Два эссе
Опубликовано в журнале Нева, номер 3, 2013
Дмитрий Капустин
Дмитрий Тимофеевич Капустин родился в 1942 году в Москве. Окончил Московский государственный институт международных отношений, специалист по странам Востока, кандидат исторических наук. Работал в системах Министерства иностранных дел и Академии наук СССР, в органах центральной прессы. Ряд лет преподавал в вузах Южной Кореи. Автор книг и статей по международным отношениям на Дальнем Востоке. В сферу увлечений и научных интересов Д. Т. Капустина входит также творчество и биография Антона Павловича Чехова. Им опубликован ряд статей по этой тематике (в том числе в журналах “Москва”, “Новый мир”, “Нева”), а также книга: “Антон Чехов на Востоке”. Сборник статей. Saarbrucken, Lambert Academic Publishing. 2012, 264 с. (на русском языке).
Чехов и Корея
Два эссе
Подарок в Сеул
В 2004 году, работая в южнокорейском университете Тангук в Чхонане, я принял участие в проводившейся там Международной Чеховской конференции (посвященной 100-летию со дня смерти писателя). Подготовил выступление о малоизвестной странице биографии Антона Павловича — путешествии вокруг Азии при возвращении с Сахалина в Одессу осенью 1890 года. Это было мое первое приближение к этой, как оказалось впоследствии, захватывающей теме, закончившееся к сему дню написанием двух книг с массой новых документов, нигде не публиковавшихся фотографий и неожиданных открытий.
Тогда же я впервые узнал интереснейший факт прямой связи Чехова с Кореей — акт дарения им русской общественной библиотеке в Сеуле издания “Каштанки”. Об этом мне рассказал корейский коллега, ссылаясь при этом на сведения российского литературоведа Ким Рэ Хо. Опираясь на консультацию с доктором Кимом (по телефону из далекой Москвы) и свои знания, я предположил, что русская колония (или дипломатическая миссия) в Сеуле обратилась тогда к ряду известных писателей и издателей, с просьбой помочь в комплектации “библиотеки для населения” и получила в ответ ряд книг, в том числе и чеховскую “Каштанку”. (Подобные меценатские поступки были тогда широко распространены, и сведения о них есть в том числе в чеховской переписке.) Судьба дарения неизвестна. Скорее всего, оно погибло вместе со всей библиотекой в годы корейской войны, когда американская авиация разбомбила пустовавшее здание русской дипломатической миссии в самом центре Сеула, вблизи королевского дворца Токсугун. Именно в нем, как я полагаю по ряду признаков, и размещалась библиотека.
Готовя выступление в Чхонане в 2004 году, я попытался собрать все, что было известно о связях Чехова с Кореей. И первое, о чем я тогда подумал: а не заезжал ли писатель в Корею по пути в Одессу, ведь он был совсем рядом, во Владивостоке (это была первая остановка после отхода от Корсаковского поста на Сахалине). Оказалось, что нет, проплыл мимо. Не остановился даже в японском Нагасаки (о чем очень мечтал и планировал), поскольку в ряде портов Дальнего Востока тогда разразилась холера. Правда, теперь мы знаем, что Чехов обогнул Корейский полуостров на пароходе “Петербург” в пределах “прямой видимости”, и судовой журнал парохода, хранящийся в Государственном историческом архиве Санкт-Петербурга, зафиксировал это с предельной точностью (стиль оригинала сохранен):
В 20 день октября / 1 ноября 1890 года. Японским морем из Владивостока в Гонг-Конг.
СЛУЧАИ с полудня
‹…›
8 ч 45 м. Находясь от N-ой (северной — здесь и далее курсивом примечания автора) конечности о-ва Dagalet (южнокорейский о. Уллындо) на NW 72╟ по гл. к. (главному компасу) в разст. (расстоянии) 9 м. от него, взяли к.к. (курс по компасу) SW 24╟ ‹…›.
Лейтенант Эвальд
В 21 день октября /2 ноября 1890 года. Идя Японским морем из Владивостока в Гонг-Конг.
СЛУЧАИ с полуночи
‹…›
В 5 ч. Разбудили команду. Дали завтракать. После завтрака скатили верхнюю палубу. Дали завтракать безсрочно-отпускным. Прибрались в отделениях. Мыли коридоры. С рассветом увидели берег Кореи.
