Опубликовано в журнале Нева, номер 7, 2011
Архимандрит Августин (НИКИТИН)
Архимандрит Августин (в миру —Дмитрий Евгениевич Никитин) родился в 1946 году в Ленинграде. В 1969 году окончил физический факультет Ленинградского университета. В 1973 году принял монашеский постриг с именем Августин. Пострижен в монашество митрополитом Никодимом в Благовещенской церкви его резиденции в Серебряном Бору в Москве. В 1974 году им же рукоположен во иеродиакона и иеромонаха. Окончил Ленинградскую Духовную академию (1975), с этого времени — преподаватель, с 1978 года — доцент Санкт-Петербургской Духовной академии.
Аликанте и окрестности
Вместе с группой молодых паломников о. Августин совершил путешествие на парусных ладьях “Вера”, “Надежда” и “Любовь” вдоль берегов Испании.
Сложные чувства обуревали паломников на подходе парусной флотилии к гавани Аликанте. Как нас там встретят? На одной из наших ладей в то время находился молодой французский турист, а у жителей Аликанте давние счеты с воинственными галлами. Так, в 1686 г. французские корабли напали в Аликанте на испанскую эскадру адмирала Паначино; поводом для нападения был отказ испанцев первыми салютовать французскому флагу. А в 1691 г. французские корабли подвергли Аликанте бомбардировке1.
Еще одна проблема не давала нам покоя. Дело в том, что у нас была договоренность с давними знакомцами — московской фольклорной группой “испанские квартал” — о совместной культурной программе в этом городе. Добрались ли они сюда из России на своем автобусе при нынешних трудностях? Дадут ли им возможность выступать в Аликанте? Как раз в эти дни кому-то из паломников попался на глаза обрывок старой газеты, лежавшей на дне ящика с продуктами. Чудом не ушел этот кусок “Правды” на самокрутку, а сведения там были для нас любопытные. Вот что сообщалось в далеком застойном 1980 г. о наших предшественниках: “В провин-
ции Аликанте в середине марта 1980 г. проходила Неделя советской культуры. В течение недели состоялись концерты с участием мастеров советского искусства, показательные выступления советских спортсменов, товарищеский футбольный матч, сеансы одновременной игры в шахматы”2.
А еще мы узнали из потрепанной брошюры, что в Аликанте в прошлом сильны были левые силы, и за несколько месяцев до победы республиканцев (весной 1931 г.) военные гарнизоны Аликанте и близлежащего г. Эльче — 16 декабря 1930 г. — провозгласили республику3. Правда тогдашние преобразования проходили в духе антицерковных традиций испанских революций XIX века. И уже в мае 1931 г. в Аликанте имели место поджоги храмов, как, впрочем, и в других городах по пути нашего следования: в Малаге, Кадисе, Гранаде, Севилье. Правда, на мачте ладьи “Надежда” был водружен православный стяг с изображением Спаса Нерукотворного, а тогдашние республиканцы в первую очередь громили здания, принадлежавшие иезуитам4. 10—12 мая 1931 г. монахи бежали из монастырей, и лишь некоторое время спустя им было позволено вернуться в свои кельи. А что касается “Общества Иисуса”, то лишь весной 1938 г. был издан декрет о восстановлении его прав; ордену были возвращены все его владения5. Правда, это уже заслуга не республиканцев…
Как бы там ни было, а наши ладьи пришвартовались у городской набережной, и вот к нашим паломникам потянулись любопытствующие жители Аликанте. Мы быстро убедились в том, что отношение к нам самое радушное; добрые чувства иногда подкреплялись креплеными напитками. Об этой особенности обитателей тамошних городов писал еще в 1888 г. русский публицист К.А. Скальковский: “Хотя маршрут по Испании напоминает прейскурант братьев Елисеевых, но во всех этих Беникарло, Хересах и Аликантах пьют больше пива, чем виноградного сока”6 .
А вообще интерес к Аликанте в России возник еще в годы царствования Федора Алексеевича (1676—1682). Будучи в Мадриде в августе 1681 г., русский посланник
П. И. Потемкин вручил испанскому королю Карлу П (1665—1700) письмо с приглашением для испанских купцов торговать в Архангельске. Везти можно было любые товары кроме анисовой водки; особо оговаривалось, что “за каждый бочонок вина из Аликанте, вина марки Педро Хименеса и другие вина они (купцы) должны заплатить 60 дублонов”7. А вот что мог прочесть любознательный россиянин про Аликанте во второй половине ХVIII века: “Цесарь Карл пятый приказал около города насадить множество винограду, из которого происходящее слаткое и вкусное аликантское вино, почти во весь свет идет”8.
Так что связи России и Аликанте были давние, и неудивительно, что в 1932 году в этом городе начала свою деятельность “Группа друзей России”, насчитывавшая тогда 35 человек9. Правда нам не приходилось рассчитывать на содействие этих друзей, поскольку их извели под корень в ходе гражданской войны 1936—1939 гг. А в Аликанте их преследовали особенно сильно, потому что город проштрафился в глазах приверженцев “твердой руки”. Дело в том, что именно в Аликанте был казнен Антонио Примо де Ривера (1903—1936), идеолог испанского фашизма, основатель партии “Испанская фаланга” (1933 г.).
Как и наши лидеры, стоявшие у истоков и последних лет существования совет-
ского государства, по образованию де Ривера был юрист. Несмотря на причастность к юриспруденции, Антонио был одним из организаторов фашистского мятежа против республики. В марте 1936 г. за свою политическую деятельность, по распоряжению республиканского правительства, де Ривера был арестован, а в ноябре того же года по решению народного трибунала расстрелян в Аликанте10 .
Интересно, что в том же 1936 г. именно в порт Аликанте прибыл пароход
“Нева” — первое судно, доставившее республиканцам около двух тысяч тонн продуктов. Советские моряки во главе с капитаном Кореневским побывали на местной табачной фабрике. Рабочие встречали моряков восторженными возгласами: “Вива Руссиа! Вива Сталин!”11 Расплата за симпатии к сталинизму пришла в конце марта 1939 года. В те дни в Аликанте скопилось множество беженцев. “Тысячи людей прибывали в порт на грузовиках, легковых автомобилях, повозках, — вспоминал очевидец тех событий. — Туда же приползло несколько танков, лязгая гусеницами по камням мостовой. Причалы вскоре превратились в огромные постоялые дворы, ставшие спальней, столовой, местом отдыха и всего прочего. Целые семьи прибыли сюда со всем, что они прихватили из своих домов. Везде громоздились огромные сундуки, которые были набиты одеждой, тюфяками, одеялами, подушками, простынями”12. Но небольшое число испанских республиканских пароходов не могло взять всех желающих…
А 20 ноября 1939 г. фалангисты, под чью власть перешел Аликанте, устроили перенос останков Хосе Антонио Примо де Ривера из этого города в королевский монастырь в Эскориале. Отряды фалангистов с зажженными факелами шли траурной процессией днем и ночью от Аликанте до Эскориала. Они шли 10 дней и по пути расправлялись с республиканцами за смерть своего вождя13. А. П. де Ривера был похоронен если не рядом с испанскими королями, то во всяком случае, среди тех же могильных плит. Каждую зиму эту процессию символически воскрешала сотня фалангистов, которая направлялась в Эскориал с траурными повязками на рукавах, с зажженными факелами и с пением фалангистского гимна14 .
Таковы страницы новейшей истории, и негоже выбрасывать из нее “неудобные” эпизоды, тем более что они теперь воплощены в камне. В эпоху режима Франко (1939—1975) в горах Гвадаррамы был воздвигнут внушительный мемориал погибшим “по обе стороны баррикад”. В гранитном подземелье, где никогда не смолкает органная музыка, на самом почетном месте покоятся останки основателя фаланги — Хосе Антонио Примо де Риверы15. Что и говорить: хорошо умеют “ложиться” юристы — и в Испании, и в России!
Но, однако, хватит о политике. Посмотрим лучше, что говорилось об Аликанте в наших дореволюционных книжках. “Аликанте расположен у подножия скалы с длинными откосами и остатками старинной крепости, — читаем в одной из них. — Главными предметами вывоза из порта Аликанте служат знаменитые вина “Аликанте”, “Мальвазия” и др.”16 .
Стены крепости Св. Варвары и сегодня возвышаются над городом; особенно хороши они ночью, когда в лучах прожекторов словно парят над городом на фоне звездного неба. Кажется, что переносишься на пару столетий назад — в “Аликант” — “славный гишпанский город в королевстве Валенцском. С морской стороны тремя бастионами укреплен; а на высокой подле него горе изрядная крепость”17. Состоятельным туристам не нужно карабкаться по крутым склонам, чтобы попасть внутрь крепости: достаточно пройти несколько десятков метров по коридору-штольне, пробитой в основании скалы, и наверх их доставит вместительный лифт. Россий—
ские же паломники не таковы: мы терпеливо поднимались по крутым тропам, мужественно преодолевали заросли из кактусов, каким-то чудом взбирались на крепостные стены и, рискуя жизнью, цеплялись за выступы шероховатых камней, чтобы спрыгнуть на крепостной дворик. И лишь там, наверху, стало ясно, что “с тыла” в крепость ведет асфальтированное шоссе…
Впрочем, утешением служило то, что при спуске вниз на лифте билетов уже не спрашивали, и вместе с группой туристов-англичан горе-пилигримы могли выйти из тоннеля на набережную. Англичанам здесь почти всегда везло. Так, 22 ноября
1812 г. английские войска высадились в Аликанте и постепенно, без боев, заняли основные порты средиземноморского побережья Юго-Восточной Испании, которые не были оккупированы французами: Кадис, Картахену и др. И опять за счет россиян: ведь в мае 1812 г. Наполеон вывел из Испании около 40 тысяч человек для похода в Россию18.
А вид с крепостных стен открывался удивительный. В гавани, рядом с бульваром, обрамленным стройными пальмами, покачивались наши ладьи, а рядом с ними, на площади, артисты из “Испанского квартала”, прибывшие сюда накануне, уже разворачивали свой шатер. В течение нескольких дней здесь звучала русская народная музыка, кипели самовары, веселили публику ложкари, балалаечники и певицы-плясуньи в ярких сарафанах. И это действо разворачивалось в нескольких минутах ходьбы от старинного здания “Аютаменто” (мэрии), украшенного древним гербом города. Здесь накануне нашу небольшую делегацию принял сам городской голова и дал “добро” на этот мини-фестиваль.
А тем временем паломники спешили поклониться местным святыням. Как в любом крупном городе, в Аликанте есть кафедральный собор. Воздвигнутый в
1662 г., он был освящен в честь св. Николая Чудотворца — покровителя мореплавателей. Недалеко от собора расположена более древняя церковь — Санта—Мария
(ХVI в.). Ее входной портал в 1721 г. был украшен великолепной каменной резьбой в стиле барокко. В двух шагах от этого храма, с двумя симметрично поставленными колокольнями, начинается подъем на гору, увенчанную крепостью. Впрочем, туда мы уже поднимались.
На карте-путеводителе, любезно подаренной нам городскими властями, значилась еще одна местная достопримечательность — “Музео де беленос”. При этом отмечалось, что в музее собрано более 400 “беленос” со всех частей света. Даже не зная о том, что это такое, любопытствующий турист непременно клюнет на такую рекламу: ведь — “более четырехсот”! Ведь —”из многих стран мира”! Но для нас, пилигримов, этот музей был интересен вдвойне. Испанское слово “белен” происходит от древнееврейского “Бетлехем” (Город хлеба), или, в русском произношении —“Вифлеем” — место рождения Иисуса Христа. Во многих странах Европы издавна бытует обычай изготовлять на рождественские праздники своеобразные “ясли”, называемые “белен”. Это небольшие макеты в особых застекленных ящиках, изображающие сцену из евангельского рассказа о рождении Богомладенца. В городах их продавали в магазинах, на праздничных базарах и ярмарках. Сцена обычно изображает пещеру, где в яслях лежит Младенец, а над Ним — Богородица, Иосиф, тут же бык, осел; пришедшие поклониться Новорожденному пастухи и ангелы. Есть множество вариаций беленос: пастухи часто заменяются волхвами (или “королями”) (Гаспар, Мельхиор и Балтазар). Есть предание, что обычай устраивать ясли введен св. Франциском Ассизским (конец ХII— начало ХIII в.) или его последователями — монахами-францисканцами19.
Музей “беленос” находится в Аликанте недалеко от кафедральной площади. Несколько раз приходили мы сюда, пытаясь попасть внутрь, но всякий раз двери были закрыты, хотя в путеводителе были указаны часы работы музея. Наконец местные жители растолковали нам, что музей не окупил себя и ликвидируется, поскольку западные туристы особенно не задерживаются в Аликанте: прямо из аэропорта автобусы везут их на фешенебельные курорты, такие, как Бенидорм, куда нам еще предстоит отправиться. И сведения, приведенные в путеводителях начала ХХ века — о том, что “Аликанте пользуется хорошим климатом, и сюда много приезжает на зиму больных и выздоравливающих из Мадрида”20, давно устарели.
Но у нас было одно утешение: в 5 км от Аликанте, на пути в Бенидорм, расположен монастырь, именуемый “Святой Лик” (Santa Faz). Пять километров — это не расстояние для паломников, и путь до обители мы преодолели пешком, вдоль скоростной магистрали. Вот показались старинные монастырские здания, выстроенные в ХVIII веке в стиле барокко. Но история монастыря восходит к более раннему периоду и связана она с обретением чудотворной хоругви, на которой изображен Нерукотворный Лик Спасителя.
