Опубликовано в журнале Нева, номер 9, 2004
Приступая к обзору истории храмов, воздвигнутых на Невском проспекте, можно отметить, что с самого начала своего основания они становились неотъемлемой частью духовной жизни города на Неве. Вот далеко неполный перечень имен тех деятелей отечественной и зарубежной культуры, чья жизнь, в той или иной степени, соприкасалась с храмами Невского проспекта. Это А. С. Пушкин, А. С. Грибоедов, И. И. Козлов, П. А. Вяземский, В. А. Жуковский, Петр Чаадаев, Иван Гагарин, Н. В. Гоголь, это знаменитые художники А. А. Иванов, О. А. Кипренский, Ф. Ф. Щедрин, К. П. Брюллов, А. Г. Венецианов, это иностранные гости, такие, как Адам Мицкевич, Оноре де Бальзак, Ференц Лист, Александр Дюма.
Вскоре после гибели Пушкина увидел свет очередной выпуск “Художественной газеты”. В одном из ее разделов читаем: “В Казанском соборе воздвигнут великолепный иконостас, евангелическая церковь св. Петра, которая, вероятно, в этом году совершенно будет окончена с симметрическими домами, и дом голландской церкви украсили наш Невский проспект”.
Главная магистраль столицы Российской империи издавна символизировала открытость петербургского общества к инославным общинам. Это отмечали многие гости, посещавшие город на Неве. Наиболее ярко это отметил в своих записках французский писатель Теофиль Готье, побывавший в России в 1858 году. “На Невском проспекте идеи религиозной терпимости прямо-таки претворены в жизнь, и самым либеральным образом. Буквально нет ни одного вероисповедания, какое не имело бы своей обители, своего храма на этой широкой улице. Налево, в том же направлении, в каком я шел до сих пор — голландская церковь, лютеранский храм святого Петра, католическая церковь святой Екатерины, армянская церковь, не считая в прилегающих улицах финской часовни и храмов других направлений Реформации. Направо — русский Казанский собор, другая православная церковь и часовня старинного культа староверов или раскольников, — отмечал французский писатель. — Все эти божьи обители стоят в одном ряду с жилищами людей, за исключением Казанского собора, который прерывает общую линию и изящным полукругом, напоминая восхитительную колоннаду собора Святого апостола Петра в Риме, выходит на обширную площадь. Фасады соборов лишь незначительно отступают назад из общей линии домов. Они, не таясь, предлагают себя вниманию и религиозному усердию прохожих; узнать их можно по особому свойственному им архитектурному стилю. У каждой церкви есть дарованные царями большие участки богатой городской застройки, где дома или участки сдаются в аренду”.
В том же 1858 году в Санкт-Петербурге побывал другой французский писатель — Александр Дюма. Готовясь к этой поездке, он предвкушал встречу со святынями российской столицы: “Я увижу Невский проспект, Эрмитаж, Французский театр, Таврический дворец, Петропавловскую крепость, Елагин остров, Большую Миллионную, Казанский собор, памятник Петру I”.
Один из историографов Санкт-Петербурга, Павел Свиньин, в своей книге приводит эпизод, связанный с визитом в российскую столицу австрийского императора Иосифа II в июне 1780 года. “Разговаривая о Петербурге, он часто и с удовольствием повторял, что был свидетелем необыкновенных вещей в сем городе. Вообразите, — говорил он, — что пять или шесть человек идут в воскресенье вместе по улице и разговаривают дружески, придя на Невский проспект, они расходятся все на разные стороны, уговорясь в тот день обедать или быть ввечеру вместе. Все они пошли к обедне, но только один из них идет в русскую церковь, другой в лютеранскую, третий в реформатскую и так далее: все они были различных вер. Сие согласие между разноверцами не приносит ли отличной чести русскому правительству и характеру россиян?”
В начале XIX века был даже проект, предложенный одним французом — изменить название Невского проспекта на “Rue de tolйrance”, то есть веротерпимости, причем в качестве повода к подобному переименованию он указывал на построенные на Невском проспекте церкви — католическую, лютеранскую, реформатскую и армянскую.