‹…›
Поручик Бубнов
В 21 день октября / 2 ноября 1890 года. Идя западным каналом Корейского пролива (то есьь между Кореей и о. Цусима) из Владивостока в Гонг-Конг.
СЛУЧАИ с полудня
‹…›
В 4 ╫ часа дали ужин пассажирам, в 5 ч. команде.
В 7 часов была молитва.
В 8 часов небо 10 (безоблачно), баром. 30.10, температура воздуха +12╟R (15╟C), море — 1 ‹…›.
Лейтенант Громишевский
В 22 день октября / 3 ноября 1890 года. Восточным морем из Владивостока в Гонг-Конг.
СЛУЧАИ с полночи
‹…›
4 ч. 30 м. Разбудили команду. Завтрак.
5 ч. 30 м. Скачивали верхнюю палубу и мыли ютовые тенты.
6 ч. Раздали безсрочным кипяток. Прибрались в отделениях.
Открылась гора Aucland (о-в Quelpart) (гора Халласан на южнокорейском острове Чечжу).
8 ч. Ясно / 8, море=2, тер. 12╫╟R (15,6╟С), лаг 58 м.
Лейтенант Эвальд
От Владивостока до полдня 22 ок. / 3 ноября действительно пройдено 720 миль.
Поручик Бубнов.
Возвратившись в Москву, я продолжал свои разыскания и в первую очередь посетил замечательную Фундаментальную библиотеку Института научной информации по общественным наукам РАН (что на Профсоюзной), читателем которой состою уже несколько десятков лет. В ее прекрасно подобранном фонде я обнаружил раритет — два довоенных выпуска описи писем А. П. Чехова и корреспонденций, адресованных ему, которые хранились в рукописном отдели Библиотеки им. Ленина (ныне Российская государственная библиотека). На 21-й странице 1-го выпуска (1939 год) я нашел запись о разыскиваемом документе: “Библиотека, Сеульская русская общественная, подпись: В. Поляковский. Секретарь библиотеки и библиотекарь. Гор. Сеул (Корея). 1 корр. 1897. Благодарность за посылку для библиотеки книг произведений Чехова”.
Итак, сам факт дарения подтвердился, стала известна и дата. Но мои попытки разузнать что-либо об этой библиотеке ни к чему не привели: корейских газет того периода (где могла быть реклама библиотеки или заметка о ней) в Москве нет, а из опрошенных мною корееведов никто о ней не имел понятия. Мало чего дали и поиски в Интернете. Там упоминалось лишь, что книги в Русскую общественную библиотеку в Сеуле поступали из Николаевской библиотеки в Хабаровске. Кроме того, сообщалось, что позднее, после учреждения русской православной миссии в Корее, при ней стал формироваться (в 1900–1917 годах) собственный библиотечный фонд.
Спустя какое-то время, листая 17-й том академического Полного собрания сочинений писателя, в третьей (последней) записной книжке Чехова (1897–1904) я обнаружил неожиданную пометку автора: “Corea, Seoul. Bibliоthе2que Russe”. Эта запись была в начале книжки, на 4-й странице, наряду с медицинскими рецептами, именами и адресами людей, фразами для будущих рассказов (типа “умер от того, что боялся холеры”), а также с впервые пришедшем в голову названием будущей пьесы — “Вишневый сад” (записанным отдельно прямо на форзаце). Сразу возникли вопросы: для памяти и почему по-французски? Краткий комментарий к пометке сообщал буквально следующее: “Корея. Сеул. Русская библиотека. В письме от 10 апреля из Сеула секретарь Сеульской общественной библиотеки В. Полянский (? — Д. К.) благодарил Чехова за присылку рассказа └Каштанка” — отдельное иллюстрированное издание А. С. Суворина”.
Как видим, комментарий несколько противоречил записи довоенной описи, но в чем-то дополнял (указывал точную дату и предмет дарения). Из биографии А. П. Чехова хорошо известно, что первоначальное заглавие рассказа было “В ученом обществе”, он появился в рождественском номере “Нового времени” 1887 года. Позднее, в 1892 году, для отдельного иллюстрированного издания (художник А. С. Степанов) рассказ был несколько переработан и переименован в “Каштанку”, а затем несколько лет подряд печатался в издательстве А. С. Суворина. Из письма к издателю известно даже, каким внешне хотел видеть первое издание “Каштанки” автор: “Обложка у меня будет белая, а на ней пятном сядет собака. Будет просто, но хорошо”.
