Опубликовано в журнале Нева, номер 9, 2010
Андрей Красильников
Андрей Иванович Красильников родился в 1945 году в Вильнюсе. Окончил Институт советской торговли, экономист. Живет в Санкт-Петербурге.
НОВОГОДНЕЕ
Мороз, как водка, сугробов пироги,
поставим рюмку под портрет десятилетья,
нам дальше по кромешному столетью,
одев солдатские, быть может, сапоги.
Ель во дворе, как якорь в глубине,
а небо зимнее — авианосца днище…
Все строже жизнь, и тянет пепелищем
с листа газетного, и всполохи в судьбе.
ПЕТЕРБУРГСКИЙ ЭПИГРАФ
Почувствуй
сердце ли, лицо ли, птицу,
фонарь уставший,
мыслей мелочный полет.
Ликующая пена —
эпиграф сотворенья.
А город — что тебе?
Стена, расписанная кетчупом?
Над кронверком спиралью синь,
подсвеченная желтым светом…
ород?
* * * Парфёнову Володе — поэту к 29-летию
До певучей юдоли стихов,
до любови верной жены, —
этот город сведет с ума
и на речку — Пряжку свезет.
Да и родина так ли права,
как привык повторять язык,
и напрасно сжигать слова,
чтобы память согреть калек.
Блок оставил им вещий стих,
чтобы знамя христианством прошить…
Поумнела б планета их —
веселее б Вселенной жить.
ПОМНИТ НЕВСКИЙ…
Т. К.
Как я жил, когда шел за ней!
Аромат ее помнит Невский
и, как солнца, прилив на заре
олубиной воркующей нежности.
Доходила до тупика
в обожании грешной плоти,
я простился с ней на века,
в женский бред проводив под локоть.
О стекло ударится шмель,
обгорев в осеннем огне…
Я любил этой женщины хмель
и стаканы с вином на окне.
ИНОСТРАНКА
Был ледоход, и был закат лилов,
и у меня тревожно вы спросили:
“Вы пригубили жизни облаков?
И почему так названо: Россия?
Когда вас образумит всеблагой?
She is require to mission…”1
* * * Поцелован Музой и удачей
и тобой оправдан, ангел мой.
Почему же над родной страной
я лечу и плачу?
На помин безработного стихообрядца Виктора Кривулина
Помнишь, около ока собора,
как родные слова собирались
и крестились, падая в сборник…
Ночничок — петербургский фонарик,
нам светивший словами свободы
в кумачовом квадратном кошмаре,
запрещавший себе даже синтаксис рабский…
Вот и кончилась жизнь-батарейка,
а страна непосильна, для сердца фатальна —
это поздно, как новое знамя, узнаешь.
Здесь, как сор, вдохновенье сдувает Бореем,
не Итака, где б тебя ждали
и любили… с Поэтом говея2.
ДВАДЦАТЬ СТРОК
Питерскому художнику
Колонок ли ласкает кожу холста,
и в ответ она расцветает
снегирями, кудрявой решеткой моста,
балаганными в клумбе цветами.
Привыкая к чужому телу холста,
кисть кружит путем идиота
или улицу крестит лучами креста,
то дома усталые, то окон зевоту.
Кисть, как призрак, касается лона холста,
выгибаясь от света, как веко.
Крыш покатых бубновая густота
заполняет обломки ковчега.
И нельзя нам, мастер, не ждать гостей,
видно прошлое прочно, как здание…
Сквозь сукровицу красок со стен
мироточит века страдание.
И отбитый у римлянки локоток,
и баржа в тумане — божественны!
Оттого и рисует сам колонок
Петербург — вожделенный, как женщина.
* * * Холстомер — пегий мерин, взятый на небо за свою умность, — персонаж повести Л. Толстого
Холстомер, посмотри с небес,
финиширует твой друг,
он устал от родных бед,
он охрип от своих стихов,
охромел, рыся по России…
Дай же Бог ему тихих грехов
за Невой, где свет моросит.
Не в зените он славы, вины,
что он душу стер свою в кровь…
только голос его звенит
однозвучно — прости, любовь!
* * * Т. К.
В афише третье тысячелетие,
но кто, скажи, к нему готов?
де ты — новозаветный ветер?
Здесь, в петербургской круговерти,
все с перехлестом, все под вечер,
и рок-н-ролл вокруг часов,
твои шаманящие плечи…
Мир так же ранит, как при встрече,
при первой близости на зов.
ДИКТАТУРА ЛЮБВИ
(в мансарде)
Арише
Кто притягательней тебя и ближе
и чья помада так еще вкусна,
кто через двор процокает на шпильках,
как ты ко мне — с утра?!
Кому, как облако, диван мой пыльный?
Кто так смеется из зеркального нутра?
Душа приколота к тебе, как ангел к шпилю,
пока над городом вращаются ветра…
ПРИТЯЖЕНИЕ
Этот город, Европою меченный,
Лучший опыт на свете поверь…
Наш с тобой насмешливый день,
А вдали донжуанится вечер.
И доверившись сердцем легко
Суете петербургских видений,
Были вместе в его преступленьях,
В наказаньях и в Духе его.
Эту тяжесть двуглавых орлов
Материл безмогильный Трезини.
Красоты твоей неотразимой
Притяженье во веки веков!
И нам кажется, что не умрем,
А умрем, то Земли не покинем.
На фронтоне усталом замрем —
Между голубем и богиней.
* * * Виктору Ширали
Разболелись к ночи твои грехи,
А добро разобрал народ.
И тоска выпадает осадком в стихи,
Vip-персон страшит хоровод.
Чернобурку и ту поела моль…
У любимой — прежний лишь голос.
Поминальным льется любой алкоголь,
Скоро Муза выстучит профнепригодность.
Обними Мнемозину в ее углу.
Вспомни, к счастью, слова летучи!
Выпускай же их в петербургскую мглу,
Мастер, лакомка слов колючих.
1 Ей срочно требуется… миссия…
2 Говеть — готовиться к причастию, участвовать в литургии.