Опубликовано в журнале Крещатик, номер 4, 2012
Римма ЗАПЕСОЦКАЯ
/ Лейпциг /
Германия
|
Германия Германия: Тевтоны. Саги. Битвы. Абсурд. Освенцим. Вагнер. Холокост. Кант. Моцарт. Гёте. Ницше. Бах. Молитвы. И через пропасть – покаянья мост. * * * Ягоды красные на снегу, яркий сигнал тревоги. И спотыкаюсь я на бегу, падаю на пороге. Словно заслон на моем пути кто-то опять поставил. Как мне до цели своей дойти в этой игре без правил? Ягоды красные на снегу рану в душе задели. Сколько же, сколько ещё смогу жить на таком пределе?.. * * * Ты только эту боль не трогай, мой друг далёкий дорогой! Уж так случилось, что дорогой пошел когда-то ты другой. Я вынесла тебя за рамки, закрыла дверь на все замки. Но нам обоим снились замки, где были мы с тобой близки… Давай оставим наши споры, пусть не вернуть нам той поры – Земли еще открыты поры, и мы берём её дары. Весенняя пастораль Весною не хочется думать о зле, природа ликует весною. Мой поезд идет по германской земле – и что-то творится со мною. То сон или явь, я не знаю сама: мелькают из гриммовских сказок дома, долины, и горы, и речки, цветущая красками всеми земля, заплатами желтыми – рапса поля, лошадки, коровки, овечки и маленькие человечки. * * * Всегда на мушке у судьбы, всегда в Господней длани. Мы дети Божьи и рабы на жизненном экране. Безумен наш подлунный мир: в душе несовместимы Освенцим, звёзды и Памир, восход и Хиросима. Качается земная ось при буре-непогоде… Так мало сделать удалось, а время на исходе. И нужно подводить итог: кто я и чт? я значу? Шагну я скоро за порог, где будет всё иначе… Неожиданный Париж «Ты только больше не болей! Что хочешь ты на юбилей?» – моя сестра меня спросила. (Хочу попасть на край Земли и чтоб меня там не нашли! – чуть было я не огласила.) Сказала я: «Хочу в Париж!» – так как обычно говоришь банальнейшую эту шутку. Ведь знаю правила игры… Но слышу я слова сестры: «Постой, постой одну минутку… В Париж? Ну что же, поезжай и собери там урожай всех впечатлений самых ярких». И вскоре я, как в странном сне, пересекла рубеж – и мне предстал Париж видений жарких. Не узнавала я Монмартр: то был какой-то Конго-арт. – Я не ждала подобной встречи. И что богема Монпарнас давно уж предпочла, у нас об этом не было и речи. Да, это был немалый шок и поучительный урок: каков наш век, такие лица. В Париж хотела в юбилей? Так ни о чем и не жалей! Иль нужно тут же застрелиться. Париж увидев – умереть. В огне любви своей сгореть, поджечь собой Мулен Монмартра – всё, что осталось с тех времен, когда рождались импресьон, стихи Рембо и пьесы Сартра. О неожиданный Париж, ты словно в пламени горишь, в холодном пламени печали. И всё равно прекрасен ты, как завершение мечты, её конец в её начале. Божий город Миг в городе Божьем на сломе эпох и тысячелетий на грани… И куст Моисеев еще не засох на поле невидимой брани. Здесь тридцать веков свой развеяли прах и снова земля плодоносит, и мир наш подлунный на всех языках Творца здесь о милости просит. Из камня пустыни тут строят дома, грозят непрестанно соседи, и Воля Небес проступает сама в любом остающемся следе. Еврейские буквы, арабская вязь и рядом английский привычный – такая кровавая, кровная связь на вывеске самой обычной. Блеск Мёртвого моря как явленный знак, пульс космоса в каждой песчинке… Даются тут силы рассеивать мрак и крылья – ничтожной личинке. * * * Творцом поставлена Игра, где я, разумное творенье, рождаю вновь стихотворенье, как жизнь, на кончике пера. И, как на шахматной доске, душа лишь пешка иль фигура. Игра совсем не синекура, и жизнь висит на волоске. И нужно мне понять сквозь муть потока смертного страданья ответ великий Мирозданья, Игры божественную суть. Из «Венка тысячелетию» Тысячелетью нашему конец, И всё-таки оно ещё продлится, Пока в наш век рождённых видим лица, Пока последний не уйдёт жилец. |