Опубликовано в журнале Крещатик, номер 3, 2011
Владимир АЛЕЙНИКОВ
/ Коктебель /
Музыка средневековья
|
I Романские, готические, – все, Кто с вечностью уж вышел на свиданье, В беспамятстве, величье и красе Обыденности высятся – и зданья, – Но музыка! – уста не разомкнёшь, А звуки переимчивые льются, Да так и пропадают ни за грош, А всё же привыкают и смеются. II Ну что там примелькалось второпях, Когда, необоснованному рада, Реликвия, уснувшая в цепях, Не требует ни славы, ни уклада? – И так нерасторопен перерыв Басов, не прибегающих к нажиму, Что надобно, понятие открыв, Выискивать, что так непостижимо. III Раскинет ли нам руки на ветру Погожим днём красавица младая – Мне кажется, я тоже не умру, А выживу, владея и рыдая, – А надо бы с насущным совладать, Досужее устроить понемногу, Да некому извечность передать, Хоть веруем в поверье и подмогу. IV Как стрельчатое смотрится окно Для взоров, позарез непостоянных, Сегодня лишь мне видится одно Сгоранье инструментов деревянных, – И кто ещё из чаши расплескал Напитком по чащобам, по колосьям, Колеблемого полюса вокал С широтами и всем многоголосьем. V Быть может, в мае суть его видней, Вбирающего частности искусства, И веянье намного зеленей, И что-то в нём от честности и чувства – Акаций ли изгиб, что сероват В качающейся дымке под фатою, – И я уже совсем не виноват, Но ведаю, что брезжит за мечтою. VI Иль парками, как предками, сильна Страна моя, шумящая листами, Иль ты здесь процветаешь, солона, С незыблемыми вкраплена крестами, С мостами и воителями – вглубь Земли моей, о музыки сохранность? – И что там для тебя ни приголубь, Не трогает времён непостоянность. VII Отравою на кончик языка Иль клейкою размывчатостью тени Ты нравишься, не спросится пока Подспудная разбросанность сирени, – И лекари, отзывчивые вдруг, И лошади, жевавшие губами, Для верности не выраженный луг Тиарой приподнимут надо лбами. VIII Как фольгою измявшейся хрустит Неслыханное лакомство сиротства, Мне кажется, никто не отомстит За выпуклую прелесть превосходства, – И выпады похожести пройдут, Как доводы из рыцарских романов, И выдумки дорогу перейдут, И выгодам уже не до обманов. IХ Как вспыхнувшая на небе звезда Спешит себя создать без основанья И трепетность без лишнего труда Угадывает веры очертанья, Мы радуемся исстари весне, Доверившись просчётам и причудам, И вымыслы, воскресшие во мне, Оправдываем сговором повсюду. Х С фонариком, пронизывавшим, чтоб Укладывалось лето под полою И ласковое пение взахлёб Пронизывалось мерой, как иглою, Мы отбыли туда, где напоказ Дремали безысходности литавры, И липовая просека вилась, И были безыскусственностью мавры. ХI И дерева пронзительная суть, Прогулок непристойность и пристанищ, Смирилась бы однажды как-нибудь, Когда ты восхищаться перестанешь, Как Гендель, задевая за хребет Струну обоснования мирского, Вынашивая издавна обет Средь торга опустевшего людского. ХII Черёмух, точно знахарей впотьмах, Загадочные вижу я фигуры, И ночь смутна, и огнь горит в домах, И отзвуки на редкость белокуры, И слипшиеся веки фонарей Вещают, в обещаниях витая, О таинствах толковых словарей, Заречные наречья приплетая. ХIII Таясь и угождая наугад, Еловые откидывая ветки, Ты видывал уверенней стократ Ступени, обрывавшиеся редко, Замшелости певучесть на камнях, Целительное, длительное, злое, – И, еле переспрашивая страх, Золой распоряжался и смолою. ХIV Язвителен Востока приворот И вызубрено Средиземноморье – Народов зарождавшийся оплот Нуждался в самомненье и подспорье, – Желанные взрослели города, Куражась над округою шелковой, Но тянет их неведомо куда И тошно им от песенки рожковой. ХV Воронье ли мы выдернем перо Иль по ветру отправленные стрелы? Полунощного рвения тавро Европа выжигает оголтело – Запахивая в лености халат, Хурму предпочитая дарованьям, Томит её Багдадский халифат Своим существованьем и названьем. ХVI Наверное, воззренье, как талант, Увязывало зори с бдлагодатью – Здорово, Дюрандаль и Олифант, Роландовы сподвижники и братья! Покуда мы смятенье веселим, Развеянное по миру, как опаль, В молитвах воссиял Ерусалим, И выдохся, и пал Константинополь. ХVII И взор скорбил, уставленный горе, И земли, обретённые послеже, Как персики в заморской кожуре, Взрастали, покорителей разнежа, – Дальнейшее сложилось прехитро, На выцветших расправленное крыльях, – Расплавилось неверий серебро И розы обозначились в мерилех. ХVIII Ах, стало быть, и вновь не до побед, Покуда расставаться не умею – И высохшие кубки Ганимед Протягивает ныне Гименею, – Пока Сарданапала борода У древности в заступницах – ещё бы! – Воздушное пространство навсегда Охватывает щели и трущобы. ХIХ И что ему до гимнов назывных Цикадой разошедшегося барда От вольности наследников прямых До плачущего в хижине бастарда, Чтоб лыка не вязавшая латынь Пристроилась, как утренняя фраза, – И зов его запрятала в полынь Свирели утомившейся эмфаза. ХХ Велит ли наболевшее в груди К неназванному часу потянуться? – Ну что ему заждаться впереди, Проститься, обратиться, обернуться? – И что ему и святость, и почёт, И чаянья, и муки, и коварство, Покуда обрекает и влечёт Средневековья чудное школярство. |