Кажется нам повезло: несмотря на долгий путь, мы успели войти в монастырские врата до часу дня, после чего в Испании всё живое уходит в тень, все ставни, двери закрываются, захлопываются, чтобы отвориться после дневной сиесты, когда жара пойдет на убыль. В сопровождении стареньких приветливых монахинь входим под своды храма. Здесь полумрак и прохлада. Главная святыня находится в небольшой часовне, примыкающей к церкви — это капелла Святого Лика.
В застекленной нише, обитой узорчатым темно-малиновым бархатом, на позолоченной подставке помещена хоругвь с изображением Нерукотворного Спаса. Хоругвь обрамлена золоченым окладом с тончайшими узорами высокого ювелирного мастерства. Оклад, усыпанный драгоценными камнями, венчает небольшой крест, а в центре, на зеленом полотне — скорбный Лик Спасителя, на фоне мальтийского креста. Долго стояли мы перед этой святыней, проделавшей долгий путь из Рима в Аликанте.
Испанские поэты-мистики издавна прославляли Нерукотворный образ
Спасителя. Вот как звучит обращение Моссена Хуана Тальанте (ХV в.) к Лику Спасителя, умирающего на кресте: “О Боже, безмерно великий, создавший весь мир, Боже истинный, из любви и сострадания умерший за нас на кресте, потому что любви Твоей было угодно вынести такие страдания за наши грехи. О, Агнец Божий! Вознеси нас туда, куда Ты вознес разбойника за сказанное им: “Помяни мя, Господи”21 .
Бенидорм
В Бенидорм, расположенный на побережье, в 42 км к северо-востоку от Аликанте, ведет как автострада, так и железная дорога. Это не просто один из тысяч собратьев на средиземноморском побережье, которые иностранные туристы пренебрежительно называют просто “плайя” – “пляж”, даже без названия. Для Испании Бенидорм то же, что для американцев — Майами-бич во Флориде. Когда-то здесь на мысу, выдававшемся в залив, был небольшой рыбацкий поселок со старинной церковью. Сегодня в этой долине, защищенной от континентальных ветров горным кряжем, высятся десятки, даже больше сотни высотных 30—40-этажных отелей. К счастью, сохранилась почти нетронутой старинная часть города на мысу, у которого прямо из моря бьет 20-метровый фонтан для утехи отдыхающей публики.
В перечне развлечений, предлагаемых местной индустрией отдыха, есть не только американизированные “диско”, “найт-клабы”,“нон-стоп шоу”, но и национальные фольклорные представления. Самый главный, самый знаменитый из народных праздников в Испании — карнавал. Происхождение этого названия до сих пор не определено достаточно отчетливо. Но для нас, морских паломников, предпочтительнее такое толкование: по связи с кораблем (каррус навалис). Дело в том, что раньше во многих поселках Испании в разгар карнавала возили по улицам лодку или модель корабля на колесах22. “Корабельная тема” издавна присутствовала в испанских мистериях или полумистериальных представлениях. Так, например, в одной из пьес, написанной драматургом Хилем Винсенто (+1557), три действия (аутос) происходят на трех барках, перевозящих души умерших в ад, чистилище и на небо. По сущест-
ву, эти “аутос” представляют собой самостоятельные произведения; первое из
них — духовная драма “Адская ладья” — была разыграна в 1517 в спальне королевы Марии Кастильской, страдавшей тяжелым недугом, а две другие — “Ладья чистилища” (1518 г.) и “Ладья славы” (1519 г.) — в стенах церкви23 .
Еще одна любопытная драма разыгрывалась с использованием кораблей. Это “Божественный Орфей” Педро Калъдерона де ля Барка (1600—1671). Пьеса начинается появлением на улице огромной черной колесницы, имеющей форму лодки и направляющейся к подмосткам, где должно происходить представление. В ней сидят Князь тьмы в образе пирата и Зависть в виде его рулевого; они, надо полагать, совершают путешествие через хаос. Появляются в двух других колесницах-лодках другие персонажи; среди них — Орфей, являющийся иногда в образе Спасителя. Во всеоружии своего могущества, при раскатах грома и землетрясении, он проникает в царство тьмы, преодолевает все препятствия, искупает Человеческую Природу от вечной смерти и помещает ее вместе с Семью Днями недели, также искупленными, на четвертую колесницу в форме корабля, изображающего собой Христианскую церковь и таинство Евхаристии. Представление заканчивается отплытием этого великолепного корабля под восторженные крики актеров, которым вторят умиленные зрители, падающие на колени и сопровождающие божественный корабль пожеланиями счастливого пути и достижения желанной пристани24.
Конечно, сегодня в испанских городах такие мистерии уже не разыгрывают, но всё же в Бенидорме сохраняются традиции карнавала. Так, ежегодно в марте здесь проводится праздник “фальяс”. Он включает в себя народные гулянья, спортивные состязания, всевозможные конкурсы. Но гвоздь “фальяс” — это парад деревянных платформ с установленными на них огромными аллегорическими фигурами, сделанные из картона, воска, папье-маше, кусочков фарфора. Фигуры олицетворяют всех и вся, — от чего страдают люди и общество. В конце парада они подлежат торжественному сожжению под взрывы петард и огни фейерверка.
Алкой
Если мысленно представить, что прибрежные Аликанте и Бенидорм лежат на карте в основании равностороннего треугольника, то у его вершины, в горах, как раз мы отыщем городок Алкой, куда в один из дней и направились паломники. Из Аликанте в Алкой можно добраться только по шоссе: железную дорогу не проложить по горным кручам. На полпути справа возвышается мрачная вулканическая “сьерра магмо”, а впереди на вершине скалы — руины средневекового замка (“кастилло”).
Что ждет путников впереди? Читаем краткую справку об Алкое: 65 тысяч жителей, 56 км к северу от Аликанте. Город, с традициями народных промыслов, восходящими к ХIII столетию. Монастырь августинцев ХV1 в., музей “Морос и христианос”. Вот этот-то музей, посвященный истории христианско—мусульманских отношений, и привлекает многих туристов в Алкой. Особенно много гостей съезжается сюда под праздник св. Георгия. В этот день, как и сто и двести лет назад, здесь разыгрывается оригинальное представление, изображающее бой между христианами и маврами. Оно имеет историческую основу: в 1257 г. на город напали мусульмане, и он был бы взят, если бы не чудесное явление св. Георгия Победоносца, который, как повествует местное предание, сам сражался в рядах христиан.
Накануне праздничного дня, в память этого святого, все деревни Алкойского округа посылают в город группы музыкантов, которые, собравшись в колонну, проходят по главным улицам, чтобы объявить о предстоящей церемонии. На следующий день снова появляются музыканты с барабанами, гобоями, трубами, мандолинами и гитарами; за ними едут участники представления — христиане и “мавры”. Праздник начинается шествием духовенства; оно отправляется на большую площадь, где устроен шатер. Духовенство входит в него и перед ним дефилируют христиане и “мавры”: одни пешком, а другие на лошадях, в полном военном убранстве. Пройдя весь город, оба войска разделяются на различные группы и исполняют национальные танцы на главной площади города.
На третий день праздника дается основное представление — бой между христианами и “мусульманами”. С утра оба войска собираются на площади: христиане с одной стороны, “мавры” — с другой. “Мусульмане” вскоре удаляются и направляются к одним из городских ворот, которые предполагают осаждать. Но вначале они посылают к предводителю христианских войск парламентера на великолепно украшенной лошади. Он скачет к шатру и, приветствуя по-восточному неприятельского начальника, отдает ему письмо. Тот разрывает письмо на куски и заявляет, что никогда не согласится сдаться врагам христиан. Парламентер удаляется и извещает мавров об отказе; за этим следует большое торжественное посольство, в котором принимают участие те воины, которые наряжены богаче других. Одного из послов вводят с завязанными глазами в христианскому военачальнику, и посланник убеждает его сдаться. Но христианский вождь с негодованием отказывается, после чего гонец удаляется в сопровождении своих “мавров”.
Каждое войско готовится к сражению. Но лишь только “мавры” выступают, их встречают ружейным залпом (несмотря на то, что действие происходит в 1257 г., когда еще не было изобретено огнестрельное оружие).
Огонь не пугает мусульман, и вначале они даже имеют некоторый перевес. Предводитель христиан ободряет свои войска, и они начинают атаку, подбадривая себя криками. Однако мавры держатся стойко; испанский военачальник обращает новое воззвание к собратьям по оружию, которые собираются вокруг него, гарцуя на своих конях.
Здесь надо открыть один секрет представления: лошади, на которых сидят воины, не живые, а сделаны из картона, вроде тех, что раньше продавались в магазинах игрушек. Но как же они двигаются и тем более как они “горячатся” под своими седоками? Секрет простой: “лошадь” сделана таким образом, что воины продевают ноги сквозь ее туловище и таким образом они стоят “в лошади” по пояс и двигают ею как угодно. А чтобы этого не было заметно, к обоим бокам лошади прикреплены муляжи ног всадника, и их искусно прикрывают одеждой сражающихся.
…Христианская кавалерия наконец трогается и наносит большой урон “маврам”. В конце концов победа остается за испанцами; начинаются веселые песни; “пленников” проводят по городским улицам при звуках гитары, а затем начинаются танцы25.
Откроем еще один секрет: актеры, изображающие “мавров”, тоже испанцы-христиане. Ведь вскоре после завершения Реконкисты (1492 г.) всем мусульманам (а также и иудаистам), жившим в Испании, было предписано либо принять католичество, либо покинуть страну. Многие из них вынуждены были бежать с Пиренейского полуострова, а те, кто все же принял христианство, стали называться марранами (евреи) и морисками (мавры). Но среди них было много таких, которые тайно продолжали исповедовать свою прежнюю религию.
Обращаемые насильно в христианство, мориски подняли восстание при Филип-
пе II, которое длилось три года (1568—1570); сто тысяч их было изгнано из Испан-
ии26. Мориски бежали, избегая менять веру; чтобы помешать этому, Филипп П приказал в 1582 году всех изловленных беглецов — мужчин в возрасте от 15 до 55 лет — отправлять на галеры; и хотя приказ этот не выполнялся со всей строгостью, все же наказание это постигло многих27. Мориски продолжали беречь свои книги, старательно укрывая их от глаз инквизиции; когда им приходилось навсегда покидать родину, они иногда замуровывали их в стенах или в полу оставленных домов: за истекший век случайно обнаружилось несколько таких замурованных библио-
тек28 .
В 1609—1610 гг., при испанском короле Филиппе III, последние 500 тысяч морисков были изгнаны за пределы страны, а их имущество было захвачено испанской знатью. Мориски спешно распродавали имущество и направлялись в указанные им порты, а именно: Аликанте, Дению, Валенсию и другие, откуда правительственные суда должны были бесплатно доставить их в “Берберию” (Северную Африку)29.
Подобно алкойским морискам, отправимся и мы обратно в Аликанте, размышляя о нелегкой судьбе переселенцев. Впрочем, кто без греха? Не будем бросать камни в испанцев-католиков, а лучше спросим: куда, например, подевались из Крыма жившие там татары? Что было, то было, и историю нельзя переписать заново…
Эльче
Под вечер паломники возвратились на свои ладьи, чтобы утром снова отправиться в очередное путешествие, благо, что автовокзал и железнодорожная станция находятся не так далеко от причала. Правда в Аликанте два железнодорожных вокзала: один на берегу моря и обслуживает прибрежные курорты — Бенидорм, Альтеа, Дениа, а другой — более респектабельный: отсюда поезда идут даже на Мадрид. С главного вокзала на пригородном поезде отправляемся в город Эльче, лежащий в 20 км к юго-западу от Аликанте. Чем же он привлекателен и бывал ли там кто-либо из “наших”? — вот два вопроса, на которые надо дать ответ.
В своих испанских записях от 1 октября 1846 г. Михаил Иванович Глинка сообщает о том, что на пути из города Мурсии в Мадрид “в тартане, запряженной огромной мулою”, он заехал “в Оrihuelа , потом в Еlche, окруженный пальмовыми рощами”30.
Пребывание русского композитора в Эльче было непродолжительным, и ему запомнилось только множество пальм, растущих в этом городе. Такое множество экзотических деревьев непривычно даже для Испании, где пальмы обычно украшают улицы, набережные. Откуда же здесь появились целые рощи? Ответ на это дает история города, насчитывающего на сегодня около 200 тысяч жителей.
Основанный во времена Римской империи, Эльче (римское Илличе) был завоеван вначале вестготами, а затем арабами. В годы правления Абдаррахмана III (X век) Эльче пережил небывалый расцвет: воздвигались здания и крепостные сооружения, была создана ирригационная система, в результате чего в Юго-Восточной Испании возник крупный оазис и на шестистах гектарах раскинулась пальмовая роща, самая большая в Европе. Здесь самый сухой в Испании климат, с небом, безоблачным большую часть года. Эльче — единственное место в Европе, где финиковые пальмы дают вызревающие плоды31. О времени появления пальмовых рощ в Эльче писал русский путешественник П. А.Чихачев, побывавший в Испании дважды, с перерывом в 30 лет. Второй визит русского ученого в Испанию состоялся в 1877 г.; вот что пишет он по поводу пальмовых плантаций: “Идриси, подробно описывая город Эльче, как всё, что имеет отношение к близкой ему Испании, ни слова не говорит о пальмовых рощах, а знаменитый арабский географ уж, конечно, не преминул бы упомянуть о них, особенно если бы эти рощи, как в наши дни, насчитывали до 60 тысяч деревьев. Следовательно, в ХII веке финиковых рощ там еще не существовало. Если эти деревья были действительно посажены арабами, то это было сделано ими только после утверждения своего владычества в Испании”32.
