Опубликовано в журнале Крещатик, номер 2, 2012
В гостях у «Крещатика» СОЮЗ ПИСАТЕЛЕЙ ХХI ВЕКА
Дмитрий ЦЕСЕЛЬЧУК
/ Москва /
Рождественская эпистола
|
Рождественская эпистола Памяти Равиля Бухараева Равиль и Лида – Лида и Равиль Григорьева – она он – Бухараев Сбывается рождественская быль Сугробы наметая у сараев Герой Равиля узником в хими- ческом концерне процветает явно А героини Лиды лейкеми- ей мучимы тоски что жизнь бесславна Хотя как поглядеть Ведь Альбион залог того что оба не бастарды К Отечеству вполне приравнен он к тому ж у мажардомов бакенбарды тут гуще Поплотней туман (хотя был в Лондоне но не видал тумана) Равиль умён но кое в чём – дитя а Лида стала строже Как ни странно у почерка её столь плотный строй что не найдёшь ни трещинки ни щели Как водится – лирический герой характером схож с автором На деле – как однояйцовые близнецы Двойняшки ли тройняшки – безразлично Пусть этим занимаются спецы а я же засвидетельствую лично что Лиду и Равиля по Москве знавал достаточно – ко мне на дачу в гости съезжались Бердников и company саке пивали на пленере бросив кости Венок сонетов вешая на грудь (тройной короной щеголял лишь Лёша – наш Эзра Паунд) знали – в звуке суть стихи читая не без выпендрёжа Вступили с Лидой мы в один профком – Литфондовский был Бердников – в «Худлите» (хотя о мелочах не помнит он) и ростом мерились – кто знаменитей О Бердникове (что ж он рвёт строку) скажу потом Хотя его «веночки» как сифилис прилипнут и ку-ку – дня как Олеша не прожить без строчки Должно быть Лида подцепив «микроб» смогла его унять пенициллином живого слова что не в бровь а в лоб читателю бабахает И сплином (тоскою по-английски) заболеть ей не грозит В эпистолярной драме (в рай норовя затягивают в ад) «Я вам пишу, чего же боле… Странны мне собственные мысли и самой – Сумела явь от сна отъять однажды! А Суперстоун? Кто он? Боже мой Неужто муж? И вправду – муж От жажды как дура изнывая над ручьем не ссучилась а нить судьбы ссучила» (И тут – Равиль встает во весь объём пусть небольшой) Но не напрасно била когда-то ухажера по башке (мой венский стул хромой – в углу сарая) Носил стишата Хлебников в мешке Как зензузавер в небе замирая Возможно что застыв как зензувер Но я хотел бы «объяснить о главном» Равиль без спора – Главный Кавалер и Кабальеро в исповеди плавном течении И не случаен ток имён фамилий случаев До кучи добавлю – в ВТО сплошной восторг от сборника Григорьевой Но круче чем тот удар что как сатори вбив сидение в башку сберёг от дури в безвестности зачахнуть Был бы МИФ – уж мы пророем лаз в макулатуре и вынырнем настырные как мышь на божий свет с коротеньким романом Лишь был бы тыл надежен Скаты крыш и гаражи подёрнулись туманом пурги и вьюги Вьюги и пурги (хоть в этом поквитаться с Альбионом) Всё ближе чьи-то хрусткие шаги Как Командор в метели – Суперстоун 7 января 2002 – 19 марта 2012 * * * Стояла ночь – легла на землю мгла, Из классиков сказал об этом кто-то, Но жизнь переупрямить не смогла, И шла вокруг подспудная работа. Протянешь руку – не видать ни зги, Куда плечо девалось, пальцы, локоть, И кажется, что вышибло мозги, – Но голову любому дам потрогать. Ощупавший заметит: голова – Как без него дела бы шли на свете?! Он сохранил нам главное – слова, А мгла растает – знают даже дети. И тот, кто пробудиться утром смог Одним из первых, уж полощет зубы… За что люблю я речи строй и слог, За то и поцелую тебя в губы. Гадкий утенок Зазывно стенает электропила. Лишайник и мох заползли на березу. Пчела раскружившись зудит, как юла. Поэзия перелицована в прозу… – Для дома, – съязвила, – такие стихи, – Получше – похуже, как кинешь монетку… А в Кинешме тоже поют петухи, И кочетом лезет сосед на соседку. А в Бронницах бронь выдают ездокам – На скором