Опубликовано в журнале Нева, номер 12, 2007
Ольгерд Феликсович Жемайтис родился в 1944 году в Москве. Окончил Коломенское артиллерийское училище в 1966 году. С 1994-го по 2002 год работал в Государственном Историко-культурном музее-заповеднике “Московский Кремль”. Живет в Москве.
…Лишь только память сохраняет связь живых с миром ушедших.
Ашер Токов
Турчанка? Агент ОГПУ?
Жертва любви?
Екатерина Святославовна Леонова
Взяться за работу над предлагаемой статьей вынудили меня появившиеся в последнее время на страницах многих центральных изданий откровенные вымыслы, неточности и явная ложь, касающиеся личной жизни маршала С. К. Тимошенко и его дочери Екатерины Семеновны. В предлагаемой читателям статье я на основании семейных преданий, старых фотографий, документов и бесед с людьми из близкого окружения Леоновой Екатерины Святославовны и маршала Тимошенко делаю попытку приблизиться к разгадке тайны первой жены прославленного полководца гражданской и Великой Отечественной войн и матери его первой дочери Екатерины Семеновны. Которая, в свою очередь, являлась второй женой сына И. В. Сталина, Василия Сталина, и матерью его детей: Светланы (1947–1990) и Василия (1949–1972).
Красивая легенда о турчанке Нургаиль, сбежавшей за кордон в Польшу с кем-то и оставившей на руках Семена Константиновича дочь Катю через несколько дней после ее рождения в 1923 году, перекочевывающая из книги Португальского с группой соавторов “Маршал Семен Тимошенко” (М.: МОФ, 1994) в другие печатные издания, не нашла никакого подтверждения. Сколько бы я ни пытался найти хоть одно документальное свидетельство в пользу этой версии в библиотеках и архивах страны, мне так и не удалось это сделать.
Ответ из Архивной службы Вооруженных Сил Российской Федерации, подписанный начальником этой службы полковником С. Ильенковым, гласит: “…в личном деле маршала Тимошенко С. К. имеется единственная запись с упоминанием его первой жены — Тимошенко Екатерины Станиславовны (Крансденеске) и дочери Екатерины, 1923 года рождения”.
Чем дальше я уходил в лес библиотечных и архивных лабиринтов, тем убедительнее укреплялся в сознании правильности выбранного мной общего пути исследования, находя все больше прямых и косвенных доказательств в пользу версии о Леоновой Е. С., мало что имеющей общего с турчанкой Нургаиль как первой супругой маршала Тимошенко. Или просто с женщиной, так коварно и жестоко поступившей не только со своим мужем, пусть даже и нелюбимым, но и с только что родившейся дочерью Катей. Судя по книге Португальского, это бегство случилось в ночь под новый, 1924 год.
“…Поиски результатов не дали, хотя к ним подключился и особый отдел. Лишь спустя месяц удалось выяснить, что ушла Нургаиль за кордон, в Польшу. Мотивы ее поступка так и остались невыясненными”.
Очень хотелось бы знать, как она одна или с кем-то пробиралась через леса и болота, а в конечном итоге через охраняемую границу и кто помогал ей в этом деле. Единственное, что приходит на ум при разгадке этой невероятной истории — первая жена будущего маршала сбежала для выполнения какого-то сверхсекретного задания вездесущего в то время “Треста”, созданного, как известно, по личному распоряжению председателя ОГПУ Дзержинского, чтобы взять под контроль все белогвардейские террористические подпольные организации как на территории Советской России, так и за рубежом.
Если это действительно так, то всех нас тогда ждут впереди такие открытия из архивов Лубянки, что мало не покажется любому интересующемуся историей. Еще бы, несостоявшаяся фактическая близкая сталинская родственница, теща и кума, оказалась второй Мате Хари, работавшей за рубежом на СССР или, наоборот, перебежчицей, врагом народа.
Итак, в начале 20-х годов (по словам моих родственников, в 1921 году) Тимошенко и Леонова (в то время, по моим данным, Ерофеева) живут в Ростовской области, где будущий прославленный полководец Тимошенко С. К. под руководством Буденного гоняется со своей дивизий за недобитыми отрядами белых. А его будущая жена в это время живет в станице Екатериновке Криворожского района Донецкого округа области Войска Донского в семье умершего в 1908 году заведующего 9-м военно-конским участком есаула Ерофеева. Поэтому вполне можно допустить, что именно в 1921 году произошла первая встреча 26-летнего Семена Константиновича с 16-летней красавицей с восточными чертами лица Екатериной, как мне об этом поведали родственники и ее друзья. Очевидно, с первой же встречи они прониклись друг к другу симпатиями, переросшими вскоре в любовь, и затем стали официально мужем и женой. В то время для военнослужащих командирского звена достаточно было справки по строевой части соединения, которым командовал Семен Константинович, чтобы узаконить брак и поставить свою молодую жену на все виды довольствия. В декабре 1923 года у них рождается Екатерина.
Историки Торчинов и Леонтюк в книге “Вокруг Сталина” пишут, что первая жена Семена Константиновича “была турчанкой из богатого рода”. Если учесть, что мать есаула Ерофеева была турчанкой, то и здесь определенное сходство позиций налицо. Вот только в отношении “богатого рода”, насколько мне известно, это далеко было от истины. Хотя в то время любого казака или крестьянина, имевшего в своем хозяйстве корову или лошадь, можно было обвинить в зажиточности или выходцем из “богатого рода”.
С апреля 1922-го по октябрь 1923 года Семен Константинович служит в 12 километрах от Минска, в Белоруссии, в должности заместителя 3-го кавалерийского корпуса. Очевидно, что и жена Екатерина там, где она впервые и повстречала своего второго супруга, в то время военкома Клинцовского уезда Гомельской губернии Леонова Дмитрия Федоровича, ставшего в 1925 году военным комиссаром Белорусской ССР и заместителем уполномоченного наркомвоенмора СССР при правительстве Белорусской ССР. Равный служебный уровень Тимошенко С. К. и Леонова Д. Ф. очевиден, поэтому и это знакомство в одном географическом районе могло иметь место. А если к тому же принять во внимание, что Екатерина Святославовна, или “турчанка Нургаиль”, сбежала от Семена Константиновича в ночь под новый, 1924 год, то можно допустить, что она действительно ушла к Леонову в это время.
Почему будущий маршал и Екатерина разошлись? По словам моих родственников, Семен Константинович был груб с Екатериной, часто при всех унижал ее разного рода придирками и оскорблениями.
По версии же родственников со стороны маршала, в частности, невестки Семена Константиновича (вдовы его сына Константина), Натальи Ивановны Тимошенко, будущий маршал сам выгнал из дома Екатерину Святославовну, узнав о ее романе с Леоновым.
