Опубликовано в журнале Нева, номер 3, 2006
НАД СОБОЙ
Подняться в космос черно-голубой,
на Эверест, на дерева макушку…
Трудней всего подняться над собой
и там свои мозги развесить на просушку.
Подняться — над собой — не значит — все забыть:
измену, водку, ноль на табурете…
Подняться над собой — не значит бросить пить,
скорее — полюбить все сущее на свете.
Подняться над собой? Но крылышки не те.
И путы, что с собой связуют, неразрывны!
Да и светло ли там, на высоте?
И так ли звезды — сердцу не противны?
БРАТ
Мрачноват, рыхловат, ну и пусть, —
выйду из дому, кану в толпу…
Поднатужусь и вдруг улыбнусь —
этажами морщины на лбу.
А толпа разнолика весьма:
вот улыбка, но чаще — серьез;
вот возникла в толпе кутерьма:
затесался блуждающий пес.
Мрачноват, подзапущен и все ж —
здравствуй, брат! Приустал? Ну и пусть.
Как же стал на тебя я похож!
Ну, пошли… Кое-чем поделюсь.
ЦЕЛЬ
Нервишки смотаны в клубок,
обрыдла колготня…
“Очнись!” — толкнуло сердце в бок
дремавшего меня.
Со скрипом веко приподняв,
лениво глянул, в щель
и где-то там, средь буйных трав —
увидел жизни цель!
И то, что цель сия проста:
жить не в мечтах, а тут, —
все — от букашки до Христа —
приемлют! И… живут.
ОПОЗНАВАТЕЛЬНЫЕ ЗНАКИ
Я в пришельцы податься решил,
приземлился на лысой поляне
и, в пришельцах живя, не тужил,
но меня опознали… земляне.
Я приклеил бородку себе,
незаметно возник на вокзале.
Я хотел раствориться в толпе,
но меня… алкаши опознали.
И тогда я нырнул в океан —
просто так, наугад, без причины,
возвестив, что я рыба сазан,
но меня опознали дельфины.
…Не лиловая мета-печать, —
ей присуще молчать на бумаге,
чтобы нас от других отдирать,
нам ниспосланы Божии знаки!
НИКОГДА НЕ ПОЗДНО
Здоровый дух в здоровом теле, —
все так, друзья, но и… распад:
в дороге, за столом, в постели —
разруха с головы до пят!
Душе предписаны мытарства,
самосожжения восторг!
Что ж… Распадались государства,
“бессмертных” — доставляли в морг.
На небе распадались звезды
и ядра в атомных клещах…
Но вспыхнуть никогда не поздно,
приняв с устатку — натощак.
ПОДЗАБОРНЫЕ МЫСЛИ
Нет создания капризней
человека — в этой жизни…
Иногда, повитый тьмой,
отвратительные мысли
исторгает разум мой.
Помутнев, сойду на ропот:
“Человек — всего лишь робот,
а точней — всего лишь раб.
Задирать способен хобот,
а по сути — слеп и слаб”.
Обнаглев, в сетях порока,
усомнюсь в деяньях Бога:
“Сын Его — убит, распят;
обошлись с Христом жестоко,
потому что Боги спят?”
Стихоплет, не поп, не пахарь,
знаю: разум мой — не сахар…
Иногда, во тьме земной,
мои мысли… ямой пахнут,
подзаборной — выгребной.
* * *
Пахнет время ересью,
множится печаль…
Кучевые с перистыми
уплывают вдаль.
Плачет птичка божия,
множится тоска…
Жизнь моя ничтожная,
мутная река.
Глохнут нивы-пажити,
городок иссяк…
Люди, не подскажете,
как пройти в кабак?
ПОДАРОК
Человеку отпущен восход и закат,
пусть не солнечный он повторяет маршрут.
Жизнь ему вручена — на короткий прокат.
Жизнь пройдет. И у солнца ее отберут.
“Ах, какое мне дело до звездных проблем?” —
я спросил у себя, выходя из пивной…
Я — у жизни в плену. Мне угоден тот плен.
Ну, а звездный мираж где-то там, надо мной.
Ах, зачем это я, для чего это я
размышляю? Не лучше ли в заумь побег?
Человеку дан разум, помимо житья,
и страшнее подарка — не знал человек!
* * *
Что ты плавишь свои очи
жаром вспыхнувшей обиды?
Заверни слезу в платочек,
окуни печаль в напиток!
Отдышалась? Ну и ладно,
отпустила лихоманка…
На щеках размылись пятна,
на руках — играй, тальянка!
Вот ведь дело-то какое:
здравствуй, женщина, и… с Богом.
Мое дело: успокоить
и растаять… за порогом.
ТАНЦУЮТ ВСЕ
Сосед по жизни или иностранец, —
мы отроду — шагаем по земле…
Что есть походка? Несомненно — танец,
исполненный в единственном числе.
Мы топаем по тропам и асфальтам,
по грязи и по крашеным полам.
Кто твистом продвигается, кто вальсом,
кто полечкой — с кряхтеньем пополам.
Танцуют все… свой танец или пляску,
или — свое “последнее тангу…”
Да и Земля, что нам дарила сказку,
еще танцует! Только и всего…
ЗАПОЗДАЛЫЕ МЫСЛИ
Поспешая к троллейбусу, я опоздал,
с громыханьем захлопнулись злобные двери.
От досады — окурок ногою поддал,
предвкушая в грядущем иные потери.
Опоздал на работу, где банк сторожил,
а затем опоздал к разъяренному заму.
На поминки поэта, с которым дружил,
опоздал, провалившись в помойную яму.
Пребывая в той яме, пытаюсь найти
утешение мыслям… А вдруг — обнаружу?
…Опоздать бы в итоге земного пути
на последний троллейбус, идущий наружу!
БЕРЕГ
Нервная бровь, а под платьем — ленца,
взгляд откровенно обманный…
Весь этот хмель я испил до конца
в жизни своей окаянной.
Ласка с оглядкой на зеркала,
руки в изломе истерик!
Вот и сгореть бы в той сказке дотла…
Но… померещился — берег.
Берег реки на другой стороне —
тот, что приветней и круче.
Переплыву на осклизлом бревне —
гневный поток и певучий.
Там, на камнях, я — от ветки сучок —
буду лежать, отдыхая…
Утром разбудит меня старичок —
рядом костер полыхает.
Был сыроват я для камелька.
А старичок улыбался:
— Вот и подкинем тебя для дымка,
чтобы, комарик унялся!..
ТРЕТИЙ ПУТЬ
Без веры жить — кромешный ад,
а с верою — надежный рай…
Неразорвавшийся снаряд, —
живу с девизом: “Выбирай!”
Без веры — черви во гробу,
а с верой — надмогильный крест
и червь сомнений за судьбу,
который веру точит, ест…
Но есть и третий путь, кажись,
не за чертой, а — наяву:
Чистилище — вот наша жизнь!
Почистился…
И вновь живу.
ПАНАЦЕЯ
Как приунять в себе нытье?
А взять его за подбородок
и что-нибудь сказать уроду,
к примеру: “Пасть закрой, дубье!”
Нытье-унынье — злейший враг.
Как превратить его в веселье?
Здесь не помогут банька, зелье,
ни шляпа с перышком, ни фрак.
Выныривая из хандры,
стремись не золотые рыбки
ловить… Но — отпускать улыбки
в благое небо, как шары!