Опубликовано в журнале Нева, номер 11, 2011
Елена Шостак
Елена Леонидовна Шостак — поэт, живет в Санкт-Петербурге. Автор сборников стихов “Светом вечерним” (СПб.: 2008), “Весеннее солнце у входа” (СПб.: Русь, 2006), “Мы идем от лужи к луже” (СПб.: Русь, 2006). Стихи в журналах “Звезда” (2010, № 12,; 2009, № 4), “Новый берег” (в ближайшем номере). Детские стихи — в монографии Ольги Машталь “Программа развития способностей ребенка” (СПб.: НиТ, 2007).
* * *
Во власти междометий
Влюбленной мне — молчать,
Мгновений и столетий
Не стану различать.
В запруде откровений,
Восторгов, немоты —
Столетий ли, мгновений
Туманные мосты?
Есть в мире отдаленность
И сухость телеграмм, —
Дождит моя влюбленность
И память по утрам.
А к вечеру накопит
Догадок и примет,
И вечно — чай не допит,
И не погашен свет.
Живу, не обрывая
Листов календаря…
Жива ли я? Живая,
Живая, несмотря…
* * *
Хорошо, если дом родной
За дождливою пеленой,
Если шпорою за пятой —
По паркету — час золотой.
Если там — на часах нули,
И не слышен полет Земли,
Если дни, проведенные там,
Как ракушки, прилипли к бортам.
Если там проведенный часок —
Как к подошве прилипший песок,
Если там проведенный год —
Облепляет тебя, как зод.
Эту глину года отобьют;
Там, под глиной — серебряный гуд,
Там, под глиной — колокола,
Журавлиный стержень ствола.
Этот дом для тебя, как кора:
Сердцевина его — вечера.
Если зодчий, черту проведя,
Представлял себе шум дождя,
Если зодчий заране пропел
У подъездов ребяческий мел,
И коросту с детских колен,
И осенних теней гобелен.
* * *
Благодарю за синеву…
Еще жива, еще живу.
Без перемен, без новостей,
Без скучных маленьких страстей.
Как долго длится это “без”,
Непроходимое, как лес:
Тенями майскими заплел
И взгляд придирчивый отвел.
Там богатырь, поросший мхом,
По лесу дивному верхом
Все едет, едет без дорог, —
Морщинист лик его и строг;
Заржавлен меч его и щит;
Синица юркая тащит
Упавший волос из брады;
Водой заполнены следы;
И капли светлые дождей
Его скрывают от людей.
О, этот взгляд похож на вдох,
Когда ты вниз его бросаешь,
Поверх перил, поверх эпох
С толпою пестрой нависаешь.
И сердце просит: “Отпусти!”
Но перед тем, как вниз спуститься,
Ты просишь сердце: “Умести!”
Ты заклинаешь: “Уместиться!”
Ступени эти для детей, —
По ним — сбегать, а не спускаться.
Петровских шуточных затей
Ты хочешь в парке доискаться?
И шум, и блеск, но — суеты
Сюда не вносят торопливой;
Здесь люди дышат, как цветы,
И даже ходят — горделиво.
Тебя обуглили, сожгли,
Ты был войною искалечен,
Но снова — в радужной пыли
Самсона яростные плечи.
Пусть век барочный, кружевной
Лукаво сердцу улыбнется,
Нахлынет с финскою волной
И через край перехлестнется.
* * *
Как листья мокрые блестели,
Как воздух был нетерпелив…
Нашли скамейку и присели,
Кусочек прессы поделив.
О вы, прибежища земные!
Ты веришь? Мокрая скамья,
Прохлада, зонтики цветные
И три-четыре воробья, —
Все в этом городе найдется,
Чтобы нас с тобою приютить.
Мы просто сядем… где придется.
И зонтик старенький дождется, —
Его призвание — чертить.
О, лучшее из всех бесправий —
Любви начальная глава!
Весенний день и мокрый гравий,
Впитавший нежные слова…
* * *
Вместо многоточия ставлю “многоптичие”,
Наблюдаю прочие майские обычаи.
Хмурится-рассеется, снова повторится,
Надвое не делится и недолго длится
Что-то неразменное и необычайное;
Все — одновременное, мудрое-случайное,
И в квадрат не впишется, — оттого и дышится
Светлыми репризами, майскими капризами.
И не называется, просто так — сбывается
Что-то неконкретное, — майское-секретное.
Дом
Т. Ш.
Опять я тебя возле булочной жду
В совсем непонятном каком-то году.
О, как прихотливо движенье ума;
И ветер с залива, и эти дома, —
Я их ощущаю, как древо — кору,
И я обещаю, что здесь — не умру.
Давно отзвенели звоночки в ночи;
Волшебны панели, стекло, кирпичи.
Я дверь открываю скрипичным ключом,
И я напеваю… Ты спросишь: “О чем?”
О ватниках грязных, о тех мастерках,
О милых и праздных сегодня руках.
Пускай без барочных деталей лепных,
Без труб водосточных, без дымных — печных,
Шинелью солдатской — кирпичным сукном,
Мой дом ленинградский, весна за окном!
Совсем не ампирный — загадочно-прост;
Ты помнишь свой мирный и сказочный рост?
Есть сотни маленьких неволь;
Они даны во благо.
Но Богу — свет, поэту — боль,
А первым почкам — влага.
Есть сотни маленьких разлук;
Разлука в каждом вздохе.
Но Богу — свет, поэту — друг,
Звучание — эпохе.
Есть сотни маленьких побед, —
Живите же, живите ж!
Ведь Богу — свет, поэту — след
Во град волшебный, в Китеж.
Евросеть
Снимаю напыление монеткой:
Сто шестьдесят, двенадцать, триста три, —
Ловлю тебя загадочною сеткой —
Как рыбари.
Вот — звездочка тонального режима:
Звучат мои поспешные персты.
И все-таки — уму непостижимо,
Что это — ты!
Сердца бок лошадиный,
Не ходи ходуном.
Этой ночью, родимый,
Подыши над зерном.
Светлый замысел божий
Весь из малых толик, —
Сердце чувствует кожей
Каждый солнечный блик.
О своем Левитане
Помышляют сердца:
Запряженные в сани
Постоят у крыльца.
Отмечать Воробьины
Станет солнечный кум;
Из-под ног лошадиных
Брызнет мартовский шум.
Сердце в рамку не вставишь, —
По весенним лесам
Сам и едешь, и правишь,
Ну а может, — не сам?
* * *
Доводят уныние, осень и мрак
Парней в деревнях до бессмысленных драк;
Художник с досады порвет полотно
И пьет в одиночестве мрак и вино.
И тешится сердце нагонной волной,
Какой-нибудь старой забытой виной,
Дойдёт до отметки своей роковой
И спорит с кипящей и гневной Невой.
Но стыдно, ей-богу, себя утешать:
Мол, времени года нельзя помешать,
Мол, так непреложны и осень, и мрак,
Мол, трудно в деревне без пьянства и драк…
Затем и даны нам ветра и шторма,
Чтоб осенью мы не сходили с ума.
Но, может, нужнее нагонной волны —
Сознание общей беды и вины,
И, может быть, в двух бескорыстных шагах —
Такое же сердце кипит в берегах,
Пусть будет нам легче хотя б от того,
Что можно понять и утешить его.