Второй женой будущего маршала и матерью его детей: Ольги (1927–2002) и Константина (1930–2004) — в 1926 году становится учительница из Минска Жуковская Анастасия Михайловна, 1904 года рождения, с которой он уже не расставался до конца своих дней. Версия о том, что Анастасия Михайловна является матерью Екатерины Семеновны, не выдерживает никакой критики, несмотря даже на то, что существуют печатное утверждение С. Кипниса в его каталоге “Новодевичий мемориал” (М.: Арт-Бизнес-Центр, 1998) и анкетная запись, сделанная рукой самой Екатерины Семеновны, в которой она указывает в качестве своей матери вторую жену маршала — Анастасию Михайловну.
Леонова Е. С., как я уже писал, воспитывалась в семье есаула Ерофеева и была, как и все ее сестры, Ивановной до того дня, когда “неожиданно в их краях оказалась одна интеллигентная семья, выпросившая у Тарадиной Матрены Архиповны ее дочь Екатерину”. Тарадина, простая русская женщина (по моим данным, она не являлась даже казачкой, не то что дворянкой по мужу), не состояла в официальном браке с есаулом Ерофеевым. И после его кончины оказалась в довольно бедственном положении. Как пишет ее дочь Анна в протоколе допроса от 24.10.44 (ее привлекли к уголовной ответственности за работу в ресторане Сочторга в станице Белореченской в годы оккупации Краснодарского края немцами): “Я являюсь уроженкой села Екатериновка Криворожского района Ростовской области. По социальному прошлому из зажиточных донских казаков. Мой отец, Ерофеев Иван Алексеевич, был казачьим есаулом, умер в 1908 году. После смерти отца все движимое и недвижимое имущество было продано с аукциона, за исключением дома, который перешел в наследство племяннику, Ерофееву Борису Васильевичу. В указанном доме вместе с матерью родной я проживала до 1928 года…”
Очевидно, что Тарадина вместе со всеми своими дочерьми: Анной, Ефросиньей и Екатериной — живут на птичьих правах у родственника. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Матрена Архиповна, чтобы не тратиться на лишний рот в семье, отдает свою дочь Екатерину в оказавшуюся у них в станице интеллигентную семью на воспитание. “Да, и образование дадут дочке”. Так Екатерина, по моему предположению, из Ивановны становится Святославовной и живет не где-нибудь в захолустье, а в самом Санкт-Петербурге, приобретая правила хорошего тона и знания в гимназии. По одним слухам, ее приемный отец в гражданскую войну служил у белых в звании подполковника. По другим, умер от тифа в 1920 году.
В 1917 году в Петербурге–Петрограде начинаются волнения, беспорядки, голод, и новые родители отправляют ее на родину — в сытую и спокойную еще в то время область Войска Донского, чтобы просто выжить в наступившие внезапно лихолетье и разруху.
Именно в Петрограде Екатерина Святославовна и познакомила моего отца со своей сестрой — его первой женой Ефросиньей.
После ухода Екатерины от Тимошенко к Леонову только что родившуюся Катю никто не оставлял на руках ее отца. Превратившись, судя по документам, в Екатерину Дмитриевну (у меня нет данных, что Дмитрий Федорович Леонов ее удочерил), она ребенком вместе с матерью и отчимом путешествует по местам его службы. А конкретно по Читинской и Винницкой областям, пока в 1935 году они всей семьей не оказываются в Ростове-на-Дону, куда был переведен Леонов на должность начальника Облвнуторга Азово-Черноморского края.
Д. Леонов, Екатерина Святославовна и ее дочь с 1935 года начали новую, вполне обеспеченную жизнь в Ростове до рокового 1937 года. По иронии судьбы именно в 1937 году, с июля по сентябрь, в Ростове-на-Дону в должности командующего войсками Северо-Кавказского военного округа служит Тимошенко С. К. Скорее всего, это чисто случайное совпадение. Возможно также, что Семен Константинович вообще не садился в кресло этой должности, а все два месяца войсками командовал какой-нибудь ВРИД.
Но за месяц до ареста Леонова Д. Ф. и за два месяца до ареста его первой жены Екатерины Святославовны вдруг срочно, не дав Тимошенко С. К. вникнуть в суть дела на новой должности (случай довольно редкий в то время для военачальников такого уровня), его перебрасывают на командование равнозначным Харьковским военным округом.
Возможная причина такой внезапной рокировки: кто-то с самого верха подстраховал пользовавшегося у Сталина и Ворошилова доверием перспективного командарма, чтобы не впутывать в дела его родственников — “вредителей и врагов народа”. Тимошенко подавал большие надежды и был на хорошем счету у вождя, имевшего, очевидно, свои виды на дальнейшее его использование.
Среди нагромождения этих случайностей заслуживает внимания еще один момент из биографии Екатерины Семеновны. После ареста ее матери в ноябре 1937 года как “члена семьи изменника родины” тогда еще Екатерина Дмитриевна (по всей вероятности, Леонова), а не Семеновна становится в одночасье “КАТЕЙ ТИМОШЕНКО, 1923 года рождения”. И едет не куда-нибудь в другой город или село, которым несть числа на карте бывшего Советского Союза, а, как явствует из материалов архивного уголовного дела Леоновой, “к отцу в Харьков”, в котором ее настоящий отец, как известно, в то время командовал Харьковским военным округом.
Хотя Леонов в своей автобиографии, хранящейся в РГАСПИ, упоминал ее как свою дочь. Довольно любопытная анкетная несуразица и в то же время совпадение с пересечением жизненных линий! И вот одна из главных причин, почему Семен Константинович и его дочь Катя напрочь вычеркнули Екатерину Святославовну из всех своих документов, да и своих биографий тоже. Нельзя было в то время указывать в анкетах имена осужденных родственников, да еще и по 58-й статье УК. Тем более будущему маршалу и будущей жене Василия Сталина. Это правило сохранялось вплоть до 1991 года.
Как известно, Д. Ф. Леонов 17 июня 1938 года выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР по обвинению в участии в антисоветской террористической организации и вредительстве в торговле был приговорен к расстрелу с конфискацией имущества, и приговор в тот же день был приведен в исполнение. На пять лет лагерей была приговорена и его жена Екатерина Святославовна. Таким образом, с ноября 1937 года пути ее и ее дочери разошлись, и, как показало время, навсегда с той лишь существенной разницей, что Екатерину Святославовну как простую зэчку повезли по этапу. а ее дочь из детского дома отправили в Харьков как дочь уже довольно крупного в то время военачальника.
К сожалению, в ростовских уголовных делах Леоновых, как и в личном деле Леонова, хранящемся в РГАСПИ, нет точной даты рождения Кати Тимошенко. В результате этой, казалось бы, мелочи невозможно идентифицировать по датам рождения ростовскую Катю Тимошенко, 1923 года рождения, с московской Екатериной Семеновной, прах которой покоится вместе с останками ее детей на Сталинско-Аллилуевском участке захоронения Новодевичьего кладбища Москвы, на каменной плите которого указана точная дата ее рождения — 21 декабря 1923 года (умерла 12 июня 1988 года).
