Опубликовано в журнале Крещатик, номер 2, 2011
Гималаи: девять и сорок дней
(полный цикл)
В сборнике стихов автора «От моря до моря» (М., Водолей, 2008) в стихотворении за 1989 «Считали эллины, им вторили готы» читаем такие строки: «узнали, Земля наша шарообразна, а значит, мотанья по ней несуразны…».
Вообще-то не слишком оригинальная эта мысль может быть выражена просто расхожей русской присказкой «От себя не уйдешь».
Но вот и в репортаже того же автора о последствиях Армянского землетрясения 1988-го г. (в сборнике «Обстоятельства уточняются», М., Водолей, 2008) фраза: «Но очевидно (и, слава Богу!), что чем более явно бытие, тем яснее… кто, зачем, где, когда оказывается…»
Понятно, что говорящего это география всегда привлекала. Что, само по себе, особенно в нынешнее «мирооткрытое» и «туристическое» время, уж конечно не призвано претендовать на некую исключительную новизну.
Но уточним: не просто голая «география» в школьном понимании термина и все-таки не только любозрение «бандерлога из турагенств».
Скорее тут впору дотянуться до понятия Пути, или, по крайней мере, его поиска. В категориях даосского или буддийского Дао, в той мере, в которой сам этот термин может быть переведен на русский словом Путь и – в дальнейшем – при случае записан русскими словами?
И еще цитата: «география – вся – лишь тень геометрии: линий, чисел, объема, в нем – звуков, слов…» (стихотворение 2005-го из указанного сборника). Понятно, в какую сторону отсылка…
Не оттуда ли и вся биография сочинителя вкупе с произносимыми на фоне нее словами, тем, что называется уже творческим путем: от юношеского Дальнего Востока в конце 70-х (рассказ «Эх бы нам – вдоль реки…», «Крещатик», № 2’ 2010) сквозь Московию, где родился в 59-м, с Московским ГУ, а в 80-е – с друзьями-поэтами «Московского времени» и других литературных кружков, до горячего Кавказа 80-90-х (в журнализме), баррикад Московского путча 91-го, бархатно отъезжающих на паузе республик Балтии и славян западнее Смоленска – к Европе, европейских столиц и потаенных городков центральной Европы (в переводах немецкой и славянской поэзии), Нью-йоркского 11 сентября 2001-го и вождения грузовиков по американским дорогам.
Автор отдает себе отчет в не большой оригинальности земного Странствия, как такового, как и в невозможности подмены вех и свершений на путях странствий духа – банальным рысканием по поверхности (планеты).
Однако возможно они, хоть и не взаимно подменяемы, но совместимы? И уж точно: одно не исключает другого. Более того: возможно, одно (земное, физическое) просто элемент, этап – другого, более существенного. Как то сказано еще в одном тексте (2009-го года): «Песни – дымки бытия над деревней мира; рассказ – хронотоп окна, прорубленного в этом месте в то время».
Путь, в том числе и физический, должен быть просто географически пройден, этап должен быть воплощен и завершен, тема закрыта. Это потребно, прежде всего, для любого (возможного) начало нового. Чего? Пока вовсе даже неизвестно. Известно быть и не может. Иначе, какой же это (будущий) Путь? Все ведь – «езда в неведомое»!
Пока же – только предчувствия, предощущения (в чем, собственно, бесспорная суть и смысл, если он в принципе есть – смысл поэзии, по мнению автора) «за пятнадцать минут до», как говорит о том Ницше. Смерть одного – нарождение другого.
Девять дней и сорок дней – очевидные вехи для любого, по крайней мере, русскоговорящего православного. Сорок девять (немецкое «нойн унд фирциг») в буддизме – время посмертного полного цикла странствия.
Какая же область на теле планеты подойдет для данной цели (конца и начала) лучше, чем самое высокое место на ней («этой планеты пуп»). Тем более, что само зауряднейшее на сегодняшний день обезьянье сказание по земле при определенном взгляде явно рифмуется с не менее актуальной, но куда как более серьезной общей темой Великого переселения народов (рассказ «Каталаунские поля» и др. тексты в обеих уже приведенных книгах). Но это уже – объемы «большого времени», поэтому тут важна точная привязка и к месту, и к (общему земному) времени. Любопытно, что некоторые такие привязки, входящие существенной составляющей в названия стихов публикуемого цикла даны в форме, принятой в американском английском (месяц, число, год), тогда как отдельные англоязычные цитаты текста приводятся в синтаксисе британского английского, используемого на сегодняшний день в Индии).
Куда же, с позволения спросить, ведет сей путь? Чем призван завершиться «этап» и в плане сознания, и в плане «обживания пространств».