И вот совсем недавно мне наконец удалось добраться до оригинала, который хранится в Доме Пашкова — в отделе рукописей РГБ (текст документа публикуется впервые, стиль и орфография оригинала сохранены):
Милостивый Государь
Антонъ …
От имени г.г. членов Сеульской Русской Общественной БиблЁотеки позвольте принести Вамъ нашу сердечную благодарность за внимание къ намъ, выразившееся въ присылке рассказа “Каштанка”.
Наша библЁотека не смотря на небольшЁя, имеющЁяся въ нашемъ распоряженЁи средства, удовлетворяетъ болье или менье своему своему назначенЁю: оба отделенЁя ея: для образованной части нашей русской колонЁи и для необразованной (солдаты, матросы, и русскЁе корейцы) — открыты и действуютъ, хотя во второмъ пока еще книгъ и журналовъ мало.
Больнымъ местомъ является отсутствЁе спецЁальнаго помещенЁя (за недостаткомъ средствъ: всего по сей день приходъ около 370 рублей) и невозможность поэтому имcть при библЁотеке читальню.
Простите, что не знаю Вашего отчества: читающей русской публикc конечно хорошо известно Ваше имя, но не всем — отчество.
Примите, Милостивый Государь, уверенЁе в моей живейшей благодарности и искреннем уваженЁи.
В. Поляновский
Секретарь библЁотеки и
БиблЁотекарь
Сеулъ 10 Iюня 1897 года
Его ВысокоблагородЁю
А. П. Чехову
При этом “начальных” документов — просьбу библиотеки или русской миссии, обращенную к Чехову (или Суворину), — обнаружить не удалось. Хотя отсутствие в ответе (а следовательно, и незнание) отчества писателя наталкивает на мысль, что письмо из Сеула было направлено, возможно, не лично Чехову, а издателю.
Мои многотрудные усилия найти дополнительные документы о Чехове в богатейшем Архиве внешней политики Российской империи результатов тоже не дали. Но в ряде документов упомянуто имя В. Поляновского — заверение им документов и переводов в качестве исполняющего дела вице-консула, а также записка о посещении Западной Кореи. Поэтому остаются в силе мои предположения о судьбе подарка А. П. Чехова, высказанные семь лет назад, с тем дополнением, что отметка в записной книжке Антона Павловича, касалась, видимо, надписи на почтовом конверте. Судя по отдельным отмеченным датам в книжке, она была сделана между 10 и 27 апреля 1897 года.
Как известно, Чехов готовился к поездке на Сахалин и далее вокруг Азии по-научному глубоко и тщательно. Подготовительная работа, начавшаяся в январе 1890 года (“сидел безвыездно дома” и читал книги — признавался писатель), весьма впечатляет. В списке книг, составленных лично Чеховым и прочитанных им до отъезда 21 апреля 1890 года, значатся 65 наименований. Главным образом, это литература, связанная с Сахалином, центральным объектом чеховского интереса. Но в ней есть также ряд работ о кругосветных путешествиях (включая Крузенштерна и Лаперуза, плававших в здешних водах), а также книг о соседних странах: Японии, Китае, Корее. Целая глава была посвящена Корее в исследовании К. Скальковского, присланном самим автором, знакомым журналистом, — “Русская торговля в Тихом океане (Экономические исследования русской торговли в Приморской области, Восточной Сибири, Корее, Китае, Японии и Калифорнии)”, СПб., 1883).
Из переписки Чехова явствует, что он знакомился с гораздо более широким кругом литературы (не вошедшим в знаменитый список), в том числе с “Морским сборником”. Сборник выходил “под наблюдением Главного морского штаба” и содержал самые свежие сведения о всех портах, куда заходили российские суда, включая корейские Чемульпхо, Фусан и Гензан, открытые для торговли с 1884 года.
Нам неизвестно, насколько внимательно знакомился Чехов с корейскими материалами, поскольку в его планах путешествия (а о них известно из трех источников) Корея не значилась. Но одна из книг, под номером 36 из чеховского списка “Литература”, была его любимым произведением с юных лет до конца жизни, и это “Фрегат └Паллада”” И. А. Гончарова. Именно в ней содержится описание самой первой высадки русских на корейское побережье, случившееся в апреле 1854 года, удивительные сведения о быте корейцев и истории Кореи. Это описание было первым (и доступным для широкой публики) знакомством с народом и страной, которые стали соседями России после ее продвижения на дальневосточные рубежи. А тридцать лет спустя после этого был подписан договор о дружбе и торговле между Россией и Кореей, положивший начало дипломатически отношениям между двумя государствами.
