Опубликовано в журнале Нева, номер 6, 2005
Давайте задумаемся над кажущимся детским и наивным вопросом: зачем нужна власть? В первую очередь в голову приходят очевидные ответы: для поддержания общественного порядка, осуществления правосудия, поддержания равновесия в обществе между различными группами (или защиты интересов господствующих классов, как выразились бы последовательные марксисты), охраны экономических интересов основных слоев общества (что очень близко предыдущему пункту), то же в международном аспекте, наконец, удовлетворения личных амбиций властителей. (Заметим в скобках: а всегда ли и везде наша власть выполняет эти функции, кроме последней, разумеется? И что делать, если нет? Впрочем, отложим на будущее разговор об этих вопросах.)
Но ведь эти вещи необходимы для всякого государства вообще, вне зависимости от исторической, географической, экономической, политической и т. д. составляющих, они входят в состав понятия власти всегда и везде. Но при этом на глаза сами лезут такие странные вещи, что при всей кажущейся тождественности задач власти на протяжении столетий существовали огромные различия между типами жизни и общественного устройства, например, в Индии, в Китае, в арабских странах, в Европе, в США, в России, наконец. То есть речь, очевидно, должна вестись об общем и особенном, или, если угодно, о роде и виде. Постановка вопроса в общем не нова, но все новое, как известно, хорошо забытое старое. Тем более старое у нас так часто сознательно стремятся забыть.
Так вот, из самого хода рассуждения при небольшом умственном усилии нетрудно уже сделать тот вывод, что одной из существеннейших функций власти является поддержание и сохранение культурно-исторического своеобразия, которое в свою очередь находит наиболее полное выражение в национальном характере, или, как сейчас принято говорить, менталитете, то есть в этике, и в культуре как таковой, то есть в типе жизни во всех ее проявлениях.
Можно бы, конечно, взглянуть на дело с примитивно экономической точки зрения, как это обычно и делается, завести речь о соревновании различных систем, выбрать ту, которая в данный момент почему-либо вырвалась вперед, решить, что она-то и есть наилучшая, и вся задача человечества сводится к скорейшему принятию, освоению и внедрению “передового” опыта.
Но вдумчивый читатель уже из одних моих кавычек, без всяких дальнейших разъяснений видит, вероятно, всю абсурдность такого подхода. Во-первых, на разных, более или менее продолжительных исторических отрезках разные модели вырываются вперед, чтобы затем уступить свое место другим. Во-вторых, хотя, может быть, это и главное, как же принижает человек сам себя, глядя на мир с такой экономической точки зрения! Неужели все дело в том, чтобы как можно больше и скорее произвести оптимальное количество всяческой жратвы? Мягче говоря, хлеба.
А где же хотя бы зрелища? (Если мы вспомним хрестоматийную поговорку римского плебса.) Кто, кроме специалистов, знает особенности экономического уклада Древнего Египта, Греции и того же Рима, например, средневековой Европы (ее, правда, в нашей стране мы все изучали по Марксу на примере классического феодализма во Франции, хотя за рамками все равно осталось множество не столь “классических” примеров), Древней Руси (которую мы в среднем знаем намного хуже), не говорю уже об Индии, Японии, Китае, государствах Африки и Латинской Америки (о древнем периоде которой немного известно и специалистам)? И кому из самых обычных людей не случалось восхищаться теми или иными культурными достижениями вышеперечисленных цивилизаций? Экономика — это только ствол, на котором расцветает, должен расцвести культурный плод.
Собственно, в этом и состоят смысл и цель существования не отдельного человека только, а целых культурно-исторических систем: принести свой культурный плод, разнести как можно шире семена культуры, чтобы затем взошли они, быть может, уже совсем под другим солнцем и в свою очередь дали новые плоды. Только этим и оправдывается существование народа и его властителей. Кому и зачем нужно дерево без плодов? “Всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь”.
