Подготовка публикации Маргариты Райциной
Опубликовано в журнале Нева, номер 3, 2009
I. Гоголь о петрашевцах
Несмотря на исследования Н. С. Тихонравова и В. И. Шенрока, история второго тома «Мертвых душ» до сих пор очень мало выяснена. Сохранившиеся и разо-бранные Шевыревым черновые наброски Тихонравов, например, склонен приурочить к 1840–1842 годам. Между тем многое в их содержании заставляет относить их к более позднему времени, к концу 40-х годов.
Ряд намеков, видимо, направлен против Белинского и Грановского. Выходки против первого, конечно, стоят в связи с его письмом по поводу «Выбранных мест»; недружелюбные отзывы о втором вызваны, несомненно, его борьбой со славянофилами и, в частности, столкновениями с Шевыревым, другом Гоголя.
Вот эти намеки обеих сохранившихся редакций.
«Выписаны были новые преподаватели, с новыми взглядами и новыми углами и точками воззрений. Забросали слушателей множеством новых терминов и слов; показали они в своем наложении и логическую связь, и следование за новыми открытиями, и горячку собственного увлечения, но — увы! — не было только жизни в самой науке» (соч. Гоголя. Просвещение. V. C. 31, 188). Тентетников слушал «всеобщую историю человечества в таком огромном виде, что профессор в три года успел только прочесть введение да развитие общин каких-то немецких городов (ib. С. 32, 188). С ним был знаком «резкого направленья недоучившийся студент, набравшийся мудрости из современных брошюр и книг» (с. 42).
В ряде других намеков я вижу отголоски дела петрашевцев, как оно преломилось в голове Гоголя, судившего о нем только по слухам и отзывам своих консервативно настроенных московских, главным образом, друзей, из их переписки можно было бы подобрать любопытные параллели к словам Гоголя).
«В числе друзей Андрея Ивановича (Тентетникова), которых у него было довольно, попалось два человека, которые были то, что называется огорченные люди[1]. Это были те беспокойно странные характеры, которые не могут переносить равнодушно не -только несправедливостей, но даже и всего того, что кажется в их глазах несправедливостью. Добрые поначалу, но беспорядочные сами в своих действиях, требуя к себе -снисхождения и в то же время исполненные нетерпимости к другим, они подействовали на него сильно и пылкой речью, и образом благородного негодованья против общества» (ib. C. 34–35, 190). Тентетников «в молодости своей было замешался в одно неразумное дело. Два философа из гусар, начитавшиеся всяких брошюр, да не окончивший учебного курса эстетик (Белинский?[2]), да промотавшийся игрок затеяли какое-то -филантропическое общество под верховным распоряженьем старого плута и масона, и тоже карточного игрока, но красноречивейшего человека. Общество было устроено с обширною целью: доставить прочное счастие всему человечеству, от берегов -Темзы до Камчатки. Касса денег потребовалась огромная; пожертвования собирались с великодушных членов неимоверные. Куда это все пошло, знал об этом только -один -верховный распорядитель. В общество это затянули его два приятеля[3], принадлежавшие к классу огорченных людей, добрые люди, но которые от частых тостов во имя науки, про-свещенья и будущих одолжений человечеству сделались потом формаль-ными -пьяницами… Общество успело уже запутаться в каких-то других действиях, -даже не совсем приличных дворянину, так что потом завязались дела и с полицией» (с. 48, 201).
В этих фразах есть намеренное смешение Гоголем Dichtung und Wahrheit[4], но исходить он мог только из дела петрашевцев. Н. В. вращался в московских кругах, точку зрения которых на это дело достаточно характеризует письмо Хомякова гр. Блудовой (см. мою книгу «Петрашевцы». С. 154):
«В Питере нашлись люди, которые хотели всех нас перебить. Что за строгое боевое время!.. Что вам сказать про здешние толки о вашем северном коммунизме? Слухи о намерениях клубов внушают негодование, а молодость клубистов — сострадание… Вообще рассказы очень темны, и иные забавны. Я уже не говорю об уничтожении всех церквей и пр., и пр. (очевидно, имеется в виду иносказательная речь Ахшарумова и разрушении старых столиц и городов); но мне довелось слышать от одной барыни, к несчастью, не тетки моей, что клубисты хотели перерезать всех русских до единого и для заселения России выписать французов, из которых один какой-то[5], которого имени она не знает, считается у них Магометом…»
Характеристика «огорченных» друзей Тентетникова, сделанная Гоголем, по своему духу очень близка к этим московским «толкам о северном коммунизме»…
II.