Сочетание арабо-мусульманской архитектуры, пальм и голубого средиземноморского неба чем-то напоминает обстановку, в которой зародилось христианство, и этим объясняется, почему Эльче порой называют “испанским Иерусалимом”. Русские путешественники не баловали этот городок своими посещениями. Еще один визит в Эльче нанес русский писатель Е. А. Салиас, побывавший в Испании в 1864 г. Ознакомившись заранее с описанием этого городка, Е. А. Салиас решил навестить Эльче, “известный своими пальмовыми рощами”.
Как и его предшественник — М. И. Глинка, Е. А. Салиас подъезжал к Эльче со стороны Мурсии, то есть с юга. Вот что открылось с холма взору русского путешественника: “Это была настоящая, неподдельная Африка, нечто вроде христианского Танжера, перенесенного на берег Испании, — писал Е. А. Салиас. — Ярко-белый городок, утопающий в темно-голубоватой зелени целого леса пальм, грациозно, недвижимо и как-то сонно клонящих свои ветви на белый камень оград домов и башен, Эльче казался оазисом в степи”33.
В те годы финиковые пальмы в Эльче составляли основной доход жителей города. Отсюда к празднику Вербного (Пальмового) воскресенья пальмовые ветви вывозились в Италию и во многие города Испании34. Интересные сведения приводит один из авторов-французов, посетивший Эльче примерно в те же годы, что и
Е. А. Салиас. Он также был наслышан о том, что пальмовые ветви расходились из Эльче по многим городам Испании и за ее пределы. “В числе испанских праздников, которые все более или менее оживлены и шумны, есть один совершенно спокойный, строго молчаливый: это Вербное воскресенье, — пишет французский
автор. — У врат церковных расположились торгующие прекрасными пальмовыми ветвями; некоторые из них длинные, гибкие, повисшие; другие напротив, короткие, кудрявые, закручивающиеся причудливыми арабесками; здесь вы видите, как они грациозно переплелись между собой, а там сквозят красивые узоры в их естественной простоте. Продажа их весьма значительна; поэтому весь день улица представляет странное зрелище движущегося леса, но леса фантастического. На другой день освященные пальмы ставятся на балконах, точно огромные гусиные перья”35.
Записки французского публициста, который был и художником, были напечатаны в России в 1876 г. Пытливый путешественник не ограничился общими рассуждениями о красоте пальмового оазиса на юге Европы; его интересовала и “проза жизни”, о которой предпочитают не вспоминать в праздничные дни. Итак, вернемся к нашим пальмовым ветвям. “Большинство набожных мадридских женщин, покупающие их (ветви.—Авт.), не имеют понятия об опасностях, которым подвергаются срывающие их бедняки, — продолжает французский автор. — Перенесемся в провинцию Аликанте. Под сводом прозрачного, как хрусталь, неба, раскинулась южная растительность …Исполинские пальмовые рощи манят прохожего под свою скудную тень. Подымите голову, всмотритесь внимательно в зеленые верхушки, колеблемые ветром. Вы увидите, как на высоте, причиняющей головокружение, — откуда ствол кажется лишь простым, жалким стеблем, — привязанные к дереву люди срезывают пальмовые ветви, которые расходятся по всей Испании. Привыкнув к опасности, они тянут песню, исполняя свою трудную работу. Каждый год случается, что или лопнет веревка, или вихрь сломает пальму, сучья которой обрубаются; несчастный расшибается вдребезги; его семейство облекается в траур, и никому не придет в голову, что в Вербное Воскресенье много найдется ветвей, обагренных кровью”36.
Сегодня, приближаясь к Эльче со стороны Аликанте, панораму города с его пальмовыми рощами, уже не увидеть, так как поезд ныряет в тоннель и останавливается у платформы, расположенной под землей. Видимо, городские власти не дерзнули нарушить райскую красоту пейзажа и упрятали лязгающую, свистящую “шайтан-арбу” в преисподнюю. Но, как и прежде, путники, добравшиеся до Эльче, следуют к старинному центру города.
Путь от железнодорожного вокзала лежит мимо городского парка, который, по существу, является пальмовой рощей. Тех, кто посетит его, ждет сюрприз: в одном из дальних уголков можно увидеть скульптуру, известную под названием “Дама из Эльче”. Это бюст, найденный в 1897 г. при раскопках близ Аликанте и датируемый приблизительно V—IV вв. до н. э. Тонкие и гордые черты знатной, судя по богатому убору, дамы, выдают влияние греческой скульптуры на искусство древних иберов. Подлинник статуи, разумеется, хранится в местном музее археологии, а в парке, под шелестящими пальмами, выставлена лишь копия.
Кто же был автором этого шедевра? Предоставим слово французскому археологу П. Пари, который в начале ХХ века так писал о “даме из Эльче”: “Нет, не греческий мастер воплотил в этой дивной фигуре Испанию иберов, финикийцев и фокейцев: это испанец — туземный скульптор со свободным духом, несмотря на уроки, которые он, несомненно, получил, которые он, может быть, искал в знаменитых мастерских Греции; это был мастер, рожденный в самом отечестве той пленительной женщины, которую обессмертил его гений… Испания имеет право отнести на свой счет всё, что есть в этом шедевре самого изысканного, самого сильного и самого смелого”37.
Продолжим наш путь к центру города, который расположен близ реки Виналапо. Вот что можно было видеть здесь сто с лишним лет назад: “Пред въездом в городок вдруг разверзается огромный и глубокий овраг, необделанный, обсыпающийся со всех сторон. Каков был он вероятно при готах, таков остался и теперь, — пишет
Е.А. Салиас, — Рука человека и искусство не коснулись его. Весною он, вероятно, превращается в ложе мутного и буйного потока, шумящего и клубящегося по камням к недалекому морю. Теперь среди этих навороченных камней робко и тихо струится маленький серебристый ручеек”38.
Сегодня здесь все по-иному. Берега речки взяты “в камень”, причем на двух уровнях: можно идти либо вдоль самого берега, либо любоваться дивной панорамой сверху, где проложена автомагистраль. Дно реки также вымощено на двух уровнях: в засушливые дни ручей бежит по узкому бетонному желобу, а по обе стороны от
него — сухое речное ложе с твердым покрытием, расписанным детскими рисунками. Такое впечатление, что это берлинская стена, опрокинутая на дно реки, — ведь она со стороны “свободного мира” тоже была разрисована. Говорят, что расписное дно речки в Эльче внесено в Книгу рекордов Гиннесса как самое длинное панно в мире: ведь берлинской стены, которая могла бы превзойти эту роспись, больше не существует. Но горе тому, кто беспечно желал бы вздремнуть на этом живописном ложе в пасмурный день. Потоки воды, несущиеся с гор, быстро заполняют русло речки, и мутный поток, сметая все на своем пути, захлестывает детские рисунки…
А поскольку действительно начинает накрапывать дождь, то, ради безопасности, воспользуемся мостом, чтобы со стороны полюбоваться на остатки старинной крепости, когдато охранявшей город от непрошенных гостей. Но сегодня берега, на которых стоит Эльче, соединяет несколько мостов, поэтому пойдем по самому древнему из них, через который в ХIХ веке следовали русские путешественники. “Мост, перекинутый через эту пропасть, как-то странно выстроен, — пишет Салиас. — В середине он расширяется и по бокам стоят статуи святых. Некоторые прохожие, выходившие из города и вступавшие, как и я, останавливались пред статуями, преклонялись и после одного (произнесения молитвы.—Авт.) Ave Maria или Pater Noster проходили далее, уступая место другим”39.
Сегодня эта традиция утрачена. Быстрый рост Эльче в последние десятилетия, его промышленное развитие и все возрастающий поток туристов во многом изменили лицо города. Однако в Эльче сохраняется еще одна древняя традиция, благодаря которой этот городок широко известен в христианском мире. Речь идет о так называемой эльчской мистерии, о которой вскользь упоминает Е. А. Салиас: “Ежегодно в день Успения Богородицы собираются сюда на праздник тысячи богомольцев. Несколько костюмированных юношей представляют в соборе одиннадцать апостолов, а один, с лучшим голосом, одет как Мадонна и поет гимн… А на другой день носят по улицам уже настоящую (статую.—Авт.) Мадонну”40.
Эта мистерия, единственная в своем роде на территории Европы, сохранилась в основном благодаря гражданам Эльче. На протяжении семи столетий, проявляя всеобщий энтузиазм, они сохраняют форму и дух эльчской мистерии, которая достоверно воссоздает мир средневековой религиозной драмы. В ХII—ХVI веках постановка в церкви драм на библейские темы (мистерий) получила широкое распространение во Франции, Англии и Испании. Эти постановки, в которых принимали участие сотни актеров, продолжались порой несколько дней подряд, и в ходе их использовались сложнейшие декорации и оборудование. Некоторые из сохранившихся текстов мистерий насчитывают более 30 тысяч стихов. Уже в ХII в. эти представления происходили на Пиренеях на испанском народном языке, а не на латыни. Они получили название ауто, то есть “действо”.
До нас дошло немного документов и текстов, относящихся к раннему периоду мистерий. Самым авторитетным документом, подтверждающим существование испанских церковных “действ”, является следующее предписание кастильского короля Альфонса X Мудрого (1221—1284): “Духовные лица не должны сочинять издевочных игрищ… а тем более представлений этих не следует давать в церквах, напротив того, их следует постыдно изгнать оттуда, не наказуя, впрочем, участвовавших в них: ибо Церковь была воздвигнута для молитвы, а не для шутовских представлений. Но есть представления, какие духовенство может давать — это представления рождения нашего Господа Иисуса Христа, где показывается, как ангел явился пастухам и возвестил о рождении Иисуса, как пришли три царя для поклонения Ему, и представление Его Воскресения, где изображается, как Он был распят и воскрес на третий день.
Подобные зрелища могут быть устраиваемы духовенством как научающие людей добру и напоминавшие им о том, что представляемые события действительно произошли. Все это должно быть совершаемо прилично, с должным благоговением, и притом только в больших городах, под надзором архиепископа, епископа или присланных ими лиц, а не в деревнях или простых селениях и во всяком случае не для того, чтобы этим зарабатывать деньги”41.
Эти средневековые инсценировки Библии явились предшественницами драматургии и музыки европейского Ренессанса. В эпоху Средневековья такие мистерии (действа) разыгрывались во многих соборах европейских городов; в Эльче, начиная с ХIV века ежегодно (14 и 15 августа) ставится по случаю праздника Успения Богородицы средневековая мистерия.
Но известно также, что с возникновением Реформации (ХVI в.) Римско-католическая церковь постепенно перестала практиковать мистерии, чтобы не дать протестантам повода для обвинения в устройстве “балаганов” в стенах церквей. Именно поэтому Тридентский собор (1545—1563) запретил драматические представления в церквах. Но этот запрет часто нарушался, поскольку мистериальные традиции успели уже укорениться в Испании и других католических странах Европы. Так, в 1597 г. духовник Филиппа III вынудил его издать декрет о закрытии театров. Но действовал этот запрет лишь несколько месяцев42.
О том, что мистериальные представления хотя и с меньшим размахом, но по-прежнему практиковались в Испании, свидетельствует очередной указ — от 17 июня 1765 г. — о запрещении “аутос сакраменталис”. “Карл III запретил представления “ауто”, но привычки народа, имевшие пятивековую давность, не могли быть мгновенно уничтожены королевским указом, — писал английский исследователь Джон Тикнор. — “Ауто” или похожие на них религиозные представления потом еще давались долго в отдаленных уголках Испании. В колониях же, некогда принадлежавших Испании, представления такого рода, если и не в прежней форме, никогда не прекращались”43.
Жители Каталонии издавна славились своей тягой к независимости от короны. Войдя в состав Испании, многие каталонские области стремились сохранить свои порядки и установления, свои “фуэро” — вольности, как издавна называют в Испании права и привилегии. Проявлялось это и в церковной сфере. Быть может, в этом и кроется причина того, что по специальному распоряжению папы Урбана VIII на эльчскую мистерию запрет не был распространен. Кроме того, Эльче находился весьма далеко от таких протестантских стран, как Германия и Швейцария, и “ревнители благочестия” с трудом могли бы отыскать этот городок, утопающий в пальмовых рощах.
Но это все было в прошлом, и спрашивается, как могла уцелеть эльчская мистерия в эпоху, когда бурный рост городов, развитие туризма и средств массовой информации исказили или совсем стерли с лица земли множество традиционных народных драм и обрядов во многих частях мира? Ведь в допетровскую эпоху и в России были такие мистерии, как “Хождение на осляти”, “Пещное действо” и ряд других. Но все это исчезло в потоке реформационных преобразований.
