Опубликовано в журнале Нева, номер 4, 2009
Оден в поле воин
В └Сонетах“ Шекспира написано больше ерунды, чем о любом другом дошедшем до нас творении литературы», — сказал 4 декабря 1946 года на лекции в нью-йоркской Новой школе социальных наук У. Х. Оден, крупнейший англо-американский поэт двадцатого века[1]. Таковым, на его взгляд, был итог совокупных усилий исследователей, триста с лишним лет изучавших сонеты Великого Барда. Ныне, спустя 400 лет после появления на божий свет стихотворного кварто (1609), возникает закономерный вопрос: сохранилась ли ценность приведенного высказывания? И в чем причина этого непрекращающегося производства «ерунды» — этого откровенно «сизифова -труда»?
Наверное, царь Коринфа, женатый на дочери Атланта, не раз задумывался о бесплодности своей работы, находясь в подземном царстве. Наверное, он предполагал, что вершина горы, на которую он закатывает каменную глыбу, — не имеет плоской площадки, на которую мог бы устойчиво встать камень. Наверное, он сделал такую площадку (убрал лишнее). Поскольку сообразительности Сизифу было не занимать, он мог думать, что форма самого камня «неравновесна», и, видимо, пообтесал его (убрал лишнее). Само собой разумеется, сын Эола должен был позаботиться о том, чтобы соорудить близ вершины препятствия, мешающие камню катиться по склонам горы (добавил лишнее). Прославленный на земле своей хитроумностью, дед Беллерофонта, возможно, придумал и другие решения задачи — например, разорвал на полоски свои одежды, сплел из них подобия веревок, которыми обвязал камень и пытался его удерживать весом своего тела…
Но мы не будем соревноваться в хитроумности с Сизифом. Приведенные примеры призваны лишь проиллюстрировать всем известное. Установить камень на вершине невозможно. Не потому, что несовершенны форма камня и форма вершины, не потому, что Сизифу не хватает силы или сообразительности. Причина неуспеха и бесплодности — действие высшего принципа, решения Зевса. Если б Зевс принял другое решение, камень, сколь бы велик он ни был, неколебимо встал бы на горной вершине, даже если б она была меньше алмазной иголки.
Возвращаясь к Шекспировым сонетам и 400-летнему производству «ерунды», подчеркнем обоснованность столь резкой оценки Оденом «сонетоведения». Еще раз подчеркнем, что суждение это адресовано в наибольшей мере английским и американским шекспироведам, имена которых прославлены в филологической науке (и которые, разумеется, сделали немало важного для изучения жизни и творчества Великого Барда). Но, видимо, ничего выходящего за пределы «ерунды» не внесли в изучение шекспировских сонетов и российские исследователи, даже такие именитые, как Аникст, Смирнов, Пуришев и другие. Иначе мы хотя бы что-то определенное уже знали о «Сонетах» Шекспира. Но мы по-прежнему не имеем ответов на самые простые вопросы.
Когда были написаны 154 сонета, вошедшие в кварто 1609 года?
Российские шекспироведы утверждают, что они написаны в период 1592–1598 годов. А У. Х. Оден, например, считает, что они созданы за три года (1593–1596).
Является ли автором этих сонетов один человек — Уильям Шекспир, родившийся в 1564 году в Стратфорде-на-Эйвоне?
Значительная часть англо-американских шекспироведов вообще считает автором шекспировского канона другого человека — Эдуарда де Вера, 17-го графа Оксфорда (так называемая школа оксфордианцев). Еще одна часть зарубежных шекспироведов исповедует «двойное авторство» сонетов, увлечение которым демонстрирует и современное российское шекспироведение (так называемая рэтлендианская гипотеза)[2].
Каково содержание сонетов?
Содержание шекспировских сонетов является достаточно темным, в том числе и для британского шекспироведения.
Кто принес издателю Т. Торпу рукопись сонетов, почему она исчезла, как и все прочие шекспировские рукописи?
Исчезновение рукописи, с которой делался набор кварто-1609, даже не обсуждается. Что касается таинственного незнакомца, явившегося к издателю, то здесь мы имеем коллекцию произвольных догадок, в число которых входит и смелое утверждение об отсутствии какого-либо незнакомца вообще.
Являются ли «Сонеты» лирическим фрагментом автобиографии автора (авторов?)?
Попытки из сонетов воссоздать часть биографии (У. Шекспира) и попытки в чьих-то биографиях (Э. де Вера или супружеской четы Рэтлендов) найти «сюжеты» сонетов столь же многочисленны, сколь и неубедительны. Здесь особенно хорошо видны хитроумные сизифовы усилия — приходится кое-что добавлять и убирать много «лишнего» (от биографических данных до датировок изданий).
