Опубликовано в журнале Нева, номер 9, 2005
Сначала объяснюсь по поводу заглавия. Сокуров — наша гордость, тем более что мы с ним из одного города. Сакура — это Япония, символ ее утонченной эстетики, естественности и близости к природе. Созвучие слов “Сокуров” — “сакура” отражает глубинное родство. Сокуров всегда был немного “японец” — по мощному философскому подтексту фильмов, тонкому психологизму, многозначной недосказанности. Выразительному символизму при сдержанности, почти аскетизму изобразительных средств, целомудрии в проявлении чувств..
В соответствии с японской эстетикой сакура в фильме Сокурова “Солнце” не показана, а о ней лишь сказано в стихах императора Хирохито. Фильм выдержан в сдержанной цветовой гамме и строгих, прямых линиях в духе японского интерьера и архитектуры. Чуть ли не половина действия протекает в подземном бункере — идет Вторая мировая война, — и мрачные прямоугольники стен бункера становятся фоном для поразительных по психологической глубине крупных планов, портретов министров. Они сыграны японскими актерами с мастерством классической японской драматической школы с его многовековой историей.
Сакральность. Она разлита во всех работах Сокурова. В “Солнце” она стала еще и сюжетообразующим элементом: последний в истории “потомок солнца” император Хирохито (1901–1989) отказался от божественного статуса своей персоны — во имя спасения нации и государства. Все ленты Сокурова пронизаны ощущением Бога и Вечности, творчество Сокурова сакрально.
Знаменательно, что талант Александра Николаевича Сокурова зародился именно в Петербурге, как и интерес к Востоку, философии буддизма и эстетике Японии у этого, возможно, самого японского европейца. Если Петербург самый европейский город России, то позволено будет сказать, что он и самый… японский! Именно здесь, в Петербурге, еще в конце позапрошлого, XIX, века зачинались русско-японские политические и культурные связи. Это интересная глава русской и японской дипломатии, которой здесь коснусь лишь слегка, намеком, как бы пятном туши, ненароком брошенным на бумагу.. (Работать бы так, как это заведено у японского живописца: тщательно растереть тушь в тушечнице — это показано в “Солнце”, — обмакнуть кисть и одним вдохновенным ударом кисти запечатлеть неповторимое мгновение…)
Так вот, еще в середине XIX века племянник императора Хирохито (напомню — героя фильма) господин Арисугава, приехав в Петербург, был потрясен тем, что у нас преподают в университете японский язык. Это было единственное тогда в России — первое — японское отделение. Арисугава-сан подарил тогда Петербургу большую коллекцию тщательно отобранных томов ценной литературы по науке, культуре, искусству Японии. Среди них были раритеты, буквально единичные экземпляры ценных книг и художественных альбомов. Сейчас эта коллекция хранится в Отделе литературы стран Азии и Африки (ОЛСАА) Библиотеки РАН.
Да, уже в позапрошлом веке было положено начало достаточно интенсивным отношениям России и Японии на правовой основе. Весной 1855 года в городе Симода был подписан первый мирный договор между Россией и Японией — во многом благодаря дипломатическим талантам и усилиям адмирала Путятина. Первая японская миссия была открыта в Санкт-Петербурге в 1874 году.
Российские корабли нередко посещали порты Японии. Знаменитый путешественник Крузенштерн в своем “Путешествии вокруг света” (СПб., 1809) описывает пейзажи, флору и фауну Японии, японский костюм, предметы быта.
Первый русский консул в Японии И. А. Гошкевич, который был выпускником Духовной академии, выпустил научные труды, в том числе японско-русский словарь. Этот словарь был удостоен Демидовской премии Императорской академии наук и золотой медали. Выполнявший фактически обязанности посла, Гошкевич снискал уважение образованностью, знанием языков, дипломатическим тактом.