Пушкин и Гоголь
Вопрос о взаимных отношениях Пушкина и Гоголя давно уже нуждается в коренном пересмотре. Обычное представление чуть ли не о тесной дружбе, связывавшей их, главным образом основывается на данных позднейших писем Гоголя, который по склонности своей к преувеличению вообще и по естественной человеческой слабости переоценивать свои отношения к великим людям, в частности, дал не совсем верную характеристику своего знакомства с Пушкиным.
Пушкин, несомненно, высоко ценил талант Гоголя: о этом свидетельствуют его многочисленные отзывы печатные, записанные современниками и встречающиеся в переписке[6]. Тон его писем к Гоголю, во всяком случае, не дружеский, а, в общем, довольно холодный, деловой: стоит только сравнить их с письмами А. С. К его друзьям, чтобы убедиться, что особенной близости между ним и Н. В. не было, да и не могло быть вследствие слишком большой разницы характеров, воспитания и пр.
Больше всего их связал «Современник», в котором Гоголь принял было живое участие, но и это привело к трениям, до сих пор совершенно не выясненным.
24 февраля 1836 года Гоголь писал Погодину ‹…›: «О журнале Пушкина, без сомнения, уже знаешь. Мне известно только то, что будет много хороших статей, потому что Жуковский, князь Вяземский и Одоевский приняли живое участие. Впрочем, узнаешь подробнее о нем от него же самого, потому что он, кажется, на днях едет в вам -в Москву».
Итак, к центральному кружку «Современника» при его зарождении он не примкнул[7]. Позднее он дает для журнала ряд статей и заметок. Известно, что многие из них не были приняты Пушкиным и остались в бумагах Гоголя: напечатанное подверглось большим сокращениям и переделкам по указаниям Пушкина. Почти вся первая и вторая книжка «Современника» печаталась во время отсутствия А. С. из Петербурга. -Наблюдение за печатанием перешло к друзьям Пушкина; главную роль в библиографическом отделе играл, по-видимому, Гоголь. Если так, на его ответственность падает недоразумение, которое Пушкину пришлось выяснять в III книге «Современника» ‹…›: «Обстоятельства не позволили издателю лично заняться печатанием первых двух нумеров своего журнала; вкрались некоторые ошибки, и одна довольно важная, происшедшая от недоразумения: публике дано общение, которое издатель ни в каком случае не может и не намерен исполнить, — сказано было в примечании к статье └Новые книги“, что книги, означенные звездочкою, будут со временем разобраны. В списке вновь вышедшим книгам звездочкою означены были у издателя те, которые показались ему замечательными или которые намерен он был прочитать; но он не предполагал отдавать о всех их отчет публике: многие не входят в область литературы, о других потребны сведения, которые он не приобрел».
14 апреля 1846 года Пушкин писал Погодину об анонимной заметке Гоголя ‹…›: «Журнал мой вышел без меня, и, вероятно, Вы его уже получили. Статья о Ваших -афоризмах писана не мною, и я не имел ни времени, ни духа ее порядочно рассмотреть. Не сердитесь на меня, если Вы ею недовольны». Когда статью «О журнальной литературе» стали приписывать А. С., он нашел себя вынужденным заявить ‹…›: «Статья └О движении журнальной литературы“ напечатана в моем журнале, но из сего еще не следует, чтобы все мнения, в ней выраженные с такою юношескою живостию и прямодушием, были совершенно сходны с моими собственными. Во всяком случае она не есть и не могла быть программою └Современника“». В таких фразах Гоголь не мог -не почувствовать некоторого осуждения, очень сдержанного, отдельных мыслей -своей статьи.
После первой книжки Гоголь очень мало участвует в «Современнике»: в письмах его конца 1836-го и начала 1837 годов почти нет упоминаний о Пушкине; не упоминает почти совсем за это время о нем и Пушкин — как будто признак взаимного охлаждения. Из Гамбурга 16 июня 1836 года Н. В. писал Жуковскому ‹…›: «Даже с Пушкиным я не успел и не мог проститься; впрочем, он в этом виноват. Для его журнала я приготовлю кое-что, которое, как кажется мне, будет смешно: из немецкой жизни» (это обещание не было выполнено).
