Опубликовано в журнале Нева, номер 2, 2009
Александр Анатольевич Сотниченко родился в 1977 году, окончил в 1998 году восточный факультет СПбГУ по специальности востоковед-историк, кандидат исторических наук, ведущий аналитик Санкт-Петербургского центра изучения современного Ближнего Востока. Преподаватель кафедры теории и истории международных отношений СПбГУ. Живет в Санкт-Петербурге.
Против течения: национализм в современном мире
Идеология национализма отнюдь не утратила свою популярность за шестьдесят с лишним лет, которые прошли со времени краха крупнейшего националистического (нацистского) проекта в истории. Она видоизменяется в новых условиях, приобретает союзников там, где, казалось, их и быть не может, становится идеологией партий, движений и целых государств. Национал-сепаратистские движения окраин раскололи последние континентальные империи современности — СССР и Югославию, в единой Европе все явственнее слышатся голоса басков, шотландцев, фламандцев, выступающих под лозунгами политического самоопределения. Наконец, прогрессивная Европа почти единогласно признает Косово — проект албанских сепаратистов, активно поддержанных США. Правда, в то же самое время резкой критике подвергаются европейские националисты, выступающие за ограничение миграции, сохранение языка и культуры родной страны, большую самостоятельность в международных вопросах.
Особой разницы в идеологии этих двух направлений национализма нет. Как немецкие националисты из Немецкого народного союза Герхарда Фрая, так и косовские албанцы из Демократической партии Косова, сформированной на основе ОАК, выступают за преимущественное право одной нации в государстве, дискриминацию или даже насильственное выдворение иноэтнических, инорелигиозных элементов со своей территории. И первые, и вторые в большинстве случаев надеются на своих условиях стать участниками мировых процессов, способных обеспечить нации должный уровень социального и экономического развития. Например, и косовские албанцы, и сербские националисты одинаково стремятся в Европейский союз. Однако албанцы хотят это сделать в рамках собственного государства.
Первую группу националистов можно условно назвать национал-консерваторами, сторонниками сохранения status quo, охранителями. Как правило, эти течения реакционны, ориентируются в первую очередь на борьбу с миграцией из других стран, сохранение моноэтничности и монокультурности страны. Поддержание национальной идентичности с точки зрения первой группы способно сгладить негативные аспекты глобализации, выражающиеся в экспансии цивилизационных и культурных элементов, не свойственных титульной нации. Такой вид национализма в основном характерен для стран, находящихся на высоком уровне экономического и социального развития, но в то же время с низкими демографическими показателями — Великобритании, Германии, Франции и др. Эти факторы создают объективные условия для миграции из-за рубежа, что, в свою очередь, влияет на популярность националистической идеологии.
Вторая группа националистов заинтересована в изменении существующих государственных и этнических границ, ссылаясь на декларированное в резолюции Генеральной Ассамблеи ООН право наций на самоопределение. Как правило, национал-ревизионисты представляют народы окраин бывших империй, в которых центры по-прежнему ограничивают самостоятельные связи провинций с мировым сообществом. Преодоление зависимости от метрополии, с точки зрения современных сепаратистов, должно помочь нации напрямую контактировать с основными мировыми центрами силы, способными обеспечить безбедное существование народа лучше, чем устаревшая структура.
Причем оба направления предполагают наличие такого необходимого для развития фактора, как национальная угроза, воплощенная в иноэтническом, инокультурном воздействии. В первом случае это, как правило, сепаратисты-националисты и (или) мигранты, нарушающие привычный ход жизни, культурный, лингвистический облик страны и претендующие на часть исторического наследия. Во втором случае угроза исходит из подавляющего полноценное развитие нации центра, находящегося под контролем враждебной этнонациональной или этноконфесиональной группы. Наличие общей угрозы порождает этнический конфликт на основе национальной ненависти, являющейся одной из самых серьезных причин, влияющих на развитие национализма (1). Фактически национализм второго типа порождает национализм первого, становясь единственным языком общения между народами.
В результате в современной Европе мы видим две противостоящие националистические идеологии, которые подпитывают друг друга, сталкиваясь в конфликтах на этнических границах. Принципиальных мировоззренческих расхождений между ними нет, различия наблюдаются только в особенностях развития государств и наций, на уровне их экономического, политического и демографического состояния.
Национализм и глобализация
Главной тенденцией современного мира является глобализация, с чем соглашаются сейчас большинство политологов. Этот процесс очень многогранен и объективен, его нельзя описать в двух словах, поэтому воспользуемся определением “глобализация — это вестернизация и американизация”, которое дал В. Л. Иноземцев (2). Следует отметить, что идеологией глобализации является либерализм, а целью — построение единой мировой рыночной цивилизации с деньгами в качестве основополагающей ценности. Либерализм подразумевает “четыре свободы”: свободное передвижение товаров, свободное передвижение людей, свободное передвижение капиталов и свободное передвижение технологий. Подробно либеральное будущее человечества описано у таких теоретиков глобализма, как Ф. Фукуяма и Ж. Аттали (3).
Однако и национализм, и сопутствующая ему теория права наций на самоопределение также являются сугубо западными доктринами, не зря США и Европа поддерживают многочисленные сепаратистские движения в мире от Восточного Тимора и Тибета до Чечни и Косова. Один из ведущих апологетов глобализации Дж. Розенау предлагает термин fragmegration, обозначающий явление, состоящее из взаимно дополняющих друг друга мировых процессов интеграции и фрагментации, одинаково свойственных современному миру. С его точки зрения, умеренный национализм (fragmentation) вполне отражает тенденции модерна и уместен в глобальном обществе, если не вступает в противоречие с мировыми интеграционными процессами (integration).
