Опубликовано в журнале Нева, номер 8, 2006
Ирина Рудольфовна Монахова живет в Москве, окончила Литературный институт им. А. М. Горького, член Союза журналистов Москвы, автор книги “Бог и человек: путь навстречу” (М., 2000).
Известно, что христианская проповедь составляет значительную часть гоголевского наследия. Она содержится не только в произведениях, например, “Выбранных местах из переписки с друзьями” и “Размышлении о Божественной Литургии”, но и в письмах Гоголя к родственникам и друзьям. Он призывал их развиваться духовно, чтобы стать христианами не только по крещению, но и по существу, по их жизни. А это возможно, только если руководствоваться христианскими заповедями повсеместно в своей повседневной жизни по отношению к каждому человеку и “призвать Христа к себе в домы”, как писал Гоголь в книге “Выбранные места из переписки с друзьями”. Гоголь давал своим адресатам конкретные советы, как этого достичь.
Отрывки из таких писем Гоголя, объединенные темой религиозно-нравственного совершенствования человека, стали содержанием книги “Что может доставить пользу душе”1. Фактически это новая книга Гоголя. Собранные в ней тексты хотя и были опубликованы ранее, но не известны широкому кругу читателей. Вернее, была опубликована переписка Гоголя, где эти многочисленные отрывки содержатся. Публиковалась она в нескольких томах Полного собрания сочинений, вышедшего небольшим тиражом в 1937–1952 годах. Само это издание стало уже библиографической редкостью и не очень доступно читателям, так как в библиотеках его, как правило, нет, за редким исключением.
Кроме того, эпистолярное наследие писателей интересует в основном только их биографов, литературоведов. Во многих случаях это вполне справедливо. Но письма Гоголя являются в этом плане скорее исключением, чем правилом. Помимо биографических подробностей, в них есть содержание гораздо более значительное. Это проповедь, которая с большей или меньшей интенсивностью звучит в письмах Гоголя разных лет. В то же время это своеобразный пример религиозной философии, главная особенность которой — практический подход к пониманию и осуществлению в жизни религиозных заповедей. Своего рода “практическое христианство”.
Название книги “Что может доставить пользу душе” — цитата из “Выбранных мест из переписки с друзьями”. В пункте V Завещания, помещенного в начале книги, говорится:
“Возлагаю <…> обязанность на друзей моих собрать все мои письма, писанные к кому-либо, начиная с конца 1844 года, и, сделавши из них строгий выбор только того, что может доставить какую-нибудь пользу душе, а всё прочее, служащее для пустого развлеченья, отвергнувши, издать отдельною книгою”.
Таким образом, идея подобного издания была высказана еще самим Гоголем примерно 160 лет назад. Конечно, оно не могло выйти при жизни Гоголя, но тем не менее он видел свою проповедь, содержащуюся в письмах, достоянием всех читателей.
Вот почему обозначение “новая” в отношении книги “Что может доставить пользу душе” означает не новое издание уже издававшейся книги и не первое издание еще не издававшейся при жизни автора книги, а появление еще одной книги Гоголя в числе других, уже давно известных.
Ведь до сих пор содержащиеся в книге тексты литературой не были. Их не существовало как литературы (хоть не художественной, а проповеднической). Выйдя из рамок эпистолярного наследия, они перешли в жанр проповеднической литературы и стали ее частью.
Какое место они, существуя в проповеднической литературе, занимают?
К ним можно относиться, конечно, с такой точки зрения: насколько они соответствуют канонам Православия? С этой точки зрения не вызывает одобрения даже сам факт их существования: не дело мирянина проповедовать — это дело Церкви.
Однако уже во времена Гоголя Церковь имела в России ограниченное влияние. Сейчас оно еще меньше. Есть множество людей, верующих или стремящихся быть верующими, до которых влияние Церкви не достигает. Есть также множество и неверующих, для которых Церковь как бы и не существует вовсе. А значит, для них не существует и христианская проповедь. Возникает огромный вакуум — религиозный и, соответственно, идеологический, потому что в основе идеологии — религия.
Фактически Гоголь стремился заполнить эту пустоту — недостаток христианской проповеди — произведениями и письмами на духовные темы. Они не уподоблялись по форме церковной литературе, рассчитанной в основном на воцерковленных людей — ограниченный круг читателей. Произведения Гоголя предназначались для всех (и воцерковленных, и нет) — для всего общества, в том числе и для тех, кого не достигло влияние Церкви. Таким образом, Гоголь не только призывал всех соотечественников преобразить себя и окружающую жизнь в духе христианства, но и объединиться и примириться на пути к Христу.
Главная проблема, которую стремился решить Гоголь (вернее, сделать всё возможное для ее решения), — это недостаток христианизации жизни. Христианство хотя и принято обществом, но недостаточно воплощено в повседневной жизни человека и в нем самом, в его качестве. Гоголь очень остро чувствовал эту проблему всю жизнь и считал ее главной. В 1833 году он писал: “У меня болит сердце, когда я вижу, как заблуждаются люди. Толкуют о добродетели, о Боге и между тем не делают ничего”. В 1851 году: “Невольно обнимается душа ужасом, видя, как с каждым днем мы отдаляемся всё больше и больше от жизни, предписанной нам Христом”.
Неуместным в связи с этим оказывается вопрос, который иногда возникает в отношении духовной прозы Гоголя: следовало ли ему писать проповеднические тексты или нет? Или это было не его дело, а прерогатива лишь Церкви?
Если бы не было вышеназванного недостатка, если бы всё уже было сделано обществом и, в частности, Церковью, то не понадобилась бы и проповедь Гоголя. Не было бы причины ей появиться.