Одно из возможных объяснений этому, несомненно, следует искать в тех сложных связях, которые на протяжении веков объединяют жителей Эльче с “их” мистерией. Сегодня, как и в Средние века, вся городская община вносит свою лепту в ее успех. Актеры из года в год оттачивающие свое мастерство в ролях апостолов, ангелов или людей из толпы, — это рабочие, ремесленники и служащие, которые живут и работают в современном мире, но в то же самое время прекрасно сознают, что являются хранителями замечательной традиции.
Нашим паломникам, прибывшим в Эльче, не повезло: была середина июня, а эльчская мистерия разыгрывается в середине августа. И вряд ли мы смогли бы вернуться сюда к этому времени. Но все же было интересно посетить кафедральный собор, в стенах которого в течение нескольких столетий ставится это необычное действо.
Пройтись по старинным улочкам Эльче — одно удовольствие. Реконструкция старой части города проведена с большим тактом и сохранены фрагменты старинных укреплений. Где-то здесь пробирался к собору наш предшественник Е. А. Салиас, — “узкими улицами, заворачивающими то вправо, то влево, словно тропинки в лесу”. “В конце одной улицы я немало полюбовался полубашней, полуколоколь-
ней, — пишет он. — Круглая, высокая и массивная, она в основании своем — широкие и просторные ворота и всею массою своей стоит на смелой, легкой, выгнутой арке. Таким образом все здание башни держится на двух не очень толстых стенах и на арке. Если закрыть руками две стены или бока этих широких ворот, то остальное здание сажени в четыре словно висит в воздухе на сажень от земли”44.
Одна из улочек выводит к местному театру. Внутри можно увидеть старые афиши; одна из них — начала 1980-х гг. — сообщает, что в Эльче была поставлена пьеса “Дракон” Е. Шварца. Да… И сюда мы влезли со своими проблемами… Впрочем, в те годы, когда рухнул франкистский режим, пьеса была актуальной и в Испании, — ведь надо было освобождаться от тоталитарной идеологии.
Но продолжим путь к собору, колокольня которого уже показалась в конце одной из улочек. В дни празднеств они до предела заполнены жителями города и многочисленными паломниками, специально прибывающими в Эльче к началу торжеств. Ведь это последний церковный летний праздник — Успение Богородицы, часто называемый в Испании “Августовская Дева”.
Эльчская мистерия состоит из двух частей: “Веспра” и “Феста”, которые исполняются соответственно 14 и 15 августа. Первая часть начинается с появления Девы Марии в церкви и заканчивается Ее смертью (Успением), в окружении апостолов. С “небес” спускаются четыре ангела и затем вновь возносятся под купол, унося с собой образ Марии, символизирующий ее душу. 15 августа инсценируется торжественное погребение Девы Марии и возложение на Нее венца, которое происходит под аплодисменты и ликующие крики толпы; в этот момент играет орган, звонят колокола, вспыхивают огни фейерверка. Это венчание на царство, точнее, момент, когда сверху на главу Богородицы спускается корона, является завершением торжества, переходящего затем в народное гулянье.
Одна из особенностей мистерии состоит в том, что ее участники относятся к разным возрастным группам. В ней заняты прихожане всех возрастов, сплоченные общим энтузиазмом. Дети и подростки, например, исполняют, согласно средневековой традиции, женские роли. Традиция, согласно которой женская роль исполнялась мальчиком, была присуща не только религиозным средневековым пьесам; во времена Шекспира в Англии и в некоторых других странах женские роли обычно также исполняли мальчики.
В эльчской мистерии Деву Марию изображает 10 —12-летний подросток; он же декламирует и поет тексты, составленные специально для этого торжества. Глубокие корни связывают мистерию с жителями Эльче; каждый год в этом зрелищном представлении принимают участие сотни семей города. Поэтому лишь с улыбкой можно читать сегодня сообщение Е. А. Салиаса, записанное, по-видимому, со слов какого-то случайного попутчика по дилижансу. “Прежде не объявлялось, что юноша поет; народу говорили, что Сама Мадонна оживает и поет. Теперь же, в наше время неверия людского, по приказанию правительства говорят и делают все открыто и все знают, что поет не Мадонна, а переодетый юноша”45.
Однако предоставим слово уроженцу этих мест, знатоку церковных традиций. Каталонский писатель Эухенио д’Орс, впервые присутствовавший на эльчской мистерии в 1934 г. отмечает, что он никогда еще в жизни не испытывал подобного эмоционального накала. “Здесь ничто не отделяет сцену от публики, — писал он. — Ничто не отделяет драму от религиозной церемонии, небеса от земли, будничную историю от сверхъестественного свершения. Апсида становится нефом, алтарь — альковом. Храм и улица превращается в единое целое. Незатейливая песня перерастает в полифонию звуков, полифония — в оперную мелодию. Торжественная органная музыка сливается с речитативом. Исчезают различия между псалмом и песней, песней и молитвой, воплями и рыданиями. Люди аплодируют в церкви и молятся на ули-
це”46. По словам Эухенио д’Орса, “Эльчская мистерия вызывает у всех еще больший восторг и экстаз, чем даже процессии на Страстной неделе в Севилье”.
Сегодня в эльчском соборе прихожан не так много, как в дни праздника. Поэтому можно не спеша обойти его внутри и рассмотреть то, что ускользает от внимания при большом стечении народа. По всему периметру храма наверху устроены балкончики, ниши задрапированы. В дни мистерий они служат местом, откуда появляются актеры, изображающие евангельские персонажи. Внизу по бокам — несколько будочек-исповедален; на каждой табличка с именем духовника: падре Хуан, падре Родригес, падре Иван Сантос.
Однако продолжим осмотр собора. В его алтарной части на почетном месте — скульптура Божией Матери Асунсьон (Вознесения) — покровительницы Эльче. Скульптура облачена в роскошную мантию с вышитыми узорами. Глава Пресвятой Девы увенчана золотой короной с расходящимися от нее лучами звезд. Мадонна эта известна и очень почитаема во всей Испании. История появления этой скульптуры в местном соборе довольно необычна. Вот что поведал об этом любознательный
Е. А. Салиас. Как повествует местное предание, много лет тому назад к берегу около рыбацкой деревушки Гвардамар (существующей и сегодня) волнами прибило лодку. В этой лодке нашли статую Мадонны и на ней надпись “Soypara Elche”. Ее торжественно перевезли, с процессией, в Эльче и поставили в соборе. Но жителям Аликанте стало обидно, что не к ним в большой город прибыла Мадонна чудотворным образом. Они стали поговаривать, что эта статуя принадлежит им, что жители Эльче украли их Мадонну и что надписи на ней никакой не было. Споры и распри дошли до того, что каждый житель Эльче и Аликанте считали друг друга личными врагами. Наконец жители Эльче, убежденные, что Мадонна явилась для них, предложили, чтобы аликантийцы положились на суд Самой Мадонны. Те согласились.
В Мурсии была куплена пара молодых волов, которых привели в одно местечко между Аликанте и Эльче. Сюда принесли с процессией Мадонну, положили статую на телегу, богато убранную цветами, запрягли волов, завязали им глаза и начали кружить по полю… Покружив с час, пустили их одних, без погонщика. Толпы народа из обоих городов собрались на это испытание, окружив телегу и волов. В это время в соборах Эльче и Аликанте служили обедни, и каждый у себя молился о том, чтобы Мадонна избрала его город. Шесть часов кружили волы по окрестностям. Наконец они набрели на дорогу и тихо, не зацепив телегу ни за один камень, привезли Мадонну не только в Эльче, но к самому собору и остановились у его главных врат47.
С тех пор статуя Богородицы находится в соборе Эльче и является покровительницей города. И хотя жители Аликанте тоже почитают эту статую, но они уже больше не предъявляют прав на нее. Все это рассказал русскому писателю настоятель эльчского собора, прибавив при этом: “Из чего эта Мадонна, никто не знает. Это не дерево, не камень, не кожа… Думаем мы, что это настоящее тело, но, разумеется, не простое, человеческое… Видели раз даже во время сильной жары, что оно потело. Был, говорят, один человек (тому назад лет двести), который из любопытства отважился попробовать Мадонну ножом… Кровь полилась из нее, запятнала его, и всю жизнь свою не мог он отмыть пятен на своих злодейских руках”48.
Таково местное предание, записанное нашим неутомимым путешественником. Как и мы, он побывал в Эльче в будние дни и не смог присутствовать при совершении мистерии. Сегодня, в век “видео”, это дело поправимое. В здешнем церковном ларьке любой паломник может приобрести кассету с видеозаписью этого священного действа. В середине 1970-х гг. было решено полностью отснять на кинопленку эльчскую мистерию с тем, чтобы этот уникальный “спектакль” стал достоянием последующих поколений. Проект был осуществлен с помощью Международного фонда развития культуры ЮНЕСКО; съемки прошли в августе 1978 г. Съемочная группа блестяще справилась со всеми техническими трудностями, возникшими при записи мистерии. Чтобы обеспечить достоверность, был отменен пробный прогон перед съемками. Важно было также ни в чем не мешать ведущим актерам и участникам массовых сцен, число которых в общей сложности превышало 3000 человек.
Из полученной трехчасовой записи был смонтирован фильм на 110 минут, в котором впервые была полностью запечатлена средневековая библейская мистерия. Впервые этот фильм был показан в апреле 1979 г. в Вашингтоне, и впоследствии его приобрел ряд национальных телекомпаний. Поэтический текст, который участники мистерии декламируют на валенсийском диалекте каталонского языка, по-видимому, уходит своими корнями в творчество прованских трубадуров. И текст, и музыка были подвергнуты изменениям в 1492 г. и обрели свою теперешнюю форму в году. Время не ослабило силу их воздействия и даже помогло усилить влияние мистерии за пределами Испании.
Вполне возможно, что отдельные народные религиозные ритуалы в Латинской Америке и на Филиппинах ведут свое начало от средневековых испанских мистерий, среди которых эльчская занимает почетное место49.
Примечания
1 Альтамира-и-Кревеа Р. История Испании. Т. II. М. 1951. С. 120—121.
2 “Правда”, 1980, 13 марта, № 73.
3 Гарсия X. Испания ХХ века. М. 1967. С. 157—158.
4 Испания 1918—1972 гг. Исторический очерк. М. 1975. С. 79.
5 Мещеряков М. Т. Испания в огне. М. 1971. С. 126.
6 Скальковский К. А. Новые путевые впечатления. СПб. 1889. С. 262.
7 Россия и Испания. Т. I. М. 1991. С. 31.
8 Рот Рудольф. Достопамятное в Европе, то есть описание всего, что для любопытнаго смотрения света. СПб. 1761. С. 5—6.
9 Кулешова В. В. Испания и СССР: культурные связи 1917—1939 гг. М. 1975. С. 128.
10 Гарсия X. Испания XX века. М. 1967. С. 483.
11 Испания в борьбе против фашизма. Сборник статей. М. 1936. С. 140.
12 Мещеряков М.Т. Испания в огне. М. 1971. С. 152.
13 Гарсия X. Указ. соч. С. 277.
14 Пленн А. Ветер в оливковых рощах: Испания сегодня. М. 1947. С. 68—69.
15 Шепетис Л. Испания. Силуэты и краски. Вильнюс, 1975. С. 7.
16 Реклю Э. Народы и страны Западной Европы. Т. VIII. Испания и Португалия. М. 1916. С. 64.
17 Рот Рудольф. Указ. соч. С. 5.
18 Из истории освободительной борьбы испанского народа. М. 1959. С. 396.
19 Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. М. 1973.
С. 56.
20 Реклю Э. Указ. соч. С. 64.
21 Тикнор Джон. История испанской литературы. Т.1. М. 1883. С. 359.
22 Серов С. Я. Народы Пиренейского полуострова // Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Весенние праздники. М. 1977. С. 50.
23 Тикнор Джон. Указ. соч. Т. 1. С. 240, примеч. 29.
24 Там же, Т. II. М. 1883. С. 316—З17.
25 Водовозова Е. Н. Жизнь европейских народов. Т. I. Изд. 4-е. СПб. 1888. С. 457.
26 Крачковский И. Ю. Арабская культура в Испании. М. Л. 1937. С. 26.
27 Альтамира-и-Кревеа Р. Указ. соч. Т. II. С. 145.
28 Крачковский И. Ю. Указ. соч. С. 23.
29 Альтамира-и-Кревеа Р. Указ. соч. С. 149.
30 Записки Михаила Ивановича Глинки // Русская старина, 1870. Т. 2, ч. IV.
31 Испания и Португалия. М. 1947. С. 25.
32 Чихачев П. А. Испания. Алжир. Тунис. М. 1975. С. 54.
33 Салиас Е. А. Собрание сочинений. Т. 24. Las Espanas. Путевые очерки Испании (1864 г.) М. 1900. С. 501.
34 Реклю Э. Указ. соч. С. 61.
35 Имбер. Испания. Ее роскошь и нищета. СПб. 1876. С. 149.
36 Там же. С. 150.
37 Мишулин А. В. Античная Испания. М. 1952. С. 114.
38 Салиас Е. А. Указ. соч. С. 501.
39 Там же. С. 501.
40 Там же. С. 503.
41 Штейн А. Л. История испанской литературы. М. 1976. С. 92.
42 Смирнов А. А. Испанская сцена в ХVI—ХVII вв. В сборнике: “Европейский театр”, вып. 1.
Пг. 1923. С. 199.
43 Тикнор Джон. История испанской литературы. Т. II. М. 1883. С. 318.