С нашей точки зрения, именно формула fragmegration в наибольшей степени отражает взаимоотношения между глобализацией и национализмом в современном мире. То есть если национал-сепаратизм албанцев Косова способствует скорейшему вхождению жителей в мировые наднациональные интеграционные структуры и обеспечивает “четыре свободы”, то его следует поощрять. Если же национализм пытается ограничить распространение либеральных ценностей на определенных территориях (как в случае с правыми силами в Германии или во Франции) или способствует уходу регионов из более либеральной, то есть открытой, системы в менее либеральную, то есть частично закрытую (как это имеет место в случае с Абхазией, Северной Осетией, Турецкой республикой Северного Кипра), то ему необходимо противодействовать и мирным путем, с помощью международного права, и силовыми методами. Национализм, таким образом, с точки зрения либеральных держав, является второстепенным фактором современности, который может быть допущен лишь в том случае, если он не противоречит глобальным интеграционным процессам. Отныне “невидимая рука рынка” Адама Смита определяет, какой элемент национальной традиции сохранится и даже станет популярным по всему миру, а какой — забыт навсегда.
Следует заметить, что большинство современных националистов, в общем, согласны занимать второе почетное место. Их вполне устраивают основные тенденции современного мира: глобальное неравенство (для националистов — лишь очередное подтверждение неравенства рас), секуляризация (как либерализм, так и национализм предполагают вторичность религии по отношению к собственно либеральным ценностям или нации), неприкосновенность личности и частной собственности, рыночная экономическая система. У национализма и либерализма три общих противника: племенное сознание, клерикализм и коммунизм. Сторонники обоих идеологических направлений разделяют прогрессистские взгляды на историческое развитие.
Правых националистов, националистов консервативных не устраивают лишь некоторые вторичные аспекты глобализации, такие, как утрата расовой чистоты, элементов национальной культуры, упадок морали, появление многочисленных инокультурных элементов в политическом, экономическом и правовом поле и т. п. (4). Считается, что национально ориентированная политика сможет ликвидировать или, по крайней мере, смягчить эти негативные тенденции, возвратить развитие западной цивилизации (5), чья универсальность не подвергается сомнениям, в правильное русло.
Националисты надеются избежать дурного влияния глобализации, укрывшись за стеной экономических, юридических и политических ограничений, налагаемых на глобализацию, однако, не предлагая полноценной альтернативы и оставаясь в тесных рамках национальных государств, обрекают себя на поражение. Эта тенденция наглядно демонстрируется, например, уже упоминавшимся П. Бьюкененом на примере деградации правых идей среди руководства Республиканской партии США (6).
Среди националистов существует широко распространенное мнение, что в современном мире есть развитые национальные государства, сумевшие сохранить в условиях глобализации свою культурную идентичность, и потому другим странам следует брать с них пример. Это прежде всего Япония и Израиль. Действительно, трудно спорить с фактами: обе эти страны показали поистине огромные темпы своего развития в ХХ веке, причем национализм (в разной степени) до сих пор является серьезной основой их идеологии. Оба государства — признанные региональные державы, чье влияние распространяется далеко за пределы их границ, мировые лидеры по производству высокотехнологичной продукции. Географически далекая, но такая близкая благодаря доступности своих первоклассных потребительских товаров Япония стала одним из всемирных символов устойчивого развития, опирающегося на традиции. Израиль же, из-за тесных связей с Россией и фактического отсутствия критических материалов на русском языке в отношении его современного состояния, благодаря умелой кампании по созданию позитивного имиджа страны, также превратился в кумира современных националистов. Однако и в этих благополучных странах существует ряд проблем, на которые следует обратить внимание.
Япония
Начнем с того, что Япония по факту не является независимым государством. Тень поражения во Второй мировой войне до сих пор висит над этой страной, причем, кажется, большинство населения давно смирилось со своей ролью “непотопляемого авианосца США” в регионе. Японии запрещено иметь собственную армию, а силы самообороны разрешено использовать только в миротворческих операциях под контролем США (как, например, сейчас в Ираке). На территории Японии (Окинава) до сих пор находятся американские оккупационные войска.
За всю свою историю с середины XIX века Япония гораздо быстрее других незападных стран осваивала западные технологии и культуру. Уже в начале ХХ века японцы строили лучшие броненосцы, а поэты перенимали модную технологию написания стихов латиницей. Японцы лучше других освоили английскую тактику заморской колониальной экспансии, неоднократно побеждая своих учителей в сражениях 1941–1942 годов. Японцы же, тщательно изучив продукцию Голливуда, уже в 1950-х годах снимали картины, завоевывавшие первые награды на международных кинофестивалях. Япония и сейчас опережает западный мир по многим показателям (7).
Вместе с тем необходимо отметить, что именно в Японии сейчас самый высокий уровень самоубийств среди развитых стран и самый низкий уровень рождаемости, самое старое население в мире. Япония, в которой добродетелью всегда считался аскетизм, которая отворачивалась при просмотре сцен с невинными поцелуями в американских вестернах 1950-х годов, стала одним из мировых лидеров по производству порнографической продукции всех видов. Специалисты утверждают, что это позволило снизить количество изнасилований, однако он по-прежнему велик — в три раза меньше, чем в США, но в четыре раза выше, чем в Англии. На рубеже 80–90-х годов ХХ века в Японии происходит гей-бум, в результате которого гомосексуальная культура становится чрезвычайно модным и распространенным явлением.
Японские газеты пестрят объявлениями от девушек: “Познакомлюсь с белым парнем”, поскольку японской девушке гулять с белым парнем или, наоборот, японскому парню с белой девушкой чрезвычайно престижно. Поп-музыка в Японии (как, впрочем, и в России) уже давно утратила свои традиционные корни. Здесь принято петь куплет по-японски, куплет по-английски. В Японии научились делать хорошее европейское пиво и виски, ведь это так по-западному — пить всем офисом после работы! В пятницу вечером улицы, остановки общественного транспорта и метро наполняются пьяными женщинами и мужчинами, одетыми в тройки и офисные костюмчики. Причем многие служащие, днем строгие и подтянутые, теперь, не стесняясь, падают и блюют. Надираться в пятницу вечером до поросячьего визга уже стало корпоративной традицией. На улицы Токио в это время следовало бы посмотреть! Или другая “традиция”: в пятницу после работы всем коллективом (по крайней мере, мужской частью его) ездить к любовницам или дамам легкого поведения. Добропорядочный семьянин, направляющийся домой, выглядит среди коллег белой вороной.
По нашему мнению, эти тенденции не могут являться признаками здорового развития нации.