Произведения Гоголя служат своего рода дополнением к проповеди Церкви — лишь постольку, поскольку проповедь Церкви всего общества не достигает, а значит, на его нравственное состояние влияет недостаточно. Что из этого следует и какой вывод сделал из этого Гоголь? Нужно ли критиковать Церковь (как это и сейчас иногда происходит, и во времена Гоголя тоже случалось), или попытаться сделать то, что в силах сделать даже один человек для преображения жизни в духе христианства? Вот этим (вторым) путем и шел Гоголь всю жизнь.
Упоминавшееся Завещание было написано Гоголем, по-видимому, во время его болезни в 1845 году и опубликовано в книге “Выбранные места…”, вышедшей в свет в 1847 году. При создании этой книги Гоголь использовал некоторые из своих писем к друзьям. Таким образом, он, казалось бы, сам выполнил соответствующий пункт своего Завещания. Однако это не совсем так. Книга не стала в буквальном смысле собранием фрагментов из писем. Для ее создания была использована лишь небольшая часть переписки Гоголя. Тексты при этом значительно перерабатывались и дополнялись. Несколько статей было написано специально для книги. Некоторые главы, по-видимому, основаны на письмах, которые до нас не дошли.
За рамками книги осталось множество других писем Гоголя на религиозно-нравственную тему, которые тоже “могут доставить пользу душе”. Собранные вместе отрывки таких “настоящих” писем (а не подготовленных специально для книги) представляют собой нечто иное, но не менее значительное, чем “Выбранные места из переписки с друзьями”.
Если бы друзья Гоголя действительно издали избранные фрагменты его эпистолярного наследия, “полезные душе”, то это должна была бы быть приблизительно такая книга, какая издана теперь.
Правда, Гоголь в Завещании ограничивает материал для такой книги только периодом, начинающимся с конца 1844 года. Однако во все периоды жизни развитие Гоголя-христианина происходило непрерывно и постепенно, без каких-либо отступлений от главного пути. Из писем разных лет видно, что мысли, чувства и рассуждения автора, в сущности, составляют одно целое и не делятся ни на какие периоды. Сам Гоголь об этом писал в 1844 году: “С 12-летнего, может быть, возраста я иду тою же дорогою, как и ныне, не шатаясь и не колеблясь никогда во мнениях главных”.
Объединенные в книге отрывки писем представляют собой уникальный пример очень личного, даже интимного разговора о жизни — какой она должна быть во Христе, о воспитании души и ее движении по пути к Богу. И одновременно это редкий образец “проповеди в миру”, созданной не священником или монахом, а мирянином, хотя и верующим, воцерковленным человеком.
Книга “Выбранные места из переписки с друзьями” тоже пример “проповеди в миру”, но обращенной не к одному или нескольким адресатам, а ко всем соотечественникам, ко всему российскому обществу. В этом произведении проповедь христианства сочетается с более поверхностными мотивами: политическими, социальными, экономическими. В этом поверхностном слое много злободневных для того времени вопросов. Некоторые из них сейчас уже потеряли значение (например, отношение помещика к крепостным крестьянам). Такие потерявшие актуальность темы могут помешать современному читателю воспринимать основное содержание книги и ее главную, вечную тему, не подвластную никаким веяниям времени. И читателю, может быть, приходится иногда продираться сквозь эти мешающие подробности к “сердцевине” книги.
В этом плане читать фрагменты из “настоящей” переписки Гоголя гораздо легче. Здесь нет никаких других тем, кроме вечной — о Боге и о душе. Ничто не мешает воспринимать эту проповедь именно как проповедь. Здесь почти нет каких-либо примет того времени, когда были написаны письма. Поэтому в них ничто не устарело. Эти тексты так же просто можем воспринимать мы, сегодняшние читатели, как воспринимали их адресаты Гоголя.
Эту проповедь в письмах нельзя назвать утопией в отличие от книги “Выбранные места из переписки с друзьями”. Если предложенная в ней модель социального устройства общества вряд ли кому-то может показаться осуществимой, то проповедь в письмах состоит из вполне практических и выполнимых советов. Правда, только для тех, кто стремится, как и Гоголь, к самосовершенствованию и преображению окружающей жизни в духе христианства. Гоголь пишет, например, о преодолении невзгод и обретении покоя среди суеты и волнений, о положительном значении происходящих несчастий. Он советует, как и о чем молиться, как воспитать в себе христианина и на деле соответствовать этому званию, главное — каким образом выполнить основную обязанность христианина — любить Бога и ближнего.
Нет ничего невозможного в этих наставлениях Гоголя. А значит, нет никакого препятствия, чтобы воспринимать их так же непосредственно и просто, как они были написаны. Может быть, даже и осуществить что-то практически.
Может возникнуть вопрос: почему только сейчас вышла такая книга, которая могла бы появиться еще лет 150 назад? Возможно, потому, что только в последнее время возникла тенденция относиться ко всему, что написал Гоголь, серьезно, как призывал философ Иван Ильин в середине прошлого века. В статье “Гоголь — великий русский сатирик, романтик, философ жизни” он писал: “Ко всему, что он сказал, написал и сделал, дoлжно подходить серьезно (выделено Ильиным. — И. М.)”.
В той же статье Иван Ильин написал о Гоголе: “Глубокое убеждение — следовать своему вдохновению — давало ему в конечном счете надежду работать для далекого будущего, служить целому ряду поколений, быть наконец верно понятым и принятым им.
