Опубликовано в журнале Крещатик, номер 3, 2017
|
«СУМЕРКИ» |
Выпуск 77 |
Сумерки –
заря, полусвет: на востоке, до восхода солнца, а на западе, по закате; <вообще>полусвет,
ни свет, ни тьма; время, от первого рассвета до восхода солнца, и от заката до
ночи, до угаснутия последнего солнечного света.
В. И. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка
Я продолжаю внутренне существовать в сумерках и в «Сумерках». Это позволяет мне
иногда (очень редко) чувствовать себя почти счастливым человеком.
А. М.
«Сумерки» – одно из основных изданий питерского литературно-художественного самиздата, наряду с «Часами», «Обводным каналом» и «Митиным журналом».
Журнал «Сумерки» издавался в Ленинграде-Петербурге на протяжении без
малого десяти лет, с 1988-го по 1995-й. Было выпущено 16 номеров. Первые
четыре – классический самиздат: формат А 4,
машинопись, переплет, вклеенные фотографии и рисунки (тираж 32–50 экз.). С 1989
года журнал стал выходить на ксероксе (110 экз.). И только номерам 11, 15 и 16
посчастливилось быть изданными в «нормальной» типографии (тиражами,
соответственно, 5000, 800 и 500 экз.).
Помимо номеров, выходили и приложения:
– К 70-летию А. И. Солженицына (машинопись; 1988).
– Григорьев Дмитрий. Неторопливый гребец (стихи и рисунки автора;
ксерокс; 1990).
– «Теория и практика игры в аду» (к 80-летию русского авангарда)
(редакторы-составители А. Гурьянов и А. Мирзаев,
художники Е. Иванова и А. Клопов; ксерокс; 1990).
Материал под названием «Несчастно как-то в Петербурге…», посвященный
50-летию Леонида Аронзона и помещенный в разделе «Не
город Рим живет среди веков…» 4-го номера, был размножен ксерографическим
способом и выпущен отдельным изданием (тираж 50 экз.).
О «Сумерках» писали довольно много, даже после того, как журнал прекратил
свое существование. Статьи о журнале и перепечатки материалов
из него появлялись не только в питерских СМИ («Смене», «Петербургском
литераторе», «Литераторе», «Часе ПИК», «Новой газете», «Невском времени»,
«Вечернем Петербурге» и др.), но и в «Литературной газете», «Знамени», «Новом
мире», московском альманахе «Индекс», свердловском «Лабиринте-Эксцентре»,
саратовской «Волге», рижской «Балтийской газете», парижской «Русской мысли»,
нью-йоркском «Черновике», франкфуртских «Гранях»,
российско-американском «Русском тексте» (Лоуренс –
Санкт-Петербург – Дэрем) и прочих
изданиях.
Но мало кому известно о «предсумеречном»
периоде, о том, что предшествовало выходу журнала, с чего все начиналось….
В 1984 году Дмитрием Синочкиным был выпущен
самиздатский сборник «Трилистник» (тираж 12 экз.), включавший стихотворения
Алексея Гурьянова, Александра Новаковского и Игоря Савво.
А спустя четыре года вышел в свет первый номер журнала, открывающийся
стихами этих поэтов. А. Гурьянов, А. Новаковский и Д.Синочкин и стали теми самыми «тремя китами» –
редакторами «Сумерек» (с 1989 г. в подготовке, редактуре и издании принимал
участие и автор этих строк).
Вспоминая о тех достославных временах, мы решили поместить несколько
стихотворений из 1-го номера: Гурьянова, Новаковского
и Савво (1957–2006; Саввушки,
как звали его друзья, одного из основных «сумеречных» поэтов), а также
предисловие (своего рода «манифест поколения тридцатилетних»), открывающее этот
номер, опубликованный 30 лет тому назад.
МОЖЕТ, БЫТЬ?
Серебряков:
– Надо, господа, дело делать!
А. Чехов
Растут тиражи периодики и очереди у киосков «Союзпечати». У пивточек все чаще бывает пусто: ни пива, ни клиентуры. Такая вот рокировка.
Зачем и кому нужен еще один журнал?
Нам самим – прежде всего.
Все напористее сорокалетние литераторы, подпираемые шустрым молодняком. Что остается тридцатилетним? Не всем дано благое умение наживать трудовые мозоли на локтях, складывать рецензии и отзывы в папочку, постигать законы игры, принятые в редакциях и издательствах.
А может быть, то, что мы собираемся предложить читателю, в иной (немашинописной) форме и не может существовать?
Трудно судить. Это вопрос больной и требует отдельного разговора.
Принцип свободы слова: значит ли это, что каждый гражданин страны может высказаться, или же – что он имеет право быть услышанным?
Не одно и то же.
Многие люди – разного возраста – считают именно свое поколение «потерянным». Мы не исключение.
Тридцатилетние. Поколение одиночек.
