Опубликовано в журнале Нева, номер 12, 2007
Пустыня Такла-Макан на юге Синьцзяна простирается с востока на запад примерно на тысячу, а в ширину — на 400 с лишним километров. Это вторая по величине пустыня мира. Еще с древних времен ее окрестили “мертвой зоной, через которую даже птица не пролетит”. Многие иностранные землепроходцы пытались покорить ее, но пески беспощадно поглощали их под собой, не оставляя никаких следов. Поэтому все научные экспедиции ограничивали свои исследования лишь окраинами пустыни, и о состоянии Такла-Макан в ее глубине не было ведомо никому. Но в последние годы здесь были обнаружены огромные запасы нефти, и изыскатели стали все глубже и глубже проникать в сердце пустыни.
Пустыня Такла-Макан разделяла древний Великий Шелковый путь на южный и северный. Нынче северная “шелковая ветвь” хорошо освоена: от Урумчи до Кашгара проложена 1500-километровая железная дорога; параллельно тянется первоклассное шоссе. Южный шелковый путь идет к востоку от Кашгара; именно этой дорогой направлялся в Китай Марко Поло.
Имя этого итальянского путешественника известно всему миру. В 1271 году Марко со своим отцом и дядей отправился из Венеции в Китай. В конце своего нелегкого пути они в 1275 году добрались до Шанду, чьи руины лежат к северо-западу от нынешнего уездного города Долунь в автономном районе Внутренняя Монголия. Умный и талантливый итальянец заслужил уважение и доверие со стороны основателя Юаньской династии — монгольского хана Хубилая. Он принимал участие в важных политических, экономических и военных делах юаньского Двора.
После 17-летнего пребывания в Китае Марко Поло в 1292 году покинул Китай и морем в 1295 году вернулся на родину. По рассказам путешественника обо всем увиденном и испытанном им на Востоке была составлена книга “Путешествие Марко Поло”, явившаяся настоящей сенсацией для тогдашней Европы. На протяжении последующих семи с лишним столетий люди никогда не забывали Марко Поло и о его заслугах. Однако вплоть до наших дней никто не совершал путешествие по следам Марко Поло — от Венеции до Шанду.
В 1975 году американская экспедиция проделала путь по следам Марко Поло до китайской границы. Но в Поднебесной ей тогда побывать не удалось: там еще продолжалась “культурная революция” (1967–1977). И только после кончины “великого кормчего” стало возможным продолжить путешествие в пределах Китая. В 1985 году Американский фонд имени Марко Поло совместно с Китайским информационным агентством организовал новую экспедицию. За два месяца члены экспедиции побывали в Синьцзяне, Цинхае, Ганьсу, Нинся, Внутренней Монголии, Хэбэе и Пекине.
За истекшие годы “такла-маканская инфраструктура” значительно улучшилась, и нынче для путешествия по пустыне не требуется снаряжать караваны верблюдов. В конце XIX века в пустыне Такла-Макан едва не умер от жажды шведский исследователь Свен Хэдин. Современному путешественнику это не грозит: в придорожных харчевнях всегда можно купить бутылку питьевой воды, пепси-колу или выпить пиалу зеленого чая.
Северную часть такла-маканской кругосветки можно преодолеть за сутки на поезде Урумчи–Кашгар. На полпути между Урумчи и Кашгаром лежит древний город Куче, а в 70 км к западу от него сохранились пещеры Тысячи Будд (III век н. э.) Когда-то здесь было 230 пещер, но нынче лишь 6 из них открыты для осмотра. Причина упадка буддийского святилища — “исламский фактор”. На протяжении более 1000 лет буддизм переживал расцвет в оазисах пустыни Такла-Макан. После того, как ислам укрепился в Джунгарии, началась затяжная религиозная война. Ислам в конце концов занял место буддизма, и одним из видных насадителей ислама был военачальник Имажи Джафар.
Село Кабакэасхан по-уйгурски означает “путник с горлянкой на шее”. В 5 км к северу от села, на берегу реки Ния находится почитаемая могила — одна из главных мусульманских святынь в Южном Синьцзяне. Именно здесь похоронен Имажи Джафар. Прийти сюда шесть раз все равно что совершить паломничество в Мекку — так говорят местные мусульмане. Летом сюда стекаются класть земные поклоны верующие — кто на тракторах, кто на ослах, кто пешком. Каждый год это место посещают до 10 тысяч паломников. Могила расположена на песчаной горе на высоте 1362 метра над уровнем моря. Ежегодно на горном склоне устанавливают двери из деревянных шестов. Паломники, пройдя через них, поднимаются на вершину горы, где находится сама могила. На песчаной горе видны бесчисленные ветви, к которым привязаны полоски материи. Каждая ветвь, каждая полоска материи “представляют” одного паломника, который поднялся сюда.