В 1938 году вместе с Леоновыми в Ростове-на-Дону была осуждена еще одна пара, находившаяся в дружеских отношениях с ними. Это начальник Финансового управления Азово-Черноморского края Гайлит Евгений Андреевич и его супруга Евгения Андреевна, 1907 года рождения, урожденная Кудрявцева, уроженка Ленинграда.
Судьба Гайлитов как две капли воды в общих чертах похожа на судьбу Леоновых. Мужей по приговору суда 17 июня 1938 года расстреливают как врагов народа. Жены отправляются по этапу в Алжир и Соликамск на пять лет заключения. В 1956 году всех четверых реабилитируют, мужчин посмертно. Обе женщины после расстрела мужей и соликамской ссылки последние годы своей жизни живут в Ленинграде, где и похоронены на Шуваловском кладбище урны с их прахом в одной могиле.
Теперь несколько слов о Евгении Андреевиче Гайлите, муже близкой подруги Екатерины Святославовны. Вот что пишет он о себе в личном листке по учету кадров, хранящемся в Центре документации новейшей истории Ростовской области.
“Родился в 1897 году в Латвии. Отец был дорожный техник, мать — сельской учительницей, а позднее медработником. Отец умер 30 лет тому назад (в 1905-м.—О. Ж.), мать жива и сейчас работает в клинике Балинского в Ленинграде. До 1917 года учился в реальном училище города Гатчины, где меня и застала Февральская революция. Вскоре я под влиянием ряда моих старших товарищей вступил в партию Левых эсеров — интернационалистов. Был выбран в Гатчинский совет, где совместно с большевиками в дни Октября боролся за захват власти.
В партии Левых эсеров я пробыл до их мятежа, когда, будучи не согласен с позицией, занятой руководством этой партии, из таковой вышел в июне 1918 года, продолжая работать в Гатчинском исполкоме, членом которого состоял. В дни красного террора, хорошо связанный с большевиками, я, будучи беспартийным, был направлен на работу в Гатчинскую ЧК (в августе 1918 года), а в октябре 1918-го был принят в члены РКП(б).
В январе 1919 года я добровольцем ушел в Красную Армию. Был на Петроградском фронте в 6-й стрелковой дивизии до ликвидации Юденича вместе с группой старых питерских большевиков. тт. Булиным, Свешниковым, Грядинским и др.
По ликвидации Юденича был переведен в 56-ю дивизию, с которой отправился на Польский фронт, где был награжден орденом Красного Знамени.
В 1921 году, будучи на работе в Мурманском укрепрайоне, демобилизовался и остался там на работе в должности Зам. Пред. Мурм. Губисполкома.
В 1922 году переброшен в Новгород — Зав.Губфо — член През. Губ. Исполкома.
В 1924 году переброшен в Ленинград на работу в Финотдел, где работал с перерывом до августа 1934 года. Вначале Зав. Упр. Местн. финансов, а затем Зам. Заведующего.
В конце 1929 и весь 1930 годы был Упр. Лен. Коммунальным Банком и по совместительству постоянным представителем Облисполкома при ВЦИКе и СНК.
Член Лен. Совета и Облисполкома последних двух созывов.
С августа 1934 года по сие время работаю Начальником Азово-Черноморского Крайфинуправления. Член президиума Крайисполкома.
За время пребывания в партии почти всегда был членом Бюро Коллектива, а также принимал активное участие в руководящей партийной работе в Кр. Армии в Мурманске и в Новгороде.
В Ленинграде состоял несколько лет постоянным докладчиком в М. Н. Райкоме, а последний год в Л. К.
Все время вел борьбу с оппозициями различных оттенков, в частности, в дни т. н. └Ленинградской оппозиции“ как у себя в коллективе, так и по специальному заданию выезжал в Гдов (уезд Ленингр. Губ.), где провел перевыборы оппозиц. Парт. Руководства.
Парт. взысканий не имею.
Подпись Гайлит
19.03.1935 г.”
Вот такая характеристика большевика-активиста, “борца с оппозициями различных оттенков”, фронтовика, орденоносца, патриота, которая тем не менее не спасла его, искреннего в своих убеждениях и в правоте дел, которые поручала ему партия, от расстрела в 1938 году как “террориста и вредителя”.
Его супруга Евгения Андреевна в 1938 году после расстрела мужа становится вдовой, зэчкой и вместе со своей лучшей подругой Леоновой проходит через все испытания сталинских лагерей в предвоенные и военные годы со всеми их нечеловеческими условиями существования и каторжными, на износ, работами от зари до зари.
По словам родственников Евгении Андреевны, в Акмолинске их и других политзаключенных какое-то время содержали в полуразрушенной церкви. Причем женщин в самом бывшем храме, а мужчин в подвале. Спать приходилось на наспех сколоченных из грубых досок нарах. Для обогрева приходилось пользоваться примитивными печными устройствами, а в качестве топлива использовать камыш, за которым приходилось периодически идти несколько километров по безлюдной степи. Однажды разыгралась пурга, и группа женщин с Екатериной Святославовной, Евгенией Андреевной и с солдатиком-конвоиром чуть было не заблудилась и не замерзла по дороге назад. Дружба помогает им выжить.
В 1942 году они обе освобождаются из заключения, продолжая работать и жить на прежнем месте до тех пор, пока их обеих на поселении уже в Соликамске не посещает давнишний приятель Евгении Андреевны по Ленинграду Бутков Яков Федорович. Он тут же, без промедления, оформляет брак с Евгенией Андреевной и увозит ее с собой в Ленинград. Так Гайлит, урожденная Кудрявцева, становится Бутковой и получает ленинградскую прописку в квартире по адресу: улица Марата, д. 80, кв. 3. Квартира коммунальная, но тем не менее и для Леоновой в ней всегда находится угол в дни ее приездов в северную столицу, большей частью по пути из Латвии с чемоданами дефицитной в то время шерсти для выгодной ее перепродажи у себя дома в Ростове. За это в 1961 году ее привлекают к уголовной ответственности. Дело по каким-то причинам быстро закрывают и дают ей возможность обменять свою благоустроенную квартиру в Ростове (после реабилитации в 1956 году ей возвращают все ее жилищные права) на комнату в коммуналке в Ленинграде.
Леонова еще в Соликамске, перед переездом в Ростов, пытается связаться со своей дочерью, зная при этом, что она уже замужем за Василием Сталиным. Вскоре на ее адрес приходит письмо.
“Мамочка родная моя!