Но культура — это плод, требующий неустанных трудов и забот, культивирования (отсюда именно и следует изводить слово “культура”, а не от слова “культ”, как зачастую в последнее время делается), в том числе суммы огромных сознательных, а еще чаще бессознательных усилий целого народа (или народов, ибо далеко не всегда культурный плод мононационален), который своей роевой жизнью обеспечивает необходимую природную, культурно-историческую, психологическую и т. д. среду. (Тут много самых разных факторов, если и начнем все их перечислять, непременно что-нибудь упустим. В том и фокус, что это во многом полубессознательная деятельность, когда смысл ее не понимается, а, скорее, чувствуется.) Вот если этот самый смысл перестает чувствоваться значительной частью общества, особенно его “думающей” частью, тут и наступает беда.
Представляется, что именно в такой ситуации оказалось наше общество после всех революций, контрреволюций, непродуманных преобразований и скоропалительных “реформ”, когда вектор общественного развития не раз перекладывался на прямо противоположный, когда в ходе этих самоубийственных, самоистязательных и, я бы сказал, даже садомазохистских действий в течение целых десятилетий уничтожалась как думающая, так и бессознательно активная часть общества, когда национальные интересы приносились в жертву интернациональным фантомам. Впрочем, прошедшее время здесь явно неуместно, они продолжают приноситься им в жертву. Кто посмеет сказать, что это не так?! Когда национальная интеллигенция полностью потеряла понятие о том, зачем вообще она существует, когда сама официальная власть в нашей стране мечется в растерянности от стенки к стенке, не зная, на что же ей в конце концов опереться: на православную церковь, общечеловеческие ценности или Международный валютный фонд.
В то время как есть внятный и не такой уж сложный ответ: опираться надо на национальные культурно-исторические ценности, то есть ценности, выработанные в процессе исторической жизни России, и на ее национальный характер, сложившийся в результате этой жизни. Тут, конечно, необходимо всем миром подумать-поработать: какие же ценности здесь основные, а какие побочные. Но и сам процесс этого “думания”, этой общественной “думы” будет благотворен уже хотя бы тем, что привнесет в нашу жизнь, особенно в жизнь интеллигентных слоев, то есть тех, которым по чину и статусу положено думать, утерянный смысл существования.
Изменить эти ценности или заменить психологический тип людей — эти задачи лежат явно вне компетенции человека, да и любого собрания сверхчеловеков (если кто-то всерьез ощущает себя таковыми). Когда у нас, уже неоднократно, пытались делать подобные резкие движения, всегда, естественно, натыкались лбом на стенку или наступали на те же грабли, и грабли эти неумолимо свидетельствуют, что КАЖДОЕ ЖИВОЕ СУЩЕСТВО, а этнос — это живое существо, МОЖЕТ РАЗВИВАТЬСЯ ТОЛЬКО ПО СВОИМ ЕМУ ОДНОМУ СВОЙСТВЕННЫМ ВНУТРЕННИМ ЗАКОНАМ, а общество после всех этих политических вывертов только приобретало искривленную осанку, которую потом приходится выпрямлять и исправлять в течение десятилетий же, притом не всегда успешно, чтобы после исторических озарений очередного политического “гения” снова ступить на тот же порочный круг. Так было после по сию пору обожествляемого у нас Петра, так после сброшенного ныне с парохода современности В. И. Ленина, так после Горбачева с Ельциным (последних, впрочем, в гениальности, пожалуй, никто не заподозрит).
На этом, чтобы не наскучить почтеннейшей публике, следует сделать паузу.
Георгий Медведев ставит чрезвычайно важную проблему: то, что наполняет жизнь смыслом и красотой, — культура, может ли и должна ли становиться главным делом сознательной политики государства? Кто должен и способен осуществлять такую политику? Совместима ли она с той разновидностью демократии, которая ставит своим приоритетом уровень жизни всего населения, а не возможности самореализации наиболее одаренной его части? Совместима ли она с ростом экономической и военной конкурентоспособности? Предлагаем эти вопросы нашим читателям для размышления и дискуссии.
Александр МЕЛИХОВ