Опубликовано в журнале Нева, номер 10, 2011
Дмитрий Каралис
Дмитрий Николаевич Каралис — петербургский прозаик,
сценарист, публицист. Автор четырнадцати книг прозы. Основатель и директор
(1997–2007) Центра современной литературы и книги. Лауреат литературных премий.
Обозреватель «Литературной газеты».
человек-река
В Борисе Никольском жила загадка. Казалось, он и сам
знает о ее существовании и время от времени размышляет: а надо ли ее
разгадывать, надо ли раскладывать по полочкам то, что не раскладывается?
Человек с загадкой всегда интересен. Борис Николаевич не
производил впечатление человека, постоянно борющегося со своими внутренними
противоречиями, его глубинное напряжение сравнимо с молчаливым удивлением воды,
текущей по руслу, проложенному много веков назад. Леса,
горы, поля, отмели и стремнины, водовороты, омуты, извивы, тихие заводи — через
все это надо пройти, это интересно и жутковато, но в конце пути ждет безбрежный
океан, в который вольются все восторги и страхи, все загадки и ответы на них…
Человек-река. Он был мне чрезвычайно симпатичен, как
может быть симпатично уникальное явление природы — без всяких объяснений,
почему, отчего, за что… Нужно ли подыскать название этой реке? И подыщется ли
название, точное и емкое? Во второй половине жизни, в ее нижнем течении, река
могла бы с одинаковым успехом называться и Крах, и Вера, и Удача — об этом
свидетельствуют размышления Бориса Николаевича накануне своего 75-летнего
юбилея.
В интервью, которое я взял у юбиляра для «Литературной
газеты» и которое начинается с простенького вопроса: «С каким чувством вы
встречаете юбилей?», Никольский отвечает:
«Честно говоря, с весьма противоречивым. ‹…› Обычно
юбиляру положено произносить что-то вроде речи, а у меня в голове складывается
не одна речь, а две. Одна «ночная», другая — «дневная». В «ночной» я говорю о том, что, когда оглядываюсь назад, когда
оцениваю всю прошедшую жизнь, в голову мне чаще всего приходит одно слово — «крах». Крах иллюзий, крах идеалов. А что может быть
горше, тяжелее, чем крушение идеалов, которым верил с детства, с юности?
Я верил в братство. Где оно?
Я верил в социальную справедливость. Где она?
Я верил в бескорыстие, доброту, отзывчивость. Где всё
это?
Я искренне гордился своей Родиной — Союзом Советских Социалистических Республик. Где он?
Так что слово «крах» не случайно приходит мне в голову.
Зато «дневная» речь звучит в моем воображении по-иному.
Не случайно сказано поэтом: «Блажен, кто посетил сей мир
в его минуты роковые». На мою долю таких минут выпало немало.
Война и Великая Победа.
Очистительный ХХ съезд партии и первые глотки
свободы в хрущевскую «оттепель».
Первый полет в космос.
Перестройка.
Первые свободные выборы и первый съезд народных
депутатов.
Если говорить лично обо мне, то мне кажется, что Судьба
дала мне гораздо больше, чем я мог предположить в самых смелых своих мечтаниях.
Я мечтал стать писателем, и я стал им. Моя первая повесть
была напечатана в самом популярном журнале того времени — в журнале «Юность». Я в полной мере испытал читательское признание и
благодарность: в свое время я получал десятки тысяч (это не преувеличение!)
писем от ребят, читавших мои книги для детей, как «Армейская азбука» или
«Солдатская школа».
Всю
жизнь я занимался журнальной работой, которую любил,— это ли не счастье?
Я
стал главным редактором журнала «Нева» и вместе с этим журналом пережил
поистине «звездные часы», когда на его страницах публиковались произведения
таких замечательных писателей, как В. Дудинцев, Л. Чуковская,
А. Солженицын,
В. Каверин, А. и Б. Стругацкие, В. Конецкий, когда читательский
интерес к журналу был необычайно велик.
Я
был избран народным депутатом СССР, работал в Верховном Совете СССР, принимал
самое активное участие в создании первого Закона о печати, точнее говоря —
о свободе печати. Нет, ничего такого я действительно не мог даже вообразить в
дни своей молодости… Так что у меня есть все основания считать свою жизнь
счастливой».
Свою
жизнь Борис Николаевич готов был назвать счастливой. Это великое счастье —
считать свою жизнь счастливой.
Вспомним дальнейший разговор:
«—
И все же какую из этих двух речей, вроде бы исключающих одна другую, вы склонны
произнести на юбилее?
—
В том-то и дело, что не знаю. Я обе эти речи публикую в «Неве» и предлагаю
читателям самим решить, какая из них звучит убедительнее.
—
Большую часть своей жизни вы прожили при советской власти. Сегодня о том
периоде нашей истории немало спорят. Как вы относитесь к тому времени?
—
Должен признаться: в глубине души я по-прежнему чувствую себя советским
человеком. И не стыжусь этого.
Теперь
нередко нас пытаются уверить, что в те годы и в школе, и в комсомоле нас
не учили ничему другому, как только доносительству. Это неправда. Конечно,
основа характера, основа натуры человека закладывается в семье, с малых лет.
Честность, бескорыстие, отзывчивость, доброта — все эти качества прививала
мне мать, прививала в первую очередь собственным примером, но, уже сев за
школьную парту, потом, вступив в комсомол, да и вступая в партию, я никогда не
ощущал, что черты эти, привитые мне матерью, приходят в противоречие, вступают
в конфликт с тем, чему нас учили школьные учителя (возможно, мне везло с
учителями?), и с теми требованиями, которые предъявлялись мне как коммунисту.
Да только ли учителя, только ли семья были причастны к моему воспитанию? А
песни, с которыми мы вступали в жизнь («Орленок, орленок, взлети выше
солнца…»), а книги, скажем, такие, как «Овод», «Спартак», «Как закалялась
сталь» — разве не учили они благородству, бескорыстию и самопожертвованию?
‹…›»
…Много
лет назад, когда шли первые свободные выборы в Верховный Совет РСФСР, мы с группой
энтузиастов ходили по замерзшему Смольнинскому району и расклеивали самодельные
листовки в пользу нашего кандидата Бориса Никольского. Ломая на морозе ногти,
выковыривали кнопки, которыми крепились на входных дверях парадных листочки
«черного пиара» против Бориса Николаевича. В этих листках содержалась чушь
несусветная — мы смеялись и негодовали! Наш кандидат выглядел молодцом — мы
видели в нем спасение от неумной, закостенелой власти, мы верили в него со всем
жаром молодости.
Никольский
победил, стал депутатом. Принимал участие в подготовке первого российского
Закона о печати, отменившего цензуру.
Цензура,
как и те веселые, азартные времена, канула в Лету — пиши, что хочешь.
Мы
много не знали, во многом ошиблись.
Мне
не жаль цензуру политическую, но жаль
нравственную.
И
совсем не жаль своих сломанных на морозе ногтей.
Загадочная
река Бориса Никольского продолжает, как и положено, течь в океан. И не будем
придумывать ей название…