Только подумать, сколько мы с тобой не виделись! Мне было очень тяжело читать твое письмо. Как ты только могла написать мне подобные слова: └…а если ты меня забыла и не хочешь знать…“ Это очень жестоко с твоей стороны. Имей в виду, что дочь не может забыть свою мать. Ну ладно, не будем больше говорить об этом. Каждый человек волен думать то, что ему угодно. Надеюсь, что ты теперь, после моего письма, переменишь свое мнение. Не в силах передать тебе то состояние, в котором пишу тебе это письмо. Очень, очень много лет прошло с тех пор, как мы расстались с тобой. Но несмотря на такой большой промежуток времени, я помню все, в особенности наше расставание. Все это мучительно тяжело вспоминать. Сейчас мне уже 20 лет, я уже взрослый человек, и всю свою жизнь я была сиротой, если это не очень громко сказано. Вначале была мать, но не было отца, теперь уже наоборот. Моя └мамаша“, ты, конечно, понимаешь, о ком я говорю, ничего хорошего и порядочного собой не представляет; от нее я терплю только неприятности. Ей уже 43 года, есть свои дети. Вообще оставим ее в покое, так как противно даже и вспоминать о ней. Первое твое письмо передала мне Е. А. Гайлит, за что я ей очень благодарна. Мамулечка, ответь мне поскорее. Теперь мы можем быть с тобой счастливы, так как вновь обрели связь друг с другом. Кончаю письмо, так как всего не передать на бумаге. Целую тебя, моя родная, дорогая и единственная.
П. С. Пиши мне на адрес Е. А. Гайлит, а она передаст мне.
Целую тебя еще раз. Твоя Катеринка”.
Из письма видно, что Екатерина Семеновна называет Леонову своей матерью, упрекает ее в нелестных словах в свой адрес и довольно нелицеприятно отзывается о свой мачехе Анастасии Михайловне, тем не менее продолжая указывать именно ее, вторую жену маршала Тимошенко, в анкетах своей настоящей матерью. В этом можно винить только время, в котором жили все героини моего повествования, когда материнские и отцовские чувства должны были уходить на второй план во имя “светлого будущего”. Такое было время.
Купив дом в Ростове в начале 50-х годов на равных паях со своей сестрой и первой женой моего отца Ефросиньей, по второму мужу Наседкиной, по адресу: ул. Красноармейская,70. Леонова, не получая больше ни весточки на все свои обращения к дочери, пишет письмо непосредственно ее мужу Василию Сталину с просьбой помочь ей наладить отношения с Екатериной. Ответ не замедлил себя ждать в виде ангелоподобного военного самолета, с приглашением белозубого молодого летчика слетать с ним в Москву на свидание с дочерью и внуками. Через несколько часов она уже сидит в просторном кабинете дачи сына вождя на Рублевке, где впервые в жизни, возможно, видит своих внуков Светлану и Васю, а также дочь Екатерину, с которой не виделась со дня ареста, то есть с 11 ноября 1937 года. Их беседа затянулась до утра следующего дня, и о чем говорили тогда мать и дочь, мы уже никогда не узнаем. Только рано утром Леонову опять посадили в тот же самолет и благополучно доставили в Ростов.
Об этой встрече Леоновой с дочерью я узнал от двух независимых друг от друга источников: от дочери Ефросиньи Ивановны, Инны Наседкиной, и от питерских племянниц Бутковой Е. А. (умерла в 1994 году), Галины Константиновны Петровой и ее старшей сестры Инны.
Несколько слов о втором муже первой жены моего отца Ефросиньи. Бригадный комиссар Наседкин Николай Александрович на момент ареста в декабре 1937 года сотрудниками НКВД являлся заместителем начальника политотдела Особого корпуса железнодорожных войск РККА на Дальнем Востоке. В 1938 году по надуманным обвинениям был расстрелян. Ефросинье удалось избежать участи зэчки только благодаря мудрому совету своего супруга, который за несколько дней до своего ареста отправил ее и их годовалую дочь Инну на Кубань к жившей уже там Тарадиной М. А.
Но как доказать, что приведенное выше письмо, переданное мне Галиной и Инной, принадлежит руке Екатерины Семеновны? Надо было искать образцы ее почерка за 40-е годы. В результате мне удалось это сделать, заполучить на руки ксерокопию заявления о приеме в Московский институт иностранных языков для обучения на первом курсе, написанный рукой Екатерины Семеновны в 1942 году. Я не специалист в вопросе графологии, поэтому не могу утверждать об идентичности почерков письма и заявления. Почерки, на мой взгляд, имеют что-то общее и в то же время разнятся. Но если учесть, что заявление было написано в 1942 году, а письмо в 1947-м, то можно пока что только предположить, что и то и другое было написано одной рукой с поправкой на изменчивость почерка за такой довольно большой срок.
Не получив взаимности от дочери, Леонова ищет поддержки у своего бывшего первого мужа, уже известного в стране полководца, маршала. В книге Лины Павловны Тарховой “Заложники Кремля” (М.: АСТ-ПРЕСС, 1998) приводится диалог автора с сыном Василия Сталина, Бурдонским А. В. Вот небольшая выдержка из него, напрямую касающаяся первой жены маршала Тимошенко. Уж кто-кто, а именно Бурдонский ближе всех из ныне живущих находился в 40–50-х годах к Екатерине Семеновне, своей мачехе.
“На роскошной даче мы умирали с голода. Вылезли как-то ночью, это еще до Германии было, маленькие дети (он и его сестра Надя. — О. Ж.), где овощи лежат, набрали себе в штаны и зубами чистили свеклу, немытую грызли в темноте. Просто сцена из фильма ужасов. Это в царском доме! Няньку, которую Екатерина (Семеновна. — О. Ж.) поймала на том, что та нас подкармливала, выгнала. Прислуге запрещалось кормить нас сверх того, что позволяла Екатерина.
— Откуда такое зверство в молодой благополучной (дочь маршала) красивой женщине?
— Видимо, тоже из детства. Екатерина, та материнской ласки не знала вовсе, Мать ее была ТУРЧАНКА ИЗ БОГАТОГО РОДА. В РЕВОЛЮЦИЮ ВЫШЛА ЗАМУЖ ЗА БЕЗЗВЕСТНОГО ТОГДА ТИМОШЕНКО, БРОСИЛА НА НЕГО ЕКАТЕРИНУ И СМЫЛАСЬ С КЕМ-ТО (выделено авт.). Много лет спустя — Тимошенко уже был маршалом — позвонила, чтобы чем-то помог. Тот, видимо, очень ее любил, затрепетал, заволновался и сразу начал о дочери:
— Знаешь, Катя…
— Кто это?
— Наша дочь.
— Это меня не интересует…
И, может быть, эта травма у бедной Кати не заживала. А может, в генах что-то передалось…”
Как видно из приведенного отрывка, Бурдонский уже немного ближе придвинулся к моей версии. Ибо говорит, что первая жена маршала не сбежала в Польшу, а все-таки осталась в Советском Союзе. Ибо довольно проблематично было бы беглянке, жившей в Польше после прихода в эту страну в 1945 году Советской Армии, выжить в условиях всевозможных чисток и к тому же узнать номер телефона своего первого мужа-маршала. И скомпрометировать его своим звонком из-за границы. Но все же, по Бурдонскому, она “турчанка, смывшаяся с кем-то и оставившая на руках мужа свою только что родившуюся дочь”.