…Этот зов его к нам, потомкам, кажется мне достаточно обоснованным и оправданным; и мы почитали бы себя счастливцами, если бы стали достойными этого зова, откликаясь на него чем-то гораздо бoльшим, чем просто примирением”.
Понятно, что первым условием для верного понимания является наличие самих текстов Гоголя, доступных широкому кругу читателей. Для этого издана книга “Что может доставить пользу душе”. Ее фрагменты предлагаются вниманию читателей.
Из писем Н. В. Гоголя
Благословляю тебя, священная вера! В тебе только я нахожу источник утешения и утоления своей горести!
М. И. Гоголь, 1825 г.
* * *
Зачем предаваться горестным мечтаниям? Зачем раскрывать грозную завесу будущности? Может быть, она готовит нам спокойствие и тихую радость, ясный вечер и мирную семейственную жизнь. Будем надеяться на Всевышнего, в руке Которого находится судьба наша. Что касается до меня, то я совершу свой путь в сем мире и, ежели не так, как предназначено всякому человеку, по крайней мере, буду стараться, сколько возможно, быть таковым.
М. И. Гоголь, 1825 г.
* * *
В немногие годы я много узнал, <…> я исследовал человека от его колыбели до конца и от этого ничуть не счастливее. У меня болит сердце, когда я вижу, как заблуждаются люди. Толкуют о добродетели, о Боге и между тем не делают ничего. Хотел бы, кажется, помочь им, но редкие, редкие из них имеют светлый природный ум, чтобы увидеть истину моих слов.
М. И. Гоголь, 1833 г.
* * *
Богу никак нельзя приписывать наших неудач. Бог милостив, и всякому, кто трудится с благоразумием и с осмотрительностью принимается за дело, Он всегда оказывает всемогущую Свою помощь. Береженого и Бог бережет, говорит старинная пословица. Но если, вместо этого, мы предадимся бесплодным мечтаниям и будем сидеть сложа руки, надеясь во всем на милосердие Божие, то мы никогда не будем иметь ничего. <…>
Молиться Богу всё равно, в каком бы месте вы ни молились. Он вездесущ, стало быть, Он везде слышит нашу молитву, и Ему столько молитва нужна, сколько нужны дела наши.
М. И. Гоголь, 1834 г.
* * *
Нам грозит крайность. Это значит — нас Бог вызывает на битву. Он хочет поглядеть на нас, как мы пройдем по этому пути и справедливо ли то, что мы говорили до сих пор, будто мы веруем в Него и на Него возлагаем надежду. <…> Здесь-то мы должны показать присутствие духа. Это экзамен, на котором мы должны показать, чтo мы извлекли из всей жизни и как учились Его святой науке.
М. И. Гоголь, 1840 г.
* * *
У меня не существует разлуки, и вот почему я легче расстаюсь, чем другой. И никто из моих друзей, по этой же причине, не может умереть, потому что он вечно живет со мною.
С. Т. Аксакову, 1840 г.
* * *
Есть у русского человека враг, непримиримый, опасный враг, не будь которого, он был бы исполином. Враг этот — лень, или, лучше сказать, болезненное усыпление, одолевающее русского. Много мыслей, не сопровождаемых воплощением, уже у нас погибло бесплодно. Помните вечно, что всякая втуне потраченная минута здесь неумолимо спросится там, и лучше не родиться, чем побледнеть перед этим страшным упреком.
К. С. Аксакову, 1841 г.
* * *
Мы ропчем только на утраты и никогда не благодарим за блага, которые даются нам щедро, обильно, но мы замечаем их только в минуту, когда лишаемся их, а до того времени глядим на них как на что-то должное нам, на что-то непременно принадлежащее нам.
М. П. Погодину, 1841 г.
* * *
Будьте светлы, ибо светло грядущее; и чем темней помрачается на мгновенье небосклон наш, тем радостней должен быть взор наш, ибо потемневший небосклон есть вестник светлого и торжественного проясненья. Безгранична, бесконечна, беспредельней самой вечности беспредельная любовь Бога к человеку.
В. А. Жуковскому, 1842 г.
* * *
Я равнодушен давно к тому, что щекотит славой, я смотрю на себя как на постороннего, и нет для меня желаннее и прекраснее исхода теперь, как увидеть свою ошибку, недостатки, погрешности. Увидевши свои недостатки и погрешности, человек уже вдруг становится выше самого себя. Нет зла, которого бы нельзя было исправить, но нужно увидеть, в чем именно состоит зло.
Неустановленному лицу, 1842 г.
* * *
Будьте веселы и светлы духом и сохраните вечно в себе великую истину, которую я вам сейчас скажу: препятствия суть наши крылья. Они нам даются для того, чтобы сделать нас сильней и ближе к цели. Это вам говорит человек, изведавший сие по опыту.
А. А. Иванову, 1842 г.
* * *
В одном пороке я должен сделать вам упрек, и упрек равно всем вам. Этот порок есть малодушие и уныние, которому вы все легко предаетесь. Что, в самом деле, вы вообразили себе? Разве жизнь наша рай и должна быть как ровная гладкая дорога, без всяких приключений, для одних только удовольствий да для наслаждений? Так зачем же тогда будущая жизнь нам? Где же вы живете, позвольте вас спросить? Или вы позабыли, что вы живете на земле? Что всякую минуту не только может, но даже должно случиться то, что вы называете несчастием. Мудрый, по крайней мере, помнит это и ставит себе впереди, при всяком начинании всякого дела, и потому не предается ни излишней радости при виде того, что человек часто легкомысленно называет счастием, ни горести при виде того, что человек так же легкомысленно называет несчастием, но умными глазами осмотрит всякое приключение со всех сторон, прежде всего вопросив себя, не обманула ли его наружность и первое впечатление.