Является ли порядок (нумерация) сонетов в кварто-1609 истинным, то есть правильным и единственно возможным?
Ответ на этот вопрос поражает единодушием — нумерация сонетов не соответствует их истинному порядку. Этот град «камней», летящих в издателя Т. Торпа и в его наборщиков (как всегда, бестолковых и безалаберных), наводит на мысль о том, что шекспироведам известен ИСТИННЫЙ ПОРЯДОК. Однако это не так. Сколько хитроумных голов, столько и «истинных порядков». Это уже смешно.
«”Сонеты” не выглядят как заранее задуманный и планомерно осуществленный цикл лирических стихотворений. В связи с этим встает вопрос: правилен ли тот порядок, в котором └Сонеты” были напечатаны в первом издании 1609 года?» — пишет А. Аникст[3]. Хотя оговаривается: «В основном └Сонеты” складываются в лирическую повесть о страстной дружбе поэта с прекрасным юношей и не менее страстной любви к некрасивой, но пленительной женщине».
То есть если сонеты перетасовать, то «лирическая повесть» сложится. А без перетасовки не складывается. Этот алгоритм рассуждения характерен для подавляющего числа шекспироведов. По существу, он свидетельствует о том, что исследователи «не видят» совершенства в шекспировском каноне, и в частности в «Сонетах». Они знают, что в шекспировских текстах (непревзойденных!) должен быть смысл. Но поскольку смысла «не видно», то его надо «найти». То есть взять из своей собственно головы.
Есть ли основания для того, чтобы складывать «лирическую повесть»? Их нет. Нет никаких достоверных данных ни о каком «прекрасном юноше», а данные о «некрасивой, но пленительной женщине» вообще находятся не в шекспировской биографии, а в -биографии Филипа Сидни, великого предшественника Шекспира на поэтическом -по-прище.
«Продолжает оставаться вплоть до наших дней загадкой, несмотря на бесчисленные исследования, самая знаменитая часть поэтического наследия Шекспира — его сонеты», — сообщает Википедия, называя издателя Т. Торпа «книжным пиратом», где-то доставшим рукопись сонетов и издавшим ее «без разрешения автора».
«Было предложено несколько систем их расположения. Некоторые из них заслуживают внимания, другие вносят еще большую путаницу с первоначальным порядком. Иногда при перестановке мест сонетов обнаруживается ранее не замечаемая логика связи между отдельными стихотворениями», — пишет Аникст. Математики легко подсчитают, каким числом выражается возможность перестановок 154 сонетов. 400 или 4000 лет потребуются исследователям для того, чтобы из обнаруженных «логик связи» выбрать единственно верную? Будет ли это логика «лирической повести» или логика «драматического произведения», логика «натурфилософского трактата» или логика «философского диалога»? Задачка может быть решена при создании хорошей компьютерной программы, но и здесь есть непреодолимые трудности…
У. Х. Оден, с которого мы начали, назван переводчиком «Лекций о Шекспире» (в предисловии) — «полумифическим поэтом». Таким же «полумифическим», как и Шекспир. Означает ли это, что поэт Оден «равновелик» Шекспиру, что ему известна «тайна непревзойденности»? Читатель «Лекций о Шекспире» будет разочарован: ничего нового о шекспировских сонетах в лекции 4 декабря 1946 года не было сказано. Большую часть лекции Оден посвятил изложению общеизвестного и чтению самих сонетов. Читатель «Лекций о Шекспире» в недоумении скажет: Оден добавил еще грамм «ерунды» к уже существующей тонне. И мы могли бы в конце этой главы поставить точку, перейдя к собственно сонетам. Но мы поставим запятую…
Число человеческое
Итак, содержание, форма, авторство, адресация сонетов кварто-1609 находятся в зоне неизвестности. Каждый читатель сонетов, будь то грамотный обыватель или специалист-шекспировед, похож на ученика средней школы, застывшего в недоумении над фор-мулой:
Он видит уравнение, в этом уравнении содержатся математические символы. Но что описывает это уравнение? Школьник не знает. Эта формула находится для него в зоне неизвестности (в высшей математике). Поэтому возможное ее содержание школьник сводит к знаниям школьной программы — это либо «испорченная» версия арифметической прогрессии, либо «испорченная» версия задачи из курса алгебры (тре-угольники лишние!), либо это что-то из геометрии (тогда буквенные коэффициенты лишние!). Само собой разумеется, что решить это уравнение никто из школьников не спо-собен.