…Прежде чем отправиться из Кашгара по южной дуге Великого Шелкового пути, можно посетить небольшой городок Артуш, расположенный в 40 км к северо-востоку от Кашгара. Артуш — административный центр Кызыл-Су-Киргизского автономного округа. Возникает вопрос: как киргизы оказались в глубинке Синьцзян-Уйгурского автономного района?
Предками киргизов были древние тюрки. В “Шицзи” (“Исторические записи”) сказано, что когда-то киргизы обитали в верховьях Енисея. Со II века до нашей эры по середину XVII века междоусобицы и массовое переселение сопутствовали этой нации. Во II веке до н. э. населявшие северную часть Китая киргизы, объединившись с племенами динлин и уцзы, разбили гуннов и переселились на запад, осев на территории древнего государства Вэйтоу (ныне Ахэци) у южного подножия Тянь-Шаня. В VII –VIII веках киргизы свергли иго уйгурских ханов и снова двинулись на запад. Часть их осела в Уця и в районе озера Балхаш. В середине XVII века киргизы долго воевали с джунгарскими монголами, в результате началось массовое переселение киргизов, которое продолжалось двести лет. Киргизские племена покинули насиженные места на севере и осели на территории нынешнего Кызыл-Су-Киргизского автономного округа и бывшей советской Киргизии. Продолжительные войны и массовое переселение нанесли огромный ущерб киргизской нации, но в то же время они сделали ее храброй, упорной, трудолюбивой.
Артуш на тюркском языке означает “арча китайская”; в городе насчитывается 30 тысяч жителей. В 1943 году, когда здесь был основан уезд, в этих местах было всего несколько глинобитных домов и заросли арчи. За несколько десятилетий арчу извели под корень. Сегодня здесь возвышается более ста зданий, проложены десятки улиц, и самой оживленной из них является Сянганский базар.
Сянганский базар протянулся на целый километр. По обеим сторонам дороги выстроились магазины, сооруженные из стального каркаса и стеклопластика. Здесь богатый ассортимент товаров. Толпы людей напоминают оживленные улицы Сянгана (Гонконга), за что базар и получил свое название. Торгуют же здесь одни уйгуры. В продаже в основном одежда, хлопчатобумажные ткани, шелк, предметы ширпотреба.
…Из Кашгара в Хотан автобус уходит на рассвете. Едем с ветерком, и жара не столь изнуряющая. Летом температура в Такла-Макане доходит до 50 градусов. Куда ни кинь взор — ни деревца, ни травинки. Палящий ветер с песчаной пылью дышит зноем. Вся пустыня как будто колышется в знойном мареве. Недаром древние торговцы называли эту пустыню “мертвым морем”. Вот как описывает Марко Поло эти места: “Здесь часто бродят коварные призраки. Соблазняя странника заманчивыми картинами, они ведут его прямо к гибели”. Нелегок был путь по этому безбрежному царству песков! А нынче по пустыне пролегает первоклассное шоссе, правда, иногда переходящее в “трассу 2-й категории”. 500 километров пути автобус пробегает за 8 часов (с двумя “санитарными остановками”). На стоянках — ларьки, чайхана; горы дынь и арбузов.
Шелковый путь вряд ли был бы проложен в пустыне, если бы не оазисы. Однако сколько их на протяжении веков занесло песками! Близ Хотана лежат руины Маликвата. Здесь не сохранилось ни одного целого сооружения. Однако даже по остаткам стен, улиц, дворов и кровель не так уж трудно представить это городище в пору расцвета. В глубине пустыни насчитывается более 20 городищ эпох Хань и Тан. Они тянутся с востока на запад, образуя некогда процветавший Великий Шелковый путь.
Город Хотан лежит близ берега одноименной реки; она питается талыми водами, сбегающими с гор Куньлуня. Река Хотан зеленым коридором тянется через всю пустыню Такла-Макан. Из года в год в сезон паводков вода поит землю на ее берегах, поросших тугайным редколесьем.