М. И. Гоголь, 1843 г.
* * *
Будьте просто светлы душой, не мудрствуя. И если это вам покажется трудно и невозможно подчас, — всё равно, старайтесь только стремиться к светлости душевной — и она придет к вам. Стремясь к светлости, вы стремитесь к Богу, а Бог помогает к себе стремиться.
О. С. Аксаковой, 1843 г.
* * *
Человечество бежит опрометью, никто не стоит на месте; пусть его бежит, так нужно. Но горе тем, которые поставлены стоять недвижно у огней истины, если они увлекутся общим движеньем, хотя бы даже с тем, чтобы образумить тех, которые мчатся. Хоровод этот кружится, кружится, а наконец может вдруг обратиться на место, где огни истины. Что ж, если он не найдет на своих местах блюстителей и если увидит, что святые огни пылают не полным светом? Не опровержением минутного, а утверждением вечного должны заниматься многие, которым Бог дал не общие всем дары.
С. П. Шевыреву, 1843 г.
* * *
Я памятлив и уверен сильно в том, что и добро и зло следует помнить вечно. Добро нужно помнить для того, что уже одно воспоминание о нем делает нас лучшими. Зло нужно помнить для того, что с самого того дня, как оно нам причинено, на нас наложен неотразимый долг заплатить за него добром. <…>
Все события, особенно неожиданные и чрезвычайные, суть Божьи слова к нам. Их нужно вопрошать до тех пор, пока не допросишься: что они значат, чего ими требуется от нас? Без этого никогда не сделаемся мы лучшими и совершеннее. <…>
Ты говоришь, что готов снова ругать и любить меня. За первое благодарю тебя душевно, потому что в этом теперь более, нежели когда-либо, слышу надобность, а на второе скажу вот что: любить мы должны всегда, и чем более в человеке дурных сторон и всяких мерзостей, тем, может быть, еще более мы должны его любить. Потому что если среди множества дурных его качеств находится хотя одно хорошее, тогда за это одно хорошее качество можно ухватиться, как за доску, и спасти всего человека от потопления. Но это можно сделать только одною любовью, любовью, очищенною от всего пристрастного. Ибо если подлое чувство гнева хотя на время взнесется над этою любовью, то такая любовь уже бессильна и ничего не сделает.
М. П. Погодину, 1843 г.
* * *
От тебя не так далеко время писанья и работы. Остается испросить вдохновенья. Как это сделать? Нужно послать из души нашей к нему стремление: чего не поищешь, того не найдешь, говорит пословица. Стремление есть молитва. Молитва не есть словесное дело; она должна быть от всех сил души и всеми силами души; без того она не возлетит. Молитва есть восторг. Если она дошла до степени восторга, то она уже просит о том, чего Бог хочет, а не о том, чего мы хотим. Как узнать хотение Божие? Для этого нужно взглянуть разумными очами на себя и исследовать себя: какие способности, данные нам от рождения, выше и благороднее других, теми способностями мы должны работать преимущественно, и в сей работе заключено хотение Бога, иначе они не были бы нам даны. Итак, прося о пробуждении их, мы будем просить о том, что согласно с Его волею. Стало быть, молитва наша прямо будет услышана. Но нужно, чтобы эта молитва была от всех сил души нашей. Если такое постоянное напряжение хотя на две минуты в день соблюсти в продолжение одной или двух неделей, то увидишь ее действия непременно. К концу этого времени в молитве окажутся прибавления. Вот какие произойдут чудеса: в первый день еще ни ядра мысли нет в голове твоей, ты просишь просто о вдохновении. На другой или на третий день ты будешь говорить не просто: дай произвести мне, но уже: дай произвести мне в таком-то духе. Потом на четвертый или пятый, — с такою-то силою, потом окажутся в душе вопросы: какое впечатление могут произвести задумываемые творения и к чему могут послужить? И за вопросами в ту же минуту последуют ответы, которые будут прямо от Бога. Красота этих ответов будет такова, что весь состав уже сам собою превратится в восторг; и к концу какой-нибудь другой недели увидишь, что уже всё составилось, что нужно. И предмет, и значенье его, и сила, и глубокий внутренний смысл, словом — всё, стоит только взять в руки перо, да и писать. Но повторю вновь: молитва должна быть от всех сил души. <…>
На болезнь нужно смотреть как на сражение. Сражаться с нею, мне кажется, следует таким же образом, как святые отшельники говорят о сражении с дьяволом. С дьяволом, говорят они, нельзя сражаться равными силами, на такое сражение нужно выходить с бoльшими силами, иначе будет вечное сражение. Сам его не победишь, но, возлетевши молитвой к Богу, обратишь его в ту же минуту в бегство. То же нужно применить и к болезни. Кто замыслит ее победить одним терпением, тот просто замыслит безумное дело. Такого рода терпение может показать или бесчувственный, или упрямец, который стиснет на время рот свой и сокроет в себе боль, чрез что она еще сильнее потрясет весь состав его: ибо, вырвавшись плачем, она бы уже не была так сильна. Нет, болезнь побеждать нужно высшими средствами. Как бы то ни было, ведь были такие же люди, которые страдали от жестоких болезней, но потом дошли до такого состояния, что уже не чувствовали болей, а наконец дошли до такого состояния, что уже чувствовали в то время радость, не постижимую ни для кого. Конечно, эти люди были святые. Но ведь они не вдруг же сделались святыми, вначале они были грешнее нас, они не в один день дошли до того, что стали побеждать и болезни и всё. Они стремились и стремленьем достигли до крепости духа, только постоянным пребыванием в этом вечном прошении о помощи окрепли они духом и привели его в беспрестанное восторгновение, могущее всё победить в мире. Но в один день нельзя так окрепнуть. Вырастает дерево и на голом камне, но это не делается вдруг, вначале камень покрывается едва заметною плеснью, чрез несколько времени, наместо ее, показывается уже видимый мох, потом первое растение; растение, сгнивши, приготовляет почву для дерева; наконец показывается самое дерево. Всё стройно и причинно. <…> Можно и ускорить дело, потому что в нас же заключены и ускоряющие орудия. Умей только найти их.