Израиль
Израиль может по праву считаться самым успешным националистическим проектом ХХ века. Изначально задумывавшийся в качестве государства еврейского народа, Израиль не только смог добиться независимости и отразить агрессию арабских стран, но и в значительной степени расширить свою территорию, выигрывая одну войну за другой. Созданию еврейского националистического режима во многом способствовала религия евреев — иудаизм, в которой изначально заложены принципы исключительности богоизбранного народа. Несмотря на то, что сионизм, выросший из иудаизма, представляет собой скорее светскую идеологию, роль религии в создании еврейского государства (именно в Палестине, а не в других местах), а также ее роль в современной жизни Израиля чрезвычайно велика.
Такие факторы, как наличие единого языка, культуры, национальной религии, сплочение народа за годы преследований, создали уникальную базу для осуществления сионистского проекта. Однако заметим, что нынешнее положение Государства Израиль оставляет желать лучшего. Сейчас вряд ли можно с уверенностью сказать, что Израиль стал национальной родиной для большинства евреев: несмотря на активную политику алии, большинство еврейского народа проживает за пределами “исторической родины”. В настоящее время все меньше и меньше евреев желают переселиться на землю предков, в частности, в 2007 году был достигнут минимум за последние 20 лет. Напротив, нарастает тенденция обратной миграции населения — иерида, в первую очередь в США, которая по своим размерам уже превышает алию.
В демографии Израиля наблюдаются те же процессы, что и в развитых странах: снижение рождаемости, увеличение возраста вступления в брак. Кроме того, стоит отметить, что межобщинные браки в Израиле не слишком распространены. Так, 64 % ашкеназов (евреи — выходцы из Восточной Европы) и 50 % сефардов (евреи — исторически выходцы из Испании) предпочитают жениться на девушках из своей общины. При этом лишь 10 % женщин ашкеназийского происхождения согласны выйти замуж за выходца из стран Северной Африки, что говорит о значительных затруднениях в проведении национальной политики объединения народа.
В не меньшей степени жители Израиля разобщены по политическому признаку. В стране более 10 % ортодоксов, среди них, кстати, уровень рождаемости наибольший, многие из которых скептически относятся к самой идее существования государства, основанного светскими националистами, а не Машиахом (мессией). Рост противоречий между религиозными и светскими кругами способствует отъезду образованных людей за пределы страны. Основным политическим вопросом в стране является проблема взаимоотношений с арабами. Часть евреев выступает за мирный диалог, однако у палестинцев нет единой организации, с которой можно было бы договориться. Другие являются сторонниками жесткой политики, что вызывает протесты со стороны мирового сообщества, в первую очередь главного союзника — США, а также влияет на рост терроризма. Государство пытается угодить и тем, и другим, в результате проблема так и не находит своего разрешения.
Вообще удивительно, как израильтяне умудряются уживаться в одном государстве при таком уровне мировоззренческих разногласий. В кнессете вместе заседают и феминистки, и ультраортодоксы, и сторонники легализации проституции, и противники продажи свинины. В стране, где официально легализован гомосексуализм и проводятся гей-парады, запрещены нерелигиозные браки. Трудно представить себе более странное общество, скрепленное национальной идеей.
Есть еще один фактор, объединяющий Японию и Израиль. Оба эти государства не являются христианскими. Религии Японии и Израиля имеют сугубо национальную форму, способствуют этнической изоляции, в то время как христианство — мировая религия, напротив, пытается оттеснить этничность на второй план. Национализм в Европе начался с секуляризации (8), отказа от традиционных религий в пользу создания религий национальных (9). Гитлер довольно негативно относился к христианству и способствовал возрождению древних языческих верований. Большинство современных националистов являются сугубо светскими людьми, а некоторые выступают за возвращение к дохристианским культам. Не значит ли это, что для идеологической победы национализма следует отказаться от христианства или, по крайней мере, перевести его в разряд некой национальной традиции?
Национализм завоевывал сердца народа и в других незападных обществах. Под лозунгами панарабизма происходило освобождение от колониальной зависимости арабских стран Ближнего Востока, крайний национализм европейского типа был характерен также для Турции. Однако по разным причинам и арабы, и турки отказались от национализма как от основной идеи развития.
Турция
Для нас в первую очередь представляет интерес турецкий пример. Как и россияне сейчас, турки после Первой мировой войны оказались перед выбором новой постимперской идеи государственного строительства. Османская империя была готова к распаду уже к концу XVIII — началу XIX века, однако не желавшая усиления России Европа не могла позволить образоваться вакууму силы на огромных пространствах, имеющих важнейшее геополитическое значение. Вплоть до реформ Ататюрка у большинства турок имперская и религиозная идентичность преобладала над этнической (10).
После распада Османской империи в состав нового государства стали входить земли, населенные преимущественно этническими турками. Шел активный процесс формирования турок как нации в ущерб развития меньшинств. С решением армянского и греческого вопросов в 1915–1924 годах страна стала фактически моноэтнической, что позволило сделать национализм идеологией республиканской Турции. Конфликт с победителями в Первой мировой войне, Великобританией и Францией, создал условия для этатизма — экономической стратегии, опирающейся на собственные силы. Первый президент Турции Мустафа Кемаль Ататюрк считал, что для создания конкурентоспособной системы следует максимально вестернизировать страну, чтобы вслед за идеологией до европейского уровня дотянулись и экономика, и вооруженные силы. Следует заметить, что во многом это удалось осуществить. В Турции медленно, но верно происходил переход от имперских традиционных ценностей, коренившихся еще в Византии и Халифате, к новым, европейским, которые тогда, в 20–30-е годы ХХ века воплощались в идее национального государства.
Почему же в Турции удалось такое государство построить? Первый ответ на этот вопрос нам даст географическая карта. Полуостров Малая Азия, на котором располагается 97 % территории Турции, представляет собой замкнутый регион с утвердившимися за много лет природными границами, проходящими или по морям, или по другим естественным преградам — горным системам или пустыням (11). Морские границы составляют 7126 км, а сухопутные — всего 2632 км (12). Даже не читая классический труд К. Хаусхофера “О границах” (13), можно догадаться, что защищать морской рубеж государства значительно проще, чем сухопутный, тем более равнинные рубежи, к категории которых принадлежит, например, большинство границ Российской Федерации.
