Опубликовано в журнале Крещатик, номер 1, 2012
Григорий МАРГОВСКИЙ
/ Бостон /
Крит
|
Крит Ольге Кадер Там контуры араукарий Рейсфедером нанесены – И твой зрачок миндально-карий Готов отснять римейк весны. Гарцует осьминог на вазах, Зевеса мантия искрит, И статью кравчих долговязых Любуется набычась Крит. Как звездный отблеск в метеоре – В душе минойской эры след: Метемпсихозу фраз, теорий Сопутствует проектор лет. Царям неведом и народам Обетованный миф письмен, И с каждым новым эпизодом Не ближе к расшифровке он. Все предначертано заране. Сценарий выверен. И вот, За гибельностью мирозданья Новейший замысел встает… Глухонемой киношный форум В одной из тех предвечных стран, Где эхо звукорежиссером, А декоратором туман. Шекспир Остыл камин. Рассвет прокукарекан. Ночной колпак свисает набекрень. Какой к чертям собачьим Фрэнсис Бэкон В свидетели призвал бы чью-то тень! Перчаточника сын – перчаткой в харю Столетью: чем не вызов на дуэль Толпе хлыщей, нижайше государю Бубнящих про возвышенную цель? Да что там говорить! Ханжам бы манны Библейской поглодать, на старый лад; А эти – как бишь там? – анжамбеманы С трюизмами зоилов только злят. Святоши борются за выход к небу, Из чувства долга ссорятся князья, Но в бой кидаться, швали на потребу, С наитием – опомнись, нам нельзя! Вот почему уставшему от взвизгов Отныне не милы ни лавр, ни мирт, И днями напролет, камзол замызгав, Он хлещет эль среди ячменных скирд. Пусть мимоходом прыскают пейзанки: Сгорел театр – и стратфордский богач, Глянь, куксится потешней обезьянки, Сам за собой готов погнаться вскачь!.. В крутой судьбе строптивца и повесы Не раз, не два чернела полоса: Он потому и сочиняет пьесы, Что с малолетства слышит голоса. Узнаете: посев его не умер, Побег дикорастущий не зачах – Когда взойдет английский «черный юмор» Свободой слова в «Билле о правах»! Хитросплетенья духа грандиозней – Лишь стоит очи возвести горе – По дну канавы стелющихся козней И жалких сплетен плебса при дворе! И все, что он оставит на бумаге, Все, что объемлет мысль его канвой, – В конечном счете отзвук древних магий, К природе знака подступ смысловой. Экскурсовод Притерпевшийся к коллизиям, Изнывая от обид, Угодил ты не в Элизиум И не в сумрачный Аид: Оказался на чужбине ты, В том расчетливом краю, Где страдания не приняты, Всем начхать на боль твою; Словно не было ни Киева, Ни отлучек в Таганрог – Лишь один из Книги Иова Громогласный диалог… И теперь меж эвкалиптами Ты кружишь с толпой зевак, Выводя в своем постскриптуме: «Ну и ладно, коли так! Мало ль выпало хорошего В исчезающей стране, Чьих созвездий тает крошево Со снегами наравне?..» Только хлористым тем натрием Не усеян больше путь: Аромат кофеен в атриум Призывает заглянуть; Босса-новой босоногою Оглушает кадиллак; Старый негр за синагогою Машет шляпой: как дела? В Чайнатауне, под вывеской «San Francisco Trolley Tours», Ты с ехидцей чисто киевской Свой начитываешь курс: О старателях неистовых, О смешенье языков, Череде престижных выставок И сейсмических толчков. Став приверженцем Конфуция, Ты уже невозмутим, Немота растет как функция Обращения к живым. И, казалось бы, не проще ли Снова быть самим собой: Чтоб кликуши не пророчили, Не рвались громилы в бой? Отказались от ролей бы все, От навязанных им схем, Просто ехали в троллейбусе, Никуда и ни за чем. В Акапулько Мексика, беспечная страна, Чуждая привычек скопидома! Грация грачей заострена В подражанье стрелам купидона. Облаков живописует вязь, Как по рифу рыщет барракуда. С подоконника, совокупясь, Ящерицы падают на блюдо. И бредет босая по песку Из окрестных джунглей бедолага, Бусами кустарными тоску Наводя на модниц из Чикаго; Розничных безделиц невода Сушит смуглолицая малютка… Солоней блескучая вода, Чем веков аттическая шутка: Хочешь, на шелка ее ложись, Лакомясь колечками кальмаров… “Люди. Годы. Проклятая жизнь” Озаглавлю томик мемуаров. Атом, обреченный на распад! Мир души, казалось бы, единый! То ли призрак счастия распят До пиастров жадной мессалиной, То ли древний сглазил календарь Тень надежды на пороге века, – Но сегодня на сердце, как встарь, Бремя европейского ацтека. Чем же мне ответить на упрек Девочки с туземными глазами, Если даже лепту этих строк Я топлю в целительном бальзаме? И ракушки, Мексика, твои Обесцененно бренчат в кармане – От святой, восторженной любви Остается семяизлиянье. В Новом Свете пусто – хоть кричи, Старый Свет давно утратил силу. По фавелам шастая в ночи, Я глушу стаканами текилу; Махаоном по лугам мечусь: От аскезы к вихрю полигамий И от светлой полугаммы чувств – К противоположной полугамме. |