Опубликовано в журнале Нева, номер 10, 2007
Игорь Гамаюнов. Мученики самообмана. Истории недавних заблуждений. М.: В. А.Стрелецкий, 2007
Тексты Гамаюнова, известного своими судебными очерками, вызывают во мне комплекс сложных чувств. Как-то попыталась читать только что подаренную им книгу в троллейбусе и не смогла: после первых же страниц, повествующих о загубленных человеческих судьбах, судах и судебных расправах, трудно удержаться от эмоций. Словом, я тут необъективна. И никогда не смогу стать беспристрастной. Ибо книга “Мученики самообмана” — очень авторская книга, очень гамаюновская. И при этом абсолютно сопричастная и моей, и всей нашей жизни.
Вот глава первая: “Ночь в феврале”. В ней рассказывается о секте “странников”, в результате деятельности которой в 1980-х были искалечены многие судьбы и убит замечательный артист, всего более нам известный по “Пиратам ХХ века” — Талгат Нигматулин. Я не была знакома с Талгатом, нет. Но в те же времена, в конце 1980-х, была свидетельницей того, как многие интеллигентные люди, и знакомые актеры в том числе, в поисках правильного образа жизни и мышления вдруг ринулись в разного рода “восточные” культы — разочаровавшись в европейской культуре, они становились адептами тоталитарных сект. И наблюдала печальные плоды этого безумия позже, в 1990-е и 2000-е, когда стало понятно, что если прежде те случаи были маргинальны, то потом именно эта тенденция породила мейнстрим: “Белое братство”, “Аум Синрике”, феномен Грабового — и несть им числа.
Во второй главе (“Охота на маньяка”) речь идет о том, как в Белоруссии, начиная с 1971 года, в течение четырнадцати лет от рук одного преступника одна за другой погибали молодые женщины. А по ложным обвинениям за эти преступления было осуждено четырнадцать человек. Когда настоящий преступник был задержан, один из осужденных по этому делу отсидел уже более десяти лет, другой после шести лет тюрьмы ослеп третий невинно осужденный был казнен, четвертый пытался покончить жизнь самоубийством и остался нравственным калекой и нервнобольным. Я не жила в Белоруссии. Но моя тетка до сих пор не может без ужаса вспоминать то время — весь Полоцк и Витебск пребывали в страхе.
В третьей главе (“Ошибка командарма”) рассказывается трагическая история жизни и смерти в 1921 году легендарного красного командарма Филиппа Миронова, громившего Краснова, Врангеля и Деникина, обласканного Лениным, пытавшегося защитить Дон от большевистского “расказачивания” и расстрелянного без суда во дворе Бутырской тюрьмы. Попал между жерновами. И опять возникает чувство моей личной сопричастности, хотя, казалось бы, сколько времени минуло с тех пор и на свете тогда не было еще даже моих родителей.
Но и эта трагическая история — про меня. Были предки — казаки. Были родственники — большевики. Ныне я знакома с правнуком Антона Деникина. И каждый день проезжаю или прохожу мимо стен Бутырской тюрьмы, в которой, по словам Игоря Гамаюнова, многое сохранилось со времен бессудного расстрела и страданий юной беременной жены командарма в карцере. И глохнет в этом месте мой мобильный телефон, и будто открывается посреди шумной и озабоченной текущими делами Москвы внутреннее зрение…
В четвертой главе книги, говоря о своих предках, автор рассказывает, как по взгляду — взгляду бабушки, которой уже много лет не было на свете, но который унаследовал внук! — его узнает бывшая односельчанка. Мне знакомо это пронзительное узнавание. И я была потрясена, когда на устах сына, родившегося через много лет после смерти моей мамы, увидела ее улыбку — “Алькину”, как называли ее наши родные и друзья. И я тоже, как и автор книги, взрослела вместе со своими детьми (глава “В лабиринтах детства”). Они учили меня тому, что другой — это Другой. Уникальный человек, имеющий право на эту уникальность. Не являющийся повторением моего “Я” и живущий по своему сценарию. Для того он и пришел на этот свет.
Главная тема книги Игоря Гамаюнова: человеческий самообман и порожденные им драмы и трагедии. Самообман — вещь, вероятно, такая же древняя, как и обман, но сложнее. Обман более понятен — это когда преднамеренно выдают что-то за то, чем оно не является на самом деле, обычно в целях получения какой-либо выгоды, моральной или материальной. А самообман — вещь странная. Его традиционно осуждали как вредную иллюзию, но редко исследовали. Книга предоставляет возможность всерьез поразмышлять об этом феномене. Как же это человек обманывает сам себя? Почему и зачем? И чем искупает этот грех?
Впрочем, про грех — это кому как. Появились философские труды, утверждающие, что взрослая, развитая культура — это культура развитой лжи; именно в ней подавляются грубые и поощряются тонкие и изощренные формы обмана и самообмана. Потому-де, что только обманщик искушен, неинфантилен; только обманщик, сам зная, что такое ложь, им творимая, способен выработать иммунитет к обману со стороны другого, ментальную технику безопасности.