Подтверждая тезис Э. Хобсбаума о внешней угрозе в качестве фактора становления идеологии национализма (14), турки впервые осознали свою национальную идентичность именно сначала в ходе Первой мировой войны, а затем освободительной турецко-греческой войны 1919–1922 годов. Обретенная взаимная ненависть позволила туркам жестко и бескомпромиссно провести депортацию за пределы Анатолии почти 3 млн греков и 1 млн армян, что было бы невозможно в мирное время. Таким образом было достигнуто преобладание тюркского этнического элемента почти на всей территории страны.
Немаловажную роль в формировании турецкого национализма играли европейские тенденции того времени. Этнические чистки, депортации, насильственная ассимиляция инонациональных элементов — все это было характерно для Восточной Европы 20-х годов ХХ века, в которой также формировались национальные государства на останках некогда могущественных империй прошлого. Турецкий опыт являлся лишь разновидностью европейского и потому не вызывал критики.
Национализм для Турции стал революционной идеей, альтернативой прежнему имперскому курсу, приведшему страну к однозначной катастрофе и оккупации. Против султаната, шариата, имперской идеи, засилья компрадорской инонациональной буржуазии, ориентированной на Запад внешней политики, идеологии османизма выстраивался антитезис: республика, конституция, лаицизм (15), этатизм, национализм, независимая внешняя политика с опорой на дружбу с Советской Россией. Фактически старые ценности подвергались насильственному уничтожению как проигравшие, а новая чуждая национальная идентичность прививалась народу “с нуля”.
Ататюрк развитие страны видел в первую очередь в сравнении с ведущими странами Европы и США: “Стран много, а цивилизация одна. Прогресс какой-либо нации обусловлен ее принадлежностью к единой цивилизации… Какая страна, стремящаяся приобщиться к цивилизации, не ориентируется на Запад?” (16) Главный идеолог республиканской Турции Зия Гёкалп (17) видел в национализме столь же неотъемлемую основу европейской цивилизации, как конституционализм, секуляризм, позитивизм и прогрессизм, активно внедряемые в сознание граждан новой страны. Считалось, что в этом и заключается источник силы государств Европы, уникальный рецепт, способный защитить Турцию от судьбы остальных стран Азии и Африки, в то время по большей части пребывавших в составе колониальных империй.
Национально ориентированная политика и экономика действительно дали свои плоды: бывшей метрополии удалось стать независимым национальным государством. Проблемы, доставшиеся стране от внедрения новых идеологических принципов, казались легко разрешимыми. Фактически к концу 30-х годов ХХ века ценой значительных усилий удалось подавить сопротивление курдских племенных вождей, не желавших подвергаться тюркизации (18), ассимилировать или изгнать остатки лазов, черкесов, греков, армян, евреев, заключить мирные договоры с соседями и даже немного прирастить территорию за счет Сирии. Однако, как оказалось, реалии ХХ века уже не позволяли оставаться вне зависимости от основных международных процессов, которые не всегда развивались в положительном для Турции ключе. Если нейтралитет в годы Второй мировой войны позволил стране значительно улучшить свое материальное положение, то новая система международных отношений, сложившаяся после нее, принесла новые трудности. Национализм в 1946 году был поставлен перед выбором: склониться перед коммунизмом или перед либерализмом. В новом мире он становится вторичной идеологией, развитие которой определяется жесткими рамками двух противостоящих держав — США и СССР. Неудивительно, что роль национализма в 50–80-х годах продолжала снижаться, уступая место либеральным или левым политическим установкам.
Крах коммунистической идеи создал ощутимый дефицит силы на идеологическом пространстве Евразии, в результате чего национализм вновь поднял голову. Турция в 90-е годы ХХ века поддерживала этнически и цивилизационно близкие народы Центральной Азии и Кавказа в их стремлении к независимости от России, думая, что сможет стать для них своего рода национально-идеологической метрополией. Однако такая политика обернулась ростом недоверия со стороны соседей, а также тяжелыми экономическими последствиями из-за безответственной растраты средств в “тюркских проектах”. Десятилетие триумфа пантюркизма закончилось серией экономических кризисов, инфляцией на уровне 100 % в год и провалом всех политических сил, находившихся у власти в 90-е годы ХХ века, на выборах 2002 года.
В настоящее время турецкий национализм питается двумя факторами: с одной стороны — курдской и кипрской проблемами, которые дополняются поддержкой Азербайджана в нагорно-карабахском конфликте, а с другой — непреодолимыми трудностями, связанными с вхождением Турции в состав ЕС. Однако вряд ли можно говорить о сохранении за этой идеологией ведущей роли в политике государства. С 2002 года у власти находится партия, опирающаяся на возрождение духовных традиций, видящая Турцию скорее в качестве неотъемлемой части ближневосточной цивилизации и шире — Евразии. Отказ правящей элиты от примата этнонационализма позволил наладить отношения с Россией, Ираном и арабскими странами, способствует разрешению курдской проблемы внутри страны.
Арабский национализм и панарабизм
Арабский национализм возник на основе антиколониального движения во второй половине XIX — начале ХХ века. Так же как и в случае с Турцией, у простых арабов преобладала племенная и религиозная идентичности, в то время как национализм завоевывал популярность в основном у элиты. В первую очередь это касалось армейских офицеров, имевших наиболее тесные связи с Европой из-за необходимости ознакомления с новейшими образцами вооружения, техники и военной науки. Именно офицеры встают в авангарде освободительного движения и добиваются полной независимости своих стран в середине ХХ века под лозунгами национализма, секуляризма, этатизма и борьбы с колониальным наследием прошлого. Арабский национализм является модернистским движением, призванным ликвидировать отсталость и разобщенность народов Ближнего Востока. Помимо достижения паритета с ведущими странами мира при помощи идеологии, зарекомендовавшей себя с положительной стороны в Европе, данный национализм также ставит перед собой задачу преодолеть разногласия между различными религиозными группами арабов: суннитами, шиитами, христианами, друзами — и сплотить их вокруг единой национальной идеи.