Заметим, сам перебор вариантов, а также обнаружение «лишнего» или «испорченного» является свидетельством того, что никто из рассуждающих не учился на матмехе (или мехмате). Параллель с состоянием дел в шекспироведении (и в «сонетоведении», в частности) является более чем очевидной. Мы наблюдаем (как и в случае с Сизифом) перебор вариантов, допущение «лишнего» и «испорченного».
Перебираются возможные авторы шекспировского канона (десятки претендентов), перебираются адресаты сонетов (женщина? Мужчина? Женщина и мужчина? Разные женщины и разные мужчины?).
Перебираются разные варианты расположения сонетов (по темам, по «логикам связи», по «группам»).
Существующий порядок «Сонетов» признан «испорченным» (наборщиками).
Кое-какие сонеты осторожно называются «необязательными» (лишними) — похожи на упражнения в версификации или «выпадают» из «лирической повести».
Не являются ли причиной 400-летнего производства «ерунды» эти произвольные действия? Не следует ли, наконец, дойти до мысли о том, что в случае с Шекспиром (и с «Сонетами») мы имеем дело с наличием «высшего принципа»? То есть с наличием некоего усложненного алгоритма действий, необходимого для понимания текста «повышенной сложности»?
Современник Шекспира, Фрэнсис Бэкон писал: «Никто еще не был столь тверд и крепок духом, чтобы предписать себе и осуществить совершенный отказ от обычных теорий и понятий и приложить затем заново к частностям очищенный и беспристрастный разум. А потому наш человеческий рассудок есть как бы месиво и хаос легковерия и случайностей, а также детских представлений, которые мы первоначально почерп-нули»[4].
Действительно, мы и по сию пору видим в шекспироведении привязанность к «обычным теориям и понятиям», сосредоточенность на «частностях» и пристрастный разум. Результат — «месиво и хаос легковерия и случайностей». Резкость суждения Бэкона заставляет нас вспомнить и об оденовской «ерунде». Может быть, автор «Лекций о Шекспире» был так вызывающе неполиткорректен именно потому, что сумел заново приложить к частностям «очищенный разум»?
Кроме бьющей в глаза «ерунды» в лекции Одена, посвященной шекспировским сонетам, есть еще два странноватых местечка.
«Почему так много стихов посвящено эротической любви и так мало еде (которая настолько же приятна и приносит гораздо меньше разочарований), или, например, семейному счастью, или же любви к математике?»
Далее Оден бегло рассуждает об одиночестве, о сознании, о наслаждении едой. Эта сторона жизни частенько является источником непредусмотренного комического эффекта. Но ни слова не говорит о том, почему любви к математике не посвящено много стихов. Зато вновь, отталкиваясь от комического, говорит: «Есть и другая крайность: скажем, страсть к математике, хотя у отдельных людей она может достигать накала самой горячечной любовной связи, слишком духовна».
Логика позволяет нам воссоздать смысл сказанного Оденом.
Стихов о любви к математике мало. Но они есть. Отдельные (редкие) авторы выражают эту любовь в форме накаленной горячечной любви. (Обратная логика — в стихо-творной форме «горячечной любовной связи» находится «математическое» содержание.) Это «слишком духовная» крайность. (То есть вершина духовности.)
По существу дела У. Х. Оден сказал этой замысловатой конструкцией, помещенной в лекции о «Сонетах», о непревзойденном совершенстве кварто-1609. Ведь «слишком духовную» крайность (вершину) превзойти невозможно. Это — «высший принцип». Тот, кто его видит, не находит в Шекспире (и в его «Сонетах») ничего испорченного и лишнего. Не находит этого и Оден. Это не мешает ему заявлять о сонетах: «Очевидно, что опубликованы они были в полном беспорядке». Ему — очевидно! Но в свете предпосланных этому утверждению размышлений о любви к математике логика приводит к выводу, что этот «беспорядок» прекрасно организован! То есть при применении «высшего принципа» обнаруживает совершеннейший и непревзойденнейший порядок!
Так, может быть, переводчик «Лекций о Шекспире» не случайно уравнял Одена и Великого Барда при помощи эпитета «полумифический»?
Итак, обратимся, собственно, к самому понятию «высший принцип».
Божественная единица
Число — одно из основных понятий математики; зародилось в глубокой древности и постепенно расширялось и обобщалось. К шекспировскому времени математика уже работала с целыми положительными (натуральными), рациональными (дробными), отрицательными, иррациональными, действительными (рациональными и иррациональными в совокупности) числами. В XVI веке были введены комплексные числа.