44 Салиас Е. А. Указ. соч. С. 502.
45 Салиас Е. А. Указ. соч. С. 503.
46 “Курьер ЮНЕСКО”, июль 1979. С. 33.
47 Салиас Е. А. Указ. соч. С. 502—503.
48 Салиас Е. А. Указ. соч. С. 503.
49 “Курьер ЮНЕСКО”, июль 1979. С. 34.
В приморской Малаге
В Малагу мы прибыли в разгар дня, в отличие от наших предшественников — В. П. Боткина и Е. А. Салиаса, которые впервые увидели город, один — когда “солнце только что показалось из—за волн”, а другой — “при последних лучах заходящего солнца”. Начнем с рассвета: “Никогда не забуду я того радостного ощущения, когда, разбуженный стуком якорной цепи, вышел я на палубу, — вспоминал В. П. Боткин. — Белые дома Малаги были покрыты чудесным розовым отливом, при котором утренняя голубая синева неба казалась темно-яхонтовою; за этою ярко-розовою кучею строений лежали горы с самыми мягкими очертаниями, покрытые густою темно-зеленью… в первый раз еще природа Испании имела для меня кроткий, ласкающий характер”1.
А вот что довелось увидеть Е. А. Салиасу на исходе дня. “Подъехали ближе, — пишет русский путешественник. — Вид города стал оригинальнее, нечто вроде Югской или Тихоновой пустыни, т. е. огромный храм и около него два-три дома священников и диаконов, иначе говоря, огромный собор Малаги, стоящий недалеко от берега, закрывает собой большую часть города, поэтому он как-то одиноко и торчит на берегу. Его массы и две высокие колокольни прежде всего и сильнее всего бросаются в глаза”2.
Швартуемся у пристани, прилегающей к огромному порту Малаги, и с беспокойством ждем визита местных властей. У всех еще свежо в памяти “великое сидение” в Мотриле, да и в Торре дель Маре полиция не спускала глаз с наших паломников. Что же ожидать от Малаги? Ведь здесь и раньше с иностранцами не церемонились. Вот что пишет о своем прибытии в Малагу Е. А. Салиас: “Скоро мы были у берега в гавани…но не скоро были на самом берегу. Нас встретили словно неприятелей в военное время. Огромная лодка, наполненная солдатами, выехала навстречу; они произвели абордаж, т. е. вылезли на пароход, и через минуту, у всякой лесенки, у всякой дыры, у всякой кучки вещей, стояло по человеку, а офицер шептался глубокомысленно с капитаном. “San Rafael” в минуту превратился в понтон, а мы в военнопленных. После этого я, право, не удивился бы, если бы нас начали расстреливать. Оказалось, что команда была прислана из таможни, чтобы не пропустить контрабанды из Гибралтара”3.
К счастью, в Малагу мы прибыли с противоположной стороны: Гибралтар лежал на дальнейшем пути нашего следования. Поэтому формальности были сведены к минимуму, и вскоре мы ступили на землю, а точнее, на бетонный мол, ограждающий гавань от штормовых волн. Прямо перед нами возвышалась гора со сложной системой средневековых оборонительных сооружений. Слева — город и бухта, которая заканчивается у мыса, зеленеющего вдалеке. Справа — вереница небольших отелей, примыкающих к песчаному берегу. Эта полоса (не хочется употреблять слово “зона”) отдыха.
Кто же был тут до нас? Во-первых, финикийцы, основавшие в этой бухте свою факторию Малака. В более поздние времена здесь проходил путь испанского посольства, отправленного в 1403 г. из Севильи в пределы нынешнего СНГ— в Самарканд ко двору Тимура. В составе посольства находился Руи Гонсалес де Клавихо, который вел дневник; под 25 мая 1403 г. он сообщал: “Когда совсем рассвело, мы были у Малаги, бросили якорь в порту”4. В те годы нелегко было добраться до этого города, удаленного от других крупных центров страны. Поэтому неудивительно, что де Клавихо описывает этот город как заморскую диковину — ведь от Севильи до Малаги испанское посольство добиралось морем.
“Малага расположена на равнине, один конец которой упирается в море, — пишет испанский дипломат, — внутри города с одной стороны его возвышается замок с двойной оградой, а вне — стоит другой, более высокий, называемый Алькасаба, и от этого замка к другому идет двойное ограждение; а внизу, на другом конце города, рядом с морем и далее, находятся складские постройки и как раз около них начинается крепостная стена с башнями, идущая вдоль моря. Внутри городской стены множество прекрасных садов, а выше садов и города теснятся высокие горы, по склонам которых также есть дома, виноградники, сады; и между морем и городской стеной стоят несколько домов, где находится гостиный двор, а город очень населен”5.
Несколько слов об истории Малаги, — ведь ее крепостные стены помнят множество событий. Арабы овладели городом в начале VIII века, — вскоре после того, как высадились на Иберийском полуострове. Но поначалу христиане чувствовали себя относительно свободно в мусульманском окружении. Так, на церковном соборе, созванном в Кордове в 835 г., были епископы Севильи, Малаги и других городов6.
При арабах в Малаге имелись христианские храмы.
Одна мусульманская династии сменяла другую; в XI веке берберы контролировали южное побережье от Гвадалквивира до Гранады. Одной из влиятелъных д“инастий были Хаммудиты, возглавлявшие Малагский эмират7. Еще более сильной была династия Зиридов в Гранаде; в начале второй половины XI веке эта династия присоединила Малагу к своим владениям8.
В период мусульманского господства Малага дала миру несколько выдающихся ученых. Известен ботаник Абен-Альбайтар из Малаги (ум. в 1248 г.), знаменитый собиратель растений, автор книги “Сборник простых медикаментов”, в которой он сообщает о более чем 200 новых видах растений9. Абен-Альбайтар был и специалистом по минералам; в окрестностях Малаги при арабах разрабатывались рубиновые копи.
Своего рода энциклопедией можно считать сочинение, принадлежащее Йусуфу ибн-аш-Шайху из Малаги (1132—1207).Оно включало в себя самые различные темы, подобранные по алфавиту; этот труд использовался как учебник, знакомивший читателей с общекулътурными ценностями10. А нам в Малаге довелось увидеть памятник, воздвигнутый недавно в честь Абена Габироля — поэта и философа, жившего в этом городе в ХIII веке.
В период Реконкисты испанские войска отбили Малагу у мусульман. “Из всех городов арабской Андалузии ни один не оказал испанцам такого геройского сопротивления, ни один не отстаивал с таким мужеством своей независимости и веры, как Малага, — пишет В. П. Боткин. — Трехмесячная осада Малаги Фердинандом и Изабеллой в 1487 году составляет одну из самых поразительных драм гранадской войны. С каким отчаянием держались мавры за свою прекрасную Андалузию, с каким страшным упорством отстаивали они каждый шаг ее! Словно предчувствуя свою горькую судьбу, они давно уже оплакивали свое отечество”11.
Интересно, что в августе 1487 г. Христофор Колумб отправился в только что взятую у мавров Малагу, где находились тогда король и королева; он надеялся на помощь в подготовке экспедиции. Однако успеха он здесь не добился. Пока шла война с Гранадой, нельзя было рассчитывать на то, что корона всерьез заинтересуется проектом и возьмет на себя его осуществление12. Так что судьба экспедиции в Новый Свет была тесно связана с Реконкистой, которая шла под знаком борьбы за возвращение испанских земель. Избирая своим знаменем хоругвь со вложенными в нее мощами мучеников, воины провозгласили своим боевым кличем: “Santiago y cierra Espana”(Святой Иаков и неприступная Испания). И вот через 500 лет после начала экспедиции в Новый Свет в гавани Малаги появились “колумбы российские”…
Сойдя на берег, паломники устремились в центр города, к кафедральному собору. Мы шли тем путем, по которому следовали наши предшественники-россияне. Что-то изменилось здесь за последние сто с лишним лет, а что-то осталось неизменным. Вот что писал о Малаге в 1888 г. наш путешественник К. А. Скальковский: “С моря Малага, красиво расположенная между группой фабрик и старинной крепостью на горе, не кажется большим городом, только собор, одна башня которого не выстроена, поражает своей массивностью; гавань тоже не окончена, и надобно удвоить молы, чтобы сделать ее закрытой”13.
Можем засвидетельствовать: гавань Малаги уже “окончена”, молы “удвоены”, а колокольня собора по-прежнему возвышается в одиночестве, словно поджидая, когда ей подберут наконец пару. Впрочем, за эти годы собор претерпел столько невзгод, что должен благодарить небо за то, что уцелел. Но об этом позже.
Итак, высадившись на молу, “российские колумбы” неторопливо шествуют по набережной. На пути нас встречает бронзовая фигура рыбака с плоскими корзинами в руках для улова рыбы. Правда? “живьем” рыбаков увидеть из порта трудно: рыбные причалы находятся нынче за пределами главного порта. А еще в начале XX века здесь была живописная картина; в записках Т. Л. Щепкиной-Куперник, побывавшей в Малаге в те годы, читаем: “Тут и каталонцы в цветных платках, и черные негры, и арабы в белых бурнусах, и рыбаки с сетями, и англичане-туристы, и цыгане — смесь племен, наречий, состояний; стройные мачты судов, белые паруса, груды апельсин, пылающих на солнце червонным золотом”14.
Сегодня приходится довольствоваться лишь кусочком этой ушедшей эпохи, за-
стывшим в металле; отсюда же можно окинуть взглядом порт Малаги, где стоят грузовые и пассажирские суда. Из Малаги уходят огромные паромы к берегам Северной Африки, в порты Западной Европы. Так было и прежде; еще первые русские послы сообщали в Москву о том, что в Испании “три славные порты и городы: Малега, Кадице и Севилна”.
“Здешняя гавань уступает только барселонской в количестве приходящих кораблей, и из всех испанских городов Малага после Барселоны самый значительный торговый город, хотя и торгует только одними произведениями своей роскошной почвы, — пишет В. П. Боткин. — Все окрестные горы покрыты виноградниками, которые производят более пятнадцати сортов вин, и то, что выдают в Европе за мадеру, херес, белый портвейн, суть большею частию произведения малагской почвы; кроме того, много выделывается здесь оливкового масла, не говоря уже о сушеном винограде (изюме), апельсинах и лимонах. Гавань постоянно наполнена английскими, французскими и американскими судами”15.
Эти строки относятся к 1845 году, но не всегда английские и французские суда мирно стояли в местной гавани. Так, в 1693 г. Малага подверглась бомбардировке французской корабельной артиллерии16; а в 1776 г., как сообщал российский посланник, “одно английское судно, пришедшее в Малагу с балластом, остановлено было при входе пролива одним капером, с которого, взяв трех матрозов, отпустил судно”17. Но сегодня все эти столкновения стали достоянием истории, и мы безбоязненно продолжаем свой путь к главной набережной.
Гордость Малаги — Аламеда — широкий бульвар, составляющий лучшую часть города. Путеводители, описывающие достопримечательности Малаги, обязательно упоминают о фонтанах, устроенных на набережной. Пишет об этом и К. А. Скальковский: “Аламеда украшается двумя большими фонтанами, из которых один мраморный”18. Полюбовались на мраморный фонтан и мы — сегодня он по-прежнему выбрасывает потоки воды, освежая путников, изнывающих от жары. Правда, к фонтану надо подходить осторожно, чтобы не попасть под машину: ревущий поток автомобилей заглушает шум водных струй.
Граф Е. А. Салиас, лицезревший это диво в 1864 г., уделил описанию фонтана много места в своих воспоминаниях. “Фонтан, слова нет, очень красив и изящен, — пишет русский автор. — Среди бассейна (около 7 аршин в диаметре) поднимаются грациозные сирены, уродливые сатиры и амуры; вода льется отовсюду: и изо ртов сатиров, и из груди нимф, и из амуров… Работа, действительно, очень тонкая, и весь фонтан, несмотря на густое сцепление фигур, торсов, рук и ног, вовсе не тяжел и очень грациозен. Малагенцы любят этот фонтан и хвастаются им, как мы кремлев-
ским колоколом”19.
Пытливый исследователь собрал различные сведения об этом фонтане — как исторические, так и из области местных преданий, а по-нашему — морских баек. Вот одна из басен об этом фонтане, который и сегодня носит название “Фуэнте дженовеза” (генуэзский фонтан). “Говорят, что генуэзцы послали его морем, в подарок
Карлу V, что корсары напали на корабль и отняли его, а что испанец Мендоса отнял его опять, разбив корсаров в морском сражении, и привез фонтан в Малагу, — сообщает Салиас. — Другие говорят, что Хуан Австрийский (брат Филиппа II) овладел им после сражения при Лепанто и что ему лично помогал в этом деле один офицер, по имени Сервантес”20.
Как же комментирует Е. А. Салиас эти “фантазии на тему”? Он отделяет правду от вымысла, что видно из его дальнейших рассуждений. “Что Хуан Австрийский выиграл сражение при Лепанто, мы поверим; что молодой офицер, бывший с ним, написал потом “Дон-Кихота” — это тоже неопровержимо; но, насколько известно, Сервантес, описавший подробно сражение и потерю руки, ни слова не говорит о фонтане с нимфами и амурами, — продолжает русский автор. – Из истории мы знаем, что Селим II потерял 160 галер и 32 тысячи человек, но что при этом он потерял и мраморный фонтан, летопись, по неразумию своему, не упоминает ни слова”21.