Н. М. Языкову, 1843 г.
* * *
Не часто ли, в минуты бедствий произносит человек: “Господи, за что это приходится мне терпеть столько? Кажется, я никому не сделал зла на своем веку, никого не обидел”. Но что скажет он, если в душе раздадутся в ответ на это такие слова: А что сделал ты добра? Или ты призван затем, чтобы не делать только зла? Где твои прямо христианские дела? Где свидетельства сильной любви твоей к ближнему, первого условия христианина? где они? Увы! может быть, даже и тот, который находится при смерти, и тот не избавлен от обязанностей христианских; может быть, и тогда не имеет он права быть эгоистом и думать о себе, а должен помышлять о том, как и самыми страданьями своими быть полезну брату, может быть, оттого так и невыносимы его страдания, что он позабыл о своем брате. Много еще тайн для нас, и глубок смысл несчастий! Может быть, эти трудные минуты и томленья ниспосылаются тебе для того, чтобы довести тебя именно до того, о чем ты просишь в молитвах, может быть, даже нет к тому иной дороги, нет другого законнейшего и мудрейшего пути, как именно этот путь.
Н. М. Языкову, 1844 г.
* * *
Насчет картины вашей скажу вам только то, как поступал я в таком случае, когда затягивалось у меня дело и немела мысль перед множеством вещей, которые все нужно было не пропустить. Накопление материалов и увеличиванье требований от себя возрастало у меня наконец до того, что я почти с отчаяньем говорил: Господи! да тут работы на несколько лет! Наконец, потеряв всякое терпение и из боязни, что работа, может быть, совсем не кончится, решался я во что бы то ни стало кончить как-нибудь, кончить дурно, но кончить. И, решась твердо на это, собирал вдруг всего себя, работал сильно, наконец оканчивал не только лучше, чем предполагал, но даже иногда и очень недурно. Дело в том, что, пока не соберешь всего себя и не подтолкнешь себя самого, не знаешь даже, что именно в тебе есть, потому что мы никогда не принимаем того в соображение, что хотя мы и не работали руками, но мысли у нас в то время все-таки созревали, наблюденье и ум совершенствовались, хотя и не на чем было их испробовать. Поверьте, что по тех пор, пока не одолеет вами досада, а может быть, и совершенное отчаяние при мысли, что картина не будет кончена, до тех пор она не будет кончена. Дни будут уходить за днями, и труд будет казаться безбрежным. Человек такая скотина, что он тогда только примется серьезно за дело, когда узнает, что завтра приходится умирать.
Притом вот вам одна очень важная истина, которой вы не поверите или, лучше, не допустит вас к тому ваша гордость: Пока не сделаешь дурно, до тех пор не сделаешь хорошо. А вы не хотите и слышать о том, что вы можете сделать дурно; вы хотите, чтоб у вас до последней мелочи было всё хорошо. Вы будете поправлять себя двадцать раз на всякой черточке, никак не захотите, чтобы оно было и осталось так, как есть, если не дастся лучше. Вы будете мучить себя и биться несколько дней около одного места, до того, что от частностей обессилеет у вас даже мысль о целом, которое тогда только, когда живо носится беспрестанно пред глазами и говорит о возможности скорого выполнения, тогда только двигает работу. Ибо вдвигает в душу порыв и вдохновенье, а вдохновеньем много постигается того, чего не достигнешь никакими учеными трудами.
А. А. Иванову, 1844 г.
* * *
Веселей и добрей будем все духом и докажем Богу, что мы умеем надеяться на Него, хотя бы и всё шло наперекор, умеем любить Его не потому только, что Он исполняет то, что нам нравится. Нет, докажем Ему, что мы умеем Его любить, не торгуясь с Ним, умеем любить бескорыстною любовью. Если только мы это успеем доказать Ему, тогда уж всё будет по желанью нашему и не будет ни одной молитвы нашей, которая бы не была услышана.
Л. К. Вьельгорской, 1844 г.
* * *
Вы благодарите Бога за то, что смирил вас. Эта благодарность ваша прекраснее всех прочих благодарностей. Это значит — вы далеко ушли душою. Я всякий раз делался умней, когда Бог смирял меня. Мы бы все были умны, светлы, в несколько раз умнее, чем мы есть, если бы умели смириться. Тогда бы Сам Бог правил нашими словами и действиями, а чему коснется Бог, то уже премудро.
М. И. Гоголь, 1844 г.
* * *
Всяких мнений о нашем веке и нашем времени я терпеть не могу, потому что они все ложны, потому что произносятся людьми, которые чем-нибудь раздражены или огорчены… Напишите мне о себе самом только тогда, когда почувствуете сильное неудовольствие против себя самого, когда будете жаловаться не на какие-нибудь помешательства со стороны людей, или века, или кого бы то ни было другого, но когда будете жаловаться на помешательство со стороны своих же собственных страстей, лени и недеятельности умственной.
П. В. Анненкову, 1844 г.