Н. В. Гоголь, самый известный певец Невского проспекта, также подметил эту характерную черту Северной Пальмиры: “Трудно схватить общее выражение Петербурга. Есть что-то похожее на европейско-американскую колонию: так же мало коренной национальности и так же много иностранного смешения, еще не слившегося в плотную массу. Сколько в нем разных наций, столько и разных слоев общества”. Однако в своем “Невском проспекте” Гоголь не уделил внимания храмам, украшавшим главную “першпективу” столицы. Правда у Николая Васильевича была такая попытка, когда он писал “Нос”.
Свою фантастическую повесть Гоголь послал в редакцию “Московского Наблюдателя”, но она не была принята. “Нос” был напечатан только через год, в третьем томе пушкинского “Современника” (1836 г.), причем сцена в Казанском соборе не была пропущена цензурой. В письме, адресованном М. П. Погодину (18 марта 1835 г.), Гоголь писал: “Если в случае ваша глупая цензура привяжется к тому, что нос не может быть в Казанской церкве, то пожалуй можно его перевести в католическую”. Но в окончательном виде Казанский собор был заменен Гостиным двором.
Много живший за границей, Гоголь так определил свою позицию в отношении инославия: “Я не переменю обрядов своей религии. Это совершенно справедливо. Потому что как религия наша (православная. — а. А.), так и католическая совершенно одно и то же, и потому совершенно нет надобности переменять одну на другую. Та и другая истинна. Та и другая признают одного и того же Спасителя нашего, одну и ту же Божественную Мудрость (Иисуса Христа. — а. А.), посетившую некогда нашу землю, претерпевшую последнее унижение на ней, для того, чтобы возвысить выше нашу душу и устремить ее к небу”. А ныне застывший в бронзе близ Невского проспекта, на Малой Конюшенной улице, Гоголь смотрит на православный Казанский собор. Слева от него, за домами, католическая церковь святой Екатерины, справа — лютеранская Петрикирхе…
Приведем те слова из “Описания Санктпетербурга”, которые историограф Федор Туманский в конце ХVIII века посвятил Невскому проспекту: “Невская большая улица составляет славу России и во всей поднебесной не имеет себе подобныя тем, что на одной сей улице сооружены церкви осьми разных языков, разного веры исповедания, а) Российския: Рождества и Входа; б) римско-католическая, в) армянская, г) лютеранская немецкая, д) шведская, е) финская, ж) реформатская французско-немецкая, з) реформатская голландская, — пишет русский автор. — Се торжество христианина, объемлющего единым взором толико различных храмов, в которых иноязычники, иноземцы, инообрядцы, едиными усты Всевышняго славословя молят о благоденствии России. Вы, народы, просвещением гордящиеся и тщетно над Россиею превознестись желающие, покажите нам не улицу, но по крайней мере город, толико славное зрелище в себе заключающий!”.
После 1917 года для храмов Невского проспекта начался “обратный отсчет времени”. В 1920-30-е все они были закрыты, а главная магистраль города была переименована в “проспект 25-го Октября”. Еще в 1919 году поэт Александр Акимович Биск (1883-1973) писал:
И вот надолго черный некто
Позорную набросит тень
На тайны Невского проспекта,
На святость русских деревень.
Но вихрь пойдет и громом грянет
И рожь, как тучу, всколыхнет,
И с каждым колосом восстанет
Как будто начатый полет.
Что могли предложить новые власти жителям Петрограда взамен утраченного? Вот строки “талантливейшего поэта советской эпохи”, “горлана, главаря”:
Мне,
Чудотворцу всего, что празднично,
Самому на праздник выйти не с кем.
Возьму сейчас и грохнусь навзничь
И голову вымозжу каменным Невским!
(В. В. Маяковский)
Петербуржцы, оказавшиеся в эмиграции, с болью воспринимали утраты, понесенные российской столицей после 1917 года. Один из них, Григорий Сахновский (1891-1931), написал в 1928 году “Сонеты Петербургу”:
Туманы, хлад и улицы прямые…
Величие… Простор… Державный строй…
О, град Петра. Ты не сгибаешь выи,
Ты царственен над царственной Невой!
