Опубликовано в журнале Нева, номер 8, 2003
У моряка нет тяжелого и легкого пути.
Есть только один — славный.
П. Нахимов
Это здание на Петроградской стороне, ярко-голубое, с белым декором, выходит главным фасадом на Большую Невку. Контурами оно напоминает корабль: резко смещенный от центра шпиль с башенкой, круглые, похожие на иллюминаторы, окна последнего этажа. Сходство усиливает близость крейсера “Авроры”, очертания которой словно повторяют силуэт здания. “И игла шпиля, устремленная в небо, и соседство с Невой, и бюст Петра, царя-морехода, основателя флота российского, многие другие детали так удачно совпадают, что даже мне, зодчему, кажется, будто я проектировал этот дом именно для нахимовцев”, — признавал уже в советские времена академик А. Дмитриев, создатель великолепного памятника архитектуры начала ХХ века. Для нас, современных петербуржцев, недавних ленинградцев, это здание давно неотделимо от расположившегося в нем Нахимовского училища.
С конца февраля нынешнего года СМИ всех видов испытывают к училищу неиссякаемый интерес: еще бы, что-то прогнило и в морском королевстве, да так, что потребовалось вмешательство военной прокуратуры. Писали о Нахимовском и раньше. В других аспектах. Появлялись статьи в периодике: панегирики к юбилейным датам, отчеты о плодотворной практике и учебе, восторженные очерки о романтике дальних морей. Были сборники: публицистика, воспоминания бывших воспитанников. Художественная литература. Не было, правда, полноценной истории уникального военно-морского учебного заведения Петербурга, объединившего и культивировавшего в себе черты учебных заведений старой и новой России.
Солидная, увесистая книга: Грабарь В. К. Нахимовское училище: История. Традиции. Судьбы. — СПб.: Искусство-СПб., 2003. — 510 с., ил. — восполняет этот пробел.
Есть все, как и должно быть в документальном исследовании: архивные документы, фотографии, даты, статистика, именной указатель, библиография, и словарь морских терминов, и перечень бывших и нынешних военно-морских учебных заведений, и морские воинские звания, аж от Табели о рангах.
Есть обширный экскурс в далекое и не столь отдаленное прошлое: Петроградская сторона, отнюдь не пустынный уголок и в допетровские-то времена, а уж какие дворцы здесь стояли при Петре — об этом свидетельствуют воспроизведенные в книге старинные гравюры, жаль, что до нас сохранился только домик основателя столицы, даже часовня Спасителя не уцелела. А само здание, последняя крупная стройка в дореволюционном Санкт-Петербурге? Тут и “Мир искусств”, и Бенуа, и Добужинский, и Кустодиев, и оставшиеся от былого великолепного внутреннего убранства изразцы с надписями: “Мир хорошо, однако притом не дремать надлежит”, “Пульки бояться — не идти в солдаты”… И милые сердцу подробности: вместо отчисленных для строительства Училищного дома Петра Великого 613 тысяч рублей подрядчики истратили 555 тысяч, сэкономили “на круг”.
Воздадим должное комиссии по подготовке к 200-летию Санкт-Петербурга, затеявшей строительство обычной школы как “памятник виновнику чествуемого события в такой осязательной форме, чтобы он вечно был на виду у обывателей столицы, которые при взгляде на предлагаемый памятник невольно мысленно переносились бы к славе Великого Преобразователя России; памятник этот должен служить не только украшением города, но удовлетворять одной из насущных потребностей столицы. Таким памятником Петру Великому, радевшему о просвещении русского народа, должен быть народный школьный дом, где не одна сотня подрастающего поколения будет озаряться светом разума”. Какие “осязательные формы” оставим мы потомкам в память о 300-летии Петербурга? Шансы у нас еще есть, ведь и школа приняла своих первых учеников только в 1910 году: и место требовалось выбрать, и конкурс среди архитекторов провести, и построить.
Иной раз быль оказывается поувлекательнее любых легенд (а они есть): здание-то для Нахимовского выбирал в 1944-м сам Косыгин, тогда председатель СНК РСФСР, до 1919 года он учился в школе на Петровской набережной.
Любители истории найдут в книге и очерк развития военно-морского обучения в России от эпохи Петра I до наших дней: Навигацкие школы, Морской корпус, кадеты и гардемарины, нахимовские училища…
Представлен и богатейший документальный материал об истории собственно училища, рассказ о других, родственных ему, но закрытых в связи с изменившейся политической ситуацией… Ох уж эти ситуации: съезды, постановления, чистки, то решение о полной военизации училища, то о всеобщей англофикации преподавания, то изменения правил приема… А то, в 1960 году, и попытка совсем закрыть училище, в результате которой оно утратило свою исключительность, встав в ряд с подготовительными курсами для высших учебных заведений. Перемены влияли на повседневную жизнь воспитателей и воспитанников: на их занятия, увлечения, взаимоотношения…
Взаимоотношения… Работая над своей книгой, автор, очевидно, не мог и предположить, что через некоторое время вокруг его альма-матер — В. Грабарь сам в прошлом нахимовец (поступил в 1958 году), впоследствии капитан второго ранга, старший научный сотрудник Военно-морской академии, — разразится скандал. Тем более значимо то, что он пишет о природе и характере конфликтов между воспитанниками, — в конце концов, предполагается, что в документальном исследовании нет места поспешным суждениям. А взглянуть на проблему, чуть отстранившись от сиюминутных страстей, всегда полезно.
Как ни странно, советские ученые, подробно исследуя и описывая поведение кадет, поведением нахимовцев почти не интересовались, так что В. Грабарь делает первый шаг по изучению этой вдруг ставшей столь актуальной темы. По его наблюдениям, с позапрошлого века до начала ХХI сохраняется кадетский набор проступков и шалостей: “давить масло”, устраивать “кучу малу”, “смазь вселенскую”, делать “конверт” (подворачивать простыни в постели товарища). Да и дрались мальчишки всегда. Даже забавы были связаны с противоборством. Кто прав, кто виноват, издавна выясняли с помощью кулаков, чаще дрались по принципу: “давай стыкнемся”, и, замечает автор, сам прошедший школу мальчишеского самоутверждения, кто дрался наиболее жестоко, зачастую становились лучшими друзьями. Были и сложности совместного воспитания воспитанников разного возраста: в дореволюционной России гардемаринам запрещалось посещать кадет из подготовительных классов, в Нахимовском разделить воспитанников по возрасту не удавалось. И старшие муштровали младших, но в экстремальных ситуациях нахимовцы всегда проявляли сплоченность и взаимовыручку, и старшие всегда готовы были защитить молодняк от сторонних “воспитателей”. Проступки, как правило, совершались некоей малочисленной группой ребят, “патологическими нарушителями”, чаще всего случайно попавшими в училище. Описание их “подвигов” обычно становилось прелюдией к отчислению. Другие формы воздействия на строптивцев? Их брали “на карандаш”, давали легкие затрещины, посылали чистить гальюны, лишали увольнения в город.