Далее Бурдонский продолжает: “Жизнь Екатерины (Семеновны. — О. Ж.) с отцом — сплошные скандалы. Я думаю, он ее не любил. Когда надирался, сразу в нее чем-нибудь запускал и начинался мордобой. Екатерина была сильного характера женщина, но отца боялась. Скорее всего, чувств особых не было с обеих сторон. Очень расчетливая, она, как и все в своей жизни, просто просчитывала этот брак (с Василием. — О. Ж.).
— Чем она занималась, расставшись с отцом?
— Ничем. Разве что вещички распродавала. Жила, запершись в роскошной квартире в центре Москвы, шумной компании не терпела. Ее любимое занятие было сидеть с кем-нибудь на кухне за разговорами всю ночь. Я как-то пришел к ней днем, в три часа, а ушел в двенадцать следующего дня. Это был странный одинокий человек. От нее шло ощущение жестокости и холода. Это ощущение всего моего детства. Даже когда появилась Капитолина, совсем другой, разумный, нормальный человек, все равно не было чувства, что дом теплый…”
Очевидно, что Екатерина Семеновна являлась дочерью Екатерины Святославовны и маршала Тимошенко. Если в ответе из Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Ростовской области (№ 6/18-Ж-735 от 7.09.2006) говорится: “18 мая 1953 года Черновым П. Ф. был допрошен в качестве свидетеля Самолазов Анисим Миронович, 1880 года рождения, работавший в 1937 году управляющим эксплуатационного отдела Азово-Черноморского крайисполкома, а затем Ростовского облисполкома, который показал, что └когда была арестована жена Леонова, то их оставшуюся дочь, как впоследствии выяснилось, это дочь маршала Тимошенко, я отвез ее в детский приемник“ (л. д. 45). Других упоминаний о Тимошенко С. К. в материалах дела № 11-7036 и № Б-6321 не имеется.
Начальник отдела подпись Призов”.
Что речь в этом ответе идет именно о Кате Леоновой-Тимошенко, свидетельствует еще и копия записки, написанная ее рукой 15 декабря 1937 года на имя некого Баранова с просьбой вернуть ей забранные при обыске в квартире наручные часы. О сходстве почерков в этой записке с ее заявлением о приеме в институт в 1942 году и письмом матери в 1947 году заявлять не берусь. Ибо, как я уже писал, не являюсь специалистом по графологии.
Может быть, речь идет о самозванке или о самозванках с богатыми воображениями, которые при своем аресте сотрудниками НКВД стали плести чепуху в наивной надежде если и не на освобождение, то на смягчение своих участей? Вряд ли. С сотрудниками НКВД в 30-е годы шутки были плохи. И если Катя Тимошенко в УНКВД по Ростовской области расписывалась как Тимошенко, а не как Леонова, значит, в первую очередь у чекистов были на то основания считать ее именно под этой фамилией, а не у нее самой, 14-летней, несмышленой еще девочки. К тому же в отсутствие арестованной к тому уже времени ее мамы.
Имея на руках оригинал письма Екатерины Семеновны 1947 года, пока что только предположительно, в адрес своей матери Леоновой, как я уже писал, я хотел найти образец ее почерка, желательно 40-х годов, для идентификации. С этой целью я решил идти по линии Гайлитов, живших в доме № 17 по улице Горького, угловая башенная ротонда которого в 40–50-х годах украшалась фигурой балерины Лепешинской до полного разрушения этой скульптуры в 1962 году. В этом же доме в квартире № 69 и жила семья Гайлит. Теплилась надежда, что кто-то из них продолжает жить по этому адресу и поможет мне не только письмами, записками, надписями в книгах и т. д., но и фотографиями Екатерины Семеновны и ее детей или даже воспоминаниями о ней. В результате своих поисков я убедился: по линии Гайлитов никого уже нет в живых.
И тут меня осенило. Выражаясь словами Чичикова из поэмы Гоголя “Мертвые души”: “Эх я, Аким-простота, ищу рукавицы, а обе за поясом”. Ведь что мне стоит позвонить на квартиру маршала Тимошенко, где совсем недавно жила его покойная дочь Ольга Семеновна (она скончалась в 2002 году), с которой я разговаривал по телефону в 1995 году. И все графологические доказательства у меня будут в руках. Ведь насколько мне было известно, в этой квартире живет внук маршала Александр, и наверняка у него хоть что-нибудь осталось от его тетки. Так я познакомился с Александром Сергеевичем Капалкиным, внуком знаменитого маршала, предпринимателем, с которым мы с первых же слов по телефону нашли общий язык.
И уже на следующий день я сидел в мягком, удобном кресле его просторной квартиры в знаменитом на всю Москву “маршальском доме”, в переулке Сивцев Вражек.
Несмотря на то, что в его домашнем архиве не оказалось ничего, что было бы написано рукой его тети, я уходил от него, унося с собой несколько ценных ксерокопий документов и копий фотографий Екатерины Семеновны и ее детей. От Александра Сергеевича я узнал номер телефона вдовы сына маршала Константина, Натальи Ивановны Тимошенко, жившей тоже в “маршальском доме”, но уже в Романовском переулке.
На следующий день мы встретились, и я увидел за рулем шикарной иномарки красивую, яркую брюнетку средних лет, и в салоне ее машины где-то в течение получаса мы с пользой для дела обменялись информацией. У нее тоже не оказалось никаких записей от руки Екатерины Семеновны, а от своего умершего мужа она слышала, что якобы первая жена маршала Тимошенко, ее свекра, ушла от Семена Константиновича с кем-то, устроив вскоре свою дочь Катю в детский дом. Именно из него по настоянию второй супруги маршала, Жуковской, она и была забрана к отцу в его новую семью. Узнал также, что очень плохие отношения сложились у Екатерины Семеновны со всеми ее родственниками, включая и ее дочь Светлану, с рождения больную девочку, которую она даже не раз выгоняла из дома, и та вынуждена была просить крова у Константина и Натальи Ивановны.
Сын Екатерины Семеновны, Василий, во время его учебы в Тбилисском госуниверситете на филологическом факультете без материнской опеки пристрастился к алкоголю и наркотикам, и матери посоветовали его забрать из Тбилиси, где многие грузины жаждали выпить вместе с внуком его великого грузинского деда, что Екатерина тут же и сделала. Вскоре после возвращения в Москву Василий умер.
В общем, чем больше я узнавал, тем загадочнее для меня становилась Екатерина Семеновна, противоречивые сведения о которой и ее матери могли бы побить все рекорды.
Очень загадочны и кончины Екатерины Семеновны и ее дочери Светланы. Пролежав больше месяца уже мертвой в пустой квартире на улице Горького (Светлана в это время не жила уже со своей матерью), Екатерина Семеновна была обнаружена сводной сестрой, Ольгой Семеновной. Все ценное в квартире оказалось похищенным.