Размышляя о трагической судьбе Петербурга, Григорий Сахновский продолжает:
Разорники, разбойники лихие
Пришли сравнять храмины все с землей, —
Несокрушим, ты золотой иглой
Грозишь врагам возлюбленной стихии!
А завершают стихотворение такие строки:
Заблещет день… Бегут ночные тени…
Врагов своих повергнешь на колени
И победишь, бессмертный Петербург!
После смерти Сталина началась внутрипартийная борьба, в ходе которой было отменено празднование 250-летия основания Санкт-Петербурга (1703-1953). Но об этом помнила Зарубежная Русь; в апреле 1953 года в далеком Сиднее (Австралия) было написано стихотворение, начинающееся такими строками:
Санкт-Петербург. Тебе, Петра созданье,
Мы шлем привет из всех далеких стран
И, с плеч стряхнув тяжелый гнет изгнанья,
Летим мечтой чрез море-океан.
Автор этого посвящения В. А. Петрушевский обращался к городу на Неве от лица всех петербуржцев, рассеянных в эмиграции:
Нам не забыть твоих дворцов массивы.
Твоих ночей чуть бледноватый свет,
Парады майские, ширь Невской перспективы
И старой крепости могучий силуэт.
В стихотворении “К 250-летию основания Санкт-Петербурга” автор снова и снова скорбит о поруганных святынях российской столицы:
Ты в сеть попал великого обмана,
Когда тебя смутил мятежный бес,
И за грехи февральского дурмана,
Как Китеж-град, на много лет исчез…
Не нам, изгнанникам, тебя судить за это —
То дьявол сам справлял кровавый пир.
Но в час, когда над тьмой сверкнет луч света,
Санкт-Петербург увидит снова мир.
До возрождения церковных святынь и возвращения городу его исторического имени было еще далеко — это произошло почти через сорок лет, но надежда не умирала:
Мы верим в счастия приливы и отливы,
В приход весны на смену снежных пург,
Мы верим в то, что будут все счастливы
В тот час, когда воскреснет Петербург.
Еще один “голос из хора” прозвучал из Ливорно (Италия) где был издан поэтический сборник В. Сумбатова. В стихотворении “Град Петра” Василий Александрович пишет:
Но славы вековой умолкли хоры,
Империя приблизилась к концу,
И прогремели выстрелы с “Авроры”
Салют прощальный Зимнему Дворцу…
Ты имени лишен, но Всадник Медный
Руки не опустил, — придет пора,
Разгонит он рукой туман зловредный
И впишет вновь на картах: Град Петра.
“Оттепель” наступила в конце 1980-х. Еще были сильны позиции партийных функционеров, “кормившихся идеологией”, и было рано говорить о возвращении храмов верующим. Но важно было сделать первый шаг в этом направлении. В апреле 1989 года в “Ленинградской правде” появилась статья со скромной подписью: А. Толубеев, артист АБДТ им. М. Горького. Размышляя о бедственном состоянии храмов Невского проспекта, Андрей Толубеев, ныне всенародно признанный артист Академического Большого драматического театра им. Георгия Товстоногова, писал:
“Я не могу не сказать сегодня о позоре Невского проспекта, где бывшая Лютеранская церковь приспособлена под бассейн, а в Армянской церкви — склад. После того как Петр прорубил окно в Европу, к нам заглядывают гости. Согласитесь, стыдно же перед ними, надо набраться мужества, признаться в варварстве и исправить положение. Голландской церкви хоть повезло! Там библиотека. А бывший костел св. Екатерины Валлен-Деламота и Ринальди — редчайший пример переходного стиля от барокко к классицизму — еще до пожара превращен в склад. К нам приезжает много верующих, в том числе из стран социализма и развивающихся стран, и хорошо бы они не видели, куда все это развивается. Пусть видят этот костел действующим, бывают там, оставляют там свои печали и уезжают от нас с Надеждой, Верой и Любовью.
