Опубликовано в журнале Крещатик, номер 1, 2012
Иван ВОЛОСЮК
/ Донецк /
Станет прохладней воздух…
|
* * * Станет прохладней воздух, где-то на ветках арфы Тайного ждут сигнала, чтобы начать концерт. Хлынут такие звуки: длинные, словно шарфы, Скользкие, словно змеи, легкие, как конверт. Пей их, пока живешь ты, пей, как ночную влагу, Я не владею в слове их мастерством на треть, Значит, усну под утро, буду вращать бумагу, Ты же, вращая Землю, им позволяешь петь. Подражание Мандельштаму Дыханьем сердце грел, но в сердце не проник, Теперь расторгнута помолвка… И председательствует старый материк: Европа, нищенка, воровка. А нам с тобой и так другой отчизны нет, И нет уже путей обратно. И мать своих детей, покинув Старый Свет, Перекрестила троекратно. Пока печаль моя не выпита до дна, Мой путь земной укрыт туманом, И триста лет спустя всё так же солона Вода бескрайних океанов. * * * В моём саду листва вчерашняя Позавчерашнею тоской Ещё больна, как настоящею, Неотменённою тобой. И удивляюсь сам, как в детстве я, Тому, что мир уже не тот. И лишь в саду несоответствие, Несовпадение живёт. Не проживешь с любовью Митиной, Моя любовь не так горька, Мне нужно выспаться и вытянуть Тоску, как спицу из клубка. * * * Я победил: теперь вести Народы серые я буду… В. Хлебников Вот постмодерн, сделай шаг туда, где На ветках висят недозревших идей панцири. Слышишь: туман не спеша идет по воде Сонные листья слегка шевеля пальцами. Может, ему доверяешь свой главный секрет, Вот она – тайна, бери её, мучай, развинчивай. Должен ли слово своё говорить поэт Миру, в котором Дали победил да Винчи? Прошлого – нет: покосившийся дом оно. Где-то на жёлтых страницах твоих учебников Было написано «Пушкин» давным-давно. Кто-то спустя столетье добавил «Хлебников». * * * Мир становится старше, Но Москве не забыть никогда, Как в прудах Патриарших Потемнела от страха вода. Эти камни живые, Я, как книгу, читал между строк, Над советской Россией Тихий ангел, как перст, одинок. И пустынно, и дико, Чёрный пар поднялся от земли, По России великой Поминальные свечи зажгли. * * * Здесь боль и смерть моя смолистая, И продолжение пути. Мне не укрыться, мне не выстоять, И не осмелится идти. И столько птиц канатоходцами Смотрели с высоты, когда Лилась, спасенная колодцами, Во фляги выживших вода. И были все тогда уверены, Что как бы ни были сильны, Вы отдадите нам со временем Пространство, взятое взаймы. * * * Это слишком опасно, Лучше я помолюсь перед сном, Новый мир и прекрасный Распускается дивным цветком. Мы о смерти не знали, Новый мир погрузился во тьму. Мы теперь не сполна ли Оплатили его новизну? Я теперь, как незрячий, И напрасно живу на земле, Только пули горячей Не хватает в моей голове. * * * Слово каплей казалось, но в нём мне Целый мир открывался живой, И тащил, как мешок неподъёмный, И волок я его за собой. Мучил лиру, и выгнул в дугу я, И сломал, и оставил её, Чтобы эту тоску мировую Переплавить в призванье моё. Красок взял я, каких захотела Птица, что прилетала ко мне, И ожившая песня звенела На залитом дождём полотне. |