В Хотане две главные улицы — Пекинская и Тайбэйская. По Пекинской, наряду с обычными пассажирскими автобусами, ходят двухэтажные, правда, довольно потрепанные, как верблюды в период линьки. Но все равно зрелище удивительное: “даблдэккеры” в самом сердце пустыни!
Еще одна диковина — монумент Мао Цзэ-дуна на площади перед зданием горкома. Обычно в китайских городах “великий кормчий” изображается с протянутой рукой, указывающей “светлый путь”. А здесь учтен “национальный фактор”: Мао беседует со стариком нацменом в тюбетейке. (Это как если бы в казахском городе Аулиэ-Ата (бывший Джамбул) сохранилась скульптурная композиция “Товарищ Сталин беседует с акыном Джамбулом Джабаевым”.
Местные власти должны учитывать национальную специфику: в Хотане китайцев почти не видно, полным ходом идет строительство мечетей, вдобавок к действующим. Россиянин, побывавший в советское время в Средней Азии, будет чувствовать себя здесь как дома.
Если Пекинская улица обустроена для движения транспорта, то Тайбэйская — это несколько километров стихийного базара. Автобусы, отчаянно сигналя, с трудом пробираются сквозь базарную толчею. Велорикши, моторикши, повозки с осликами в запряжке — все это путается под колесами автобуса, мешая уличному движению. Здесь же, на проезжей части, — передвижные харчевни, переносные столики. Чуть в сторонке — зубоврачебный “кабинет”: пациентка сидит на шаткой табуретке, а “дантист”, упираясь ей в живот коленом, орудует щипцами во рту несчастной.
В глазах рябит от тюбетеек, шашлыков и ковров. Ковры на стенах лавок, на коврах под паланкином сидят пассажиры в кузове моторикш. Хотан — город небольшой, однако здесь целых два автовокзала, на разных концах длиннющей Тайбэйской улицы. Чтобы продолжить путь по такла-маканской кругосветке, надо сесть на “десятку” и с западного автовокзала доехать до восточного. И миновать при этом скотный базар, растянувшийся на добрый километр вдоль той же Тайбэйской.
Еще лет десять назад автобусы из Хотана на восток не ходили, и редкие путешественники-европейцы были вынуждены возвращаться в Урумчи на самолете. Нынче все изменилось: хочешь — поезжай по пустыне в Юйтянь, а хочешь — еще дальше — в Миньфэн. Уездный город Юйтянь стоит в среднем течении реки Керия.
Зарождается Керия в ледниках на северном склоне Куньлуня и исчезает в глубине пустыни. Протяженность ее более 700 километров. Уезд Юйтянь, расположенный в бассейне ее среднего течения, богат речными и грунтовыми водами, недаром его называют Юйтяньским оазисом. К северу от оазиса Керия течет в пустыню Такла-Макан и примерно в 10 километрах к северу от Мисала исчезает в песках.
Есть еще одна крупная река — Дахэянь, появляющаяся лишь в сезоны паводков. В результате наносов ее притоков образовались две сухие дельты, далеко вдающиеся в песчаное море. От Юйтяня до Дахэяня на 250 километров тянется естественный зеленый коридор, который питают воды Керии. Это очень редкое явление в мире. Зеленый коридор в основном образован из камыша, тамариска и южного тополя.
Вдоль русла Керии свирепствуют суховеи. Здесь пересекаются ветры разных направлений, давая барханам самую разнообразную форму. Самый высокий бархан достигает в высоту более 250 метров. В 20 с лишним километрах к востоку от Юйтяня тянется гряда песчаных пирамид, созданных ветрами разных направлений. Такой картины не увидишь ни в одной другой пустыне Китая.
Растительный и животный мир пустыни довольно однообразен, но по количеству растений и животных не беден. Здесь насчитывается до двухсот видов животных, пресмыкающихся и птиц. Дикий верблюд, белохвостая пустынная сойка, таримский заяц, ящерица, длинноухий тушканчик, ушастый еж пустыни Такла-Макан отличаются от аналогичных животных других мест. Среди птиц выделяются бордовый скворец и белоголовый ястреб.