И, завершая свое повествование, Е. А. Салиас подводит итоги, быть может, не совсем приятные для патриотических чувств жителей Малаги, но соответствующие исторической реальности. “Нет ничего общего между Малагой и Сервантесом, и вот хватаются за Фонтан (просто подаренный городу Людовиком ХIV, после воины за испанское наследство), сочиняется басня, является Хуан Австрийский, является Лепанто, и все это за тем, чтобы имя Сервантеса, бывшего при этом сражении, связать с фонтаном, а отсюда и с Малагой”22.
Но сегодня “малагенцам” не обязательно “хвататься” за Сервантеса; ведь в конце ХIХ века в Малаге родился не менее знаменитый Пабло Пикассо — это является неопровержимым фактом, и не надо на этот счет ничего домысливать.
Свернув на Аламеду, продолжим наш путь к кафедральному собору. Вот какой был этот бульвар в середине XIX века: “Огромная площадь, где сделана аламеда, вся обстроена превосходными домами, в которых живет купеческая аристократия Малаги, — пишет В.П. Боткин. — Малага как город вовсе не красива; но она лежит очень живописно; у ней прекрасный порт и самая изящная аламеда (городское гуляние).
Это длинный, сажень в пять шириною, бульвар, обсаженный густыми южноамериканскими растениями, между которыми расставлены мраморные бюсты римского времени, вырытые в окрестностях Малаги”23.
Сегодня античные бюсты на Аламеде уже не увидеть: найденные во время раскопок в 1821 г., они хранятся ныне в археологическом музее Алькасабы, где нам еще предстоит побывать. Умалчивает об античных статуях и дотошный Е. А. Салиас; его описание Аламеды кратко, но своеобразно. “После обеда я отправился пешком сначала на аламеду, или бульвар, — пишет он. – Москвичи имеют право назвать Петровский бульвар Alameda de Pedro или Пресненские пруды Alameda de los Presnicos. Гуляющих на аламеде было немного; болъшинство (малочисленное) сидело на скамейках и болтало” 24.
За двадцать лет, прошедших после визита в Малагу В. П. Боткина, здесь многое изменилось, и Салиасу не довелось увидеть того, что запечатлел на своих страницах его (и наш) предшественник. “Только улицы, прилегающие в гавани, выстроены в европейском стиле, — писал В.П. Боткин, — здесь теперь тысяч шестьдесят жителей, и народонаселение постоянно возрастает. Большая часть города сохранила еще свой мавританский характер, и в его вьющихся, темных улицах легко заблудиться”25. Быть может, в 1864 г. эту картину довелось видеть и Е. А. Салиасу. А вот Скальковскому, побывавшему в Малаге в 1888 г., представилась иная панорама. Что же пишет он об этом спустя 40 с лишним лет после Боткина? С грустью читаем о том, что неповторимый восточный колорит города к тому времени был уже утрачен: “Муниципалитет воспользовался бывшим землетрясением, чтобы сломать разную дрянь
(! — Авт.) и провести новые более широкие улицы; настоящие уже стали тесны для слишком стотысячного населения города”26.
Дойдя до Морской площади (Пласа де ла Марина), сворачиваем на Мельничную улицу (Молина), и перед нами открывается громада кафедрального собора. Ему тесно вокруг прилегающих к нему домов, и осталось немного мест, откуда можно охватить здание храма во всем его великолепии. Правда. Е. А. Салиас несколько сдержанно отзывался об архитектурных достоинствах собора. “Он велик, даже очень велик, но еще молоденький и только лет через четыреста удостоится имени исторического памятника, — писал русский путешественник. — Стиль почти Возрождения, но немного тяжеловат. Общий вид немного крепостной, особенно с той стороны, где торчат две колокольни, или, лучше сказать, две башни, или два бастиона, в двадцать с лишком сажень вышины”27.
Лучше всего собор виден с двух небольших площадей, примыкающих к нему — одна из них носит название Епископская, другая — Св. Августина. Здесь и вход в собор, куда мы проследуем вместе с нашим гидом: “Внутри все недурно и богато, — продолжает Салиас. — Показали нам резной из ореха хор, говоря, что это восьмое чудо света, затем показали Мадонну (кисти) Мурильо. Эта Мадонна хороша, но, однако, не Мурильо, а Алонсо Кано, его современника и невольного подражателя”28.
Кафедральный собор Малаги связывают с Россией не только описания русских путешественников, бывавших в его стенах. Любопытные сведения на этот счет содержатся в донесении Степана Степановича Зиновьева, который с 1772-го по
1792 г. находился в Испании в должности полномочного посланника. 12/23 октября 1776 г. он сообщал в Россию: “Один здешний каноник перевел на гишпанский язык сочинение Ея императорского Величества (Екатерины II. — Авт.) “Наказ, данной депутатам для сочинения законов”. Оной перевод моим попечением, хотя и с некоторым трудом, Кастилским советом и Инквизициею опробован, и книгу из печати публика ожидает с великим желанием. Теперь оной каноник просит у меня дозволения дедиктоватъ (посвятить. — Авт.) перевод свой е. и. высочеству, и я взял на себя смелость оное ему дозволить, щитая, что сие не может быть противно е. и. высочеству. При том же могу Вашему сиятельству засвидетельствовать, что сей переводчик не из тех людей, которые подобные подвиги делают по видам себе прибыт-
ка”29.
Вообще духовенство кафедрального собора Малаги отличалось своей ученостью. Так, в числе придворных хроникеров императора Карла V (1516—1555) (он же испанский король Карл I) был Лоренцо де Падиллья, малагский архидиакон30.
Ныне кафедральный собор Малаги находится в состоянии какого-то оцепенения. По-прежнему не достроена его вторая колокольня-башня; чувствуется, что здание храма прошло через серьезные испытания. Предчувствие не обмануло нас, и уже после возвращения в Россию, прошедшую за 70 лет через целый шквал социальных потрясений, догадка получила подтверждение. В 1931 году в Малаге побывал Илья Эренбург, который стал свидетелем того, к чему привела власть толпы, опьяненной республиканскими свободами. “В Малаге было 37 церквей и монастырей, — писал И. Эренбург. — 36 сожжены весной этого (1931. — Авт.) года. Остался один собор, большой, светлый. В этом соборе я видал настоящих изуверок…Это не старухи, не грешницы в рубищах, не изможденные постницы. Это обыкновенные “сеньориты”, с густо накрашенными лицами, в модных платьях и в изысканных туфельках… Они молятся теперь с особым усердием, никогда они еще так не молились: ведь безбожники сожгли в Малаге 36 церквей!… Входя в собор, они падают на колени. Они смотрят в высь часами, не двигаясь с места. Они простирают руки, может быть, дожидаясь стигматов”31.
Так писал молодой еще, но знаменитый публицист, не подозревая о том, что через несколько лет он будет вздрагивать от каждого ночного шороха, ожидая визита отечественных “безбожников”, которые отвезут его к своим коллегам-“изуверам”. Ведь не пройдет и нескольких месяцев, как в Москве будет взорван храм Христа Спасителя, и столица утратит свой уникальный облик. Но все это предстояло пережить и осознать, а пока посланец Страны Советов торопливо фиксирует по “горячим” следам приметы “обновляющегося” мира.
“Огонь выгнал богомолок из других церквей. Они собрались в это последнее логово, — пишет прозаик, попыхивая своей знаменитой трубкой. — Их охраняют гвардейцы с ружьями. Они тащат сюда падающие (в цене. — Авт.) песеты и свой страх перед готовым адом. Это внучки Филиппа II, и веселая Малага, белая над синим морем, Малага сладкого вина и ленивых парусников, для них темна и жестока, как двор Эскуриала. От собора всего несколько шагов до домишек тех бедняков, которые сожгли 36 церквей… Это один мир и один день. Он еще длится”32.
Всеобщее отрезвление придет позже. Но и в то время находились мудрые жители, чьи головы не были затуманены ни “малагой”, ни идеологической сивухой. Один кабальеро жаловался в те дни прогрессивному писателю на бесчинства погромщиков: “Они сожгли все церкви, это катастрофа для Малаги! В Гренаде — Альгамбра, в Севилье — Альказар, а в Малаге только и были что климат, да церкви. …У нас процессии в Страстную Неделю ничуть не хуже, чем в Севилье. …Необходимо разъяснять иностранцам, что в Малаге народ спокойный, богомольный”33, — так передает И. Эренбург свою беседу с жителем малаги, добавляя с иронией: “Этот монолог произносится возле развалин епископского дворца: “богомольный народ” поработал неплохо”34.
Самое время спросить: где “три источника, три составные части” вандализма? Конечно, как говорит персонаж в одной английской пьесе: “Легко быть хорошим на 200 фунтов в неделю, но вы попробуйте быть хорошим на 2 фунта в неделю!” К чему это приводило, рассмотрим на “конкретном историческом материале”. По словам
В. П. Боткина (1845 г.), “множество иностранных купцов, привлеченных выгодными оборотами, беспрестанно селятся в Малаге, и город постоянно оживлен. Жители здесь и в одежде, и в нравах не отличаются от других андалузцев, хотя сильная контрабандная промышленность и легкость добывать деньги и придали нравам их какой—то особенный удалой колорит, тем более что от ремесла контрабанды здесь самый близкий переход к ремеслу caballista (разбойника верхом). Легкость добывать деньги привлекает сюда, как всегда бывает при больших торговых портах, множество всяких бродяг, и окрестности Малаги пользуются очень дурной славой, так что в моих частых прогулках в горах мне советовали носить при себе оружие”35.
Сегодня без опасения можно пройтись по берегу моря, там, где нежатся под солнцем тысячи отдыхающих. В прибрежных ресторанчиках работы невпроворот, и для многих жителей города это основной источник заработка. Пригородные курорты также переполнены иностранными туристами. Но так было не всегда, и ко второй половине XIX в. сформировался особый тип малагского безработного — шаррана. Как знать, не потомки ли этих шарранов (в советском варианте — “шариковых”) громили в 1931 г. церкви Малаги? Описание люмпенов этого типа, приведенное в книге Е. Н. Водовозовой, настолько интересно и поучительно, что, не рискуя утомить читателя, приведем его полностью.
“Прогуливаясь по набережной Малаги, часто можно видеть кучку людей, сидящих в тени барки, вытащенной на берег, и играющих в карты, — сообщала русская писательница в 1881 г. — Это так называемые шарраны. Они родились в Малаге и умрут в ней, если не окончат жизнь в тюрьме. Люди эти имеют, по-видимому, определенное ремесло — продают по улицам местные сардинки или предлагают свои услуги хозяйкам отнести покупки в дом; но на самом деле они ничего не делают, как у нас говорится, живут художеством и греются на солнце, лежа на берегу. Шарран — это юноша от 14 до 20 лет; ему нечего учиться ловкости и находчивости у самых искусных мошенников Лондона. Расскажем один из тысячи случаев, который их обрисует лучше всего.
Однажды компания шарранов проведала, что у погонщика мулов, пришедшего с гор, были кое-какие деньги. Они узнали это следующим образом: погонщик мулов встретил знакомого крестьянина, который убеждал его пойти с ним в церковь; недоверчивый горец отвечал, что у него есть с собою золото и что он боится мошенников. “Так положи его в рот и тогда ты будешь совершенно безопасен”, — сказал ему приятель. При этом разговоре шарраны сидели неподалеку и всё слышали. Погонщик послушался приятеля и отправился с ним в церковь. Шарраны как ни в чем не бывало последовали за ними. Двое из них положили в свои платки по нескольку мелких монет и стали собирать подаяние на молебен в честь Пресвятой Богородицы. Они подошли и к погонщику, стали около него на колени и забормотали молитвы, не выпуская его из виду. По окончании обедни один из них нарочно уронил из платка монеты, и они покатились по полу. “Кабаллерос, — закричал тогда один из них, — не трогайтесь с места, эти деньги принадлежат Пресвятой Богородице”. “Но где же золото?” — вдруг, как бы в ужасе, вскричал один из них. Все наклонились и стали искать его. Вдруг один из толпы (это был их третий товарищ) закричал, показывая пальцем на бедного погонщика: “Смотрите-ка, вот этот плут поднял золотую монету и спрятал ее во рту”. Тот, смущенный, вынул монету изо рта, а мошенники, с искусно разыгранным негодованием, вырвали ее у него и бросили в платок своего товарища. Раздраженная толпа осыпала бранью мнимого вора, и когда наконец несчастный мог открыть рот, чтобы оправдаться, шарраны уже исчезли.
Набережная и некоторые площади в Малаге — места их подвигов; там они берут свою дань со всех выгружаемых товаров; то треска ловко исчезла под их рубашкой, то огромная луковица, дыня; они также очень ловко вонзают свою наваху (нож) в тюк и незаметно умеют подбирать высыпающийся оттуда рис”36.
Впрочем Малага всегда отличалась подчеркнутой независимостью от “центра”, быть может, под влиянием местных “челкашей”. Так, в августе 1923 г. батальон пехоты, расквартированный в Малаге, отказался отправиться в Марокко для усмирения местных “шарранов”. А во время гражданской войны здесь царила республиканская вольница, и лишь 8 февраля 1937 г. регулярные итальянские войска захватили Малагу.