Для характеристики взаимных отношений писателей, с легкой руки Тихонравова, часто пользовались и пользуются одним местом в «Мыслях на дороге» Пушкина: «Я отыскал в моих бумагах любопытное сравнение между обеими столицами: оно написано одним из моих приятелей, великим меланхоликом, имеющим иногда свои светлые минуты веселости ‹…›. Выражением «великий меланхолик» часто злоупотребляли в характеристиках Гоголя. Н. С. Тихонравов ‹…› «не сомневался», что эти слова относятся к началу «Петербургских записок 1836 года» Гоголя, не попавшему по неизвестным нам причинам, скорее всего цензурным, в печать (они были напечатаны в «Современнике» после смерти Пушкина). Против этого предположения можно выдвинуть ряд фактов: 1) всем своим содержанием «Петербургские записки» относят в 1836 году, между тем как «Мысли на дороге» пишутся в 1833–1834-е или 1835 годы; 2) нет никаких указаний на отдельное существование их начала под названием «Петербург и Москва»; 3) вообще очень щепетильный в своих литературных отношениях Пушкин не мог дать в приложении к своей статье большого и очень существенного отрывка из статьи Гоголя, предназначенной для «Современника» (тем более что этот отрывок, по-видимому, мог встретить серьезные по тому времени цензурные затруднения, а Пушкин очень хотел провести в печать свои «Мысли»[8].
К сожалению, это приложение в бумагах Пушкина не сохранилось. Подготовив статью к печати, он этого отрывка совсем не дал — может быть, вследствие колебаний. Они, кажется мне, всего скорее могли быть по поводу стихотворного отрывка «Петербург и Москва», принадлежащего кн. П. А. Вяземскому: забавный сам по себе, он отличался не совсем цензурным характером. В Полном собрании сочинения -кн. П. А. Вяземского (т. III. С. 289) он должен был попасть в число стихотворений 1822 года под названием «Сравнение Петербурга с Москвой». Редакция не решилась его напечатать и сделала такое примечание: «Шуточное стихотворение под этим -заглавием никогда не предназначалось для печати и в оставленных покойным князем П. А. Вяземским сборниках и прочих бумагах не сохранилось». Оно указано в конце тома, в примечаниях (с. VI) так: «Рук. сборн. кн. Долгорукова, стр. 509, помеч. 1821 г.». Ссылка эта объясняется словами предисловия: «Материалом для издания служили… рукописные сборники, составленные покойным князем Н. А. Долгоруковым и -В. И. Межовым».
По всей вероятности, сборники кн. Долгорукова сохраняются у гр. С. Д. Шереметева. До их опубликования, которое может дать более точный текст, мы можем сообщить это стихотворение[9] по копии, любезно сообщенной нам проф. Н. Ф. Сумцовым. ‹…› В нем есть посвящение А. Г. Родзянко и подпись: Д. Давыдов. Такие произвольные -приурочения шуточных стихотворений и эпиграмм — обычное явление в истории нашей литературы начала XIX века. Оставляя пока в стороне вопрос об авторстве Вязем-ского или Давыдова ‹…›, мы предположительно ставим это стихотворение с «Мыслями на дороге» Пушкина. В 30-х годах Вяземский то сильно хандрил, то прорывался шутками; слова Пушкина «один из моих приятелей» и «веселый меланхолик» всего скорее могут относиться к нему. «Веселый меланхолик» мало приложим к Давыдову, но на него больше, чем на Вяземского, указывают посвящение Родзянко и самая фактура -стихов.
Текст стихотворения, доставленный нам проф. Сумцовым, таков:
У нас Москва;
У вас Княжнин[10],
У нас Ильин[11].
Согласен в том,
Но желтый дом,
Зато здесь есть.
В чахотке честь.
У вас Хвостов[12].
У нас Шатров[13].
У вас плутам,
У вас глупцам,
Больным ………
Дурным стихам
И счету нет.
Божусь, и здесь
Не лучше смесь:
Здесь вор в звезде,
Монах ………
Осел в суде,
Дурак везде.
У вас совет[14],
Его здесь нет.
А с брюхом лесть
Как на Неве,
Так и в Москве.
Мужей в рогах,
Девиц в родах,
Мужчин в чепцах,
А баб в портках
Найдешь у вас,
Как и у нас.
Не пяля глаз,
У вас «авось»
России ось,
Крутит, вертит,
А кучер спит…
По содержанию и начало «Петербургских записок» Гоголя, и это стихотворение одинаково могли примкнуть к «Мыслям на дороге» Пушкина как заключительный аккорд его сравнения Петербурга с Москвой. Из последнего Пушкин мог дать, конечно, только отрыки.