Еще один интересный “корейский аспект” присутствовал во взаимоотношениях А. П. Чехова с Н. Г. Гариным-Михайловским (1852–1906), известным русским писателем и инженером-путейцем, участвовавшим в прокладке Транссиба и КВЖД. Гарин-Михайловский был на восемь лет старше Чехова, но первое свое произведение опубликовал только в 1892 году. Антон Павлович сразу написал своему другу-покровителю (в то время) А. С. Суворину 27 октября: “Прочтите, пожалуйста, в └Русской мысли“, март, └Несколько лет в деревне“ Гарина. Раньше ничего подобного не было в литературе в этом роде по тону и, пожалуй, искренности”.
После смерти Чехова 2 (15) июля 1904 года Гарин-Михайловский, находясь в Ляояне (северный Китай), немедленно откликнулся некрологом-воспоминанием от 22 июля в “Вестнике маньчжурской армии”: “В прошлом году я производил изыскания в Крыму (для постройки южнобережной железной дороги. — Д. К.); со мной вместе работал брат жены Антона Павловича — К. Л. Книппер, и я ближе познакомился с А. П. и его семьей”.
Последний раз они виделись в Ялте лишь за три месяца до рокового дня, но Чехов, судя по этим воспоминаниям, выглядел “очень хорошо”, показывал свои записные книжки (“здесь материалов на 5 лет работы”), серьезно уверял, что “непременно приедет в Маньчжурию”. Из ряда писем той весны известно, что Антон Павлович действительно собирался на Дальний Восток в действующую армию “не корреспондентом, а врачом”.
Кроме того, совсем недавно стали известны мемуары, из которых можно заключить, что эти два человека были “на короткой ноге”. Гарин-Михайловский запросто приглашал свою ялтинскую знакомую познакомиться с Чеховым, уверяя, что тот “совершенно не держит себя сановником”, “это сама простота, кротость и добродушие”. Это же подтверждают и несколько писем и телеграмм, прочитанных автором этих строк недавно в хранилище рукописей РГБ.
Гарин-Михайловский известен также как автор интересных путевых очерков “По Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову” и замечательного сборника корейских сказок, собранных им в 1898 году во время экспедиции по северу Кореи. “Корейские сказки”, опубликованные год спустя, стали событием культурной жизни. А. М. Горький (который, кстати, был близок к Чехову как раз в те годы) вспоминал о Гарине-Михайловском: “Я видел черновики его книг о Маньчжурии и └Корейских сказок“; это была куча разнообразных бумажек, бланки └Отдела службы тяги и движения“ какой-то железной дороги, линованные страницы, вырванные из конторской книги, афиша концерта и даже две китайские визитные карточки; всё это исписано полусловами, намеками на буквы.
— Как же вы читаете это?
— Ба! — сказал он. — Очень просто, ведь это мною написано.
И бойко начал читать одну из милых сказок Кореи. Но мне показалось, что читает он не по рукописи, а по памяти”.
Несомненно, по литературным достоинствам “Корейским сказкам” нет равных и по сей день ни в русской, ни в европейской литературе. Думается, они должны были привлечь внимание А. П. Чехова, который внимательно следил за новинками, в том числе за книгами о путешествиях. (Известно, например, как следил Чехов за путешествиями Н. Пржевальского в Центральную Азию и на Тибет и как “коротким воплем” откликнулся на его неожиданную смерть в 1888 году. В передовой статье “Нового времени” он утверждал, что для любого общества подобные “подвижники нужны, как солнце”, ибо они олицетворяют “высшую нравственную силу”.)
Не исключено, что при встрече Чехов мог порасспрашивать Гарина-Михайловского о Корее, а тот подарить ему кое-что из своих “корейских творений”. Или Антон Павлович мог приобрести их ранее. На сегодня известно, что два издания “Детства Темы” (1899 и 1903 годы) с авторскими дарственными надписями Чехову от октября и ноября 1903 года (то есть в дни их ялтинских встреч) хранятся в Таганрогском литературном музее писателя. В любом случае необходимы дальнейшие разыскания.