Наличие общего противника на Ближнем Востоке сблизило позиции националистов и СССР, который поддерживал национализацию иностранных компаний, являлся выгодным партнером на рынке вооружений и технологий. Кроме того, новый союзник мог удовлетворить спрос на военное и техническое образование молодых людей из освободившихся стран. Декларируемая универсальность советской экономической модели социализма не вступала в противоречия с национализмом.
Немаловажную роль в становлении этих идей сыграло также создание Государства Израиль и оккупация им палестинских территорий. Именно сионизм становится тем самым фактором явной национальной угрозы, который способствует сплочению арабской нации. Особое впечатление на военные элиты арабов произвела первая арабо-израильская война 1948 года — и завершение антиколониальной борьбы евреев против англичан, и быстрая победа Израиля над разобщенными армиями арабских стран. Причину этих успехов они видели в единении мировой еврейской нации перед лицом врага, то есть в идеологии еврейского национализма — сионизме (19). Именно в 1947–1949 годах в арабских странах создаются офицерские националистические организации, которым суждено будет прийти к власти в 50-е годы ХХ века.
Национализм становится самой популярной идеологией в арабских странах — в 50–70-х годах ХХ века. Объединение арабов в одно государство и совместное освобождения Палестины от иноэтнических оккупантов казались неразрывно связанными между собой и реально достижимыми не только политической элите, но и народам. Однако, как показала история, сбыться этим мечтам было не суждено. Арабские страны не смогли в достаточной степени объединить свои усилия для борьбы с Израилем, итогом чего стали поражения в трех последующих войнах. Не удалось достичь успехов ни в экономической интеграции, ни в урегулировании социального кризиса.
Самой трудноразрешимой проблемой панарабизма стало нежелание большинства населения арабских стран воспринимать этнонациональную идентичность в качестве первичной, на чем настаивали идеологи данной доктрины. Этому препятствовало как религиозное сознание различных арабских народов, так и их гражданские навыки, сформированные за годы колониализма. С точки зрения ортодоксальной религии мусульманам, как и христианам, не свойствен акцент на этнической составляющей идентичности (в отличие от иудаизма и синтоизма), именно поэтому Кемаль Ататюрк, например, так рьяно загонял ислам в строгие рамки “личного дела каждого”. Это парадоксально, но факт: в арабских странах лидерами националистических движений часто становились именно христиане, имевшие приобретенную за годы колониализма тесную цивилизационную связь с Западом, а значит, и его идеями. Однако это не могло вызывать доверия у общества, по-прежнему придерживающегося примата исламской идентичности. На уровне же элит, которые были в достаточной степени секуляризированы, гражданская идентичность, как оказалось, преобладала над этнонациональной, что серьезно отразилось на согласованности действий против общего врага и послужило одной из главных причин поражений арабских стран в войнах с Израилем.
Наиболее колоритным примером провала идей арабского национализма является Ливан, населенный арабами (более 95 %), которые являются представителями более десятка различных конфессий. Религиозная и социальная дезинтеграция уничтожает всякие надежды на национальное объединение, являясь причиной гражданской войны, с разной степенью интенсивности продолжающейся уже более тридцати лет. Также можно вспомнить Ирак, в котором с 2003 года идет война между арабами-шиитами и арабами-суннитами. Конца ей тоже пока не видно. Разумеется, в разжигании межрелигиозной и межконфессиональной ненависти среди арабов заинтересованность внешних сил играет не последнюю роль. Однако неспособность арабского национализма обеспечить единство гражданской нации перед лицом внешней угрозы также вполне очевидна.
После поражения в войне 1973 года национализм показал свою полную несостоятельность как идеология, обеспечивающая единство арабов. Развитие мировоззренческих предпочтений населения пошло по линиям либерализма западного типа и политического ислама. Сейчас национализм в арабской среде становится второстепенной идеологией, он эволюционирует от этнического к гражданскому, по мере сил поддерживая среди народа патриотические настроения.
В общем, современный национализм можно охарактеризовать как идеологию одновременно и консервативную, и модернистскую, как попытку найти хрупкий баланс между глобализационными тенденциями и сохранением национальной культуры, традиции, языка. Национализм в обществе модерна — это часто реакция на наиболее жесткие последствия глобализации, особенно если общество уже достаточно встроено в мировой рынок. С другой стороны, национализм, проявляющий себя в виде сепаратизма, выступает с собственным глобализационным проектом, более радикальным, чем проект отсталой метрополии (пример Черногории, Косова, Прибалтики). Таким образом, национализм ни в коем случае не является мировоззренческой альтернативой либеральной глобализации как основной тенденции развития современного общества. В первом случае подвергаются критике лишь отдельные негативные проявления мировой экономической интеграции, во втором глобализация представляется более удобным путем для развития нации, чем иные интеграционные проекты.
Современный национализм всегда предполагает конфликт с соседними странами, которые воспринимаются как источник иноэтничной агрессии, и, как правило, сотрудничество с удаленными мировыми центрами силы, которые зачастую оказываются заинтересованы в дезинтеграционных процессах. Это хорошо иллюстрируют примеры Косова, Восточного Тимора, Тибета, Курдистана, чьи национальные проекты поддерживаются Европой и США. Национал-сепаратизм окраин предполагает ответную реакцию центра, вынужденного разрабатывать в качестве антитезы собственную националистическую теорию развития отношений с враждебно настроенными провинциями. Это, в свою очередь, предопределяет присутствие третьей, как правило, инорегиональной и наднациональной силы в разрешении конфликта. То есть резко повышается роль глобальных институтов, таких, как НАТО, ЕС, ОБСЕ, проводящих урегулирование межнационального конфликта в собственных интересах (20).
Национализм как самостоятельная идеология развития государства, вступающая в противоречие с глобализацией, обречен на поражение в первую очередь из-за невозможности конкурировать с мировыми интеграционными проектами по причине своего подчеркнуто национального масштаба. В настоящее время большинство национальных идей признали свой второстепенный статус по отношению к таким наднациональным идеологиям, как либерализм (пример Израиля, Египта, Японии) или традиционализм (Иран). Более или менее стабильный национальный режим возможен только при наличии определенного вакуума силы в регионе или особенностей геополитического положения (пример Турции, оказавшейся между исламским миром, Россией, США и ЕС и при этом являющейся отдельным регионом).