Застой – это отсутствие движения в плоскости (вперед-назад, вправо-влево). По вертикали (вглубь) продолжалось и продолжается.
Время разводило нас по углам, кочегаркам, религиям. Но оно же заставляло погружаться в себя, вычерпывать ил иллюзий.
Мы хотим быть услышанными.
Но кричать не умеем.
Разница между поколениями определяется еще и этим: способ: способ ухода.
Может, и этот журнал – тоже один из способов?
Может быть.
Жаловаться трудно. Если жизнь чем и была богата, так это вариантами ухода от нее. Можешь подметать или топить, а трое суток через одни – изучать философию; можешь петь мантры или пить водку… Первый виток – уход от чего-то. Не суть важно, что ты делаешь, важно – чего не делаешь.
Но возраст, возраст. Да и момент критический. Вдруг совпало внутреннее состояние с тем, что вокруг (не во всем, но в общем, в главном…)
Если не получится быть услышанным сейчас – может быть, никогда. Горят не только рукописи, перегорают люди. Второй, третий виток… Уход в дом, конформизм, дзен… Как-то состояться. Через пассивный протест это ни у кого из нас, кажется, не получается. Фига в кармане право на душевный комфорт не дает.
Есть в машинописных листах некий привкус подпольности.
Вот его очень хотелось бы избежать.
Не потому, что страшно.
Хотя – страх из числа важных составляющих, грешно умолчать. Боялись долго, собственно, выросли на этом. «А не посадят?» – естественный фразеологический автоматизм, реакция на все новое, не предикативная единица, а так, для связи слов.
И юридически – полная неясность.
Самиздат – это сколько экземпляров? А лет?
За Солженицына – наверняка, а вот за Галича, Бродского, Замятина? Кто – уже отщепенец, кто – еще нет?
Впрочем, и сейчас многое неясно. Поставим эксперимент на себе.
И еще: страх этот, пожалуй, никогда не был конкретным, прямым. Он прятался в мотивах странных поступков, в навязчивых мыслях, в иронии; разряжался фольклором (заземление через анекдот).
Может, и это издание – своеобразная форма разрядки?
Вопросов куда больше, чем ответов. В полном соответствии с названием. Причины неясны, побудительные мотивы туманны, с целыми и задачами не лучше.
Дальняя цель (очень дальняя) – в меру наших сил способствовать, говоря высоким слогом передовиц, демократизации культуры. Конкретно – созданию и развитию сети частных типографий и кооперативных издательств.
«Самые читающие в мире» – что ж мы так не верим читателю? Боимся дать ему право определять, что хорошо, а что плохо? И голосовать – не мандатом, а карманом.
Но это все нескоро, если вообще.
А может – невысказанное желание раздвинуть рамки внутренней свободы? Сама по себе эта замечательная вещь эстетической ценностью, правда, не обладает. Но зато является обязательным условием.
Ближняя цель: попытка показать (кому только?), что печать, неподконтрольная Горлиту и СП, может отличаться от официальной не отбором тематики (лагеря, психушки и т. п.), не сенсационностью, не авангардным эпатажем, но уровнем прежде всего.
Это, конечно, нахальство.
Потому что уровень нашей сегодняшней «официальной» печати можно измерять по С. Куняеву и Г. Маркову, а можно – по Булгакову и Платонову.
Впрочем, что ж опасаться соседства – Куняев ведь не опасается…
Предполагаемая программа журнала «Сумерки» в целом консервативна, а вкусы редколлегии, в общем, традиционные.
Кроме стихов и прозы довольно узкого (хочется верить, что временно) круга авторов, близких по духу и лично, будут помещаться критические статьи, театральные обзоры. В планах редакции – разговор о современной живописи, об экологии и архитектуре.
В разделе публикаций проблем с материалом пока нет – слишком много накопилось ненапечатанного, даже в «толстых» журналах места на все не хватит. При этом мы рассчитываем соблюдать основной критерий: публиковать – те вещи из архива, на которых выросли и сформировались такими, как есть.
И еще раз хочется подчеркнуть: термин «тридцатилетние» относится лишь к инициативной группе, к редколлегии, а вовсе не к составу авторов.
Общую же консервативность направления, о которой сказано выше, следует понимать в добром старом смысле – как терпимость ко всему новому плюс оценка этого нового с точки зрения вечности. Страницы журнала будут открыты и для авангарда, – мы оставляем за собой право на отбор и редакционный комментарий.
Один из главных моментов, от которого во многом зависит дальнейшая судьба издания, – «обратная связь».
Редакция очень рассчитывает на контакт с читателем, а также на приток свежих художественных, публицистических, философских материалов.
Мы предполагаем также выпускать сборники авторов, публикуемых в нашем журнале, в виде приложений (в том случае, если это заинтересует читателя).
<1987>Дмитрий Синочкин, Алексей Гурьянов, Александр Новаковский, Игорь Савво
/ Санкт-Петербург /