Самое удивительное в пустыне Такла-Макан — это ее люди, веками живущие здесь. Что только не услышишь о керийцах, проживающих в глубине пустыни! Одни предполагали, что это оторванное от внешнего мира первобытное племя, другие — что это предки тибетского царя Гуга, жившего в VII веке нашей эры, а некоторые даже утверждали, что там обнаружены дикари. Словом, керийцы были окутаны тайной. Но современные исследователи приоткрыли завесу таинственности.
Керийцы — это уйгуры, 200 с лишним лет назад ушедшие неизвестно по каким причинам из Юйтяньского района и осевшие в пустыне. Язык и вероисповедание у них одинаковые с уйгурами, только образ жизни их уж очень примитивный, носящий черты первобытного строя. Жилище керийца квадратное, в виде шалаша, построено из тополя и тамариска, дверью большей частью служит кора. Огонь разводят прямо в жилище. Керийцы ведут кочевой образ жизни, разводят верблюдов, ослов, коз, кур, держат кошек. Всего здесь до 170 керийских семей, насчитывающих более 800 человек.
Семьи живут в семи-восьми километрах друг от друга. Самая близкая от Юйтяня керийская семья находится в 80 километрах. Так как здесь фактически нет никакого транспорта, то керийцы не общаются с внешним миром. Продукты и необходимые товары в основном завозят торговцы. Можно сказать, что керийцы — обособленная ветвь уйгуров, сохраняющая свои особые обычаи и нравы. Сами керийцы рассказывают, что с верховьев воды сегодня поступает намного меньше, чем раньше, что площадь зеленой зоны в низовье сократилась на две трети против золотого века в ее истории. Уходит вода, вытесняемая песками.
К северо-западу от Дахэяня можно видеть кое-какие остатки древних строений. Здесь было найдено множество керамических черепков и обломков железного оружия, монеты, четки, веретена, каменные жернова. Все это относится к позднему периоду династии Тан — концу IX века — и служит свидетельством того, что до позднего периода Танской эпохи здесь еще был оазис и через эти места проходил Великий Шелковый путь. Сегодня же здесь пески да пески. Высохшие тополя по обеим сторонам высохшего речного русла попадаются до самой реки Тарим. Это значит, что когда-то Керия пересекала пустыню Такла-Макан и впадала в Тарим. Иностранные землепроходцы, побывавшие здесь сто лет назад, писали о тиграх, лосях и кабанах, о красивых зеркальных озерах.
Ухудшение экологии и наступление пустыни, естественно, влекут за собой засуху и зной, но причиной этому является и сам человек. Войны и эпидемии разных времен наносили большой ущерб, люди уходили из этих мест, пашни пустели и приходили в негодность. В последние годы развитие Юйтяньского оазиса в бассейне среднего течения реки повлекло за собой ежегодное сокращение водосброса. Численность населения и поголовье скота увеличились в низовьях в несколько раз, превысив дозволенный первобытной средой уровень, да плюс к этому слепое разрушение растительного покрова, что неизбежно привели к ухудшению экологии.
В 150 км к востоку от Юйтяня лежит уездный центр Миньфэн. Туда ведет асфальтированное шоссе; вдоль трассы то и дело встречаются аккуратные домики с надписью на стене: “China telecom”. Это значит, что в пустыне можно разговаривать по мобильному телефону. На крыше каждого такого домика — солнечная батарея.
В 180 км к северу от Миньфэна расположено село Ятунгус, лежащее на берегу одноименной реки. Добраться до этой деревушки можно только на внедорожнике. В 80 километрах от села дорога кончается. Машина ползет через густые камыши по высохшему руслу реки. Колеса то и дело буксуют в песке, и тогда приходится подкладывать под колеса ветки. Наконец вдали — журчащая речка Ятунгус. На ее берегах растут тополя. Тихая деревушка окружена каналом. Квадратные глинобитные домики аккуратно стоят у дороги. Во дворах растут высокие прямые тополя. На полях радуют глаз пшеница, кукуруза, дыни. Слышатся ржание коней, крики ослов и блеяние овец. Взрослые трудятся на полях, а дети с большим любопытством смотрят на приезжих.
В селе живут более 300 человек. У них 10 тысяч голов овец, коней, быков и ослов, 30 гектаров пахотных угодий. Здесь круглый год есть вода, река Ятунгус тянется на 40 с лишним километров. Это селение можно считать примером сохранения экологического баланса.
