Опубликовано в журнале Нева, номер 3, 2008
Хорошо быть электриком в темной стране,
педерастов кормить своим кормом в тюрьме,
за решеткой, как Ося, себя говорить.
Хорошо —
если жить —
быть заместо кальпиди в челябе глумной,
благодарным у темных каверн отношений
человеческих — типа звездой, но ничьей.
Провода пусть висят,
не задетые тенью.
Хорошо проходить среди мертвых друзей,
Хорошо не дышать и с чужим человеком
провести разговор, а затем — приговор
затвердить темнотой,
то есть светом.
* * *
Все началось невинно: сказки-болталки…
Матушка, если разгонишь поезд — не восстановишь.
Гляделки на крестики снега, где воскрес Карлсон,
в небо, скрученное, в шарик над головою.
Все началось. Невинность. Год сорок первый.
Плюшевый мишка на стуле с оторванной лапой.
Станция с именем стремным “вылезайкаприехали”,
скороговоркой шифрованной — ты тихой сапой
смотришь: на небо падает снег — и новый
календарь готовишься вешать, словно картину Шагала
Марка. Вспоминаешь что-то о Витебске, где от крика
первого ты еще не бывала и — не дышала.
Все началось — и тогда он находит зренье:
словно очки достает и трет переносицу…
Чувствуешь, как дыханье читает нам с воздухом трение —
он смотрит в небо, и — рождество переносится
в места отдаленные, где матушка, снег, Кыштым и прочее,
где электричество стоит в оцеплении дура-дурой —
матушка смотрит на темноту, которую опорочили:
Все началось невинно, но кончилось —
литературой.
* * *
не бойся меня я боюсь сам себя
по свету скользя будто глубже нельзя
ты ходишь по свету ты ходишь сквозь свет
неясною тенью себе же послед
по свету по этим покойникам по
ты ходишь за тенью в своем лимпопо
по мягкой дорожке упругой пчелой
ты бродишь под светом как бабское ой
не бойся меня я себе говорю
как будто бы дальше и вправду нельзя
ты ходишь по свету себя говорю
как будто бы тень мою надо спасать…
* * *
Драгомощенко все-таки сука. В таком-то году
Мы стоим на камнях у бестолкового моря —
Протекут октябри, как девочка в климаксе, в аквапорту
Пьет портвейн человека, пока человек пьет от горя.
Это корь и краснуха — такие писульки-жестянки.
Несловесная дурь подстригает веки деревьям.
Режем речь на морфий и ханку. На полустанке
Теплой водкой мужик чистит несуетно перья.
Драгомощенко все-таки сука. Поскольку не помню
Я ни слова окраинной речи его — ни хрена
Не приходит на ум — и птенчик что-то чиркает —
Он, наверно, подобно мне, бессловесно сходит с ума.
Драгомощенко все-таки сука. Вся зона болтает:
Прочитаешь — матрешки из кисы и прочих пойдут.
Так семью настрогать не слабо — подгорают
В нашей лагерной хате — наш Е-бург, Челяба, Иркутск.
Это время психует на нас, молодых отморозков,
И Лолита лабает на Гумберте — типа, Набокофф.
Отдает петухами письмо подворотни. Морозом
Пробирается речь, когда говоришь свое плохо.
Драгомощенко все-таки сука. С какого Урала
Ты решил, что тебя поддержу я? — такая подстава
Словарю и не снилась — давай почитаем по кругу
Не бутылку — подругу и этого, как его, суку.
Этот снег вертикален, потому что я параллелен
Этой жирной земле, на которой поэзия пепел
Оставляет заместо следов. Замеси ее тесто
Пустотою ладони. Хотя эта рифма нечестна.
Драгомощенко все-таки сука. Ты далее (по парадигме)
Называешь меня — и ау получается длинным.
Эхо встрянет в строку, и тема сливается в Сигме,
Взятой пьяницей для красоты, — так и пишутся гимны
Там, где эта дрянная страна в людей и любовниц их тает —
Мы с тобою, подруга, как ты понимаешь, в ходу.
Драгомощенко все-таки сука — строка мне вослед отбивает
В непонятно каком, но точно четвертом году.
НИЗКАЯ ВОДА
то и говори что непонятно пишешь как НС из Н.Тагила
двух туренко в небе не бывает — распечатай тело и заплачешь
посмотри как плавают трамваи в самой распоследней из небесных
не-империй — этими ль волнами воздух нас закинет в вертикали
ангелов и прочего — не Риму траекториям твоим я шлю приветы
если замечаешь — значит встрянешь в разговоры между черной ямой
низкою водой в которой ангел тихо отразившись пролетел
так и жил бы черно-белой солью протекая тонкие ладони
сохранив для неба диалекты этой неприкаянной болезни
наши речи внятные немногим плавленый сырок под воскресенье
черствые сухарики меж крыльев тающих на солнце под водою
ледяною кромкою пройдешься и чирикнешь как новорожденный
догорят слепые наши речи полетишь прозрачным
чирик-
чик
* * *
Боль. Базар. Три бакса в Вавилоне.
Я стою, как тени, в темном склоне —
На горе, которая летает.
Это дерево глаголит, а не тает.
Видит теплый бог с горы пирамидальной —
То ли с этой, то ли с самой дальней —
Говорит за нас и за другого
Пепел. Хаммурапи. Полвторого.
Я стою в нетронутом Свердловске —
Очень длинный, вмятый в отголоски.
Пролетела мокрый век ворона.
Я стою на жидком перекрестке.
Если это правда — то простите
Эту белоглазую ворону.
Боги направляются по склону,
Чтобы Е-бург выпал Babylon-У.
* * *
Нефть разливается медленно, словно подарок Иуде на Пасху.
Между словами спички сгорают, как воды Чермного моря.
Прутьями буквы в себя прорастают, как выдох.
Каждому бабочка зябким полетом назначила долю.
Доля некратная темным семи и теченью превратна,
Воды сегодня сухи и похожи на выстрел —
Выйти на кухню и не вернуться обратно.
Нефть истекает в ладони по-скорбному быстро.
Нефть разливается медленно — то есть: по кругу
Путаясь между словами испуганной птицей —
Тело свое не нашед, подобное звуку,
Вырвется строчка и снегом себе не приснится.
Толика хлеба с вином передоверена скудно.
Пятница заперта внутрь себя прошлой неделей.
То ли сослать себя в Ч, то ли пристроиться к судну —
Будто Овидий, ослепший в своей полутемной постели.
Нефть проливается медленно — будто бы частность.
Дьявол деталей снова рисует штрихами.
Выйти б из кожи, чтоб было чем вычислить разность
Между своим задыханьем на пасху и нефтяными глазами.
Все совершается — и не имей продолженья,
Мягкий Овидий с крыльями между зрачками,
Зрение нас продолжает как бесконечную пасху —
Выйдет сквозь стены и не вернется за нами.
Нефть проливается, медленно пчел настигая.
Речь и гекзаметр к сотой субботе выйдут из моды —
К соске своей или пятке дырой приникая,
Вынесешь твердых детей из холодной породы.
Это не снег. Просто остров забыт или схож с покаяньем,
Нефть пробивает все стены, и чиркаешь спичкой,
Мост продолжается между — разбитыми в дым — берегами.
Видишь, как нефть проливает Овидий.
Скорей по привычке.