* * *
Смотрите за собой бдительней: искуситель и враг наш не дремлет, вы можете впустить его себе в душу, не думая и не замечая. Он тем страшен, что будет вовсе не приметен вначале. Он не станет вас искушать сначала на какое преступное и злое дело, зная, что вы еще не испорчены в душе и вмиг узнаете его и оттолкнете от себя. Нет, у него расчет вернее: он маленькими и неприметными слабостями открывает себе дорогу в нашу душу, путем лени, бездействия, так что вы даже сначала и останавливать себя не будете, отговариваясь словами: да ведь такая уж моя природа, или: это уж что-то во мне болезненное, невольное. Он знает, что в лени и бездействии не только не развиваются наши способности, но даже притупляются, а от притупления способностей тупеет ум; а тупея, чем далее, тем более ум доходит до помрачения, в помраченье же ума человек способен сделать самое скверное дело, о котором даже и помыслить без ужаса не мог вначале. Счастлив еще бывает тот, которому Бог пошлет какое-нибудь страшное несчастие и несчастием заставит пробудиться и оглянуться на себя. Но лучше не дожидайтесь несчастия и осматривайтесь на себя, прежде чем посетит вас несчастие. <…>
Вы думаете, легко помолиться так, как следует? Нет, не сделавши доброго дела, не сделавши ничего для своего ближнего, не подействовавши благодетельно на его характер, не обративши его истинно к Богу, никогда не помолитесь вы так, как следует помолиться. Только тогда в силах помолиться человек таким образом, что неизъяснимая сладость наполняет во время молитвы его всего, так что и слов уже не следует ему прибавлять от себя, потому что он слышит, что душа собою, уже без слов, молится. Такие только молитвы возлетают на небо, им только внемлет Бог и дает за них не только то, что просим, но даже в несколько раз больше, чем просим, а без того хотя бы вы рыданьем наполнили всю церковь и били себя в грудь — бесплодны будут молитвы.
М. И. Гоголь, 1844 г.
* * *
Если вам случится в жизни на кого-либо сильно подействовать, иметь какое-либо влияние, укрепить, воздвигнуть дух человека, старайтесь не о том, чтобы сделаться ему нужной и необходимой, но о том, чтобы довести его до такого состояния, чтобы он не имел в вас нужды, старайтесь возвести его к нему самому, к его собственной самостоятельности, чтобы он не на вас опирался, а на что-то крепчайшее. <…>
Я поступаю теперь вот как, если только замечаю, что начинаю иметь на кого-нибудь влияние и становлюсь ему чем-то необходимым, я спешу с ним тот же час расстаться, хотя бы это было и тяжело. Мое дело упрекнуть, или ободрить, или в нескольких словах указать ему его же данные и заключенные в нем самом матерьялы, а там — иди себе своей дорогой: Бог вразумит и поможет. Разве вновь какой-нибудь такой случай, когда человеку трудно без братской помощи управляться самому. Оттого-то я очень люблю снаряжать в дорогу и расставаться с близкими душе моей людьми в твердой уверенности, что Бог им без меня еще лучше поможет управиться, чем со мною.
А. О. Смирновой, 1844 г.
* * *
Очень может быть и даже это неминуемо должно быть, что вы будете ощущать еще высшие состояния благодати. Но и тогда храни вас Бог думать, что они вам посылаются за ваши достоинства. Старайтесь в такие минуты усилить деятельность своих подвигов и, как добрый поденщик, не оставляйте и на миг своей работы до самого захода солнца и не приклоняйте уха на то, если бы кто стал хвалить вашу работу или говорить, что вы уже сделали более, чем другие. Это один Бог может решить, кто более сделал. Тот, кто в глазах людей много сделал, может быть, еще не сделал и десятой доли того, что назначено Богом ему сделать, и он может подвергнуться строжайшему суду, чем тот, кто сделал меньше его, получив меньше и способностей. Вспомните одно то, что мы не только не употребляем в дело всех данных нам способностей, но даже и не доискиваемся, какие у нас есть способности и какие именно нам даны. Итак, всё это да предохранит вас от всякой гордости.
Не упояйтесь также удачею и успехом, но лучше при всякой неудаче представляйте себе живей свое слабосилие, как далеки вы еще в науке помогать и делать добро, как еще мало вразумлены светом Божьего разума, как еще вам доселе кажется невозможным то, что уже возможно преуспевшему в подвигах любви и благодушия.
А. О. Смирновой, 1844 г.
* * *
Мы все так странно и чудно устроены, что не имеем сами в себе никакой силы, но как только подвигнемся на помощь другим, сила вдруг в нас является сама собою. Так велико в нашей жизни значение слова другой и любовь к другому. Эгоистов бы не было вовсе, если бы они были поумнее и догадались сами, что стоят только на нижней ступеньке своего эгоизма и что только с тех пор, когда человек перестает думать о себе, с тех только одних пор он начинает думать истинно о себе и становится таким образом самым расчетливейшим из эгоистов. А потому и ты, друг мой, не думай о своей собственной хандре, хотя бы она и пришла к тебе, а думай о том, что в это время находятся другие в хандре и что следует их развеселять, а не себя — и хандра твоя исчезнет. Если же приступят к тебе какие-либо болезненные припадки, то говори им просто: “некогда! плевать я на вас, теперь мне не до вас!”
Н. М. Языкову, 1844 г.
* * *
Очень много теперь есть истинно достойных людей, которые думают, что они христиане, но христиане только еще в мыслях и в идеях, но не в жизни и не в деле. Они не внесли еще Христа в самое сердце своей жизни, во все действия свои и поступки.
А. О. Смирновой, 1844 г.