…От Миньфэна до Цемо еще 300 километров пути. Дорога идет вдоль оазисов, мелькают поля с кукурузой, подсолнухами. Когда-то здесь были земли княжества Цзинцзюего, а ныне от древних строений остались лишь развалины. Зато вдоль обочин — стандартные домики “China telecom” и однотипные автозаправки “Petro China”.
В Цемо добираемся затемно. Все чаще встречаются повозки с осликами, велотакси-шарабаны с паланкинным верхом. Близ автобусной стоянки (автовокзал еще не построен) — дешевая частная гостиничка, удобства во дворе. В 6 утра через магнитную глотку репродуктора, висящего на столбе, — гимн и “промывка мозгов” — политинформация. Цемо — последний рубеж в пустыне. Еще один дневной бросок на восток, и можно считать, что такла-маканская кругосветка завершена.
Подхожу к билетной кассе и вспоминаю слова из своего среднеазиатского запаса.
— Билет Урумчи бар? (Есть билет до Урумчи?)
— Оптус йок! (Автобуса нет!)
— Йок якши! (Нехорошо!)
На этом мой словарный запас исчерпан, а билетерша-уйгурка что-то лопочет по-китайски и мотает головой. Подходит китаец и “вклинивается” в диалог. Смотрим на карту: мне надо в Урумчи. Но его палец упирается в городок под названием Корла. От Цемо до Корлы — километров 600, а оттуда до Урумчи рукой подать — всего каких-то 300 верст, по здешним меркам не расстояние.
Мой чичероне английским не владеет, и мы объясняемся на пальцах. Оказывается, надо ехать куда-то в центр: оттуда есть транспорт на Корлу. “Центр” — это 10 минут ходьбы или 5 минут езды на велорикше. Мой провожатый показывает на площадку перед гостиницей “Центральная”: отсюда завтра утром на Корлу пойдет “легковушка”, а он сам и есть шофер. Плата за проезд умеренная: хоть вдвое больше автобусной, но все же не по расценкам такси. Бьем по рукам: завтра выезд в 8 утра.
На рассвете тащусь с поклажей в центр: как бы не опоздать к отъезду. Но признаков жизни у отеля что-то не видно: городок еще не проснулся. Ведь 8 утра — это по пекинскому времени, а по местному — 6. Проходит еще 2 часа (8 по местному), еще час, но водителя не видно. Делать нечего, заселяюсь в гостиницу, не возвращаться же обратно на окраину! Вспоминаю формулу Венички Ерофеева: “В России все должно делаться медленно и неправильно”. И еще: “Как похоже на Россию, только все же не Россия”.
Беру ключ и иду к себе в номер. Мой рюкзак подхватывает чья-то рука. Смотрю и глазам не верю: это же мой шофер! Он искренне рад мне помочь. Но меня волнует только одно: Корла?! Выяснять отношения бессмысленно. Это же как стихия: нельзя сердиться на дождь, на ветер. Мой помощник улыбается и назначает очередной срок: в 6 по пекинскому времени. Прикидываю: это же по-местному — в 4 утра! Наверное, путь долгий, и он хочет доехать за Корлы засветло.
Еще вчера обошел весь городок, делать здесь больше нечего. Перекусив, принимаюсь за статью о такла-маканском вояже. Время близится к обеду; выхожу в город: надо что-нибудь прикупить к завтрашней поездке. В холле сидит мой старый знакомый. Еще раз уточняю: “Корла. В шесть по пекинскому?” — “Да!”
Не торопясь иду вдоль торговых рядов, высматривая подходящую снедь. Мой водитель почему-то увязался следом. Откуда такой пристальный интерес к иностранцу? Конечно, залетный гость здесь в диковинку. Все понимаю, пустыня Такла-Макан “режимная”, в районе озера Лобнор — атомный полигон. Но почему слежка такая демонстративная? А наглый шоферюга “пасет” клиента в открытую, не отстает ни на шаг. Иду к гостинице, “хвост” рядом. Авоська загружена припасами; надо бы еще прикупить помидорчиков. Значит, снова в овощные ряды. Но у “наружника” нервы не выдерживают; он хватает меня за рукав и тянет к стоянке перед гостиницей. Там — одинокая колымага, в ней — три пассажира. И только тут до меня доходит: отъезд не в 6 утра, а в 6 вечера, и не завтра, а сегодня! Смотрю на часы: уже 18.30!