А через два года, в 1990 году, пришлось тоже Ольге Семеновне хоронить и свою племянницу Светлану. Ее также нашли мертвой в 488-й квартире Дома правительства на улице Серафимовича, 2, где она жила на полном гособеспечении (в 1990 году действовала еще старая система льгот для жильцов этого знаменитого “Дома на набережной”). Питание, смена белья и коммунальные услуги были бесплатными, а пенсии по инвалидности (Светлана с детства болела щитовидкой) хватало на мелкие расходы.
Она умерла так же загадочно, как и ее мать. Квартиру вскрыли через несколько дней после ее кончины, обратив внимание, что газеты и журналы долгое время не вынимаются из ее почтового ящика. Поэтому слухи о последних днях этой сорокатрехлетней женщины стали, как снежный ком, обрастать разного рода сплетнями: ведь речь шла не о каком-нибудь простом смертном, а о внучке самого “отца всех народов”. Все ее наследство после смерти заключалось в казенной вешалке с инвентарным номером АХО Дома правительства, перешедшей в разряд экспонатов музея при этом доме, да еще одной фотографии, на которой она изображена с бусами на шее.
Зная о том, что Светлана Сталина последние восемь лет своей жизни жила в Доме правительства, я отправился в музей этого дома с надеждой, что в фондах найдется хоть какая-нибудь расписка или записка матери Светланы. Директора музея, Ольги Романовны Трифоновой (вдовы знаменитого писателя Трифонова), на месте не оказалось, и я разговорился с главным хранителем музея Татьяной Ивановной Шмидт, с которой уже был знаком. Да, Светлана жила в 488-й квартире, но ничего из имущества и тем более из бумаг после себя не оставила. Теплилась еще надежда, что, возможно, сама Ольга Романовна что-нибудь знает и сможет мне помочь. Тем более после того, как она совсем недавно опубликовала книгу “Надежда”, про жену И. В. Сталина Надежду Аллилуеву. Я оставил в музее свои координаты, и вскоре Ольга Романовна позвонила мне домой и пообещала помочь. Но так больше и не позвонила.
Вообще, из всех персонажей моего исследования, пожалуй, самой загадочной предстает жизнь Светланы, названной так матерью в честь дочери И. В. Сталина, Светланы Аллилуевой. Даже Файвишевская в своей статье “Вася, внук Иосифа”, опубликованной в газете “Аргументы и факты” (№ 51 за 1995 год), ни словом не упоминает о Светлане, хотя довольно продолжительное время занималась репетиторством с Васей в 1967 году по истории и часто беседовала с его матерью у них в квартире на улице Горького. Правда, она пишет, что “часто во время занятий мне казалось, что в соседней комнате кто-то стоит и слушает, о чем я говорю”. Уж не Светлана ли стояла, и тогда почему Екатерина Семеновна не показала ее Файвишевской? Ведь она тогда жила вместе с матерью. Вот что о ней говорит Бурдонский в интервью Тарховой в ее книге “Заложники Кремля”.
“Жизнь детей Екатерины Тимошенко укоротила дурная наследственность и в прямом и переносном смысле. Учительница Светланы и Васи вспоминает, что оба эти ребенка были крайне болезненными, часто пропускали уроки. Тогда приходилось звонить им домой. Но там чаще всего никто не подходил к телефону.
Светлана объясняла: └Мать не снимает трубку, так как очень много звонков с угрозами от людей, вышедших из лагерей и тюрем“.
Это было уже после знаменитого XX съезда КПСС, разоблачившего культ личности Сталина, и Светлана остро переживала его последствия.
Как-то класс пошел на экскурсию в Музей революции, а гид, как нарочно, весь свой рассказ построил на материалах о репрессиях. Учительница с тревогой наблюдала за маленькой Светой. Казалось, девочка вот-вот упадет в обморок…”
Значит, росла она нормальным в психическом отношении ребенком, адекватным к окружающему ее миру, вопреки всем домыслам на этот счет. Возможно, только чересчур чувствительным к сообщениям о насилии и репрессиям по вине ее всемогущего деда, что для девочек школьного возраста вполне естественно.
Во время поездки в Санкт-Петербург и из разговоров с племянницами Бутковой мне стало известно, что Леонова в городе на Неве проживала в разное время в двух коммунальных квартирах. Если не считать комнату на улице Марата, в которой она в гостях у Евгении Андреевны Бутковой была прописана несколько дней. С 1962-го по 1973 год она была прописана в 4-й квартире дома № 5 по улице Братьев Грибакиных. А с 1973-го по день своей кончины в 1984 году по адресу: набережная реки Фонтанки, д. 68, кв. 52.
Из ответа из Управления Федеральной миграционной службы по Санкт-Петербургу также стало известно, что дом № 5 по улице Братьев Грибакиных принадлежал спецкомендатуре города, “в котором проживали граждане, осужденные на обязательные работы”. Казалось, что я в двух шагах от разгадки если не всех, то большинства загадок Леоновой. Ведь только в нашей стране, наверное, умеют так бережно хранить все уголовные дела осужденных за какие-либо правонарушения, чтобы в случае повторного свидания подозреваемого в совершении преступлении со следователем иметь под рукой уже готовое на него досье.
Зная о том, что Леонову, по словам моих родственников, в начале 60-х годов привлекали к уголовной ответственности за спекуляцию шерстью, нетрудно будет вычислить местонахождение ее очередного уголовного дела со всеми ее биографическими данными.
Дом № 5 был построен в 1936 году специально для работников Трамвайного парка имени Володарского и имел пять этажей с тремя подъездами. Первые два этажа занимало общежитие коридорного типа. На третьем, четвертом и пятом этажах находились двух- и трехкомнатные коммунальные квартиры для семей руководящего состава парка, его инженерно-технического персонала и служащих. В 1972 году всех жильцов расселили и дом передали Управлению внутренних дел города под спецкомендатуру, просуществовавшую до начала 90-х годов, когда всех заключенных перевели в другое место. И бесхозный дом, в котором поселились бомжи, стал постепенно приходить в упадок из-за частых пожаров и хищений стройматериалов. В августе 2006 года он был снесен.
Не сохранился и дом № 68 по набережной реки Фонтанки. Строители хотели было его реконструировать, но во время работ рухнула несущая стена, и было принято решение о его сносе и строительстве на этом месте нового современного здания.
В этой связи мне подумалось, что какой-то злой рок преследует уже и после смерти Екатерину Святославовну, напрочь уничтожая все, что связано с жизнью и трагической судьбой этой простой русской женщины, стойко переносившей тяжелые удары судьбы. Какие-то вандалы на могиле Шуваловского кладбища в Санкт-Петербурге, где лежат ее останки, даже сорвали табличку с ее фотокарточкой, именем и годами жизни.