Национализм и религия
Национализм предполагает вторичность религиозного фактора по отношению к национальному, особенно если в стране распространена не национальная религия (как в Японии, Индии, Китае, Израиле), а одна из мировых. Национальные независимые церкви существуют у ассирийцев, армян, коптов и некоторых других народов. Однако ни католической, ни православной христианской традиции это не свойственно. Для того, чтобы церковь вписывалась в идеологию национализма, ее следует низвести до уровня национальной традиции, что уже произошло в результате Реформации в национальных государствах Европы. С точки зрения националистов, религия должна стать тем, что подчеркивает особенности нации, отделяет ее от остальных (как Киевский патриархат призван являться символом независимости Украины от Москвы), а не сближает и не заставляет мириться с национальными и языковыми особенностями различных ее частей.
Поскольку и христианство, и ислам являются наднациональными традициями, большинство националистических режимов проводили скрытую или явную борьбу с этими религиями. Национальные государства в Европе выросли на противодействии католичеству, то есть вселенскому статусу церкви. Английские короли радикально искореняли монастыри и монашество, подавая этим пример своему будущему последователю Петру I. Французские республиканцы, воспитанные на идеях просвещения, настойчиво секуляризировали страну, признавая за католичеством инонациональную силу. Мустафа Кемаль, пользуясь опытом Европы, проводил жесткую политику изгнания религии из всех форм общественной жизни от политики до стиля одежды и архитектуры. Арабские националисты запрещали исламские политические организации и становились жертвами убийц — религиозных фанатиков. Сейчас, в эпоху религиозного возрождения, палестинское национальное сопротивление, возглавляемое ФАТХ, быстро утрачивает свою популярность, передавая эстафету исламистам из ХАМАС, причем отношения между двумя этими организациями нельзя назвать мирными.
С точки зрения автора, христианство и национализм вообще являются антитезами. Национализм появляется в Европе на фоне утраты религией своего влияния, становится новым консолидирующим фактором. Именно в период развития евронационализма происходят колониальные захваты. Их идеология предполагает радикальное разделение мира на своих — белых, христиан, европейцев, носителей цивилизации — и всех остальных, на которых, по словам певца английского имперостроительства Р. Киплинга, действие десяти заповедей не распространяется (21). Именно на основе европейской концепции национальных государств XIX–XX веков родился современный постхристианский глобальный мир, чья идеология, по словам И. Бёрлина, “очень сильно отличается от… христианской (как, впрочем, и иудейской, и мусульманской) веры” (22).
С точки зрения националистов, предающийся пороку европеец им ближе, чем уединенный в молитве палестинский православный монах, трудолюбивый турецкий крестьянин или храбрый монгольский кочевник-пастух. Что полезного для развития нации можно вынести из современных расово близких стран Запада, если народы их подвергаются добровольному вырождению и депопуляции, в то время как множеству народов Востока, не знакомых с национализмом или отказавшихся от его постулатов, до сих пор прекрасно удается сохранить и национальную культуру, и высокую нравственность, и демографические показатели. Современные националисты, подобно израильтянам Ветхого Завета, говорят: “С Востока может ли быть что доброе?” (23) — и проигрывают, оказываясь один на один со своими заблуждениями.
Национализм в России:
предпосылки для широкого распространения
В современной России существует достаточно условий для развития этнического национализма. Большинство из них уже имело место в истории различных стран и регионов мира, поэтому представляется возможным предположить дальнейший ход развития этого явления.
1. После распада СССР относительная доля русского населения в России увеличивается. Государство становится в большей степени мононациональным, что ставит под сомнение необходимость учета интересов инонациональных граждан страны. Подобный процесс происходил в Турции по мере потери метрополией иноэтнических провинций на Балканах, в Машрике и послужил условием для развития турецкого национализма.
2. В результате распада СССР не все нации получили вожделенную независимость и стали бороться против центра под лозунгами самоопределения. Результатом этого процесса становится резкий рост этнической неприязни между русскими и населением национальных окраин, что также влияет на рост русского этнического национализма. Сходные явления можно наблюдать в современной Сербии, бывшей метрополии, в которой резко усилились ксенофобские настроения по отношению к соседним народам, некогда населявшим Югославию.
3. В условиях резкого увеличения благосостояния граждан Российской Федерации вследствие субъективных причин и демографического кризиса, а также из-за неравномерности развития регионов постсоветского пространства в страну хлынул поток мигрантов, претендующих в первую очередь на низкооплачиваемые рабочие места. В результате этого явления резко страдают интересы наименее обеспеченных слоев населения, увеличиваются социальные противоречия, которые выливаются в рост этнонационалистических настроений, направленных против мигрантов. Германия, Франция, Голландия, Великобритания уже столкнулись с этим явлением в полной мере.
4. В условиях углубления социальных противоречий, недовольства большинства населения либеральным политическим и экономическим курсом российская политическая элита нуждается в медиаторе, который позволил бы направить негативную энергию народа от власти к чему-либо другому, желательно лежащему за пределами страны. Подобным образом власти Украины или Эстонии разжигают ненависть к России, обвиняя бывшую метрополию в своих нынешних проблемах. В Японии в годы “великой депрессии” властям удалось направить энергию населения, недовольного социально-экономическим развитием страны, на осуществление внешней экспансии, однако данный вариант мало приемлем для России вследствие демографического кризиса.
5. Националистическая идеология предполагает превращение Русской Православной церкви в русскую национальную церковь (24).
Что будет с Россией, если вышеперечисленные условия окажутся достаточными для формирования полноценной идеологии национализма, которая получит возможность определения внешней и внутренней политики страны?