“Статистика обманчива, проблема проступков с трудом поддается изучению”, — признает автор и отмечает, что, по статистике, в неспокойные времена проступков больше. Да и каждое время имело свои особенности: дети войны тяжело привыкали после вольницы к жестокой дисциплине училища, их одолевала тяга к путешествиям, они сбегали из училища, в шестидесятые воспитанники повально бросились коллекционировать значки, выпрашивая их у интуристов, посещавших “Аврору”. С умопомрачительной изобретательностью, нарушая все правила, подгоняли воспитанники казенную одежду под свои меняющиеся представления о моде: то революционные клеша, то штатские дудочки. Стремясь выглядеть как бывалые моряки, выбеливали хлоркой воротнички. Детям, подросткам свойственна подражательность и в плохом, и в хорошем, возрастные психологические особенности остаются теми же, только меняются и времена, и образцы для подражания. После того как один нахимовец стал “героем”, отдав найденный им кошелек с деньгами, началась эпидемия “находок”: желая походить на людей коммунистического будущего, воспитанники несли свои деньги. Давно уже пылятся на полках библиотек “Уходим завтра в море” И. Всеволожского, “Взморье” И. Жданова, “Рассказы” М. Глинки, “Мальчишки в бескозырках” В. Иванова, — книги, прививающие воспитанникам понятия о чести и достоинстве, тем более что среди авторов были и свои, бывшие нахимовцы. Можно предположить, что их заменили “бешеные” герои уголовно-криминального чтива и безжалостные Рембо телевизионных экранов. Да, времена, да, нравы… Раньше все посылаемые из дома продукты воспитанники ели вместе, и родители соответственно формировали посылки, теперь бабушки и мамы напихивают сладостями своих чад сверх пуза перед входом в училище. Раньше воспитанники смотрели фильм “Счастливого плавания” с Н. Черкасовым в главной роли, теперь американские боевики…
В. Грабарь пишет и о секретах любви и нелюбви воспитанников к своим преподавателям, и о кадетском кодексе чести, подробно анализирует проступки и шалости нахимовцев, ибо все их прегрешения учтены в приказах, составивших за 60 лет толстенные тома. Вскоре этот кондуит пополнят новые документы — и взвешенная оценка нынешней ситуации, и породившего ее времени еще впереди.
В. Грабарь не морализирует, он по крупицам воссоздает быт первых десятилетий существования училища, делится своими воспоминаниями, кратко излагает хронику последних лет. Военно-морская и общевойсковая подготовка, морская и корабельная практика, шлюпочные походы на озере Сули-ярви, переименованном впоследствии в Нахимовское, и заграничные плавания… И “Аврора”, поставленная в 1948 году на вечную стоянку и ставшая на 12 лет учебной базой нахимовцев. И занятия иностранными языками, живописью, музыкой, бальными танцами — вальс, падепатинер, падекатр (бальные танцы преподавали до 1959 года), посещение театров и музеев… Олимпиады, спартакиады, моделирование… И именитые гости… И парады… “Средства патриотического воспитания, равного по силе участия в парадах, честно признаться, не было”.
И все-таки автор рассказывает об училище странно. Странно с точки зрения сегодняшнего дня, когда мы еще не отвыкли от разоблачительного пафоса. Странно для далекого от лирики жанра — документального повествования. А странность эта заключается в том, что первая “биография” Нахимовского училища написана с любовью, с чувством благодарности к тем, кто самоотверженно воспитывал мальчишек с далеко не простыми характерами (и сирот, и сынов полка, и юнг с кораблей, и детей и протеже военных и гражданских начальников, партийных работников и артистов). Не будем замалчивать очевидное: речь-то идет о советских временах!
Исходным документом для организации Военно-морского подготовительного училища имени великого русского флотоводца адмирала Нахимова стало совместное постановление СНК и ЦК РКП (б) “О неотложных мерах по восстановлению хозяйства в районах, освобожденных от немецкой оккупации” (21 августа 1943 года). Надо было решать и судьбы детей-сирот. Немало их было и во флоте. 16 октября 1943 года подписан приказ, первое из училищ появилось в “сухопутном” Тбилиси (из-за сложностей военного времени), а уже летом 1944 года нашли возможность открыть новое самостоятельное училище и в Ленинграде. 18 сентября 1944 года — первое зачисление в Ленинградское нахимовское училище. Среди отцов-основателей — народный комиссар ВМФ СССР адмирал Н. Г. Кузнецов, председатель Ленинградского городского совета депутатов трудящихся П. С. Попков, секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП (б) А. А. Жданов.
Ленинград еще не оправился от блокады, а тут орава неорганизованных мальчишек, незнакомых с элементарными гигиеническими навыками: мытьем рук, стрижкой ногтей… Валенки, шапки, парты, питание, ремонт пострадавшего во время войны здания, обустройство, снова питание, летний лагерь в живописном месте Карельского перешейка, неразорвавшиеся снаряды под боком у шустрых воспитанников… Несть числа проблемам… Они решались, и решались успешно. Собственно говоря, почему мы, оказавшись сегодня перед сходными проблемами детской беспризорности, игнорируем опыт прошлого? Только потому, что он был советским? Да только ли советский?