Сегодня мы можем говорить, что “Каштанка” стала первым произведением русского классика в Корее. Но перевод ее на корейский язык тогда вряд ли был осуществлен. Появление же первого известного перевода Чехова в Корее относится к 1916 году, когда в Сеуле появился рассказ “Альбом”. Всему этому предшествовала довольно любопытная история.
Хорошо известно, что первые переводы Антона Чехова (на чешский и немецкий) шагнули за рубеж очень рано, когда автору было всего двадцать шесть лет. Произошло это за четыре года до того, как писатель впервые поехал за границу — сначала в Азию в 1890 году (посетил Гонконг, Сингапур, Коломбо и Порт-Саид во время плавания вокруг Азии), а затем весной 1891 года в Европу. Причем первой зарубежной страной, которую вблизи увидел писатель, был Китай и его маленький, но хорошо известный в истории русско-китайского разграничения населенный пункт Айгун (во время плавания по Амуру).
Англоязычные переводы рассказов Чехова появились сначала в Великобритании (1893) и затем в США (1894). Но первым человеком, кто “сфокусировал” внимание читающей публики на творчестве русского автора и призвал читать “этого выдающегося писателя”, был английский журналист (писавший также для американских газет) Р. Лонг (R. E. C. Long), который работал в России. Автор этих строк недавно в отделе рукописей РГБ наткнулся на оригинал его письма на английском языке от 7 июля 1897 года, в котором он просил разрешения Чехова на перевод его рассказов и издание в виде сборника. По-видимому, разрешение было получено, но лишь в 1903 году в Лондоне сборник “└Черный монах“ и другие рассказы” вышел в свет. Несмотря на определенные недостатки перевода, сборник имел далеко идущий успех. А годом ранее одновременно в Великобритании и США была опубликована глубокая аналитическая статья Лонга “Антон Чехов” — о творчестве и мастерстве русского писателя.
Эта статья стала быстро известна не только на Западе, но и на Востоке — в частности, в Индии и Японии. Отрывки из нее 17 ноября 1902 года напечатала газета “Осака Асахи” в разделе “сведения о западной литературе”. И уже в следующем году (то есть еще при жизни автора) появились на японском рассказы “Дачники” (под заголовком “Луна и люди”) и “Альбом”, причем переведенные непосредственно (!) с русского языка. Как установили российские ученые, автором переводов оказалась Сэнума Каё — выпускницы женской семинарии при русской духовной миссии в Токио, основанной еще в 1879 году.
Чехова переводили в Японии не только с русского, но и с английского. К концу первого десятилетия XX века в стране уже появились сборники рассказов, попытки перевода отдельных пьес и даже писем Чехова (из первых российских сборников). Началось настоящее “шествие Чехова” по Японии, которое было ослаблено в предвоенные годы, с приходом к власти милитаристского крыла правящей элиты.
Любопытно, что происходило это в Японии без оглядки на родину писателя, где было не до Чехова после Октябрьской революции и в годы гражданской войны. К тому же раздавались обвинения в его “мелкобуржуазности”, и понадобился авторитет самого А. В. Луначарского, чтобы подавить их, а затем инициировать и издать в 1929 году (под собственной редакцией наркома) первое советское Собрание сочинений А. П. Чехова в двенадцати томах.
“Чеховский бум” в Японии, несомненно, повлиял не только на Корею (которая с 1910 года стала ее колонией), но и на Китай. Так, первый перевод — “Черный монах” — появился в Шанхае в 1907 году и был сделан с японского издания 1905 года, причем с тем же послесловием. А в Корее, как сказано выше, первый перевод рассказа Чехова был опубликован в 1916 году, и симптоматично, что им стал тот же “Альбом”, один из первых переводов на японский. Вскоре, в 1920 году был осуществлен перевод “Чайки”. По мнению южнокорейских исследователей, в 20–30-х годах произведения русского писателя издавались особенно часто в Корее (в Сеуле, Пхеньяне и других городах), хотя качество изданий страдало из-за “двойного перевода”, существенных различий в культурных реалиях и особенностей чеховской лексики. Тем не менее, “приход Чехова” в Корею (тогда уже колониальную, а впоследствии и разделенную) оказался прочным и навсегда.