Идеология этнонационализма предполагает создание моноэтнического государства и предоставление инонациональным окраинам права на политическое самоопределение. В первую очередь это касается республик Северного Кавказа, с чем соглашаются нынешние националисты. С их точки зрения, это позволит экономить значительные средства на дотирование этих регионов, избежать проблем взаимоотношений между этническими русскими (которые подлежат эвакуации в центральные области России) и местным населением. Такая практика чревата появлением следующих проблем:
1. С предоставлением независимости республикам Северного Кавказа регион немедленно превратится в зону сплошной нестабильности, от которой пострадают не только народы республик, но и территория России. Можно с уверенностью предположить, что власть в Чечне, Дагестане, Кабардино-Балкарии перейдет не к сторонникам интеграции с Западом и мирных отношений с Россией, а к экстремистам, что уже неоднократно имело место в подобных случаях. Вспомним, что фактическое предоставление независимости Чечне в 1996 году по Хасавьюртовским соглашениям не ограничило распространение терроризма, наркоторговли, похищений на территории России. Сухопутная граница между Кавказом и Россией проходит по горам, и для ее защиты потребуется достаточно сил и средств. В Израиле, чья национальная политика одобряется современными националистами, власти вынуждены были построить стену для разделения еврейских и арабских поселений, однако это не избавило граждан этой страны от терроризма. Бывшие провинции надолго сохраняют антиимперские настроения, так как метрополию легко обвинить в существующих политических и экономических проблемах: на наших глазах этот процесс происходит в Украине, Эстонии, Латвии, Грузии. Так что на установление скорых дружественных отношений с Кавказом надеяться не придется. Возможные противоречия между Россией и третьей силой сразу найдут свое выражение на новых южных границах, только линия фронта сместится значительно севернее.
2. В современной Российской Федерации существует 21 республика, из которых только 7 располагаются на Северном Кавказе. После предоставления независимости только части из них в остальных так же произойдет возрождение сепаратистских настроений. Идеология национализма предполагает ассимиляцию оставшегося нерусского населения, с чем татары (более 50 % населения Республики Татарстан), башкиры (вместе с татарами более 50 % населения Республики Башкортостан), калмыки (более 50 % населения Калмыкии), тувинцы (77 % населения Тувы), чуваши (68 % населения Чувашии) и другие народы наверняка не согласятся. Значительная часть регионов России, по примеру республик Северного Кавказа, поставит вопрос о собственном национальном самоопределении, причем стоит предположить, что требования народов будут поддержаны мировым сообществом. Сепаратистских тенденций стоит ждать не только от вышеперечисленных народов, составляющих более половины населения своих республик. В мировой практике известны случаи достаточно успешных сепаратистских проектов даже тех в случаях, когда титульная нация изначально находилась на своей территории в меньшинстве. Это уже упоминавшиеся Абхазия и Турецкая республика Северного Кипра. Дезинтеграционные процессы, ныне затрагивающие только в известной степени изолированный Северный Кавказ, станут достоянием всей России, от Тувы до Карелии. Возможности Москвы сплотить в таких условиях население страны при помощи идеологии русского национализма представляются маловероятными.
3. Идеология русского национализма предполагает выдворение за пределы страны инонациональных мигрантов, которых, по данным ООН, сейчас проживает в России более 12 млн человек. Опуская рассуждения о положительных и отрицательных сторонах миграции, заметим, что этот процесс вызван в первую очередь объективными факторами, такими, как в первую очередь неравномерность развития России и ее соседей, прозрачность географических границ, знакомство соседей России с ее языком и культурой вследствие длительного совместного проживания в СССР и многие другие. Очевидно, что для предотвращения миграции следует бороться с причинами этого явления, а не со следствиями, как это предлагают националисты. Выдворение мигрантов повлечет за собой резкий рост спроса на рабочую силу, увеличение ее стоимости и, соответственно, резкое удорожание товаров и услуг на территории России. Эти явления негативно повлияют на популярность националистической идеологии среди населения. Современная капиталистическая экономика построена на неравенстве доходов и нуждается в дешевой рабочей силе, без которой она становится неконкурентоспособной. Следует заметить, что Израиль в настоящее время привлекает значительное количество трудовых мигрантов из стран СНГ и Юго-Восточной Азии. В Японии количество мигрантов крайне невелико из-за высокой автоматизации производства, однако и эта страна вынуждена привлекать иностранные трудовые ресурсы. В Китае существуют неисчерпаемые трудовые ресурсы деревни, а также так называемые “незарегистрированные дети”. В нефтедобывающих странах Персидского залива численность мигрантов кое-где уже превышает количество граждан, например, в ОАЭ — 89 % населения. Напомним, что глобальные миграционные процессы являются неотъемлемой частью современной рыночной цивилизации, а свобода передвижения людей — одной из четырех основных декларированных либеральных свобод. Предотвратить миграцию возможно только при помощи принципиально новой идеологии, которая сама станет глобальной (а не региональной, как национализм) и альтернативной современному либерализму. Силовое противодействие миграции лишь создаст новый очаг напряженности в обществе и на границах государства, определит трудности функционирования национальной экономики, однако не устранит объективные причины этого процесса.
4. Значительные изменения постигнут православное христианство как основную религию России. Подчеркнем еще раз: национализм предполагает вторичность религиозного фактора по отношению к этническому. Для того, чтобы церковь вписывалась в идеологию национализма, ее следует низвести до уровня национальной традиции, что уже произошло в большинстве национальных государств Европы.
5. Идеология русского национализма предполагает политический и экономический союз с расово, этнически близкими странами Запада, то есть прежде всего с Европой и США, принятие европейских ценностей в качестве основы развития России. Это, в свою очередь, означает, что достоинства европейской цивилизации для нас превышают ее недостатки, означает, что мы готовы разделить с Европой ее историческую судьбу. Действительно, в настоящее время России, как и Европе, свойственно много общих проблем. Это и пресловутая миграция, и демографический кризис, и довольно высокий по мировым меркам уровень экономического развития. Декларируя союз с Европой, принадлежность России к западной цивилизации, националисты не раскрывают секрета, каким образом нам удастся повторить западный путь, не совершив западных ошибок. Даже если Европа откликнется на призыв националистов и изгонит мигрантов, то вся тяжесть конфликта с Востоком ляжет в первую очередь на наши плечи. Сдерживать агрессивный миграционный поток придется именно России, так как только она имеет с Востоком общие границы. Восемьсот лет назад Русь уже заслонила собой Европу от монголов, Западу вполне подходит новая роль России как преграды для “международного терроризма”.