езжай хоть до Владивостока… За то, что я «дал петуха», по рукам Дала и поэта из сердца исторгла. Выходит, расстаться настала пора С мечтой, что талант пригодится на что-то… Пила обскакала «восторг топора», – Но о Пастернаке и знать неохота. Хотя он подобную боль перенес – Был меченым критикой Дачником Вечным. Поэта опального жалко до слез, Но тяга сильнее к разлукам беспечным. И ты понапрасну не веришь в стиха Почти что кирпичную звучную кладку, У нобелеата подушка суха – В аптечке тебе, что разыскивать ватку, – Вся краска на месте. А гонор и тон, – Как блеянье водопроводного крана… Солью с безудержной пилою свой стон, Под холмиком соли – открытая рана. – Там многое нужно еще изменить, – Вонзаешь вдогонку змеиное жало. Судеб разрывается Парками нить, Когда поезда убегают с вокзала. Свободный художник, – пишу, что хочу, Точней, что нашепчет капризница-Муза. С женой посложнее: чуть что – накричу, А кием шару предназначена луза. Но если рассоримся, значит в бильярд Такой доиграть не намерены оба. Добро бы еще бабник был или бард, А так, что случится с «любовью до гроба»? Военнообязанный клятву дает, И женообязанный клятвопослушен… Не смотрит жена благоверному в рот – Таблетку кладет. Приближается ужин. Чего домогается стих, не пойму, – Развода по всей обязательной форме За то, что встречают его по уму, И он разъярен, как индюк на прокорме? Надулся и гребень откинул со лба. Ну, а для кого тебя пишет хозяин? – Для Дамы, с которой связала судьба, Пускай и с далеких рязанских окраин. Домашнею птицей не стыдно побыть, Но не индюком – лучше Гадким Утенком. Тогда, если будет хозяйка любить, Тебя обессмертит в призвании звонком. Когда же мамзель оскорбит, – поделом, Не сразу масштаб увеличивай мысли, – Красуйся в обнимку с добром и со злом – Висят два ведра на одном коромысле. – И это пройдет, – утешал Соломон, Ну, «дал петуха», больше не повторится. Будь Гадким Утенком, чтоб без синекур Лишь собственной доблестью смог бы гордиться. Для лебедя пусть несуразен прикид, Но ведь и стихи вырастают из сора… За Вечного Дачника вымучен стыд – Адью, мой читатель… Мой критик, до скорого! Водный велосипед Мои поэмы шепчут имя Твое, танцую вместе с ними… Дом Мораэс Выравнивая слог и подстригая Как вдоль забора дикие кусты С рассудочным акцентом попугая Пытаюсь говорить с Умом на ты Или в пинг-понг в своем саду играя С наследником пьянея от побед Сустав от травмы не оберегая Кручу топ-спины[1] в пушках[2] толка нет В угоду звуку смысл отодвигая Даю нюансам лишь зеленый свет На светофор уставясь не мигая Изобретаю вновь велосипед Но только водный в этом весь секрет Твой закадычный транспорт дорогая 2 Такую черепаху как тандем Не приручить без верного партнера Он еле едет что известно всем Как будто созданный для уговора Пригоден для того чтоб на волнах Качаться перед изумленным пляжем Не плесневеть же в четырех стенах В нем сходство есть с возком и экипажем Короче он не вычурен как стих Метафориста а приятен в меру И главное что никому из них В ум не придет звук принимать на веру Божественный скрип палубных колес Что доводил тебя до сладких слез 3 Как у катамарана два баллона Куда с лихвой накачан водород Кто величал бы палубой без стона Не палуба а форменный урод Точней уродец но тебе он мил Еще и тем что покрутив педали Колесами так взбаламутишь ил Как «Хонда» не взвихрит песок на ралли Без «пивечка» едва ли разберешь Какая рыба ходит в водоеме Что правда изреченная? Что ложь? Про тот феномен да во всем объеме Поведал миру дипломат-поэт Тому назад за сотню с гаком лет 4 Молчанье что красотка в домино Но глупости не мерено в молчанье Ведь кинолента и в немом кино Нуждается в известном «озвучанье» Что жизнь? – Про нас отснятый суперхит Немыслима без судьбоносных титров