Еще один “чеховский след”
Буквально через пару дней после завершения заметок о том, как А. П. Чехов в далеком 1897 году подарил иллюстрированное издание “Каштанки” Сеульской общественной библиотеке, автор этих строк в коридорах Ленинки столкнулся с Татьяной Симбирцевой, нашим известным корееведом. Естественно, поделился с ней и результатами своих “корейских” разысканий в рамках чеховианы. В ответ услышал прелюбопытную информацию: оказывается, имеются “глухие сведения” о том, что кто-то из Чеховых причастен к первой публикации на русском языке замечательного творения корейской средневековой прозы “Повести о Чхунхян”.
Изящная книжечка размером всего 8Ч12,5 см под заголовком “Душистая весна” (буквальный перевод корейского имени героини) была выпущена в 1894 году в типографии И. Д. Сытина, правда, без указания имени переводчика и со странной пометкой “перевод с китайского”. На форзаце издания значилось: “роман из корейского быта, с рисунками Марольда и Миттиса”. (В Интернете удалось обнаружить еще одно переиздание этой книжечки того же 1894 года, где авторами значились Лудек Маролд, Алфред де Муссет, Миттис.)
Татьяна Симбирцева в своей статье в журнале “Нева” (2010. № 3) отмечала, что русский перевод был, судя по всему, выполнен не с китайского, а с французского. В самой же Франции перевод сказания о Чхунхян был опубликован под псевдонимом Рони (J.-H. Rosny), под которым писали братья Бёкс (Жозеф Анри Оноре и Серафен Жюстен Франсуа), чье литературное творчество было весьма популярно на рубеже XIX и XX веков. Братья переводили сказание о Чхунхян при помощи работавшего в 1890–1893 годах в Восточном музее в Париже корейца Хон Чжону. В предисловии подчеркивалось: “Мы даем это произведение одной из древнейших литератур мира ‹…› и надеемся, что оно, несмотря на некоторую наивность содержания и крайнюю безыскусственность изложения, сообщит читателям более глубокое знакомство с общественным бытом Кореи, чем это могли бы сделать самые пространные описания путешественников”.
Тогда же в разговоре с коллегой я предположил, что этим “кто-то” мог быть, скорее всего, Михаил Павлович, младший из поросли Чеховых. Хорошо известно, что друг семьи Исаак Левитан, оценивая живописные работы Марии Чеховой, написал в письме: “Экие Вы, Чеховы, талантливые”. А он-то был дружен с Антоном, учился вместе с Николаем, подавшим надежды большого художника и блестящего пианиста, знал старшего Александра, физика-математика, литератора, знатока шести языков, и, разумеется, младшего Мишу, целеустремленного и самолюбивого. Михаил Чехов окончил юридический факультет Московского университета, но в истории нашей культуры остался прежде всего как хранитель памяти о своем великом брате и, кроме того, автором весьма добротных переводов, некоторые из них переиздаются по сей день. Причем, по воспоминаниям его сына Сергея, Михаил Чехов начал самостоятельно и усердно штудировать языки после едкого замечания одной из “антоновок”, Татьяны Щепкиной-Куперник, что, мол, стыдно не знать языков.
Пару последующих дней я связывался с чеховедами в надежде получить подтверждения. Алевтина Кузичева, знаток чеховской семьи, направила на “путь истинный”: “Посмотрите мемуары сына, Сергея Михайловича, может быть, там есть”. К моему удивлению, текст этих воспоминаний, изданных еще в 1970 году в Ярославле, оказался в Интернете. И в один из вечеров, когда за окном мягко падал первый снег, я уютно устроился у дисплея моего компьютера.
Мемуары об отце оказались очень интересными и информативными. Честно говоря, они даже несколько поколебали мое отношение к воспоминаниям Михаила Павловича о брате Антоне, в которых и я, и другие исследователи нашли ряд неточностей и несоответствие документам. И вот через пару часов внимательного чтения дисплей высветлил строки: “Наступила осень с ее холодами и невылазной грязью. Угличские знакомые казались Михаилу Павловичу неинтересными (М. П. служил в это время в Угличе чиновником. — Д. К.), новые темы в беседах с ними не возникали. Многие пили и от нечего делать проводили время в домах с красными фонарями. Эту безрадостную картину Михаил Павлович семь лет спустя описал в своем рассказе └От скуки“ ‹…›. Осенью этого года Михаил Павлович, несмотря ни на какие настроения, продолжал литературную работу, и не безуспешно. В толстом журнале └Вестник иностранной литературы“ в октябре 1895 года был опубликован роман └Любовь И-Торенга к прекрасной Чун-Хианг“ в переводе с французского М. П. Чехова”.