Всякий грамотный человек шекспировской эпохи знал классиков. «Все располагается согласно числам» (Пифагор). Для Платона числа — это гармония вселенной. Для Аристотеля число было «началом и сущностью вещей, их взаимодействием и состоянием».
Число 1, как правило, представляет Бога. «Единственный», «един», «одинокий» — характеристика Бога, характерная не только для монотеистических религий. Такое определение применялось к верховному божеству многими языческими народами: египтянами, греками (философская школа Пифагора), индейцами майя. В языческих религиях верховный бог, как правило, — бог Солнца. Возможно, это одна из причин, по которым астрологи считают 1 числом Солнца.
Но божественная единица (математически отображаемая точкой) «не видна» — будь то вершина (высший принцип) или Солнце (слепящее). Единица — это принцип и начало. Но где ее найти в шекспировском каноне?
Если в нем (непревзойденном!) заложен «высший принцип», то он должен быть во всех произведениях!
Но сама мысль о «математическом принципе» высшего порядка, организующем иллюзорный беспорядок текстов, кажется невероятной! Почему? Может быть, в шекспировских текстах нет следов глубокого изучения Пифагора, Аристотеля и Платона? Напротив — в трагедиях полно развернутых отсылок к текстам античных классиков. Может быть, на могиле Шекспира лежит надгробье, на котором скромная эпитафия сообщает о его «неграмотности»? Напротив — эпитафия утверждает, что его интеллект был равен сумме интеллектов Нестора (историка), Сократа (философа), Марона (поэта).
Приходится признать, что наше неприятие «математического принципа», заложенного в шекспировском каноне, вызвано свойствами нашего сознания. Мысль об этом кажется сознанию «непривычной». Мы ей не доверяем. А происходит это лишь потому, что нам не известно ни одного примера использования такого принципа в литературном творчестве.
Все не доверяют правде,
Что в платье непривычное одета.
(«Король Джон»)[5].
Лукреций, популярный в шекспировскую эпоху автор, утверждал: «Ни с чем не сравнимо то наслаждение, когда стоишь на прочном основании истины (вершина, которую ничто не может превзойти)». Это прочное основание не может быть никаким иным, кроме как математическим (математика — царица наук!), этот высший принцип дает универсальное решение для всех текстов. Например, применив этот принцип к корпусу драматических произведений Шекспира, мы должны найти алгоритм «упорядочивания» шекспировских сонетов. И наоборот, вычислив «истинный порядок» сонетов в кварто-1609, мы должны увидеть другой «пласт содержания» в трагедиях и комедиях.
Но с чего начать? С исследования Большого фолио-1623, в котором содержатся и драмы, и сонеты? Или с исследования одних только пьес? У. Вордсворд, возродивший интерес к шекспировским сонетам после двухвекового их забвения, считал, что именно «└Сонеты” — ключ к сердцу Шекспира». Поэтому начать следует именно с них. Хотя, например, Аникст считал, что сонеты — «как бы автономная провинция со своими законами и обычаями, во многом отличающимися от тех, которые присущи драме». Но ведь он и не искал универсальный «высший принцип». Хотя интуитивно ощущал, что в сонетах есть «законы». «Сонеты — чудо строгой и четкой архитектоники», — утверждал он же вопреки своим же утверждениям об отсутствии какой-либо архитектоники вообще.
«Nothingseek, nothingfind» — гласит английская пословица. Ничего не ищешь, ничего и не найдешь.
Убедившись в том, что большая часть существующих данных и об авторе сонетов, и об их содержании не может служить опорой для поиска «высшего принципа», обратимся к числам.
«…Аlldifficultiesarebuteasywhentheyareknown», — сказал Шекспир в пьесе «Мера за меру» (все трудности становятся легкими, когда они поняты). Видимо, он имел в виду «очищенный разум», если пользоваться бэконовской терминологией. А «разум есть способность видеть связь общего с частным», утверждал И. Кант.
Этой же дефиниции, видимо, придерживался и У. Х. Оден, который в лекции о сонетах утверждал, что в кварто-1609 содержатся две разновидности прошлого — личное и историческое. Оба они составляют единство Времени как «вечного присутствия». Это ли не связь общего с частным?
Итак, что нам известно о «Сонетах»? В книгу, изданную в 1609 году, вошли 154 сонета. Все они пронумерованы. Мы исходим из того, что эти данные верны.
Для того, чтобы подготовленный читатель правильно прочел сонетное кварто, он должен применить «высший принцип», то есть найти ту «единицу-солнце», которую не видно. Единицу в датировке книги и немало единиц в нумерации мы видим! Но мы должны увидеть единицу «невидимую», ту, с которой начинается истинная нумерация шекспировских сонетов. Божественную единицу. Ту, с которой «все начало быть», говоря словами Священного Писания.