Мы “на рысях” несемся в мой номер. Лихорадочно запихиваю вещи в рюкзак; на все про все — 5 минут. Мое место — впереди, рядом с водителем. С виноватой улыбкой извиняюсь за опоздание, а сам думаю: это какую нужно было иметь выдержку и такт, чтобы полчаса таскаться за непонятливым “лаоваем” и не показать на часы! И как я выглядел в глазах бедного китайца: мол, барин-европеец шатается по торговым рядам, зная, что пассажиры томятся на жаре в машине! Вот уж точно по Киплингу: “Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись…”
Через 10 минут Цемо позади, и вот начались барханы. Все, что было раньше, ни в какое сравнение с этим “лунным” пейзажем не идет: это действительно “фирменная” пустыня, с песчаными дюнами, без всяких оазисов. Встречные грузовики попадаются редко, признаков жилья не видно. За все дни странствования по пустыне местные “гаишники” на дорогах не встречались. А тут началось: через каждые 40–50 км — постовой, и водитель-новичок, естественно, сбрасывает газ. Но наш шофер опытный, он знает, что эти фигуры просто муляжи — дисциплинирующий элемент.
По обеим сторонам дороги барханы закреплены “квадратно-гнездовым” способом: камышовые барьерчики задерживают песок, и суховей не выносит его на шоссе. А в 20–30 метрах по обеим сторонам от трассы тянутся непрерывные деревянные изгороди — еще один рубеж обороны от песчаных заносов. И так — десятки километров. Впрочем, удивляться не стоит — вспомним про Великую Китайскую стену… Но вот в романтическую атмосферу вторгается грубая проза жизни: один из пассажиров начинает лаяться по мобильнику с неведомым “смежником”.
Смеркается, встречные машины проносятся мимо, ослепляя нас дальним светом. Переключать фары на ближний здесь как-то не принято. Вдалеке — трубы с газовыми факелами. Значит, идет добыча нефти, а сопутствующий газ сжигают, как у нас в Сибири. Нашу машину обгоняет ночной экспресс, автобус набит пассажирами. Откуда и куда? “Из Миньфэна в Урумчи”,— объясняет шофер.
К Жуоцяню подъезжаем затемно. Под крышей автозаправочной станции порхают летучие мыши. Ужинаем в придорожной харчевне. Водитель выставляет к столу жареную курицу, пассажиры — пиво и лепешки. Кстати пришелся и мой арбуз, купленный “по незнанию”, — чтобы скоротать вечер в гостинице. Жуоцянь — важный транспортный узел. Он расположен на полпути между Цемо и Корлой; направо уходит тысячекилометровая трасса в Голмуд — городок, откуда начинается путь в заоблачную Лхасу (Тибет). Загружаемся в машину, в небе над головой висит опрокинутый серп месяца. Денек выдался трудный, и организм берет свое: проваливаюсь в забытье…
…В салоне вспыхивает свет, просыпаюсь, смотрю на часы: 2 ночи. Мы в Корле. О ночлеге беспокоиться не надо: слева — гостиница, справа — автовокзал. Отсюда до Урумчи “всего лишь” день езды на автобусе. Кстати, поезд из Урумчи до Кашгара идет через Корлу. Значит, тут и “кругосветке” конец. Даже не верится, что цель достигнута. А ведь сколько было тревог и сомнений; их приходилось гнать прочь.
Трое шли по пустыне. Трое и верблюд. Шли они долго. Силы их были на исходе. У них давно кончились съестные припасы. Но главное — их давно мучила нестерпимая жажда. И вот когда все они были уже на пределе, вдруг вдали сверкнула под солнцем серебристая полоска света.
— Вода, — с трудом прошептал запекшимися губами первый путник.
Второй только протянул вперед руку, указывая на источник их спасения. Но третий сурово осадил:
— Мираж!
И все потеряли последнее, что у них было,— надежду. От горя и бессилия они замертво пали на песок. И только верблюд продолжал идти. Он действительно дошел до озера и вволю напился воды.
Трое шли по пустыне. Трое и верблюд. Дошел до оазиса только верблюд. Он ничего не знал о миражах.
В пустыне Такла-Макан было много чего “удивления и восхищения достойного”. Это и двухэтажные автобусы, и мобильники, и ночные автобусы-экспрессы. Но прощальная прогулка по Корле добила окончательно. Иду по набережной реки Кончедарья и глазам своим не верю: над входом в здание вывеска с надписью по-русски: “Кафе-мороженое └Наташа“”…