6. Автор не склонен разделять уверенности в том, что расово близкий Запад поддержит новые начинания России. Как мы выяснили выше, национализм поддерживается мировыми центрами силы только в том случае, если он способствует более успешному вхождению политической структуры нации в мировое сообщество и общий рынок. Например, отделение Черногории от Сербии позволило иностранному капиталу беспрепятственно скупить все побережье и превратить некогда пустующие районы в процветающую курортную зону. Русский национализм у власти будет поддержан только в том случае, если государство откажется от протекционистских мер по отношению к российским ресурсодобывающим компаниям или выступит в качестве живой преграды для возможных миграционных потоков с Востока. В противном случае будет поддержан национал-сепаратизм окраин, как это уже неоднократно бывало в истории.
Итак, что же ждет Россию в случае прихода к власти русских националистов? Страна немедленно вступит в очередную стадию распада, подобную процессам 1991 года. На окраинах появятся новые очаги межнациональных конфликтов. Выселение миллионов мигрантов приведет к экономическому кризису, который частично будет компенсироваться русскими переселенцами с Кавказа и других окраин, но усугубится разрывом экономических связей с бывшими провинциями и необходимостью содержать огромную армию для предотвращения конфликтов вдоль протяженных сухопутных границ. Возрастет национальное самосознание в национальных регионах Поволжья, Сибири, Северо-Запада (25). В общем, высока вероятность, что Россия распадется на несколько частей, и превратится в мечту любого либерала-западника — маленькую, но гордую республику, Русь времен Ивана III с национальной религией — русским православием. Если же мы захотим какую-нибудь провинцию удержать насильно, то история Югославии с 1991-го по наши дни пусть будет нам уроком. С точки зрения Европы, наша задача — стоять на пути бесчисленных орд расово неполноценного населения Азии, выполняя благородную миссию защиты цивилизации Запада от варварства Востока. И за это, быть может, нас когда-нибудь примут в Европейский союз.
Литература
1. Некоторые серьезные современные исследователи национализма напрямую заявляют, что национализм — это в первую очередь ксенофобия. Хобсбаум Э. Принцип этнической принадлежности и национализм в современной Европе // Нации и национализм. М., 2002. С. 345.
2. Иноземцев В. Л. Вестернизация как глобализация и “глобализация” как американизация // Вопросы философии. 2004. № 4. С. 58–69.
3. См., например, Attali J. Lignes d’horizon. 1989; Fukuyama F. The End of History and the Last Man. 1992 и другие работы авторов.
4. Наилучшим произведением, отражающим такую точку зрения, можно считать П. Бьюкенен. Смерть Запада. М., 2004.
5. В данном случае слово “цивилизация” используется в своем первом значении, как антитеза дикости, варварству. См. также примеч. 9.
6. Бьюкенен П. Указ. соч. С. 280–310.
7. Подробнее о развитии Японии в ХХ в. см.: Молодяков В. Э., Молодякова Э. В., Маркарьян С. Б. История Японии ХХ век. М., 2007.
8. Французский национализм, созданный на основе идей философской школы Просвещения.
9. Отказ от католицизма в пользу национальных протестантских церквей — пример Швеции, Великобритании, Финляндии.
10. У подавляющего большинства низов общества Османской империи преобладала религиозная (например, мусульмане) и племенная идентичности, в то время как у элиты — имперская (османы). Слово “турок” означало принадлежность к племенным союзам тюрок-кочевников Анатолии и Северного Ирака. См., например, Lewis B. The Emergence of Modern Turkey. L., 1961. P. 32.
11. Сотниченко А. А. Малая Азия в контексте геополитики // Материалы научной конференции “Россия и тюркский мир” 24 ноября 2001 г. Санкт-Петербург, БАН. СПб., 2003. С. 64–68.
12. Лудшвейт Е.Ф. Турция. Экономико-географический очерк. М., 1955. С. 6.
13. Хаусхофер К. Границы в их географическом и политическом значении // О геополитике. М., 2001. С. 15–250.
14. Хобсбаум Э. Указ. соч. С. 344.
15. То есть секуляризм.
16. Atatu#rk’u#n so#ylev ve demeCleri. I–III. Ankara, 1989. S. 230 (I).
17. Подробнее о нем и его идеях см.: Фадеева И. Л. От империи к национальному государству. М., 2001.
18. Подробнее см.: Лазарев М. С. Курдистан и курдский вопрос (1923–1945). М., 2005.
19. Подробнее о влиянии образования Государства Израиль и роли итогов первой арабо-израильской войны и сионизма в формировании идей арабского национализма см.: Gamal Abdel Nasser. Egypt’s Liberation: The Philosophy of the Revolution. Public Affairs Press, 1955.
20. Заметим, что роль ООН как политического института в современном мире неуклонно снижается, а ее функции зачастую берут на себя другие организации, чей нейтралитет может быть в значительной степени поставлен под сомнение.
21. “Там, к востоку от Суэца, злу с добром — цена одна, // Десять заповедей — сказки, и кто жаждет — пьет до дна”. Киплинг Р. Мандалай. // Рассказы; Стихотворения. Пер. с англ. Л., 1989.
22. И. Берлин. Две концепции свободы // Современный либерализм. М., 1998. С. 43.
23. “Но Нафанаил сказал ему: из Назарета может ли быть что доброе? Филипп говорит ему: пойди и посмотри. Иисус, увидев идущего к Нему Нафанаила, говорит о нем: вот подлинно Израильтянин, в котором нет лукавства”. Ин. 1. 46–47.
24. По вопросу о Русской Православной церкви как элементе традиционной культуры было проведено исследование Волковой М. А., в результате которого автор приходит к выводу, что в современной России роль церкви низводится до обеспечения красочности внешней обрядности повседневной жизни. Подробнее см.: Волкова М. А. Православие и ислам в зеркале современных российских печатных медиа. Доклад на III Международной научной конференции “Религия в международных отношениях” 23.11.2007// http://mavolk. livejournal.com/116522.html.
25. Темы сибирского сепаратизма, отделения Санкт-Петербурга и Ленинградской области от России широко обсуждались в прессе. См., например: Сибирский сепаратизм: миф или реальность? (блог пользователя: lj samir74, сайт Вольный Петербург и др.).