Но тайный смысл извив стиха таит Такой что поужасней рева тигров Молчанье – миф Озвучиванье – блажь Ничто не утолит тоски-печали Нам как матросам чайки прокричали Садись на двухколесный экипаж Жми на педали с думой о причале Судьбу вдвоем бери на абордаж Июньский диптих I три месяца всего и где же лето? еще – сентябрь добавь (хотя смотря какой вот май – холодным был земля была раздета) а там и до зимы подать рукой опять зима не хочется и думать еще стоит июнь и не было дождей мёл тополиный пух но стоит только дунуть пух одуванчиков взлетит и нет сетей чтоб изловить все эти парашюты вновь золотоголовые луга зазеленеют – но пока разуты и женщины и дети… А пурга еще не замела Еще дорога травой укрыта а не коркой ледяной чуть-чуть понежиться еще хотя б немного (три месяца всего!) в тебе полдневный зной 2 птичка тенькает: тинь-тинь полила жена лужок должен быть хорошим день просыпайся-ка дружок каркает ворона: кар а потом опять молчок крылья мастери Икар солнце рядом дурачок песенку с утра пропой тинь-тинь-тинь прочисть гортань или каркни или свой уд для каверзы достань просто так развеселись наконец жену утешь прилетел комар: дивись как он молод как он свеж раскатал свою губу и твою лакает кровь а у птички трель в зобу про любовь всё про любовь На троих Когда ленивому возможно, Не опасаясь тяжких бед, Еще рукой неосторожной В июле распахнуть жилет. А.С. Пушкин Косточки сплевывая персонажем из Пушкина По заглохшему саду пройдусь без ботинок И на косточках вишен цыганка-кукушка нам На троих нагадает с Судьбой поединок И ворона-шарманщик намелет с три короба С птицами не сойдясь иммигрирует белка За короткий визит заплатили не дорого Сотня шишек да сотня орехов – безделка Постучав по сосне поскучав меж березами Узкоглазку-акацию выглядит дятел И долбит по дуплу Мы же метаморфозами Потрясенные думаем: спятил приятель Взять за ориентир отношенья с соседями Клином вышибешь клин не покажется мало То плывут вдоль забора забитыми сельдями То трясут по участку дебелое сало Перемирие кратко С войной интереснее Тут забор передвинут Там вырвут крапиву Им плодить помидоры Нам маяться с песнями Ну а в праздники грех не ударить по пиву Робинзоном живу на затерянном острове Вместе с Пятницей-Ниной и кошкой сибирскою Наш житейский корабль нуждается в остове Что Судьбе не разбить с похвальбой богатырскою Как виндсерфинг пропитан смолой эпокситовой Спаян триумвират для похода за славой А пока лишь бы были довольны и сыты вы Набирайтесь силенок живите халявой Вишню белку с вороной и дятла с кукушкою На троих и задаром у Бога канючим Что случится Зимою с библейской опушкою Знать того не хотим все втроем промяучим Адамов сад Хмурилось небо Готовилась задолго буря «Эхо Москвы» сообщило о граде и смерче Проливень брызнул и полушутя балагуря Поразогнал облаков новгородское вече Парит и ситничек сеется в дырочки сита Но лишь верхушкам берез достается прохлада Лето в зените В июле уютно и сытно Двум обитателям в дебрях Адамова сада Змеи не водятся тут Лишь роскошная кошка Бродит в траве стебельки лапами переступая Можно подкрасться и даже погладить немножко Жаль для нее не доступен талант попугая Не благоволил Господь запланировать чуда Правда в Египте народ почитал их прабабок Видно что все понимает Упрямство откуда? Ну говори! А не то запущу в тебя тапок – Кошек не мучить, – вот первая заповедь Рая, – голос окликнул из вишнемалиновой чащи, – – Вдруг за проступки кошачее семя карая Бог присудил им молчанье что ягоды слаще Разве не так? Разве кошек молчанье обидно? И без того досаждает нам радиопытка Голос умолк Вишня слишком сладка очевидно Тапок обут В рай как прежде открыта калитка |
[1] (Вернуться) Удар с сильным верхним вращением.
[2] (Вернуться) Очень сильный плоский удар.