С окончанием гражданской войны 1936—1939 гг. по приказу Франко в Испании началось строительство 700 новых церквей37. Восстанавливались разрушенные за годы войны церкви и монастыри, в том числе и в Малаге. Но местное духовенство сдержанно относилось к новым благодетелям, и во франкистской Испании епископ Малаги не входил в “Хунту преподобных метрополитанос” (существовала в Испании с 1923 г.), представлявшую высших иерархов Испанской церкви. Как же объясняло духовенство Малаги те социальные потрясения, которые довелось испытать в эти годы и прихожанам и пастырям? Весьма влиятельный в свое время епископ Малаги Анхель Эррера в выступлении перед членами организации “Католическое действие” в 1949 г., имея в виду гражданскую войну, говорил о “заслуженной коллективной каре”, обрушившейся на испанский народ из-за того, что он не следовал советам папы римского в области социальной политики. Поэтому “и произошло то, что неминуемо должно было произойти”, — трагическая драма, вызванная тем, что “Бог жестоко наказал Испанию, ибо горячо ее любил”38.
Именно епископ Малаги Анхель Эррера в конце 1952 г. выступил в защиту необходимости свободы ассоциаций и создания в Испании католических проф-
союзов39. Перед лицом социальной несправедливости в южных районах страны епископ Малаги выдвинул вопрос о назревшей реформе. “Со времени прибытия в Малагу я стал заниматься этой тяжелейшей проблемой”, — рассказывал епископ Анхель Эррера, имея в виду сезонную безработицу сборщиков урожая “брасерос”. “Созвав группу собственников, я дал им духовные упражнения, специально предназначенные к воспитанию их социального сознания; в течение двух лет мы много раз собирались; они признавали правду о существующей несправедливости и собирались ее исправить”40. Таковы были первые шаги архипастыря Малаги на поприще социального служения.
Это, однако, не мешало ему заниматься и активной катехизаторской деятельностью; в 1961 г. по благословению Анхеля Эрреры в Малаге были проведены ХХV Христианские чтения. А в декабре 1960 г. епископ Анхель Эррера в своем комментарии к энциклике папы Иоанна ХХIII “Пацем ин террис” (“Мир на земле”) заявил: “В истории есть эпохи, которые требуют быстрой эволюции, осуществляемой властями… и правитель, который забывает свой долг вовремя осуществить “мудрую революцию”, не сможет снять с себя вину, если народ, следуя своему естественному инстинкту, броситься в объятия кровавой революции”41. Став впоследствии архиепископом, Анхель Эррера по-прежнему участвовал в мощном движении христианской демократии в стране, возглавляя организацию “Католическое действие” (“Аксьон католик”)42. Своими речами и проповедями Анхелъ Эррера зажигал сердца людей — вот почему после смерти Франко никому в голову не пришло поджигать храмы…
Выйдя из кафедрального собора, проследуем по Цистерцианской улочке мимо монастыря цистерцианцев. Вскоре перед нами покажутся крепостные сооружения Алькасабы. “Старые, мавританские башни и ворота с своей аркой-подковой беспрестанно напоминают о времени владычества мавров, при которых Малага была значительным торговым и промышленным городом, — пишет В. П. Боткин. — Алказаба, самая старая часть города, где живет теперь бедное простонародье, сохранила всю свою мавританскую стену. Это был некогда укрепленный замок гранадских владетелей. Красивые арабские ворота ведут в Алказаба, а внутри построены бедные хижины, и между развалившимися зубцами стен растут дикие фиговые деревья и фантастические кусты кактусов. От старой мавританской крепости на горе, господствовавшей над городом, остались одни только полуразвалившиеся сте
ны”43. Сегодня стены восстановлены, а внутри бывшей крепости устроен музей ис-ламского искусства. Здесь есть и античные скульптуры, — ведь средиземноморское побережье хранит еще немало древностей: чисто финикийским памятником была обнаруженная в середине XX века прекрасная гробница в Кадисе, а также подземные захоронения в Кадисе и погребение в Малаге44.
Малага была важным звеном в системе береговой обороны Испании, — как в период исламского господства, так и в последующие века. И крепости, украшающие ныне Малагу, являлись характерной приметой города. “Малага — знатной гишпанской город в королевстве Гранадском у Средиземного моря. Хотя не велик, только весьма укреплен; с изрядною гаванью, — сообщалось в русской печати ХVIII ве-
ка. — Подле гавани великая гора, на которой две крепости. Верхняя называется Джибаль-фарро, а нижняя — Алькаццава. В ней великой Арсенал или цейггаус”45.
Старинные крепости, занимавшие выгодное стратегическое положение, порой используются военными и до сего дня. Так было в прошлом, с этим нам часто приходилось сталкиваться и сегодня. Но для посетителей здесь нет препятствий: указатели четко обозначают “запретку”. Раньше в Малаге с этим было сложнее, и с такой проблемой пришлось столкнуться Е. А. Салиасу. Желая посмотреть на бывший арабский крытый базар Атаразан, он нанял извозчика и поехал знакомиться с местной достопримечательностью. И вот он, со своим спутником, у цели.
“Приехали. Гвардейские казармы; у ворот солдаты, шпоры звенят, сабли стучат, кивера блестят, лица тоскливые, сонные; одни позевывают, другие дремлют. Невесело в эту жару, в полной форме, день деньской на прохожих глядеть. Во дворе лошадей проваживают и чистят (повествует Е. А. Салиас. — Авт.).
— Что это такое?
— Атаразанас! отвечают.
— Да где же тут арабские арки, арабские надписи Аллаху, пестрые арабески и т. д. Мы не за солдатами приехали. Мы на них, слава Богу, вдоволь нагляделись еще прежде Испании и Малаги.
— Все это внутри.
Пошли мы, и, действительно, в углу двора нам указали на одну арабскую арку, белую, слинялую, обитую временем и мальчишками, кой-где только следы букв. Говорят, что это две надписи, которые гласят: “Един Бог велик! Един Бог богат!”46
Разочарование, постигшее русских путешественников, отразилось и на их дальнейших изысканиях. И если нам в Алькасабе открылся таинственный мир арабского средневековья, то у наших предшественников, разморенных жарой, иссяк запас энтузиазма. Итак, они у ворот Алькасабы. “Приехали к берегу моря; налево высокий холм, на холму развалины крепости. Солнце печет, а туда надо лезть пешком.., (продолжает Е. А. Салиас. — Авт.).
— А что там в середине?
— Да то же, что и в Атаразанас,— улыбаясь, — отвечает кучер. — Впрочем, инглесы (англичане. — Авт.) хвалят…
Мы подумали и вернулись домой.
— Завтра рано утром отправлюсь, — утешал я свою туристскую совесть… но, увы! так в Алькасабе и не был. Не думаю, чтобы много от этого потерял”47. Впрочем, так думали и те наши пилигримы, которые не захотели подниматься на крепостные стены.
А вид сверху открывается чудесный. Неутомимый В. П. Боткин (а за ним и мы) не поленился взобраться на самый верх крепости. “Сверху ее — обширный вид на море, голубое и сверкающее, усеянное множеством парусов, которых белизна ярко отделяется от яхонтового цвета неба и моря, — пишет он. — Но горы, обставившие это великолепное море, поражают своею величавою обнаженностью: по берегу — ни дерев, ни жилищ, ни зелени; далеко тянутся одни только голые горы, крутые, суровые скалы, на которых лежит африканский пустынный и знойный колорит. Таков вид этой земли, знаменитой своим вином и мягкою теплотою своей атмосферы, — и такова прозрачность здешнего воздуха, что со старой мавританской крепости, особенно когда вечернее солнце освещает южный горизонт, ясно виднеются красноватые скалы горы Гибль-аль-Кибир в Африке, хотя по прямой линии до нее отсюда более 100 верст”48.
И еще одна местная достопримечательность открывается с крепостных стен. Сверху хорошо виден древний римский амфитеатр, — если смотреть в сторону кафедрального собора. А если обернуться в сторону Аламеды, то в ее конце, недалеко от фонтана, видно здание “Пласа де торос” или арена для боя (точнее, убоя) быков. Прямо под ногами расстилается круглая арена; сверху хорошо видны маленькие фигурки двух мальчишек, которые отрабатывают приемы тореадоров. Зрителей нет, но в их воображении арена цирка заполнена доотказа, и все восхишаются их ловкостью. Быть может, их мечтам и суждено сбыться, и они смогут вкусить плоды быстротечной славы…
Здание “быкобойни” в Малаге построено в 1874 г. Значит, французский писатель Теофиль Готье, специально приехавший в Малагу из Гранады смотреть бой быков, посещал еще старое здание; ведь его поездка по Испании состоялась до 1841 г., вскоре после чего в русской печати были опубликованы отрывки из его путевых очерков. “Величина малагского цирка истинно равняется древним: в его окружности может поместиться от 12 до 15 тысяч зрителей, — писал Готье, — кровля галерей вровень с пятиэтажными домами. По этому цирку можно себе вообразить, что такое были римские арены и те ужасные игры, где люди сражались с дикими зверями в присутствии целого народа”49.
Нынешнее здание цирка вмешает 14 тысяч зрителей, таким образом прежнее здание было примерно той же величины. Но совершенно точно можно утверждать, что в стенах современного здания следил за корридой Эрнест Хемингуэй. Писатель, в конце 50-х гг. приехавший в Испанию после долгого перерыва, был в Малаге и внимательно наблюдал за выступлениями популярных мастеров тавромахии, как издревле именуются жестокие игры с быком50.
Спустившись вниз с крепостных стен, мы подошли ближе к зданию цирка. Красочные афиши извещали, что на днях состоится коррида, в которой примут участие знаменитые тореадоры. Но мы — паломники, скитающиеся по Средиземноморью для поклонения христианским святыням, и нам негоже предаваться мирским развлечениям, тем более, сопряженным с жестокостью и кровопролитием. Это относится и к местному духовенству: католическим прелатам посещение боя быков законами Церкви запрещено. Но на каждое правило в Испании есть исключение; вот что писал в 1902 г. по этому поводу журнал “Мир Божий”: “Это не мешает им (испанскому духовенству. — Авт.) усердно посещать любимое народное зрелище, и в Испании не найдется ни одного священника, который бы не был любителем боя быков. Те архиепископы и епископы, которые состоят членами сената, имеют даровые билеты на эти представления боя быков, и никогда еще ни один из них не отказался от этого права. Остальные епископы, на которых не распространяется такая привилегия, заваливают своими просьбами министров насчет получения входного билета на бои быков”51.
Но в целом Католическая церковь в Испании пыталась противодействовать повальному увлечению корридой. Об одной такой попытке сообщал в 1863 г. священник русской посольской церкви в Мадриде протоиерей К. Кустодиев. “В июле месяце архиепископ Бургоса, пользующийся большим авторитетом в Испании обратился к правительству с прошением по поводу известного боя с быками –“Коррида де Торос” — писал русский священник. — Прошение было условное, — что если правительство не может совершенно запретить эти ужасные представления, то чтобы, по крайней мере, оно запретило их по воскресным и большим праздничным дням”52.
Рассказав русским соотечественникам о тех трагических событиях, которые разворачивались на аренах сражений, протоиерей Константин рисует отталкивающие картины умерщвления животных на потребу публике, жаждущей острых ощущений. В заключение своего рассказа он снова возвращается к просьбе архиепископа, возглавлявшего кафедру древнего Бургоса. “Архиепископ Бургоса восстает против корриды с некоторой робостью, восстает и вместе как бы уважает это национальное испанское увеселение, — продолжает прот. К. Кустодиев. — Он просит, по крайней мере, только запрещения коррид в дни, посвященные особенно на служение Богу. Но и этого он просит поздно…”53
Почему же Католическая церковь, имевшая сильное влияние в Испании, оказалась бессильна в борьбе с национальной страстью? Послушаем, что говорит по этому поводу протоиерей Константин, хорошо изучивший религиозный быт и традиции испанцев за годы своего пребывания в Мадриде. “В то время, когда духовенство испанское было в силе, когда судьба народа испанского была в его руках, оно не возвышало голоса против этого варварского увеселения, — сообщает прот. К. Кустоди-
ев. — Инквизиция, отыскивая небывалые вины, не находила ничего противорелигиозного и противонравственного в корридах: она в корридах как бы питала себе соперника, чтобы выставить народу в своих кострах еще более ужасные и более варварские зрелища. Испанские корриды получали некоторое освящение со стороны самой Испанской Церкви. Так, например, корридами праздновала Испания провозглашение догмата Immaculata Conception (Непорочного зачатия Девы Марии; догмат утвержден в 1854 г. — Авт.). С давних времен и доныне ведется, что при каждой корриде присутствует священник в облачении, и с Дарами, чтобы в несчастном случае подать помощь добровольным (само)убийцам. Религиозные испанские легенды рассказывают много случаев, как быкобойцы, бывшие уже на рогах быков, спасались по явлении им в эти минуты изображения Божией Матери Толедской, де Пилар, де Соледа и других, спасались, давая в эти минуты какие-нибудь религиозные обеты. Правительство не уважило и половинной просьбы архиепископа Бургосского. Уважить его просьбу значило встревожить против себя общее мнение. Испанцы слишком любят, слишком дорожат своим национальным увеселением, чтобы дозволить ненаказанно какое бы то ни было на него посягательство”54. А теперь вспомним, что в церковной символике евангелиста Луку иногда изображают в виде быка. Не замешаны ли здесь испанцы?