И тогда обман и самообман выступают как формы культурного действия, а лжец — как носитель прогресса. Это все, конечно, очень модно, по-постмодернистски. И считается неприличным ныне возражать такому продвинутому, эпатажному мнению. Но я, рискуя прослыть безнадежно старомодной, возражу, ибо не признаю таких приличий. Я вообще убеждена: самые главные истины — очень просты. И не надо их стесняться. Надо повторять их при любом удобном случае. Вопрос лишь в адекватности формы высказывания.
Продвинутое теоретизирование — вещь, конечно, интересная. Бодрит, как бодрят стимуляторы. Но вот в реальности все выглядит несколько иначе. Есть у меня знакомец — лжец во всем и всегда. Спроси его, на чем он приехал для встречи с тобой, так, если приехал на автобусе, обязательно скажет, что на троллейбусе. Такой тип. Он врет постоянно и без перерыва по любому поводу. Артист своего дела, живущий в мире тотальной лжи. Он потому и сам никому не верит — всех судит по себе. Вообще перестал различать правду и ложь — какой тут иммунитет против лжи, если в его чудовищной картине мира все лгут?! Впору прописывать сыворотку правды.
И пусть мне говорят: “Самообман помогает вынести ужас реального”. А я говорю вам: да, как наркотики. Ну, действительно, больной тогда весел и хорошо себя чувствует. Ему что холод, что жара, что добро, что зло — все хорошо, ничего не беспокоит. И конец известен. Но финал-то вдалеке, в тумане, а хорошо ему здесь и сейчас.
Вы хотите мыслить чисто? Ну, давайте попробуем. В сознании всегда есть риск самообмана. Риск для самого сознания. Такой риск отсутствует там, где рисковать нечем. Всякий самообман — это твой личный выбор из веера наличных возможностей: из вариантов “a, b, c, d… z” ты выбираешь, положим, решение “d”, начинаешь его осуществлять, тем самым отказываясь от всех других вариантов. Всякий выбор, что бы ты ни выбрал, — это такой отказ. Аскеза. И вот здесь сознание не должно стать ригидным, не должно сузиться, обязано не умереть. Меж тем, по словам Сартра, “начинают самообман, как засыпают, пребывают в самообмане, как во сне”. Тут сознание не стои2т, оно упало!
А факт лжи, обмана — или самообмана — определяется в акте сопротивления им. Но это возможно только в рамках суверенной личности. А именно: от своей суверенной личности отказываются в тоталитарных сектах, как, в надежде подняться в выси духа, в область “просветления”, поступил Талгат и другие адепты секты “странников”.
Невежественные чудовища, выдававшие себя за хранителей мудрости Востока, заставляли учеников “пройти через стыд” — отказаться от стыда, когда тебя унижают; “пройти через Мое” — отказаться от имущества, денег, личных привязанностей, в том числе и посредством сексуальной “раскрепощенности”; отказаться от своей воли, полностью подчинившись “гуру”. Сами стыда лишенные, “гуру” отнимали его у других; сами предельно собственнические, лишали других собственности и личного, утоляя свою жажду насилия и диктаторской власти.
И так же поступали те следователи в “витебской модели”, изобретая и подтасовывая доказательства вины невинных людей, наслаждаясь своей властью ломать людей через колено, распоряжаться их жизнями, казнить. Для них все люди делились на палачей и жертв — в такой картине мира, конечно, надо быть палачом. А жертва всегда найдется.
“Есть такое явление, — пишет Игорь Гамаюнов, — профессиональная деформация. Следователям (не всем, конечно) большинство людей начинает казаться потенциальными преступниками”. И аналогичным образом поступили с командармом Мироновым, который стремился “убедить коммунистов, что отрицание личности и человека есть безумие”. Был ли это самообман? Не знаю. Миронов был страстным человеком, но он не спал, он действовал, поставив на кон жизнь. Он погиб, да. Но мне кажется, не раскаялся. Безумство храбрых — при выстоявшем сознании.
Как ни странно, но мы и с любимыми нашими детьми бываем такими драконами. И не всякий прозревает. Глава, посвященная опыту воспитания дочери, включает в себя комментарии этих же ситуаций самой повзрослевшей Ксении. Будучи противником “волевого”, насильственного воспитания, отец тем не менее ловит себя на мысли, что ребенок раздражает тогда, когда чувствует и живет не по сценарию взрослого, даже такого терпимого, как Игорь Николаевич.
И именно тут автор почувствовал: как же трудно любить Другого! Как трудно любить вообще других. Но и открывается вдруг: ребенок — и вообще всякий человек — имеет право любить одних и недолюбливать других. Это — норма, а не патология, как пытаются уверить нас некоторые психологи, торопящиеся поставить диагноз: “конфликтность”, “общенческие ошибки”. Такая простая истина. И так трудно дается.
Анна Яковлева