто кончает самоубийством, кто умирает от СПИДа. Не существует лечебниц для нищих детей и подростков, которые нуждаются в длительном лечении. В России нет программ, подобных американской “Дейтоп”. Всем известно, что реабилитация наркоманов – трудное дело. Если у них не получается или нет возможности вести продуктивную жизнь, они часто возвращаются к прежним привычкам.
Навещали мы и психиатрические больницы – и были совершенно убиты тем, что увидели. Попытались организовать оздоровительный дом в Петербурге, но высокие цены и бюрократическая канитель заставили поставить крест на этом начинании. Один из наших коллег познакомил нас с обществом “Спасение”, которое проделывает большую работу в этом направлении. В данный момент мы помогаем “Спасению” в устройстве их первого оздоровительного дома по системе Дэйтопа. Прошлой осенью директор “Спасения” приезжала в Нью-Йорк и меня пригласили на встречу. Из разговора я поняла, что программа готова, а денег не хватает. Но чудеса случаются – и я в них верю! В то самое время муж моей племянницы Роберт Чарльз занимал пост помощника госсекретаря США и возглавлял отдел борьбы с наркоманией. Я ему позвонила. Он попросил переслать программу и бюджет проекта, одобрил их и организация получила существенный грант от правительства США. Правда, это только одна программа, способная помочь лишь небольшому количеству детей. Есть программы, которые существуют на деньги заграничных спонсоров; есть приюты, где не только кормят, как например в Оренбургской губернии, где у священника с матушкой живут около 60 человек детей. (Орден им, конечно, помогает.) Но опять-таки, это единицы.
ООН пытается спасти детей из неразвитых стран, но игнорирует ситуацию в некогда развитых, а ныне регрессирующих странах. В первую неделю сентября наша делегация принимала участие в заседании неправительственных организаций. Нам стало ясно, что страны, потерпевшие больше других во время войны и коммунистического порабощения, забыты. Мы будем стараться возродить интерес к этим странам, но на легкий и быстрый успех не рассчитываем. Однако, чтобы гарантировать будущее, надо спасать сегодняшних детей. Почему именно русских? – Не только потому, что мировая культура многим обязана России, но и потому, что страна перенесла слишком много несчастий. Население уменьшается, продолжительность жизни сокращается, как и процент здоровых детей. Мир хорошо знает о катастрофе в Чернобыле. Исследователи советского режима знают о многократных военных экспериментах, но лишь немногим известно, до какой степени земля и вода отравлены радиацией и разными химико-биологическими испытаниями.
Один из способов спасти юное поколение – вывозить детей в раннем детстве, и не на шесть каникулярных недель. Этот возможно только при наличии приемных родителей. Всем известно, что законы усыновления – сложные и строгие. Важно, чтобы существовали нормы усыновления, а также международный контроль над “кандидатами” в родители. Надо быть уверенным, что они понимают всю ответственность за ребенка.
Кэтрин Таймер-Непомнящая. Добавлю в заключение: какие бы выводы мы ни сделали сегодня на нашем заседании, большинство русских детей-сирот останется на родине. Но меня удивляет, как мало внимания уделяется в России проблемам усыновления, насколько мало российское общество озабочено положением своих детей. И хотя мы с вами далеко от России, мы просто обязаны принять посильное участие в разрешении этих вопросов.
Нью-Йорк