О русско-японских связях рассказывалось на Международной конференции “Россия и Япония” в Библиотеке РАН в рамках года Японии. Ведь ОЛСАА обладает одной из самых крупных в стране коллекций восточной литературы, в том числе японской. Коллекция, подаренная членом императорской семьи Арисугавой-сан, была пополнена в 1977 году новым даром. Принц Микаса, как говорят, потрясенный фотографиями блокадного Ленинграда, где запечатлены и библиотекари, спасающие книги, передал Библиотеке РАН еще 450 томов научной литературы. А в прошлом году престарелый Микаса-сан прислал еще 350 книг в дар японистам Петербурга.
Так что восточный отдел Библиотеки РАН пользуется большим авторитетом. Сюда идут за консультациями, консультировались в библиотеке и ассистенты Сокурова при подготовке к съемкам “Солнца”.
Как вы представляете себе кабинет императора Хирохито? Ассистенты режиссера сначала соблазнились яркими и пышными, в золоте, корешками арабских книг в застекленных шкафах читального зала ОЛСАА, рассказывает мне замдиректора Библиотеки РАН Наталья Владимировна Колпакова. Но ведь эта роскошь книг — совсем не по-японски. Мне показывают традиционную японскую книгу: переплет — две обтянутые материей дощечки, связанные тесемками. Страницы из бумаги с золотым накрапом и столбиками иероглифов хранят былую форму свитков: двойные листы с односторонней печатью.
Еще больше пригодились кинематографистам альбомы. Вот драгоценное факсимильное издание гравюр Альбрехта Дюрера, знаменитый цикл “Апокалипсис”. Ведущий мастер северного Возрождения, великолепный рисовальщик, Дюрер тщательно изучал природу и уже по одному этому мог быть интересен японскому императору, страстному поклоннику природы, крупному ученому-ихтиологу. Альбом Дюрера был предоставлен Александру Николаевичу Сокурову, и приятно было увидеть в Библиотеке ту самую гравюру “Сражающиеся ангелы и святой Иоанн”, которая во весь экран вмонтирована в “Солнце”. Действие фильма ведь происходит во время войны, и аллегория Дюрера оказалась выразительным штрихом в духе японской эстетики: показывать не само событие, а его метафору. Были на самом деле гравюры Дюрера в кабинете императора или нет — не так уж важно, Сокуров создает не документальное, а художественное кино, образ более выпуклый, чем в жизни, включающий в себя реальные и мифологические мотивы.
Уникальные альбомы рисунков голландской художницы XVIII века Марии Сибиллы Мериан также оказались кстати. Она большой знаток и неповторимый живописец флоры и фауны, в том числе морской, что так близко сердцу японцев и императора-ихтиолога. Вот и изображение краба калаппа, переданное Марией Сибиллой с анатомической точностью. В эпизоде с точно таким же мумифицированным крабом из своей коллекции император Хирохито любуется этим красавцем золотистого цвета, поет хвалу созданию морских глубин. И вот тут понимаешь, насколько близки императору морские существа, насколько он сроднился с ними. Так, что сам стал в душе как бы одним из них, так, что его вытянутые округленные губы — вот теперь только начинаешь догадываться — даже внешне делают его похожим на рыбу с приоткрытым ртом. Хирохито, этот крупный ученый-ихтиолог, этот сын Японии с ее культом природы, сам ощущает себя немножко рыбой! (“все мы немножко лошади”… — вспоминается тут). Эту рыбу вот-вот выбросят на берег — недаром в христианстве рыба — символ жертвы. Хирохито — жертва войны и поражения. Трагедия нации и в том, что в чтущем тысячелетние традиции обществе — впервые в истории — императору пришлось заявить о сложении с себя божественного сана.
Но, вообще, экспрессивная мимика персонажей фильма многозначна, вызывает множество аллюзий. Так, придя домой после просмотра “Солнца”, потрясенная этим шедевром, я открыла журнал “Япония сегодня” и сразу же наткнулась на… полуоткрытые округленные губы маски-харико. Маски из папье-маше — простофиль, дурачков, пьяниц, мудрых стариков и старушек, словом, фольклорных героев, — надевались во время танцев в дни празднеств. Древние японцы верили, что, надевая маску, они вступали в мир богов.