Если уж это предложение не вяжется с нашей внутренней идеологией (а может быть, устоявшимся прежним стереотипом), то хотя бы свяжем это с изменениями во внешней политике нашего государства. В крайнем случае пусть в лютеранской церкви звучит музыка Баха и Генделя, в костеле — Моцарта и Вивальди, а профессиональные актеры играют средневековые мистерии. В православном Казанском исполняются Бортнянский и Рахманинов — по-моему, это разумный компромисс. Давайте вернем человеку и всему, что создано, Человеческое лицо”.
Эта заметка появилась весной, а осенью того же 1989 года началась активная борьба за возвращение храмов Невского проспекта их общинам. 29 октября съемочная группа “Крыша” ленинградского телевидения организовала телесъемки около закрытых храмов на Невском проспекте. В программе приняли участие представители православной, католической, лютеранской и армянской общин, а также члены независимых объединений “Спасение” и “Эра”. Были отсняты Казанский собор, храм Спаса-на-крови, Спаса нерукотворного образа (православные), католический и армянский храмы св. Екатерины, лютеранская церковь св. Апостолов Петра и Павла (Петрикирхе). У стен закрытых храмов представители разных конфессий и политических партий потребовали возвращения верующим всех отнятых соборов, причем в том виде, в котором они были отняты.
А еще через два — не года, а дня! — 31 октября в ленинградском ВООПИКе прошло собрание христианской общественности. Основной вопрос, который обсуждался на собрании — возвращение верующим храмов на Невском проспекте. (По иронии судьбы и ВООПИК в то время располагался в бывшей церкви Всех скорбящих). Участники встречи перечислили храмы, которые, согласно здравому смыслу, долгу и ответственности перед Богом и христианами, необходимо незамедлительно отдать верующим. Это: кирха св. Петра и Павла, церковь Спас Нерукотворного образа, Спаса-на-крови, Казанский собор, костел св. Екатерины, армянская церковь и церковь, воздвигнутая в честь 300-летия царствования Романовых.
Члены лютеранской, католической, православной и армянской общин высказались за незамедлительное возвращение храмов, отметив при этом бедственное положение верующих лютеранского и армянского приходов.
Так все начиналось… В то время немногие могли предполагать, что через два года “оковы тяжкие падут”. Но вскоре после подавления августовского путча 1991 года “цирк сгорел, и клоуны (со Старой площади) разбежались”. Процесс возвращения храмов стал необратимым. Одна за другой общины принимали на свой “баланс” церковные здания, за годы советской власти доведенные до “руинированного состояния”. Начался долгий и трудный процесс реставрации, который продлится еще не один год и не одно десятилетие. Но, несмотря на эти проблемы, христианские общины смогли избежать конфессиональной замкнутости и не “разбежались по национальным квартирам”. Духовенство и миряне часто бывают в гостях друг у друга: на праздничных богослужениях, памятных юбилеях, концертах духовной музыки, конференциях, выставках. Вот что говорит Рубина Калантарян, народная артистка России, заслуженная артистка Армении: “Раз в месяц в Лютеранской церкви на Невском, где располагается Немецкое культурное общество, мы проводим бесплатные концерты, собирающие более двух тысяч человек”.
И еще одним подтверждением сказанному явилось знаменательное событие, имевшее место 31 сентября 1999 года. Перед лютеранским собором святых Петра и Павла на Невском проспекте состоялось открытие памятника немецкому поэту и философу Иоганну Вольфгангу Гете. Открытие памятника, а также концерт камерного хора “Петербургская серенада” было частью большой программы, организованной консульством ФРГ и петербургским комитетом по культуре, посвященной 250-летию со дня рождения Гете и 200-летию со дня рождения Пушкина. Выбор дня и места открытия памятника не случаен. Именно в России были написаны самые яркие переводы стихов Гете, авторами которых стали Жуковский и Лермонтов, А. К. Толстой и Фет, Пастернак. Именно под влиянием творения Гете Пушкин написал свою знаменитую “Сцену из Фауста”.
Бюст Гете, который был выполнен петербургским скульптором Левоном Лазаревым, олицетворяет взаимодействие трех культур — немецкой, армянской и русской.