Публикуется по: Голос минувшего. 1913. № 9. С. 234–239. Подп. Вл. Каллаш. Курсивные выделения и постраничные примечания, кроме специально оговоренных, авторские.
Владимир Владимирович Каллаш (1866–1918) — историк русской литературы, этнограф. Изданы: «Положение неспособных к труду стариков в первобытном -обществе» (М., 1889); «Палий и Мазепа в народной поэзии» (М., 1889); «Что сделано Екатериной II для русского народного просвещения» (М., 1896); «К истории народного театра» (М., 1899); «Опыт пересмотра некоторых спорных вопросов о Белинском» (М., 1900); «Из -истории малорусской литературы» (Киев, 1900); «Жуковско-гоголевская юбилейная литература» (М., 1902); «Очерки по истории школы и просвещения» (М., 1902); «Гоголь в русской поэзии» (М., 1902); -«Гоголь и его письма» (М.., 1902); «Puschkiniana» (Киев, 1902–1903); «Очерки по истории русской журналистики» (М., 1903); «Гоголь в воспоминаниях современников и переписке» (М., 1909); «Процесс 193-х» (М., 1906); «Процесс 50-ти» (М., 1906); сочинения Радищева (М., 1907); сочинения Гоголя (СПб., 1908–1909); «История русской словесности» (М., 1909); сочинения Крылова (СПб., 1903–1905); Три века. Россия от смуты до наших дней. В 6 т. М., 1912–1913. Совр. изд.: В. В. Каллаш. Три века. Россия от смуты до нашего времени. В 6 т. (3 кн.) / Сост. А. М. Мартышкин, А. Г. Свиридов. Изд-во «Мой мир», 2008.
Н. С. Тихонравов — под его редакцией вышло первое наиболее полное издание «Сочинений Гоголя» (5 т. М., 1889–1890); В. И. Шенрок — историк литературы, исследователь творчества Н. В. Гоголя (см.: Указатель к письмам Гоголя. М., 1888; Ученические годы Гоголя. М., 1898; Материалы для биографии Гоголя. В 4 т. М., 1892–1898.
Степан Петрович Шевырёв (1806–1864) — русский литературный критик, историк литературы, поэт. Стихотворения «Я есмь» (1825), «Мысль» (1826) обратили на себя внимание -А. С. Пушкина (последнее в письме к Погодину названо «одним из замечательнейших стихотворений текущей словесности»). В обзоре «Русская литература за 1827 г.» Шевырёва дана содержательная характеристика творчества Пушкина. Один из руководителей «Московского наблюдателя», в котором поместил нашумевшую полемическую статью «Словесность и торговля», направленную против «торгового направления» в литературе (Булгарин, Греч, Сенковский). Шевырёв был особенно близок с Гоголем, которому оказывал много услуг: читал корректуру его сочинений, налаживал связи с книгопродавцами, ведал его финансовыми делами. После смерти Гоголя Шевырёв принимал деятельное участие в разборе его бумаг и хлопотал о посмертном издании его сочинений.
Владимир Измайлович Межов — известный библиограф (1831–1894). Сотрудничал в «Библиографических записках», «Книжном вестнике», «Русской беседе», «Журнале Министерства народного просвещения», «Голосе», «Библиографе» и др. Выпустил ряд библиографических изданий по педагогике, археологии, повременным изданиям и др., не утративших своего значения и по настоящее время. По огромному количеству трудов и их разнообразию Межов не имел себе соперников и приобрел известность не только в России, но и за границей.
Николай Федорович Сумцов (1854–1922) — историк литературы и этнограф. Написал около восьмиста работ, напечатанных в различных периодических изданиях («Киевская старина», «Украинская жизнь», «Этнографическое обозрение», «Вестник харьковского филологического общества» и др.) и посвященных изучению устной поэзии и народного быта (обрядов, поверий и т. п.). С. принадлежит также ряд статей о русских писателях — Пушкине, Грибоедове, Майкове, Жуковском, Одоевском.
Николай Михайлович Шатров (1765–1841) — стихотворец конца XVIII и начала XIX века, один из приверженцев школы Шишкова и противник Карамзина. Сотрудничал в «Амфионе», «Северном вестнике», «Русском вестнике», «Сыне отечества», «Трудах Общества любителей российской словесности при Московском университете». Многие из его стихотворений появились отдельными брошюрами.
Публикация
подготовлена
Маргаритой Райциной