* * *
Понимаю, как трудно переносить черствость душевных состояний, но знаю вместе с тем, что велико Божие милосердие. Нетрудно веселиться и светлеть духом, когда с нами пребывает благодать Божия и Бог не оставляет нас ни на минуту. Но зато в несколько раз выше подвиг того, кто, не получая благодати, не отстает от Бога и выносит крест, тягчайший всех крестов — крест черствости душевной. Поверьте, что искать, желать, просить и молить о благодати есть уже действие и подвиг.
А. П. Толстому, 1845 г.
* * *
Если у нас не будет столько любви к доброму делу, чтобы уметь бороться из-за него с препятствиями, если мы не станем употреблять хотя столько постоянства и настойчивости в благих и добрых подвигах, сколько человек низкий употребляет в низких, в стремлении к своей своекорыстной и низкой цели, то где же тогда заслуга наша перед добром? И чем же мы доказали тогда нашу любовь к добру, когда из-за него не выдержали даже столько битв, сколько выдерживает гадкий человек из своей привязанности к гадкому? <…> Я чаще знакомлюсь даже с такими людьми, от которых надеюсь получить именно черствый прием. <…> Настает наконец такое время, когда упреки, жесткие слова и даже несправедливые поступки от других становятся жизнью и потребностью душевной, и от них удивительно уясняется глаз, растет ум, силы, и, словом, растет всё в человеке.
П. А. Плетневу, 1847 г.
* * *
Истинно христианская помощь не в одном денежном подаянии — это еще небольшая помощь. Избавить от нужды, холода, болезни и смерти человека, конечно, есть доброе дело, но избавить от болезни и смерти его душу есть в несколько раз бoльшее. Обратить преступного и грешника ко Господу — вот настоящая милостыня, за которую несомненно можно надеяться получения небесного блаженства. Ибо ты сама уже, вероятно, узнала из Евангелия, что на небесах больше радуются обратившемуся грешнику, чем самому праведнику.
О. В. Гоголь, 1847 г.
* * *
Бог недаром дал мне почувствовать во время болезни моей, как страшно становится перед смертью, чтобы я мог передать это ощущение и другим. <…> Память смертная — это первая вещь, которую человек должен ежеминутно носить в мыслях своих. В Священном Писании сказано, что тот, кто помнит ежеминутно конец свой, никогда не согрешит. Кто помнит о смерти и представляет ее себе перед глазами живо, тот не пожелает смерти, потому что видит сам, как много нужно наделать добрых дел, чтоб заслужить добрую кончину и без страха предстать на суд пред Господа. По тех пор, покуда человек не сроднится с мыслью о смерти и не сделает ее как бы завтра его ожидающею, он никогда не станет жить так, как следует, и всё будет откладывать от дня до дня на будущее время. Постоянная мысль о смерти воспитывает удивительным образом душу, придает силу для жизни и подвигов среди жизни. Она нечувствительно крепит нашу твердость, бодрит дух и становит нас нечувствительными ко всему тому, что возмущает людей малодушных и слабых.
М. И. Гоголь, 1847 г.
* * *
Хорошо бы нам хотя половиною мыслей стремиться жить в иной, обетованной истинно стране. Блажен, кто живет на этой земле, как владелец, который купил уже себе имение в другой губернии, отправил туды все свои пожитки и сундуки и сам остался налегке, готовый пуститься вслед за ними. Его не в силах смутить тогда никакая земная скорбь и огорченья от всякого мелкого дрязга жизни.
П. А. Плетневу, 1847 г.
* * *
Мне кажется, как будто еще недостаточно любви у всех нас (хорошо, по крайней мере, то, что мы это более или менее чувствуем); мне кажется, как будто мы всё еще действуем не собственно против нечистой силы, подталкивающей на грехи и на заблуждения людей, но против самих людей, которых подталкивает на грехи нечистая сила. Самые наиболее любящие из нас еще не исполнены любовью к людям в такой степени, в какой исполнены ненавистью к их заблуждениям. Оттого и все статьи наши, подвигнутые самым искренним желанием добра, не вносят надлежащего примирения. Мне кажется, что теперь, в нынешнее время, более нужны не статьи нападательные или защитительные, которые невольным образом обратятся на чью-нибудь личность и выставят на сцену нас самих, сколько статьи уяснительные многих важных вопросов, относящихся к тем вечным истинам, которые хотя покуда еще и не раздаются в обществе, но к которым поворот, однако же, неминуемо долженствует наступить.
П. А. Вяземскому, 1847 г.
* * *
Кто любит кого во Христе, тот не скучает и разлукой, да и вряд ли есть для того человека слово разлука: во Христе все вместе, все живы, все неразлучны. Стало быть, нам нужно стремиться к Нему, если хотим стремиться друг к другу.
М. И. Гоголь, 1847 г.
* * *
Мы все идем к тому же, но у всех нас разные дороги, а потому, покуда еще не пришли, мы не можем быть совершенно понятными друг другу. Все мы ищем того же: всякий из мыслящих ныне людей, если только он благороден душой и возвышен чувствами, уже ищет законной желанной середины, уничтоженья лжи и преувеличенностей во всем и снятья грубой коры, грубых толкований, в которые способен человек облекать самые великие и с тем вместе простые истины. Но все мы стремимся к тому различными дорогами, смотря по разнообразию данных нам способностей и свойств, в нас работающих.
П. В. Анненкову, 1847 г.