Поэтому в доказательство своей версии привожу в этой статье два документа, которые если и не ставят все точки над “и”, то хотя бы заслуживают пристального внимания историков ради установления истины.
“МИНИСТЕРСТВО ОБОРОНЫ
РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ
УЧРЕЖДЕНИЕ О. Ф. ЖЕМАЙТИСУ
ИНСТИТУТ
ВОЕННОЙ ИСТОРИИ
МИНИСТЕРСТВА ОБОРОНЫ
РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
г. Москва, 119330,
Университетский проспект, д. 14
20 сентября 2006 г. № 247/531
Уважаемый Ольгерд Феликсович!
Институт военной истории в своей работе использует информацию из официальных документов, перечень которых мы Вам сообщали в ответе № 247/395 от 6 июля 2006 г. Если Вас интересуют архивные источники, то Вам необходимо обратиться в Центральный архив Министерства обороны, расположенный по адресу: г. Подольск Московской области, ул. Кирова,74.
Вместе с тем выражаем Вам глубокую признательность за то, что Вы подняли в письме ряд интересных вопросов, требующих корректировки текста книги “Маршал Семен Тимошенко”. К сожалению, во время работы над монографией и подготовки ее к изданию авторы не располагали достоверными источниками по большинству вопросов, которые Вы оспариваете. Если будет возможность переиздания работы, все Ваши рекомендации будут учтены.
С уважением
ВрИО начальника института полковник И. Басик”.
“ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ
АРХИВ
САНКТ-ПЕТЕРБУРГА (ЦГА СПб)
Варфоломеевская ул, д. 15
Санкт-Петербург, 192171
Тел. 560-68-64
АРХИВНАЯ СПРАВКА
22.11.2006 г. № Ж-3326
О рождении Тимошенко Е. С.
Жемайтису Ольгерду Феликсовичу
В документах архивного фонда — коллекции └Акты гражданского состояния г. Ленинграда и Ленинградской губернии“, в книге регистрации рождений по городу Петергофу Петроградской губернии за 1924 год в актовой записи № 4 от 7 января 1924 года значится:
ТИМОШЕНКО ЕКАТЕРИНА (отчество не указано) родилась 21 декабря 1923 года. Город Петергоф.
ОТЕЦ: ТИМОШЕНКО СЕМЕН (отчество не указано) 28 лет.
МАТЬ: ТИМОШЕНКО ЕКАТЕРИНА (отчество не указано) 19 лет.
Основание: ф. 6143, оп. 4, д. 218, л. 4.
Зам. директора архива подпись И. В. Румянцева
Зав. отделом использования документов по социально-правовым вопросам подпись О. Г. Белокурова”.
Здесь налицо сходство моих позиций с архивными по всем четырем пунктам:
— Место рождения — г. Петергоф.
Родилась Катя в декабре 1923 года в Старом Петергофе, где служил ее отец в должности командира 4-й кавдивизии. В Петрограде в это же самое время служил мой отец, в будущем генерал-майор, Балтушис-Жемайтис Феликс Рафаилович в должности начальника штаба 10-й стрелковой дивизии, до этого командуя полками в дивизиях Муравьева, Блинова и Миронова.
— Имена отца и матери Екатерины Семеновны: Семен и Екатерина.
— Их возрасты: соответственно 28 и 19 лет.
— Дата рождения Екатерины Семеновны в метрике — 21 декабря 1923 года — совпадает с датой рождения на надгробной плите захоронения Екатерины Семеновны и ее детей Сталинско-Аллилуевского участка Новодевичьего кладбища в Москве.
Видимо, маршал не хотел и по большому счету не мог называть в личном деле реальное имя своей первой жены-зэчки. А чтобы как-то свести концы с концами: ведь Катя родилась в 1923 году, а на Анастасии Жуковской он был женат с 1926 года, указал в качестве матери своей первой дочери некую Крансденеске Екатерину Станиславовну. Придумал это имя женщины, как говорится, “от фонаря”. Так и возникла эта таинственная незнакомка в биографии маршала, возможно, и существовавшая реально, но не имевшая никакого отношения к рождению его первой дочери. Ибо все приведенные выше факты и фотографии работают в пользу версии о Екатерине Святославовне, по второму мужу Леоновой, как первой жены и матери первой дочери Семена Константиновича Тимошенко, Екатерины Семеновны. Кроме нее, никто другой так, как она, не подходит для этой роли.
И в заключение привожу письмо соседки Екатерины Святославовны, Ивановой Лидии Владимировны, жившей со своей матерью и отцом в одной коммунальной квартире № 4 с Екатериной Святославовной в доме № 5 по улице Братьев Грибакиных в Ленинграде. Я это письмо получил в конце марта 2007 года.
“Добрый день, Ольгерд Феликсович!
Прежде всего хочу поблагодарить Вас за письмо. С большим интересом прочла его и села писать Вам письмо, но совсем другое, чем хотела сначала. Практически добавить мне почти нечего. Я только пожалела, что Вы не вышли на меня раньше. Потому что я очень хорошо знала Евгению Андреевну и Якова Федоровича (друзья Екатерины Святославовны.— О. Ж.). Очень хорошо помню всех, кто каждый год приходил к Екатерине Святославовне (в дальнейшем буду называть ее Е. С.— О. Ж.) на день рождения, который она отмечала в нашей комнате, а вся квартира предоставлялась в их распоряжение. В старом телефонном справочнике нашей семьи есть все фамилии, адреса и телефоны друзей Е. С., которые могли бы Вам помочь в поисках. Дело в том, что телефон был не общий, а папин служебный (он был главным инженером Трамвайно-троллейбусного управления) и соединялся с городом через коммутатор. Получилось так, что и телефонная книжка у нас с ней была общая. Если Вы захотите узнать телефоны и адреса этих людей, я непременно сообщу.
Что может быть Вам еще интересно? Думаю, то, что очень многое из Вашего письма я знала лично от Е. С. Возможно, не так хронологически верно. Знала, что она из донских казачек, что С. К. Тимошенко был ее первым мужем, а их дочь — женой Василия Сталина. Что дочь с репрессированной матерью отношений не поддерживала, а двух ее детей Е. С. практически не знала.
Е. С. появилась в нашей квартире в 1961 году в конце то ли лета, то ли сентября, в результате обмена с нашей соседкой, у которой были родственники в Ростове. Это был год, когда бывшим репрессированным разрешили жить в Москве и Ленинграде.
Прошло очень мало времени, и наша семья настолько сблизилась с Е. С., что мы будто всегда жили вместе. Двери наших комнат никогда не запирались. У моих папы и мамы было много братьев и сестер. И когда все они приходили, то Е. С. очень быстро со всеми находила общий язык и всегда сидела с нами за столом. Семья у нас была очень музыкальная, почти все играли на фортепиано. Одна мамина сестра являлась профессиональной певицей и была женой известного у нас в Питере дирижера Донияхи Т. А. Он работал в Малом оперном театре, Театре музыкальной комедии и руководил оркестром народных инструментов им. Андреева. Е. С. очень любила, когда все собирались, пели, музицировали и с удовольствием ходила на все спектакли и концерты, куда ее приглашали.