Что касается даты издания, стоящей на кварто-1609, то здесь поставленная задача решается без труда. Мы без усилий можем «прочитать» высший принцип, а также истинную дату издания сонетов, а также информацию о личности их автора.
Гораздо сложнее дело обстоит с нумерацией сонетов. Почему их 154 и действительно ли их 154? Каждый сонет состоит из 14 строк. В числе 154 содержится ровно 11 групп по 14 сонетов. Каждая группа (как бы сонет сонетов) состоит из 196 строк. (Обратим внимание на то, что в числе строк в этой, усложненной, форме — сонет сонетов — варьируются числа датировки кварто, если исключить ноль, который есть символ «небытия».) При таком решении мы получаем две «невидимые» единицы в числе 11, что, собственно, должно символизировать «двойную божественность».
Другое выражение формулы совершенства мы находим при членении числа сонетов на группы по 7 сонетов (7 — древний символ совершенства). Тогда таких групп оказывается 22. То есть мы получаем 4 единицы, что соответствует математическому образу Бога, называемому Тетраграмматон. Число 4 — символ силы, мужества, духовного совершенства, целостности, универсальности Мироздания.
Как ни дели корпус сонетов — приходишь к образу Единицы-Бога. Высшего принципа. Но обнаружение этого (математического) принципа говорит лишь о присутствии Единицы, то есть начала. Но оно ничего не дает для того, чтобы обнаружить то место, где эта Единица находится.
Если исходить из того, что сонеты опубликованы в умышленном беспорядке, то ясно, что Первым в книге не должен стоять сонет под номером 1. Может быть, нумеровать сонеты следует «зеркально»? Может быть, Первым является 154-й, а Вторым — 153-й? Если б все было так просто, загадки шекспировских сонетов не существовало бы!
Кстати, возвращаясь к числу сонетов: может быть, их не 154, а 1+153?
В этой сумме содержится библейская (евангельская) математическая символика. «Симон Петр пошел и вытащил на землю сеть, наполненную большими рыбами, которых было сто пятьдесят три» (Иоан., 21:11). Почему именно 153? Потому что эта числовая ценность соответствует выражению «Сыны Бога». Таким образом, христианская традиция понимает сумму 1+153 как выражение «Бог и Сыны Бога». И в числе 154 оба эти смысла «не видны»[6].
Заметим еще одну библейскую (евангельскую) традицию «сокрытия» Единицы. Она, как образ Бога, сокрыта не из каких-то конспирологических соображений, а в полном соответствии с «параметрами» Бога — он везде, но он незрим. Он — незримое совершенство. Поэтому 154 или 1+153 дают в сумме истинное Число совершенства — 10. В котором также присутствует 1 и знак «небытийности», то есть «отсутствия человеческого и материального», — ноль.
Но это все версии более или менее «очевидные». Мы же должны найти Единицу (Начало), которая вообще «невидима». В соответствии с этой задачей мы должны будем выдвинуть экзотическую гипотезу: на самом деле в кварто-1609 содержится 155 сонетов!
Есть ли основания для подобных утверждений?
Первое — из области логики и математики. Поскольку мы уже обнаруживали число 11 как символ «двойной божественности», то общее число сонетов должно также выражаться числом 11 (сумма цифр в числе 155 и есть 11). В то же время этот сонет не может входить в число пронумерованных 154. Где же он?
И второе. Он должен быть «невидим», он должен нас прямо-таки «ослеплять» — и он должен своим «двойным» сиянием освещать все 154 сонета! Всем этим условиям удовлетворяет лишь один текст, предшествующий собственно шекспировским сонетам. Это — фактическое подтверждение нашей гипотезы в самом тексте кварто.
Это посвящение следующего содержания.
TO. THE. ONLIE.
BEGETTER. OF.
THESE. INSUING. SONNETS.
MR. W. H. ALL. HAPPINESSE.
AND. THAT. ETERNITIE.
PROMISED.
BY.
OUR. EVER-LIVING. POET.
WISHETH.
THE. WELL-WISHING.
ADVENTURER. IN.
SETTING.
FORTH.
T. T.[7]
Почему мы можем считать этот текст 155-м сонетом? Потому что он соответствует всем необходимым требованиям. Его «сонетная форма», с одной стороны, «скрыта», хотя число строк в этом посвящении истинно «сонетное» — 14. С другой стороны, нас в прямом смысле «слепит» его математическая «божественность» — каждое слово в этом посвящении отделено от последующего точкой.
