Опубликовано в журнале Нева, номер 2, 2012
Пошла писать губерния
Е. Донцова. Тюрьма для тысячи кукол: роман. — М. : ЗАО Издательство Центрполиграф, 2011. — 286 с.
“Елена Донцова родилась на Украине, училась в Санкт-Петербурге, а живет в старинном романтическом городе Гатчине”, — сказано в аннотации. “Тюрьма для тысячи кукол” — карманного формата книжонка, из тех, что листают “в метро, в троллейбусе, в магазине” (А. Вознесенский). Жанр этой книжки расхожий, любовно-криминальный, с элементами чудесных мистификаций, и язык ее жанру под стать. “Несколько минут она разглядывала замок, пока не сообразила, что изнутри он может быть открыт только при помощи ключа” — можно ли лапидарней показать душевное состояние и умственные способности героини романа? Или: “Лада (имя героини. — Б. Д.) стояла на могиле матери и удивлялась тому, что в голове нет никаких мыслей”. Действительно, стоять, забывшись, над могилой — что может быть удивительней? Возможно, нехитрые эти цитаты нашепчут кому-то: да тут же стеб чистой воды. А вот и нет. На самом деле — все трагично и не плоско. Мать героини, работавшая прислугой в “новобарском” доме (хозяин дома коллекционировал кукол, такое у него было хобби — отсюда и заглавие), была облыжно обвинена в краже денег и погибла; отец же, пустив в этот дом красного петуха и тем самым отомстив за ее гибель, пропал без вести, после чего девочка Лада оказалась в доме тетки, в Петербурге. Ну, чем вам не Диккенс? А еще и любовь к мальчику, а потом юноше Коле, сыну сожженного коллекционера… Ах, какая любовь!.. Так в этой книжке карманной причудливо переплелись и гатчинский романтизм, и дух “петербургских трущоб”, и аура гоголевсого “Вия”.
Ямская слобода: Опыт Воронежской областной типографии. Отделение второе / Редактор-составитель Д. Дьяков. — Воронеж: ГУП ВО “Воронежская областная типография — издательство им. Е. А. Волховитинова”, 2011. — 246 с.
Как сказано в аннотации, “сборник возрождает традиции губернской типографии, выпустившей в 1798 году первую воронежскую книгу — литературный альманах “Опыт…”. На сей раз читателей ждет встреча с авторами, в той или иной мере связанными с Воронежской областью”. На первой же странице — два эпиграфа: И. Бунин: “Истина — выше России”; А. Платонов: “Страна темна, а человек в ней светится”. Следует сказать сразу: авторы “Ямской слободы” (числом 21 — “три карты, три карты…”) отнюдь не ради красного словца открыли этот сборник столь выразительными афоризмами своих великих земляков; все жанры, представленные в ней, — проза и поэзия, публицистика и эссеистика, — вся книга пронизана духом их возвышенных слов. Не называя одни авторские имена, дабы ненароком не задеть другие, отметим главное: возрожденный спустя 213 лет “Опыт Воронежской областной типографии” — вовсе не возвращение в более чем двухвековое прошлое, но отнюдь не робкое приятие грядущего, ибо действительно “истина — выше…”.
В. Черкесов. Избранное : стихотворения и поэмы / В. Н. Черкесов. — Белгород: КОНСТАНТА, 2011. — 260 с.
В. Черкесов, как сказано в послесловии, — “автор девятнадцати книг поэзии и прозы”. Стало быть, “Избранное” — двадцатая, юбилейная. К таким книгам следует относиться с пиететом. Тем паче что автор где только не печатался — почти во всех московских журналах, от нынче модернистского “Знамени” до вечно полупочвенной “Москвы”, а еще — в Петербурге и Хабаровске, Петрозаводске и Воронеже, Нижнем и Ставрополе, Владивостоке и Волгограде, Пензе и Красноярске… — словом, во всех ФО нашей бескрайней страны. Можно было бы сказать, посрамил В. Черкесов К. Пруткова, объял-таки необъятное, если бы чуть ли не во всех его стихах не обнаруживалась приличная… скажем так, то ли скромность, то ли робость провинциала. Вот стих. Он так и называется — “Провинциальный поэт”, а в нем — такое откровение: “По глухонемой провинции / таскаю свою суму, / в которой нетленные вирши, / не нужные никому… // Дарят на память букеты / необычайной красы, / а я потаенно мечтаю — / дали бы шмат колбасы. // Тогда б веселее волок я / по жизни судьбу и суму. / Но Богу, наверно, виднее, / что дать. И когда. И кому”. А вот — мерило признания: “В моих черновиках / архивные черви копаться не будут. / Разве внук возьмет однажды страницу, / исписанную почерком, / похожим на предсмертную кардиограмму, / сделает бумажного голубя / и запустит его в небо”.