В книге очень много фамилий. Кому-то подробное перечисление, рассказ о повседневном труде руководителей училища, преподавателей, воспитателей покажется скучным, кому-то в радость: ведь в этой книге судеб он найдет и знакомые имена, а может, и имена утерянных родных, хотя бы в списке командно-преподавательского состава училища 1944–1964 годов… За годы советской власти родословные оказались забыты из-за необходимости скрывать происхождение. Тем поразительнее факты, собранные в этой книге и восстанавливающие связь времен. Пред нами предстает ряд блистательных биографий военно-морских офицеров, среди которых выпускники дореволюционных военно-морских учреждений, бывшие дворяне, потомки дворян, востребованные временем: ведь, кроме помощи сиротам, в годы войны встала и другая актуальная проблема — профессиональная подготовка будущих военных.
При создании советских военных училищ перенимались организация и структура старых кадетских корпусов, что и не скрывалось. Они должны были напоминать благотворительные сиротские дома дореволюционного времени, аналог для военно-морского училища имелся — кадетские классы Морского корпуса.
“Бывшие” обучали своих питомцев не только профессии моряка, но и умению держать себя в обществе и за столом. За двойки по танцам не пускали в город: ведь офицер должен уметь танцевать. Так же как и воспитанникам царских корпусов, в театре нахимовцам не позволялось рассаживаться ни до начала спектакля, ни в антракте, пока все старшие офицеры не заняли свои места. Корректность, вежливость, нравственное воспитание, поощрение здорового самолюбия… Принципы воспитания соответствовали принципам воспитания морского офицера Российского императорского флота, только вместо преданности царю и отечеству провозглашалась преданность делу партии Ленина — Сталина.
В установившейся в первые десятилетия системе воспитания автор углядывает чье-то стремление, чтобы нахимовцы походили на царских офицеров, чтобы воинское начало впиталось в плоть и кровь воспитанников еще с ранних лет. Мальчишки первых выпусков воспринимали Нахимова как своего далекого родственника, да и правнук великого адмирала учился в Нахимовском.
Дворянские и пролетарские обычаи смешивались, например, к кадетской форме протеста — коллективному шмыганью носом — добавился отказ от пищи, революционный прием, заимствованный из фильма “Броненосец └Потемкин””.
В сталинском СССР не побоялись обратиться к опыту детского военного воспитания дореволюционной России. Чуть меньше трех десятилетий отделяло рождение нового училища от закрытия Морского корпуса. Тридцать лет назад Нахимовское являлось престижным училищем. Выпускники Нахимовского становились адмиралами, академиками, учеными, крупными руководителями, инженерами, офицерами далеко не бесславного флота. Значит, обращение к традиции оправдало себя.
По книге В. Грабаря можно проследить, как рождаются и умирают традиции. И возрождаются, если живы их носители, несмотря ни на какие социально-экономические пертурбации и на девальвации идеологических ценностей.
Книга “Нахимовское училище” вышла очень своевременно. Формально, потому что исполняется и 300 лет со дня основания Санкт-Петербурга, и 200 лет со дня рождения адмирала П. С. Нахимова, и 60 лет Санкт-Петербургскому нахимовскому военно-морскому училищу. А неформально, потому что события в Нахимовском вынуждают сегодня по-особому читать эту книгу и еще очевиднее осознается значимость подобного обращения к опыту предыдущих поколений, к опыту, предстающему в едином потоке времени, без купюр политических заказов. И “странность” авторской позиции, а вернее, просто нормальный, здоровый взгляд в прошлое, отсутствие обличительного пафоса и конъюнктурных выкладок, спокойный тон в изложении фактического материала, весьма симптоматична: пришло время собирать камни, которые ожесточенно разбрасывались весь ХХ век, и подходящие закладывать в фундамент нового здания. Строить хорошее, доброе, вечное всегда приятно.
Елена Зиновьева