* * *
Я до сих пор уверен, что закон Христов можно внести с собой повсюду, даже в стены тюрьмы, и можно исполнять его требования во всяком званье и сословии. Его можно исполнять также и в званье писателя. <…> Если бы я знал, что на каком-нибудь другом поприще могу действовать лучше во спасенье души моей и во исполненье всего того, что должно мне исполнить, чем на этом, я бы перешел на то поприще. Если бы я узнал, что я могу в монастыре уйти от мира, я бы пошел в монастырь. Но и в монастыре тот же мир окружает нас, те же искушенья вокруг нас, так же воевать и бороться нужно со врагом нашим. Словом, нет поприща и места в мире, на котором мы бы могли уйти от мира.
М. А. Константиновскому, 1847 г.
* * *
Работая свое дело, нужно твердо помнить, для кого его работаешь, имея беспрестанно в виду Того, Кто заказал нам работу. Работаете вы, например, для земли своей, для вознесенья искусства, необходимого для просвещения человека, но работаете потому только, что так приказал вам Тот, Кто дал вам все орудия для работы. Стало быть, заказыватель Бог, а не кто другой. А потому Его одного следует знать. Помешает ли кто-нибудь — это не моя вина, я этим не должен смущаться, если только действительно другой помешал, а не я сам себе помешал. Мне нет дела до того, кончу ли я свою картину, или смерть меня застигнет на самом труде; я должен до последней минуты своей работать, не сделавши никакого упущенья с своей собственной стороны. Если бы моя картина погибла или сгорела пред моими глазами, я должен быть так же покоен, как если бы она существовала, потому что я не зевал, я трудился. Хозяин, заказавший это, видел. Он допустил, что она сгорела. Это Его воля. Он лучше меня знает, что и для чего нужно. Только мысля таким образом, мне кажется, можно остаться покойным среди всего. Кто же не может таким образом мыслить, в том, значит, еще много есть тщеславия, самолюбия, желанья временной славы и земных суетных помышлений. И никакими средствами, покровительствами, защищениями не спасет он себя от беспокойства.
Вот весь итог посильных наблюдений, опытности и мудрости, какие только я мог вывести из своей жизни.
А. А. Иванову, 1847 г.
* * *
Мне кажется подчас, что всё то, о чем так хлопочем и спорим, есть просто суета, как и всё в свете, и что об одной только любви следует нам заботиться. Она одна только есть истинно верная и доказанная истина. Кто проникнется ею, тот говори прямо обо всем: правда повеет от слов его. О! да поможет нам Бог, и тебе, и мне, возрастить эту любовь в сердцах наших.
С. П. Шевыреву, 1848 г.
* * *
Я теперь сурьезно задумался о том, служить ли тебе, добиваться ли места в нынешнее время, когда всё так неверно, когда завтра же не знаешь, что будет. В деревне можно, по крайней мере, хоть не умереть с голоду. Скучно, может быть, пусто, но ведь это крест, который должно несть. А крест никогда не бывает легок. Ты очутился против желанья, может быть, против воли помещик. Что ж делать? Нужно принять это как данную провиденьем обязанность, глядеть на нее как на должность, размерить день свой, отдать час или два всякое утро на хозяйство. Покуда не примиримся мы с мыслью, что жизнь — горечь, а не наслажденье, что все мы здесь поденщики и плату получаем только там за ревностное исполнение своего дела, — до тех пор не обратится нам жизнь в наслажденье и не почувствуем значенья слов: “Иго Мое благо, и бремя Мое легко есть”.
А. С. Данилевскому, 1848 г.
* * *
Обо мне напрасно вы беспокоитесь, так же как и о том, что меня не так ценят, как следует. Это участь всех людей. Никого не ценят так, как следует. Для того, чтобы ценить человека, нужно видеть его со всех сторон, а видеть со всех сторон человека может один только Бог.
М. И. Гоголь, 1849 г.
* * *
Поспорю <…> с вами насчет того, что вам кажется прекрасною участь писателя, будто бы владеющего сердцами и умами и чрез то могущего иметь обширное влияние. Я думаю, что мы все в этом мире не что другое, как поденщики. Мы должны честно, прилежно трудиться, работать теми способностями, которые дал нам Бог, работать Ему, ожидая платы не здесь, а там. А какое именно влияние произведет наш труд на людей, как велико или обширно это влияние — это совершенно во власти Того, Кто располагает делами мира. Часто тот, кто задумает произвести добро, производит зло; мы сеем и сами не знаем, что именно сеем. Один Бог возращает плод, дает ему вид и форму. Как нам знать, кто больший из нас, кто лучший, когда первые будут последними, а последние первыми? Иногда бывает и то, что не блестящий труд труженика, никем не оцененного, всеми позабытого, вдруг чрез несколько веков, попавшись в руки какому-нибудь не совсем обыкновенному человеку, наводит его на гениальную мысль, на великое и благодетельное дело. Дело изумляет мир, а первоначальный творец его не изумил им даже и небольшой круг людей, его знавших.
А. М. Вьельгорской, 1850 г.
* * *
Друзьям моим
Благодарю вас много, друзья мои. Вами украсилась много жизнь моя. Считаю долгом сказать вам теперь напутственное слово: не смущайтесь никакими событиями, какие ни случаются вокруг вас. Делайте каждый свое дело, моляся в тишине. Общество тогда только поправится, когда всякий частный человек займется собою и будет жить как христианин, служа Богу теми орудиями, какие ему даны, и стараясь иметь доброе влияние на небольшой круг людей, его окружающих. Всё придет тогда в порядок, сами собой установятся тогда правильные отношения между людьми, определятся пределы законные всему. И человечество двинется вперед.
<Завещание>
1 Н. В. Гоголь. Из писем. “Что может доставить пользу душе”. М.: Старклайт. 2006.