В. Осипов. Перекресток: Юношеская повесть с дневниками, стихами, письмами и отписками. Омск: Вариант-Омск, 2010. — 264 с.
Эта книга писалась с 1960-го по 1975 год. Для большинства ныне живущих россиян те годы — “дела давно минувших дней”. А все же они замечательны тем, что вместили в себя и апогей маловразумительной оттепели, с ее незабвенными шестидесятниками, и “благостную” серость всесоюзного застоя, когда якобы “кто не работает, тот не ест”, того самого застоя, что плавно переплыл в перестройку, а с нею — в полугибель советско-евразийской империи. Эта книга — о подростках-десятиклассниках, не ведавших, что их ждет, какие им уготовлены судьбы. Люди, жившие в те годы, читая эту книгу, увидят себя в зеркале, подернутом патиной полувековой давности. Говорить о литературных достоинствах или недостатках этой книги вне смысла; она, со всеми ее “дневниками, стихами, письмами и отписками”, отнюдь не предмет изящной словесности, но документ времени, далекого и близкого одновременно. Причем документ достоверный и при внимательном прочтении весьма поучительный — в нем рельефно отражены и святая чистота, и “святая” простота потерянного поколения, всех тех, кто рожден был в сороковые-роковые. Эпиграфом к этой книге были бы весьма уместны незабвенные пушкинские слова: “Но грустно думать, что напрасно / Была нам молодость дана, / Что изменяли ей всечасно, / Что обманула нас она…”
И. Щёлоков. Время меняет смысл. Стихотворения и поэмы. — Воронеж: Центр духовного возрождения Черноземного края, 2011. — 288 с.
В предисловии к сборнику читаем: “В плеяде воронежских поэтов, весомо заявивших о себе в последние десятилетия, Иван Щёлоков, пожалуй, самый граждански ориентированный стихотворец”. Если память мне не изменяет, А. Кольцов и И. Никитин, именитые поэты ХIХ века, — воронежцы. “Без любви, без счастья / По миру скитаюсь:/ Разойдусь с бедою — / С горем повстречаюсь!”, — писал Кольцов; “Спит в лачужке, на грязной соломе, / Богатырь в безысходной беде, / Крепче камня в несносной истоме, / Крепче меди в кровавой нужде”, — вторил ему Никитин. И вот: на дворе ХХI век, в государстве Российском в ногу со временем — и мобильники, и компьютеры, и нанотехнологии, да еще и нефть рекой, и атом на любой вкус, — а из Воронежа опять: “Могильная гниль околотка. / Похмельное чувство вины. /И булькает в юные глотки / Похмельное зелье страны”. Казалось бы, кануло в Лету горькое время крепостного и цэковско-гэбэшного гнета, а слова все те же — горькие-бедовые. В России — демократия и гуманизм, — вопят ежедневно московские СМИ, а слова воронежские, что никитинские, что щёлоковские, почему-то и нынче берут за живое. Не потому ли, что как полтора века назад, так и сегодня, они и точны, и честны?..
А. Бергер, Е.
Фролова. Состав преступления. СПб.: Юолукка, 2011. — 148 с.Александр Соломонович Бергер — поэт, написавший в 1966 году: “Ох Россия, край-беда, / Смутен путь и крут, / И тридцатые года / За спиной встают”. За эти и прочие подобные строки “тридцатые года” аукнулись ему в 1969-м четырьмя годами лагерей и двумя годами ссылки. “Состав преступления” — мемуары об этих одиссеях, исполненные в лучших традициях жанра — достоверно и лаконично. Вот пример: “…не столкни меня с бандеровцами судьба, я бы, как и многие, костил их в разговорах — ведь есть за что! — а теперь как-то не хочется, не могу. Встают перед глазами светлые лица полковника Пришляка, Ивана Ильчука и других сотоварищей по несчастью, от которых я видел только доброе и хорошее”. Главы воспоминаний писались, надо полагать, в разные годы; одна из них, “Этап”, в 1979 году была опубликована в Париже, что могло привести к новому сроку, равно как и процитированные выше слова о бандеровцах, равно как и стихи, вплетенные в “презренную прозу”; скажем, такие: “Вышла замуж за тюрьму / Да за лагерные вышки — / Будешь знать не понаслышке — / Что, и как, и почему. <…> Но не бойся — то и честь, / И положено поэту / Вынести судьбину эту, / Коль в строке бессмертье есть”. Эти строфы написаны в 1970 году и посвящены жене поэта Елене Александровне Фроловой, театроведу и журналисту, чьи лагерные воспоминания тоже составили эту книгу. Таким образом, читателю является не только творческий и супружеский союз, но и истинный пример подлинного достоинства и чести. Странно звучат сегодня эти слова, но, слава богу, они еще не забыты.
Публикация подготовлена
Борисом ДАВЫДОВЫМ