Вот оно! Михаил Чехов переводил “роман” о Чхунхян! Однако сразу бросилось в глаза: перевод опубликован в 1895 году, а книжка у Сытина вышла в 1894-м. Напрашивалось естественное — сравнить оба текста. Текст “сытинской” Чхунхян был в коллекции Т. Симбирцевой, а нужный номер “Вестника иностранной литературы” есть в Ленинке.
С первой же страницы стало ясно: тексты переводов — разные, так сказать, параллельные, но однозначно из одного источника. Чеховский перевод читается легче, а “сытинский” местами красочнее, но все время было ощущение, что его автор то ли не вполне владеет нюансами русского языка, то ли слишком привязан к французскому тексту. В обоих текстах имена главных героев И-Торенг и Чунг-Хианг. Но если имя героини понятно, то имя героя — очевидная “калька” с французского перевода. “Торенг” (точнее, торён. — Д. К.) — это не имя, а уважительное обращение к молодому неженатому господину. Современный перевод фамилии и имени героя — Ли Моннён (значение имени — “дракон, увиденный во сне”, а фамильный иероглиф может читаться как Ли и как И.).
В обоих переводах (кстати, сокращенных) использован один из вариантов повести (который автор условно называет женским), где герой переодевается в костюм девушки, чтобы познакомиться с Чхунхян. Они проникаются взаимной симпатией, и герой в шутку подписывает обязательство жениться на девушке, если бы он был мужчиной. Потом юноша открывается, объясняет свою уловку, и далее все известные коллизии повести сохраняются. Замечу, что в этих переводах, и, видимо, во французском тексте, Чхунхян предстает простолюдинкой, а не дочерью кисэн (аналога японской гейши) из совсем уж низкого сословия, как в оригинальной версии.
Любопытно, что автор этих строк в очень далеком 1966 году в таком варианте видел красочное “Сказание о Чхунхян” в оперном театре в Пхеньяне. Причем роль Моннёна исполняла женщина, что придавало опере некий лесбийский оттенок.
Конечно, неизбежны были издержки двойного перевода и существенного различия культур. Поэтому, к примеру, у Чехова юный барин и его “раб” общаются друг с другом на “ты”, зато в “параллельном” переводе И-Торенг и его рафинированный и хитрый слуга — исключительно на “вы” причем имеется примечание (вероятно, из французского текста), что это не простой слуга, а “причисленный к резиденции мандарина”.
На обоих изданиях стоит отметка цензуры о “дозволении” к печати, и, видимо, это сказалось на известных эротических сценах первой любовной встречи: в “сытинском” издании они вообще туманно-непонятны, а у Чехова упрятаны в красивую метафору: “Они были как пара диких гусей, очутившихся в брачном гнезде после долгого перелета”.
Несмотря на несовершенство обоих переводов, они были первыми, познакомившими российских читателей с выдающимся образцом корейской культуры, своеобразным введением в удивительный мир народного творчества Кореи. Для автора, занимающегося темой “Чехов и Восток”, особенно важно, что к этому прикоснулась семья А. П. Чехова.
Думаю, нетрудно предположить, что Антон Павлович читал этот перевод, хотя прямых доказательств пока не найдено. Известно, что Михаил очень тянулся к родовому гнезду, которое создал и поддерживал Антон, где бы оно не находилось — в Москве, Мелихове или Ялте. Однажды его даже “попросили” с одной из чиновничьих должностей из-за слишком частых отъездов в Мелихово.
После установления дипломатических отношений между Россией и Кореей в 1884 году 90-е годы XIX века стали периодом значительного подъема в российско-корейских отношениях. Обе страны начали глубже познавать друг друга не только в политическом, но и в культурном отношении. Российская пресса стала много писать о Корее, причем в различных аспектах. Среди самых информированных газет была суворинская “Новое время”, где давно печатался А. П. Чехов и которую он постоянно читал, даже после охлаждения отношений с бывшим покровителем. Свой вклад вносил и “Вестник иностранной литературы”, публиковавший не только переводы, но любопытные подборки (с фотографиями) о странах и народах Востока. Волей истории оказавшись соседями, Россия и Корея стремились тогда стать добрыми соседями на Дальнем Востоке.