Опубликовано в журнале Крещатик, номер 1, 2012
Александр КУЛИКОВ
/ Владивосток /
Душа на рассвете
|
Душа на рассвете 1 Душа на рассвете по небу летела – искала, свободная, новое тело. Десятые сутки являлись на свет. Земные, конечно. Там времени нет. Там вечнозеленые листья на ветках и птицы поют, потому что не в клетках, и бродят, по пояс в траве и цветах, Енох, Илия и улыбчивый Рах. Там лоно Авраамово словно кибуца, где праведным смехом над нами смеются. Там город, где речка Живая течет и блещут двенадцать жемчужных ворот, поэтому улицы вечно рассветны, хотя их строения ветхозаветны, в одном из которых и спрятана Суть… Оттуда душа и отправилась в путь. 2 Но прежде чем выбрать, душе предстояло сошествие в Ад – ни много ни мало. Ей дали, конечно, какую-то нить, но чтоб, оборвав ее, всё позабыть. Забыть свое старое дряхлое тело, а прежде, как слепло оно и немело, как плакало, пело, питалось икрой, пыталось увлечься хотя бы игрой, улечься вдвоем под одним одеялом, как солнце над ним то и дело вставало, сияло, сверкало, и грело, и жгло, как было ходить по земле тяжело, зато как легко на рассвете леталось, парилось – без крыльев, без тела – виталось, как запросто было свободной душой весь мир обнимать, бесконечно большой. 3 Но нитка оборвана. Прямо у входа. Теперь над душою пещерные своды. Багровые отблески. Пламенный свет. Бездонное эхо. Здесь времени нет. Здесь вечные муки. Здесь в гнойной коросте друг друга ласкают гниющие кости. Здесь истины истин, темны, как леса, друг друга не слышат, сорвав голоса. Здесь души, познавшие мерзости плоти, становятся слизью в Стигийском болоте. Здесь тот, кто невиннейших агнцев алкал, давясь, пожирает свой собственный кал. Здесь Каина семя, разбросано всюду, в червей превращаясь, целует Иуду. Сюда Сатана приглашает на пир… Отсюда душа возвращается в мир. 4 А в мире весна. Облака кучевые, грызущие лед берега островные и ветер такой, что слезятся глаза, и в каждом окошке как будто слеза. А в мире весна. Возрожденье природы. Повсюду отходят подземные воды – бурлят под мостами, от глины красны, несутся венозною кровью весны! Повсюду ручьи. Вдоль дороги и в поле. Земля, как роженица, плачет от боли и счастья… Роженица юная спит, улыбкою рот ее полуоткрыт. И мальчик, уткнувшись в одну из черешен, до срока невинен, до срока безгрешен. Когда еще вспомнит о будущем он? Глубок и возвышен младенческий сон. Из Пессоа В гостинице не было света, В гостинице было темно. На койку прилег я одетым. Луна освещала окно, – Как будто замки и засовы Проверить спустилась с высот. И мне из Фернандо Пессоа Припомнился вдруг перевод. И слышал я гул ресторана (Наверно, гудят при свечах)… Я вспомнил: письмо коринфянам, Тоска, безнадега и страх. Всё – вымысел, божии враки, Века прогорели в ночи, И мир пребывает во мраке, И нет под рукою свечи. К морю Здравствуй, вольная стихия, Соль Земли, ее заквас. Наступают дни лихие Для тебя, как и для нас. Задирая волны ловко, Выбивая всхлип и стон, Как портовую дешевку, Будет брать тебя муссон. И у скал, где у растений Стебли вытянулись в нить, Будешь, воя на коленях, Камни ржавые скоблить. День и ночь, согнувши спину, Будешь драить дочиста, Как Мария Магдалина, Ноги каждого куста. Соната За дверью скрипка пела в ля-бемоль. Он ключ достал, чтоб не тревожить сына. Поставил воду («Где же эта соль?»), Взглянул в окно. Уже у магазина Стояли, пиво пили, матерясь, На спор окурками стреляли в кошку. Помятый ящик шмякнув прямо в грязь, Трехпалый Федя вздрючивал гармошку. Над Сихотэ-Алинем рдел закат. Клубились тучи по-над комбинатом. И город, как разрезанный гранат, Мерцал. Река неслась по перекатам. Он дверь закрыл. Спустился. Взял вина, Немного потоптавшись у прилавка, Подумав, уходя: «И на хрена Ты здесь красивая такая, Клавка?» Декабрь-художник Декабрь-художник Куда как прост: И ель – треножник, И неба холст Натянут туго, Как барабан, И чертит вьюга Набросок-план: Вот лес как шторка, Нет, жалюзи. А это – горка. Вот тут, вблизи. Сюжет затаскан? Тогда пардон. Все белой краской Замажет он. |