Гораздо более узнаваемы другие приметы внешности Хирохито, которые придал им режиссер: усики и косая челка под диктатора, чьим союзником оказалась Япония. Император хотел быть в стане победителей, возвысить нацию, а оказался всего лишь жертвой, как сам он выразился, “национальной спеси”. Поэтому и похож больше не на Гитлера, а на Чарли Чаплина в этой роли. Американские солдаты так и восприняли облик императора, хрупкого, узкоплечего человека, и грубо кричали ему: “Чарли, Чарли!”. Вздрагиваешь и съеживаешься, когда после экзотических восточных церемоний, священнодействий вокруг персоны императора, панибратски грубо одергивают его американские победители, хлопая по плечу. Жуткий контраст! Вообще, Сокуров отказывает американцам в трепетном отношении к жизни как величайшему таинству, явно отдавая предпочтение мироощущению и культуре Востока перед Западом. (Не потому ли шедевр “Солнце” и не получил награды на Берлинском кинофестивале?)
Как бы то ни было, фильм получился, может быть, более японским, чем это могли бы сделать сами японцы. Те же рыбы и вообще морские создания — полноправные герои фильма, как и всей культуры Японии. Трагедия войны, ужас Хиросимы показаны не “в лоб”, а также через метафору: рыбы в океане мечутся от грохота и вспышек далеко вверху, в небе, сами похожие на летящие бомбы. Мощное психологическое напряжение, владеющее зрителем с первых же кадров — хотя на экране ничего, кажется, не происходит, — разряжается здесь живописной эмоциональной кульминацией. Традиционный мотив японской живописи “рыбы в воде” Сокуровым оживлен и осовременен, это новый киноязык. Кадры мечущихся рыб в золотисто-зеленоватой толще воды — жемчужина ленты “Солнце”. Убеждена, что они останутся в истории кино, подобно тому как стала классикой, например, Потемкинская лестница Эйзенштейна.
В дни показа сокуровского “Солнца” привез в рамках японских сезонов свой спектакль Центр исполнительских искусств Сидзуока. “Дионис” по трагедии Эврипида “Вакханки” в постановке Тадаси Судзуки — по сути, феерическое, завораживающее ритуальное действо, создаваемое пантомимой, танцами, музыкой, цветом, светом. Сакральность, пронизывающая жизнь как основной ее смысл, трагически разряжается десакрализацией царя — как и в “Солнце”. Священное тело правителя, растерзанное вакханками, лишается божественной сущности и оказывается обесчещенным не только прикосновением к нему оружия, но прежде всего самим фактом своей смертности, бренности, что уравнивает его с телом простых смертных. Отныне весь род обезглавленного Пенфея опозорен и низвергнут. И жертва эта свершилась так же (как и всегда) во имя страны и нации.
Посмотрев “Диониса” Судзуки, убеждаешься, что фильм Сокурова имеет в виду и опыт классической древней (прежде всего, древнегреческой) трагедии с ее трактовкой священной жертвы.
Десакрализация верховной власти — проблема общечеловеческая. Она влечет за собой глубочайшие революционные сдвиги — социальные, психологические, политические, да какие угодно — и в европейской (Французская революция с казнью короля и королевы), и в русской истории.. Тема требует колоссального и, по сути, неохватного во всех его аспектах исследования. Ведь мотив правителя-жертвы прослеживается на протяжении всей человеческой истории с архаических времен, через новую эру, начавшуюся с распятия Христа как “царя Иудейского”, вплоть до новейшей истории. Сокуров на философско-психологическом уровне поднял важнейшую проблематику десакрализации власти как десакрализации всего жизненного уклада на материале новейшей истории.
Творчество Сокурова вносит большой вклад в мировую культуру и в процесс взаимопонимания Запада и Востока.