Опубликовано в журнале Нева, номер 9, 2006
Поэзию любил с детства, сочинял стихи с десяти лет.
Окончил актерский факультет Ленинградского института театра, музыки и кино — курс В. В. Меркурьева и И. В. Мейерхольд. Работал в Волгоградском и Ростовском ТЮЗах. Вернувшись в Ленинград, несколько лет работал литературным редактором Ленинградской студии грамзаписи Всесоюзной фирмы грампластинок “Мелодия”, став фактически зачинателем литературной редакции студии. Последние годы работал актером в муниципальном театре “Премьера”. Но стержнем его жизни была поэзия.
Беда — тяжелая болезнь — обрушилась весной 2002 года. Он стойко перенес тяжелейшую операцию, после которой не мог нормально говорить, лучевую и химиотерапию и до последнего дня (28 декабря 2003 года) не потерял ни мужества, ни души, ни веры в светлые идеалы.
За эти два прощальных года он написал более 180 стихотворений.
При жизни никогда не печатался. Это его первая публикация. А вскоре в издательстве журнала “Нева” выйдет сборник стихов Михаила Тулина “Где радости?”, подготовленный его друзьями.
Друзья мои, я ухожу от вас,
Все дальше уплываю в неизвестность,
Связующею нитью лишь словесность
Пока еще соединяет нас.
А там, глядишь, и кончится поток.
Последним словом, лебединым криком
Я отзвучу. Вы слышите, как тихо
Затягивает ряска струи строк.
* * *
Где радости? Они при нас!
Я сложен из кусочков счастья.
Друзей и мыслей соучастье
приветствую я каждый раз,
когда по утру выхожу
на чистые поля асфальта,
мну сигарету в пальцах,
в проем окна гляжу.
И вижу за окном весь мир
в той простоте непостижимой,
которой мы принадлежим.
Себя мне хочется понять,
расшифровать свое рожденье,
чтоб на открытую тетрадь
глядеть без страха и сомненья.
* * *
В. Н.
Я опускаюсь в ночь.
В душе моей усталой,
Как гибель, разрастаясь, чернота
Царит, и правит, и лишает права
Смотреть туда,
где свет и чистота.
Я в ночь спускаюсь —
в душную чащобу
Безвыходного сумрака потерь,
Туда, где спит и доброта, и злоба,
Где нету птиц,
где не вздыхает зверь.
В ночь я спускаюсь.
Господи помилуй!
Не охраняй, помилуй и прости!
На путь последний дай немного силы,
Чтоб не упасть,
не завершив пути.
* * *
Завтра поплыву я в Николаев
На “ракете”. Это в первый раз.
Но, поверишь ли, моя родная,
Нет во мне волнения сейчас.
Перевидел много ль? Все изведав,
Перестал дивиться новым дням?
Завтра в Николаев я уеду,
А потом домой вернусь, к друзьям.
Прилаская сына, поцелую
Милую головушку твою…
Только отчего-то не тоскую,
Не шалею, будто не люблю.
А люблю! Я это знаю точно,
Этот мир, деревья, и траву,
И людей, спокойно спящих ночью,
Много их, и всеми я живу.
Ну, а вы, мои родные, просто
Часть меня, сердечные толчки.
В Николаев! Сквозь холмы и плёсы
За твоим письмом простоволосым
Полечу по зеркалу реки.
* * *
Молва — губительница судеб.
Внимая ей, — вкушаешь яд.
Так есть, так было и так будет,
О ней так в книгах говорят.
Опутав разум человека
Наветами из грязных уст,
Унизив, превратив в калеку,
Твердит, что мелок он и пуст.
Молву рождающие тати
Низводят жизнь к вражде и тьме.
Вот и сейчас растут их рати,
Круша оставшихся в уме.
ВИНА
Нет праздника в душе.
В разгуле неудачи —
ноябрьским ветрам
подружками они.
Но я, избави Бог,
не сетую, не плачу,
мы, русские, терпеть
умели искони.
Лишь грустно от того,
что свиньи у корыта,
задами шевеля,
все жрут, и жрут, и жрут…
А тощие стада
стоптали в кровь копыта,
но ни воды, ни трав
покуда не найдут.
И проще надо быть,
и понимать причины,
но жизнь так коротка,
так узок бег ее,
что, вглядываясь вдаль,
в печальные картины,
себя опять виню
за наше бытие.
* * *
Просто рукой по лицу проведя,
Понял, что жив, в одночасье.
На ноги встал, дело к лету твердя,
Там будет солнце и счастье.
Снова закружат лазурь и тепло,
Радость и бодрость вернутся.
Невмоготу… Вот уже понесло,
Вновь захотелось разуться.
И по земле, по траве, по весне…
Шлепать босыми ногами
По нашей бедной прекрасной стране,
На руки к папе и маме.
* * *
День Победы. Котел необъятной страны,
Разных круп намешав, пузырится, готовя
Непонятное варево, пищу войны,
Съевшей, плюнув в кулак, столько жизней и крови.
Я столбом верстовым неподвижно застыл,
Овевает меня смрад машинный и время.
Не всегда одиноким и жестким я был,
Не всегда насмехался, возвысясь над всеми.
В мертвом теле моем, в той его глубине,
Где остались кусочки из мягких материй,
Тлеет Родины запах, дарованный мне
Паровозным шипеньем, страны песнопеньем.
Мы, тряхнув головой, создавали дворцы,
Пепелища опять превращали в жилища.
Было трудно, конечно, но мы молодцы,
Русь свою никогда не меняли на тыщи.
Да, народ и тогда разным был, как сейчас,
Но он строил, не веря торгашеской теме,
Знал он, делал и строил для нас,
А теперь мы пропили вдруг всё и проели.