Зимой и весной она редко куда-нибудь ездила в гости, сидела дома и очень много вязала. Я ничего не знаю о том, как она была обеспечена материально со стороны государства, но к лету она навязывала огромное количество джемперов, шапочек и других вещей из самой хорошей промышленной шерсти. Качество вязки было великолепное. С чемоданами этих вещей в июне месяце мы провожали ее на вокзал, откуда она уезжала в Сухуми или в Очамчире к Нателле Константиновне и Гарри Константиновичу Ахуба. Там она жила до октября–декабря месяца, каждый год по-разному. Как она рассказывала, ее вещи, связанные зимой, раскупались там нарасхват. Для нее это, наверное, была хорошая материальная поддержка.
У Ахуба в Сухуми была квартира, а море далековато, а в Очамчире большой старинный дом и море через дорогу. Люди они были прекрасные. Мы с ними потом тоже познакомились, когда они по приезде в Ленинград останавливались у Е. С. Она любила жить в Очамчире, каждый день ходила на море и заканчивала последний купальный сезон в конце ноября — начале декабря. В этом городе жил Кантария, тот самый, который с Егоровым водрузил флаг над рейхстагом. Однажды он тоже приехал в Ленинград и остановился у Е. С.
Возвращалась она с юга загорелая, довольная, с чемоданом фруктов, которые мы вместе ели целую неделю, и кучей заказов по вязке. Вязала она всегда полулежа на диване, неизменно покрывая ноги медвежьей шкурой на подкладке. Про эту шкуру она рассказывала вот что.
Когда ее пришли арестовывать, на вешалке висела доха мужа (Леонова), в которой он объезжал область зимой. Офицер пожалел Е. С., снял доху и бросил ее ей на руки. Эта доха помогла ей выжить. Они с Евгенией Андреевной спали в обнимку прямо на снегу, завернувшись в эту доху. Привезли их на место, сбросили машину досок и велели строить бараки. Все жены офицеров высокого ранга, секретарей обкомов и горкомов — изнеженные и избалованные дамочки. Кто не смог быстро адаптироваться — болели, умирали. В 90-х годах про все это появилось много литературы, документальной и художественной. Когда Е. С. рассказывала в середине 60-х годов нам о своих злоключениях, мы с мамой приходили в ужас, граничащий с недоверием. Помогло еще ей выжить и то, что она понравилась снабженцу хлебом. Ведь она была очень красивой, яркой женщиной. Он брал ее с собой в рейсы и подкармливал. За что, конечно, приходилось расплачиваться.
Из того, что потом осталось от дохи, она сделала что-то вроде мехового небольшого покрывала.
Несмотря на то, что ей пришлось пережить, она была всегда очень оптимистичным человеком с большим чувством юмора. Никогда не ныла и ни на что не жаловалась. Мой папа коллекционировал юмор, всех нас развлекал анекдотами и разными шутками-прибаутками. Я помню, как Е. С. смеялась на грассирующее └р“ заливисто и звонко.
Когда я училась в институте, она звала меня в свою комнату готовиться к экзаменам. Много рассказывала о своей жизни, и это часто были смешные истории, которые с ней случались. Однажды она отдыхала в Астрахани со своей знакомой Софой. Когда собрались возвращаться, накупили у рыбаков браконьерской черной икры по целым сумкам, а на вокзал опаздывали. Так они остановили милицейскую патрульную машину, сказали милиционерам, что опаздывают на поезд в Ленинград. А те их пожалели, и мало того, что довезли до вокзала, так еще и сумки донесли до вагона.
Я очень любила ее дни рождения. Моя мама была замечательным кулинаром и помогала Е. С. готовить стол. Целую неделю пекли очень вкусные торты, мейчалы (это, по-моему, татарское лакомство из хвороста, орехов и меда), хотя, возможно, я неправильно называю это кушанье. Мы всегда готовили очень вкусные блюда. Все гости Е. С. были ее возраста и старше (кроме Иры с Костей). Собиралась компания очень веселых интеллигентных людей, которые умели красиво веселиться. Мужчины были очень изобретательны на шутки и розыгрыши. Несмотря на разницу в возрасте, я никогда с ними не скучала. Е. С. очень нравился Яков Федорович, и она этого не скрывала. Ее приятельница, Хвалько Марина Матвеевна, потом стала другом нашей семьи. А с другими знакомыми мы общались по телефону.
Е. С. была красивая, может быть, излишне полная, но очень женственная женщина. У нее были прекрасные и очень густые волосы, но совсем седые. Мы с мамой периодически дома красили ей волосы “Гаммой” (была такая краска) в цвет вороного крыла. Одевалась она всегда со вкусом, не шикарно, а просто имела все самое необходимое.
Как я Вам уже говорила, в 70 году папе дали двухкомнатную квартиру от работы. Е. С. хотела сдать свою комнату, чтобы папа попросил трехкомнатную, чтобы жить всем вместе. Но, думая о будущем, мы понимали, что при этом варианте можем оказаться с подселением вместе с Е. С., и отказались что-либо менять.
Через год или два наш дом на Грибакиных начали расселять. Е. С. не захотела ехать в тот новый район, где всем жильцам давали квартиры. Попросила комнату в старом фонде в центре Ленинграда, и вскоре ее просьба была удовлетворена. До января 80 года мы с ней периодически общались. Особенно, конечно, мама. Но мама скоропостижно скончалась на следующий же день после смерти своей любимой сестры. Наша жизнь с папой осложнилась всякими обстоятельствами, связанными в основном с обменами квартир и переездами. И мы Е. С. как-то потеряли из вида.
В 1984 году, по-моему, в июле месяце я приехала после выходных с дачи и застала у нас Нателлу Константиновну Ахуба, которую Евгения Андреевна вызвала на похороны Е. С. К тому времени ее уже похоронили через кремацию. Нателла пожила у нас с неделю. Рассказывала, что Е. С. так и ездила к ним на юг все время. А летом 1983 года подарила мужу Нателлы, Гарри Константиновичу, старинные золотые часы с тремя крышками, так как очень любила их семью.
Ольгерд Феликсович, посылаю Вам одну, как я и предупреждала по телефону, очень некачественную любительскую фотографию. На ней мамины сестры, папа, я и моя мама рядом с Е. С. (крайняя справа). К сожалению, это все, что у меня есть. Если Вас что-то еще интересует, звоните, пишите. Возможно, Вы своими вопросами натолкнете меня на какие-то воспоминания. Извините, что долго не отвечала. Это все связано с семейными обстоятельствами.
С уважением Лидия Владимировна.
22.04.2007 года”.