И сколь бы экзотическим не было наше предположение о значении этого посвящения, на данный момент оно является единственным осмысленным в шекспироведении. Исследователи кварто-1609 не считают нужным объяснять содержание посвящения (за исключением унылых вопрошаний о том, что это за таинственный MR. W. H., упомянутый в четвертой строке?). Само собой разумеется, что у исследователей нет никаких версий о причинах столь необычного построения посвящения. В чрезмерном употреблении точек филологи также не усматривают ничего «осмысленного» (типа бестолкового «хулиганства» наборщиков-приколистов).
Может быть, из-за такого пренебрежительного отношения к сложным смыслам исследователи шекспировского творчества и не находят объяснения «загадки» сонетов?
Поскольку библейская (евангельская) математическая символика является своеобразным «языком», сложной «операционной системой», то следовало бы ожидать попыток исследователей овладеть этим языком, выработанным в недрах христианской традиции, существовавшей в дошекспировское время, в шекспировскую эпоху и продолжающей существовать и сейчас. Однако шекспироведение последних трех столетий (начиная с просветителя Вольтера) только и занималось тем, что убеждало читателей и гуманитарную общественность в том, что Шекспир не столь уж совершенен, как принято считать, и не столь уж причастен к христианской традиции, как можно было бы подумать. Более того, с каждым столетием шекспироведы все более настойчиво утверждали, что Шекспир — почти атеист[8]. А если он атеист, то никаких высших (божественных) принципов в его наследии быть не может!
Как говорится, никто не заставит человека что-то видеть, если он видеть не желает!
Уж если кто-то хочет построить забор, из-за которого не будет видно леса, то он этого леса и не увидит.
Но вернемся к посвящению, предваряющему корпус сонетов в кварто-1609.
Если сонеты — ключ к сердцу Шекспира, то «ключ» к самим сонетам, видимо, и находится здесь, на самом видном месте. Где и полагается находиться «ключу», которым следует что-то «открыть».
Этот «ключ», видимо, тоже имеет математическое выражение. Но поскольку наше эссе, построенное как свободное размышление, находится за пределами «чистой филологии», то мы и не будем излагать математическое решение предъявленной задачи, а перейдем непосредственно к выводам.
Восьмое чудо света
Число восемь возникло здесь не случайно. Оно завершает наши рассуждения о «высшем принципе». Именно в восьмой строке посвящения, открывающего кварто, стоят слова OUR. EVER-LIVING. POET. — наш бессмертный поэт.
Что означает это выражение? Собственно говоря, это всего-навсего метафора Бога. Ибо Священное Писание есть поэзия и написано оно «стихами». Более того, само английское выражение, стоящее в восьмой строке, тождественно числу 153.
Что означает комбинация этих чисел? В христианской традиции комбинация этих чисел означает греческое слово «ихтус» (символ Христа), оно имеет выражение 8х153.
Как видно, входя во владения царицы наук, мы всюду натыкаемся на следы осмысленных действий, произведенных неизвестным автором-атеистом, пиратом-издателем и хулиганами-наборщиками. Специалисты по теории вероятностей подтвердят, что такие частые «совпадения» есть несомненный признак наличия заданного принципа.
Ну а теперь мы должны продемонстрировать конкретные результаты применения «высшего принципа», описанного нами в шекспировском духе, конкретно к знаменитым «Сонетам».
Причем мы должны найти «двойную божественность», то есть Два Начала. Видимо, два начала двух «частей» (частной и общей) или двух «тем» (соответствующих двум, по Одену, временам — личному и историческому). При этом они должны быть «равновелики» и соответствовать «высшему принципу». Есть и дополнительное условие: в них должны наличествовать конкретные указания на содержащуюся «сложность», на нечто «непревзойденное». То есть как бы дополнительный «ключ» к половине сонетов.
Итак, вот результат применения «высшего принципа».
Начало (номер 1) первой части (общей, исторической) — сонет под номером 59.
Начало (номер 1) второй части (частной, личной) — сонет под номером 95.
Заметим, что традиционная нумерация этих сонетов в каждом случае дает «сонетное» число 14. Заметим, что двойное (зеркальное) прочтение этой нумерации превращает 95-й сонет в 59-й, а 59-й в 95-й. Не говоря уже о том, что расчлененный таким образом сонетный корпус являет несомненную иллюстрацию применения «формулы совершенства».
Теперь посмотрим на сонет 59:
Коль то, что есть, все было и давно,
И нет под солнцем ничего, что ново,
И заблуждаться разуму дано,
Один и тот же плод рождая снова,
То память пусть в седые времена
Лет на пятьсот своим проникнет взором,
Где в первокнигепервописьмена
Отобразили образ твой узором.