День Победы остался да каши черпак
Ветерану как память о том, что он русский.
Но страна изменилась, и нынче сопляк
Так презрительно смотрит на эту закуску.
* * *
Под звук стучащего мяча
И детских выкриков кипенье
Сидел под вишнями, мечтал,
В уме писал стихотворенье.
С деревьев доносился звон
И щебет птичьих разговоров,
Их деловитый бойкий норов
Был в их симфонию вплетен.
Трудилось солнце не спеша,
Мир покрывая амальгамой,
Как жизнь, о Боже, хороша!
Тепло, и свет, и звуки гаммой,
Тобою созданной для нас,
Чтоб не черствели наши души…
Сидел под вишнями и слушал,
А жизнь вокруг меня лилась.
* * *
И звездная спираль меня заворожила,
Пленила ум, от быта оторвав,
Вверх подняла, пушинкой закружила,
Лечу меж звезд, частичкой Бога став.
Но на Земле гнездо мое родное,
В том городе, на берегу реки,
Который Петр задумал и построил,
Те времена не очень далеки —
Рожденья дни моей родной столицы…
Отсюда годы кажутся, как дни,
И сквозь века так хорошо летится,
Как и Земле, ведь мне она сродни.
* * *
Мучители мои, вас столько расплодилось,
Что, если даже остаюсь один,
Все кажется, в тени коварно затаилось
Несметное число глаз, рук, ушей и спин.
Нет продыха, как зверя затравили,
Единым фронтом, гибелью грозя,
Со всех сторон флажками окружили,
Сюда не смей ступать, туда глядеть нельзя.
Как встарь, рождает муку неуменье
Вас обмануть, украсть, убить, отнять…
Да, я всегда любил свои сомненья,
А по ночам хотел спокойно спать.
Как видно, это трудная задача,
Коль одному и то покоя нет,
А все-таки надеюсь на удачу,
Мне жалко вас, вы слышите?
Привет!
* * *
История нас ничему не учит,
Да и постигших ход земной людей
Становится все меньше. От затей,
Проникших всюду, люди не получают
Спокойной жизни. Радость бытия
В расчетах тонет, как в грязи свинья.
И под напором средств благополучья,
Того не видя, угасаем мы,
Как леса жизнь в преддверии зимы.
Мудрейшие все это понимали
Давным-давно в прошедшие века…
Они учили, им в лицо плевали,
Сжигали на кострах и убивали,
Их дух глядит на нас издалека
Без укоризны. Ровно созерцает
Паденья, взлеты, гибель и обман…
Цивилизацией назвал себя капкан,
В который ныне каждый попадает,
Куда тщеславье с глупостью ведет.
Грустя, дух предков путь наш узнает.
Как, почему истории скрижали
Не образумят разноцветный мир?
Опять вор и убийца — командир.
* * *
Последнее! Мне о конечном
сегодня хочется писать.
С рожденья знаю — жизнь не вечна,
а зная, не могу понять.
Парадоксальная система…
Плыву. Дряхлеет мой корабль,
но точная движенья схема
растит нагрузку на винтах.
Плевать, что берегов не видно
и не увижу никогда.
Плыву, как все. Немного стыдно
за государство, города,
летящие бездумно в пропасть —
в созвездья Раков, Лебедей,
когда совсем неподалеку
причал для истинных людей.
* * *
Вот приходит она, как ее я люблю,
не поймет ни один, кто бы как ни рассказывал.
Я ругаю себя, что порою грублю,
а иной раз пытаюсь на кухне приказывать.
Эти действа мои из ушедших годов —
из пропитых, прокуренных правил житейских…
Все на свете, себя положить я готов,
чтоб любовь и здоровье ее не уменьшить.
Без нее, без нее я бы умер сто раз,
гнил бы где-то в земле, под забором упавший.
Боже, дай мне слова, только несколько фраз,
чтоб она поняла — я поэт не пропавший.
Нет, поэт — это статуя, а человек,
ждущий денно и нощно ее возвращенья,
ведь сумел же создать прошлый суетный век
это счастье на свете, любви воплощенье.
Она ляжет, уснет после трудного дня,
мыслям тяжким своим перекроя контакты,
в темноте потихоньку улягусь и я,
осчастливленный и одинокий по факту.
Завтра ждать буду снова прихода домой
моей женщины. В дверь с ней войдет бесконечность
судеб русских людей, ну и, само собой,
моей будущей жизни безбрежная вечность.
* * *
Мне нечего терять на этом свете,
вещичек дорогих не приобрел,
все ценности в душе, я за нее в ответе,
ее не защищает интерпол.
Со мной она уйдет в неведомые дали
и родину покинет навсегда,
останется сынок, жена моя в печали,
все будет длиться дальше, как всегда.
И маленький участок на планете,
который чистил, от дерьма берег,
затянется и станет незаметен,
его, как всё, лжи поглотит поток.
Но это вещество… а я лучом бесценным,
как звездный свет, воскресну для живых.
Они начнут вздыхать и ночью потаенно
о чем-то сожалеть и в одиночку — пить.
Молекулой живой, предощущая выход
из смерча темноты размолотых умов,
я солнечным лучом опять поутру выйду,
согрею Землю вновь,
чтоб мир был жив-здоров!!
Из цикла “Читая Монтеня”
* * *
Что было с нами — знаем, если помним.
Что будет — не дано предугадать.
Но человек, мечтательностью полный,
Полжизни тратит, чтоб мираж поймать.
И, не умея разобраться в главном,
Узнать себя, понять и полюбить,
Хлопочет целый век о том, как славно,
Как с почестью свой прах похоронить.
Заботой этой, сущее круша,
Зачахнет в нем несчастная душа.