Продолжим паломничество по храмам и монастырям Малаги. Большинство из них находится в старой части города, ограниченной Аламедой и берегом Гвадалмедины. Здесь в старинных улочках затерялись церковь Св. Иоанна, церковь Св. мучеников, церковь Св. Сердца Иисусова (Сакрада Корасон), церковь Христа Спасите-
ля, — к счастью, в 1931 г. она не очень сильно пострадала от рук шарранов. Если идти вверх вдоль берега Гвадалмедины, можно выбрать чисто церковный маршрут: по улочке Св. Креста, переходящей в Св. Варфоломея, выйти на улицу Капуцинов, которая, минуя площадь того же названия, переходит в бульвар Капуцинов. Этот район города так и называется — Капуцинов, по названию монастыря, который когда-то был на этом месте. Сейчас неподалеку отсюда на холме размещается духовная семинария, окруженная хвойным лесом. Не это ли здание посетил в начале 1870-х гг. один французский художник и журналист, чьи записки были опубликованы в русской печати? Вот что отметил он в своих записях: “В расстоянии двух лье от Малаги находится старинный мужской монастырь, сад которого, усаженный апельсинными и гранатовыми деревьями, освежается местами небольшими прудами” 55.
Сегодня здание семинарии можно осмотреть только снаружи, но нашему французскому коллеге здесь повезло больше чем нам. “Сторож, вроде пономаря, — продолжает он, — ведет торжественно в первый этаж, подмигивает глазом, как будто хочет показать что-либо необыкновенное, затем вводит вас в огромную, совершенно пустую залу и просит на водку, трудно сказать за что”56.
И раз речь зашла о напитках, уместно заметить, что в любом путеводителе по Малаге можно прочесть примерно следующее: “3десь славится виноград, из которого делают знаменитое вино “малага”. Или: “Огромные поля усеяны виноградом; центром виноградарства служат Херес и Малага, вина которых пользуются известностью во всем мире”57.
Слава о Малаге и малаге дошла до России еще в ХVIII веке, а в 1773 г. корабль, груженый бочками с малагой вышел из Малаги, держа курс в российские земли. Причем это судно было снаряжено по прямому распоряжению государыни Екатерины П—й, “любительницы абсента”, о чем сообщал из Кадиса российский торговый агент Фридрих Бранденбург. “Сначала никто не хотел сделанного от ея императорского величества облегчения в пошлинах за испанские вина себе в пользу употребить, — писал он в своем отчете, — однакож чрез повторительные склонения напоследок один испанский (торговый) дом сделал отправление, чрез что и другие приняли смелость, так что сего года 4 груза из Кадикса, 2 из Барцелоны и один из Малаги в Россию поли”58.
А для любителей отведать малагу без “повторительных склонений” будет интересно, что в Малаге в одном из погребков днища огромных, выстроенных длинными рядами бочек исписаны автографами знаменитостей. В углу — бочка с автографом Гарсиа Лорки59.
Но вернемся к невинным развлечениям. Авторы, бывавшие в Малаге, не могут не упомянуть о двух темах: бой быков и танцы. Осматривая достопримечательности Малаги, мы уже побывали у амфитеатра, где совершенствуется искусство тавромахии. Не миновали мы и концерта фольклорного ансамбля, который был устроен на эстраде под открытым небом, расположенной прямо на Аламеде. Концерт устроили городские власти; здесь же у входа стояли автобусы, доставившие артистов. Волонтеры, помогавшие артистам, раздавали программки, где значились неизбежные фанданго и фламенко. На обычной (ненотной) бумаге нельзя передать мелодию танца, зато можно услышать мнение знатоков в этой области.
“Испанцы, особенно андалузцы, страстные танцоры и любят петь под аккомпанемент гитары; в Испании танцуют все и при всяких случаях, — писал в начале XX века русский испановед Н. К. Лебедев. — Самый известный испанский народный танец — “фанданго” или “сегидилья”; при звуках этого танца, сопровождаемого щелканьем кастаньет, испанцы и испанки, молодые и старые, все сразу оживают и с увлечением смотрят на танцующих. Танцуют фанданго парами, причем танцующие убегают друг от друга, преследует один другого; моментами музыка вдруг прекращается, и искусство танцующих состоит в том, чтобы в это же мгновение остаться неподвижными; через несколько минут музыка начинается снова, и танцующие снова начинают танец, прищелкивая в такт своими кастаньетами”60.
Пока танцоры раскланиваются под аплодисменты зрителей и по микрофону объявляется следующий танец – фламенко, заглянем в концертную программку. “Перед этим танцем исчезала без следа способность рассчитывать и взвешивать, превращалась в ничто докучная логика; здесь достаточно было отдаться на волю бури звуков и вихря движений”, — писал Л. Фейхтвангер об испанском искусстве — музыке, песне и танце фламенко. Родина этого неподражаемого жанра народного творчества — Андалусия. “Фламенкос” называли себя цыгане, обосновавшиеся в этой части Испании. Дословно название “канте фламенко” означает “пение андалусийских цыган”. Но полностью этимология слова неизвестна: слишком много народов повлияли на развитие фламенко — финикийцы, греки, византийцы, арабы…
Может быть, в пестром смешении национальных культур и скрыта его неповторимость?
Научиться искусству фламенко невозможно, оно прививается с детства, как способность говорить. Как передать синкопический ритм, как произнести традиционное андалусийское “Ай” — целый мир чувств, переживаний? Гарсия Лорка писал, что это невозможно выразить, пока не придет дуэнде — прилив творчества, дающий вдохновение, заставляющий забыть обо всем, кроме музыки…
Интерес к испанским танцам всегда был велик в России. Вспомним хотя бы “Арагонскую хоту” Глинки. А в 1900 г. жители Петербурга могли познакомиться с танцами Андалусии на выставке испанского искусства. Здесь, среди прочих картин, были представлены такие полотна, как “Уголок Малаги” (Гомес-Жиль Гуиллермо, Мадрид), “Андалузский танец” (Масриера Луис, Барселона) и “Сегидилья, андалузский танец” (Олива Еугенио, Мадрид)61.
Сегодня заезжему туристу вряд ли можно увидеть испанские танцы где—нибудь, кроме как на сцене. А когда-то Малага была не такой “зажатой”, как ныне. Танец выплескивался на улицы и площади; об этом ярко повествует любознательный В. П. Боткин. “В день моего приезда — это было воскресенье — площадь была полна народа; я был поражен этою звонкою, беззаботною веселостью, — пишет русский путешественник. — Близ гостиницы цирюльник сидел на пороге своей лавки с солдатом, наигрывал ему что-то на гитаре, а тот внимательно прислушивался к его игре; перед ними стояла молодая девушка и, постукивая кастаньетами, качалась корпусом, как обыкновенно делают при начале всякого испанского танца; на углу ближней улицы, выходившей на площадку, плясали фанданго; отовсюду слышалось бряцанье гитар, живые, меланхолические аккорды испанских танцев”62.
В. П. Боткин мог наблюдать за танцующими прямо из окна своей гостиницы, стоявшей на небольшой площади Мавров. Это было летом 1845 г., а почти через полвека в доме, стоявшем на другой площади, родился мальчик, который во крещении был наречен Пабло. Эта площадь — Плаца де Мерсед, также по праздникам превращалась в праздничную сцену. А юный Пабло, подобно Боткину, мог смотреть на танцующих из окна своего дома, который сохранился до наших дней. Его отец был учителем рисования, и когда Пабло исполнилось 15 лет, он отправил его из тихой Малаги в Барселону. И сегодня в доме, где жила семья — музей-квартира Пабло Пикассо, родившегося в Малаге в 1881 г.
Быть может, именно здесь надо искать истоки жизнерадостного творчества художника? Ведь живопись Пикассо — это буйство красок, словно воспроизводящее его юношеские воспоминания, которые он сохранил до самой кончины. Как тут не привести слова Боткина, удивительным образом подтверждающие сказанное: “Каждый вечер в Малаге словно праздник: песни и звуки гитар, самое беззаботное веселье, живые мелодии, смех и говор счастия и… юности, хотел я сказать, — но это слово шло бы к Европе, где веселится одна юность; в Андалузии и старики так же веселы, и если они не танцуют с молодыми людьми, то всегда любят смотреть на их веселье, играть для их танцев на гитаре…Надобно узнать Андалузию вечером, чтобы понять все очарование этой южной жизни”63.
…Поздно вечером возвращались паломники на ладьи вдоль по Аламеде. И, казалось, шелест деревьев нашептывал строки Антонио Мачадо:
Черные волны, пенные клочья.
Запах жасмина и моря.
Малага ночью64.
Примечания
1 Боткин В. П. Письма об Испании. Л. 1976. С. 135.
2 Салиас Е. А. Собрание сочинений. Т. 24. Las Espanas. Путевые очерки Испании (1864 г.). М. 1900. С. 292.
3 Салиас Е. А. Указ. соч. С. 293.
4 Руи Гонсалес де Клавихо. Дневник путешествия в Самарканд ко двору Тимура (1403—1406). М. 1990. С. 16.
5 Там же. С. 16—17.
6 Альтамира-и-Кревеа Рафаэль. История Испании. Т. I. М. 1951. С. 108.
7 Там же. С. 141.
8 См. Уотт У., Какиа П. Мусульманская Испания. М. 1976. С. 93.
9 См. Альтамира-и-Кревеа Р. Указ. соч. С. 221.
10 Уотт У., Какиа П. Указ. соч. С. 119.
11 Боткин В. П. Указ. соч. С. 138.
12 См. Путешествия Христофора Колумба: Дневники, письма, документы. Изд. 4-е. М. 1961.
С. 16.
13 Скальковский К. А. Новые путевые впечатления. СПб. 1889. С. 263.
14 Щепкина-Куперник Т. Д. Письма издалека. Т. 2. М. 1913. С. 314.
15 Боткин В. П. Указ. соч. С. 136.
16 Альтамира-и-Кревеа Р. Указ. соч. Т. II. С. 121.
17 Россия и Испания. М. 1991. Т. 1. С. 255.
18 Скальковский К. А. Указ. соч. С. 263.
19 Салиас Е. А. Указ. соч. С. 299.
20 Там же. С. 299.
21 Там же. С. 299.
22 Там же. С. 299.
23 Боткин В. П. Указ. соч. С. 135.
24 Салиас Е. А. Указ. соч. С. 298.
25 Боткин В. П. Указ. соч. С. 135.
26 Скальковский К. А. Указ. соч. С. 263.
27 Салиас Е. А. Указ. соч. С. 293.
28 Там же. С. 293.
29 Россия и Испания. Т. I. М. 1991. С. 255. Донесение С. С. Зиновьева Н. И. Панину.
30 Тикнор Джон. История испанской литературы. Т. II. 1886. С. 26, прим. 10.
31 Эренбург И. Испания. М. 1932. С. 51—52.
32 Там же. С. 52.
33 Там же. С. 120.
34 Там же. С. 120.
35 Боткин В. П. Указ. соч. С. 136.
36 Водовозова Е. Н. Жизнь европейских народов. Т. I. Изд. 4-е. СПб. 1888. С. 446—447.
37 Гарсия X. Испания ХХ века. М. 1967. С. 283.
38 Цит. по: Мигель А. 40 миллионов испанцев 40 лет спустя. М. 1985. С. 311 (Речь, произнесенная в Мадриде 8 июня 1949 г.)
39 См. Гарсия X. Указ. соч. С. 363.
40 Цит. по: Пономарева Л. В. Испанский католицизм XХ века. М. 1989. С. 204.
41 Цит. по: Испания 1918—1972 гг. Исторический очерк. М. 1975. С. 429.
42 См. Гарсия X. Указ. соч. С. 422.
43 Боткин В. П. Указ. соч. С. 135—136.
44 См. Альтамира-и-Кревеа Р. Указ. соч. Т. I. С. 17.
45 Рот Р. Достопамятное в Европе, то есть описание всего, что для любопытнаго смотрения света. СПб. 1761. С. 149.
46 Салиас Е. А. Указ. соч. С. 298.
47 Там же. С. 298.
48 Боткин В. П. Указ. соч. С. 136.
49 Готье Т. Цирк и театр в Малаге // Репертуар и Пантеон, 1842. Т. 18, отд. 2. С. 3.
50 См. Хелемский Я. А. За холмами — Гренада. М. 1977. С. 186.
51 Из дебрей Испании // Мир Божий, 1902, № 7, отд. 2. С. 51.
52 “Православное обозрение”, 1863, октябрь. С. 97.
53 Там же. С. 97.
54 Там же. С. 99—100.
55 Имбер. Испания. Ее роскошь и нищета. СПб. 1876. С. 67.
56 Там же. С. 67.
57 Ефрон А. А. Письма из Испании и Бельгии. СПб. 1889. С. 20.
58 Цит. по: Уляницкий В. А. Русские консульства за границей. Т. II. М. 1899. С. 206.
59 Шепетис Л. Испания. Силуэты и краски. Вильнюс, 1975. С. 28.
60 Лебедев Н. К. Испания и испанцы. В книге: Реклю Э. Народы и страны Западной Европы.
Т. VIII. Испания и Португалия. М. 1915. С. 12.
61 Первая испанская художественная выставка в С.Петербурге. 1900 г. Каталог. СПб. 1900.
С. 10, 13, 14.
62 Боткин В. П. Указ. соч. С. 135.
63 Там же. С. 135.
64 Испанские поэты XX века. М. 1977. С. 267.