Взгляну я, как писали искони
Они такое составное чудо, —
Кто лучше пишет, мы или они?
Иль не случилось перемен покуда?
Но знаю: их едва ли уступал
Оригиналу мой оригинал[9].
Или еще один вариант перевода:
Уж если нет на свете новизны,
А есть лишь повторение былого,
И понапрасну мы страдать должны,
Давно рожденное рождая снова, —
Пусть наша память, пробежавши вспять
Пятьсот кругов, что солнце очертило,
Сумеет в древней книге отыскать
Запечатленный в слове лик твой милый.
Тогда б я знал, что думали в те дни
Об этом чуде, сложно совершенном,
Ушли ли мы вперед, или они,
Иль этот мир остался неизменным.
Но верю я, что лучшие слова
В честь меньшего слагались божества![10]
Проблема переводов шекспировских сонетов на русский язык — особая тема. Первый перевод на русский был осуществлен в 1880 году Н. В. Гербелем. Второй — Модестом Чайковским в 1914 году. Сейчас число их значительно возросло. Самым известным и авторитетным переводом является перевод С. Я. Маршака.
Однако все переводы имеют несколько существенных недостатков. Во-первых, являются не переводами текстов, а переводами «смыслов» текстов. А каждый переводчик видит «смысл» в меру своего разумения. Во-вторых, как всегда, кое-что переводчикам кажется «лишним» и «второстепенным» — это исключается из смысла текста. В-третьих, по заветам Вольтера русские переводчики, считающие Шекспира недостаточно изящным и ужасно грубым (варварская, дикая поэзия), всячески стремятся его «опарфюмерить» и ввести в цивилизованное русло. В результате «русский» Шекспир выглядит так, как выглядел бы просвещенный помещик средней руки, похожий на семидесятилетнего Пушкина. «Русский» Шекспир и изъясняется слогом пушкинской эпохи. Таким образом, читая русские переводы Шекспира, читатель почти ничего не узнает о Великом Барде.
С. Я. Маршак создал при переводе корпуса сонетов свою образную систему за счет систематических отклонений от образной системы Шекспира. Об этом подробно написал М. Л. Гаспаров[11]. Там, где у Шекспира напряженность, экспрессия, — у Маршака мягкость и интеллигентность. Там, где у Шекспира конкретное, — у Маршака обтекаемо-абстрактное. Там, где у Шекспира логическое, — Маршак заменяет его эмоциональным. «Но, пожалуй, главное даже не это. Главное, это та лексика, которую Маршак вводит в свои переводы └от себя“, на место выброшенных им слов и образов», — пишет М. Л. Гаспаров. И продолжает после конкретных примеров: «Мы обращаем внимание на характер этих добавлений — на то, что все они принадлежат к эмоциональной лексике русской романтической поэзии пушкинского времени».
М. Л. Гаспаров даже не поленился подсчитать нешекспировские обороты, вставленные в сонеты С. Я. Маршаком. Приведем некоторые: юность в цвету (15), светлый лик (18), печать на устах (23), у камня гробового (31), тайна сердца моего (48), печальный жребий (92)… Этот список (из сотни примеров) «можно было бы очень сильно расширить», добавляет М. Л. Гаспаров.
И мы расширим его на примере сонета 59.
В обоих переводах, приведенных нами, есть «подозрительные» места. Одно из них — в 7-й строке. Что такое «первописьменапервокниги» (С. Степанов) и что такое «древняя книга» (С. Маршак)? Заглянем в оригинал. Разумеется, оба переводчика убрали конкретное и заменили его абстрактным. Ибо именно в 7-й строке стоит ужасное конкретное словосочетание «античная книга» (antiquebook). Из текста следует, что эта книга написана 500 лет назад (fivehundred), то есть в XI–XII веках. Явный анахронизм! Почему же нельзя перевести строку точно и дать сноску: средневековая книга ошибочно названа античной? Видимо, эта деталь шекспировского рассуждения о времени кажется переводчикам «второстепенной», и, следовательно, ее можно вообще выбросить. Еще одно «туманное место» в 10-й строке. Что такое «составное чудо» (С. Степанов) и «чудо, сложно совершенное» (С. Маршак)? Заглянем в оригинал. В 10-й строке стоят следующие слова: «Tothiscomposedwonderofyourframe». То есть речь идет о том, что написано как музыка (composed), а выше, в 3-й строке, стоит музыкальное слово «invention». Такое название (подзаголовок) давали композиторы XVII–XVIII веков своим пьесам, в которых применяли сложные приемы изложения, разработки и развития музыкального материала[12].
Само же слово «invention» в переводе с латыни означает — изобретение, некий новый интеллектуальный продукт.
А мы ведь утверждали, что в сонете 59 найдем указание на общее и историческое (современность и античность), а также прямые указания на «сложные приемы изложения» и нечто вновь изобретенное в этой области (то есть непревзойденное). Если этот сонет (номер 1) является ключом к первой половине «двойной божественности», заключенной в 154 сонетах, то, видимо, в сонете 95 мы должны будем обнаружить «ключ» ко второй половине (частного и личного). Вот первая строфа этого сонета:
Ты украшать умеешь свой позор.
Но как в саду незримый червячок
На розах чертит гибельный узор,
Так и тебя пятнает твой порок[13].
Или другой вариант:
Какая красота в грехе твоем,
Который, как червяк в бутоне розы,
На имени твоем лежит пятном, —
Но облик твой отводит все угрозы![14]
Нет смысла далее цитировать этот сонет (№ 95), ибо ценители Шекспира и так помнят, что в нем нет ничего общего и исторического, зато содержится частное и личное. Но понято оно может быть (как ключ) ко второй половине «двойного божественного» только тогда, когда переводчики предъявят нам точные переводы конкретных текстов, а не приблизительные переложения своих субъективных «смыслов». Ибо только тогда можно будет извлечь из сонетов конкретную (личную и частную) информацию, когда переводчики (а также британские исследователи) поймут одну простую вещь: в сфере действия «высшего принципа» нет и не может быть ничего «лишнего» и «испорченного», «второстепенного» и «третьестепенного». Все имеет «числовую ценность». В том числе и выражение «бутонное имя», которое исчезает в переводе. А ведь это лишь один из множества примеров изъятия из шекспировского контекста смыслового образа.
Георг Брандес в книге «Шекспир. Жизнь и произведения» писал: «У Шекспира каждое позднейшее произведение всегда связано с предыдущим, подобно тому как звенья цепи сомкнуты между собою»[15]. Так не разрывается ли цепь понимания при изъятии якобы «лишних» звеньев?
«Шекспир, как человек Возрождения, радуется новооткрытой мощи разума и развлекается тем, что всякую мысль и всякий образный ряд строит с неуязвимой логиче-ской связностью», — пишет М. Л. Гаспаров. Но если из этого образного ряда изымаются почти все смысловые образы, то понятно, неуязвимая связность превращается в месиво и хаос. — «Целое всегда складывается из частностей, и отступления в мелочах, если они последовательны и систематичны, могут ощутимо изменить картину целого ‹…› Эта разница может даже выходить за пределы образного плана и ощущаться в более высоком и сложном плане — композиционном».
То есть, говоря прямее, шекспироведы и переводчики, пренебрегая «частностями», лишают себя возможности понять композицию книги «Сонетов». То есть истинный их порядок и структуру.
«Все в науке основано на содержании, ценности и действенности выдвинутого основного положения (принципа. — Н. Г.) и на чистоте намерения» — говорил энциклопедист Д’Аламбер. И эта мысль кажется частью мысленного диалога французского просветителя и К. Гельвеция, отвечающего: «Знание некоторых принципов легко возмещает незнание некоторых фактов».
Как видим из приведенных цитат, метод извлечения информации из «шекспировского канона» (в том числе и «Сонетов») уже давно и не один раз сформулирован. Почему ж шекспироведение (и «сонетоведение») остается глухим к этим известным ему «принципам»?
«Времена меняются, вкусы борются, эстетические идеалы колеблются; наступит пора, когда новое поколение захочет увидеть нового Шекспира, в котором главным будет то, что Маршак считал третьестепенным», — заявляет М. Л. Гаспаров.
То есть главным-то и является «третьестепенное»!
Иными словами и о том же говорил еще один «полумифический» поэт, рожденный русской культурой, — К. Прутков.
«Отыщи всему начало, и ты многое поймешь».
Возможность увидеть такого «нового Шекспира» с помощью формулы совершенства и «высшего принципа» мы и попытались показать, отождествив традиционно «третьестепенное» с главным. Кто знает, не принесет ли такой подход желанный результат — открытие 400-летней тайны шекспировских «Сонетов»? Не явит ли он нам во всем своем истинном блеске и масштабе подлинного Шекспира — «восьмое чудо света», суммарно превосходящее известные семь земных чудес? А значит, являющееся в полном смысле слова — НЕПРЕВЗОЙДЕННЫМ.