Тут можно обратиться к поэто-переводческой стороне творчества автора, к автоэпиграмме одного из выдающихся поэтов ХХ-го века – немца Эриха Кестнера (в книге «Эрих Кестнер. Для взрослых», М., Прогресс, 1996), переложенной им некогда на русский:
Когда бы подумал чуть-чуть о том
Любой человек, что стоит он вечно
На шаре, что ночи и дни волчком
Тот шар кружится, что сам он – нечто,
Вообще полжизни вниз головой
Висящее в черный и звездный купол,
Где держит Земля путь расчетный свой,
Когда бы хоть чуть человек подумал,
Короче, о том, что и так известно,
То стал бы тем, кем мечтал быть Кестнер.
|
В.В. I. ИСКУШЕНИЕ Уж прости, супруга! Словно впадинками и выпуклостями Под коричневой школьной формой Соученицы за партой – в пятом или шестом, Брежу линиями, жизнью и запахами Никогда не виданных Гималаев. Что поделать с собой?! II. ВХОДЯЩИЙ (05.10.10. Kay, close to Kullu, HP, India) Жизнь – беженка из тьмы во тьму. Раскосы, но, – да, скорбны Тибетских девочек глаза. Еще – колючи. Куча-мала тусовки повсемирной (…»What do you call this Monkey?»…) Сна пропасть, Будто пропасть Под серпантином, на котором сам Опробоваешь новые колеса. Куда несет? Буддийский монастырь. Мушиное жужжание мантр. Как любопытно было б быть: кругом – Н и ч т о – Н е наполняет жизнь. Все-все пустое, Как полость колокольчика. Дзинь-дин. III. ТЕЗИСЫ К ДИСПУТУ То ничто, которое не чуждо… То ничто, которое стало все… А и обезьяне ничто человеческое… IV Две тысячи – уже – десятый год. А если б рассчитать наоборот? Вот облака: далекий, знать, гуляя, Матрос огромный изорвал свой тельник. Дней череда без края, Ночной колючий ельник. Семнадцатое мая. Понедельник. V 05.20.10. 15:48 Manali, HP, India. Со свастикой тут дружит магендовид, Подобно сколопендре и колючке. И прочие мистические штучки Интернационально многословят И мирно славят голоса живые. Смешные! VI Давай общаться, (морская) раковина моя! Уж по крайности, поизвестистей Фейсобуков. VII Мне горный шум реки… Как много в этом месте Бьет из земли ключей. Кругом ручьи. Мир водопадов. Восславься, дух воды! Идущие на нет (как вверх) – приветствуют тебя! Семья варанов Резвится на припеке. Покоя не дает один вопрос мне: Почему на гладком Юкатане Они раз в десять, – помню, – больше, Чем тут, в непредставимых Гималаях? Глядишь, так и уснешь, Не вспомнив главного. VIII Пейте прохладное, травки курите, Делайте разные глупости, братцы, Или – там – умности. Вас о событии Оповещу я минут за пятнадцать. Хватит собраться? Скалы отвесные. Сказы чудесные. Вести небес: о Парвати, погоде. Намасте! Сами-то люди не местные. Так – по работе. После трех тысяч – зеленое кончится. После пяти – непроглядное белое. В общем, не сложно все, – (если, друг, хочется Так уж спросить тебе, что я тут делаю). Молодость – дымка альпийского луга. Солнечный Шива года размечает. Бродит чилим по рукастому кругу. Облачко в небе крепчает. IX Все тягостней. Хоть впору бы признаться: Уже не высота, скорей, но возраст. Но, может (тайная надежда) – Они все же синонимы? Круто, если б так. Иль мы тут не филологи (на марше)? Ах, если б повторить, То накропать Какой пусто-мистический трактат «Взаимосвязь словес и кислорода». Круговорот, короче, Всего со всем в природе. Ладно, хрен с ним… Встали? X «Ы буква слов не начинает…» (дальше неприличность). Подумать когда-то в дощатом засратом дворе… Скажи-ка на милость! У здешнего мира – на самой высокой горе. А надо ж, случилось. А глянешь на дом тот – отсюда, как сев в самолет: Там, под облаками, Куда-то Евразия медленная плывет, Все грезит народами стран, человеко-веками. Новых не начиная слов. И все же. Когда в миру трещат твои по швам дела. Ах, Шамбала! О, сколько, И не последних в общем-то умов (не говоря уже о шарлатанах) – Чтоб выведать, Изведать Предвечный край, Небесный континент, Кладезь всезнаний, Космос. А вот же, вот: всего-то Дощатая – со скрипом – маленькая дверка. Распахивай, входи! Вернее – вы-ходи. Да, да, все дело В одной престранной этой букве. Так похожей На ключ или замочек, гвоздь со шляпкой, Или крючок какой, сортирный шпингалет. Так часто… XI. ПИСЬМА С МЕСТ О ПРЕВРАТНОСТЯХ ВРЕМЕН Время земное – от сих до сих. А можно – и наоборот. Форт земляной. Зоравар Сингх Похоронен – возле ворот. Лейтенанта случайного, тут чужак, Спросил: кто ж он был таков? Оказывается, в глубине веков Воевал с Тибетом Ладак. Тибетцы Сингха в бою убили, Съели сердце (интересно, – сырое… варили?) – Чем храбрость его почтили. Прочее с уважением похоронили. А лет через сто тибетцам Наступила большая хань, Когда мао-ноакская срань Вытравила всю Лхасу – сердце. Но память тибетцев хранил Ладак, Да и жизни единоверцев. Получается, стало быть, так: Все и впрямь происходит не вовсе чтоб зря, Если подле буддийского монастыря Стою и думаю об этом в городе Ле. Много стран, Еще больше – странного на земле. XII Памяти Поэта В Кашмире дервиш. Драная сума. В ней есть грешок, – и жаль с ним расставаться: Он горд собой! Хватило же ума На ваших площадях не воплощаться. Да, нам знакома притча о горах: Величье кручи спрятано в овраге. Пейзаж хорош, но этой краске прах Уже предписан тленностью бумаги. И он рисует мельтешенье спиц, Завинченную в серпантин дорогу, Метель, и смерч, и стаю белых птиц – Танцем молитв – забыл, какому богу. XIII 06.03.10. Leh-Ladakh, J&K, India. (ОБЕЗЬЯНКЕ, УВЯЗАВШЕЙСЯ СЛЕДОМ) Когда добредешь сюда (если) Прокричишь и погромче (песни) Про весь тутошний мир (Ладак) А так… XIV. ОДА Эти лица предвечных знакомцев – Римлян, иберов, Кельтов, конечно, Ну и алеманов. Нечастые (да ведь они нынче и там-то…) Не киплинговские бандерлоги из турагенств. А воистину братья: Всерьез, навсегда предатели! Славлю! Кто уже не на ранних тех, гулких – в толпе – электричках, А, как прежде, как должно – На пьяных пустых своих кораблях. Кто – Рембо и Гоген, И того еще раньше – Ты – величайший из всех – Незабвенный пречудный Луиш. Да и ты, Афанасий, тверич (жаль только туда ж воротился, Знать, не сдюжил, – да ладно… Кто в нашей избе считает!) Горец Хампи, Ганс, фрибургский германо-гельвет, В деревеньке без имени – В долине Кулу. Ты, друг Ричи (Витербо, Романия) – Помнишь еще ли? – На Старой дороге в Ле… Вы все, позабывшие (ну почти) Языки своих предков. Родин. Их баек. Материнские, отеческие. А, может быть, может: вообще?! И молчание ширится – Неизбывным блаженством: Поэзия! Вы, герои, Кто собою – Совершив, разорвал тот круг. Кто ушел без следа. (И кто, к слову, в некоем роде, стало быть, вправду, как то ни смешно, вернулся, назад дошел, будто к землепричине.) В легендарной Малане, – Еще от серпантина-то час карабкаться, – Светлоглазые лица детишек В обрамлении белых кудрей – Лица тех, Пятитысячелетних – тому – Дружков Александра. Вот где она – Навечно – Нике Европы! Приветствую же тебя, Вновь тебя – Аполлон бессмертный! Лишь один – Пустотой разорвавшийся миг. И вот – Только пыль с придорожной травы – Вам дарованного забвения – Тот, Маланский гашиш – (да и здесь): Первейший из первых В зачем-то нам данном Однажды мире. XV. НЕЧТО В ПРОЗЕ, ПЕРЕХОДЯЩЕЕ В «БЕЛЫЕ» В местечке Касоль, Химачал-Прадеш, где Клаус из-под Брюгге (похоже, матерый драг-дилер, да там таких пруд пруди), услышав, что мне 50, изрек: «так ты ж пока был тинейджер, теперь – самое время начать по-взрослому», – там, рядом с тусовой пустышкой Касолью, – мы с другом (Серегой Паниным – почти как в советской старо-бардовской песне) не то, чтоб начав, а скорее – продолжив, чапали ночью в темноте по крутым горам, не по-детски перегрузившись всем, чем могли на бездарной интернац-парти, периодически еще трындя на ходу по мобильникам (связь – ну копейки!) то с Москвой, то с Нью-Йорком… Хоть бы хны. К чему я? Пару недель спустя, в одиночестве, в действительно серьезных более или менее местах, в Джамму и Кашмир, невдалеке от Гомпа Сома, поужинав, почти трезвый, я грохнулся практически на ровном месте, на пустой улице у своего местожительства. Сильно. Подумал даже, что поломал копыто. Было больно и смешно: стоило лазить в Тибет, в главные эти Гималаи, чтобы возвращаться теперь в гипсе, на костылях, повалившись по дороге в 50 метрах между кабаком и гостиницей! Обошлось. Но, как говорится, осадок… Да, кое-что закрытыми глазами Нам видно лучше. И свободный дух Затем ведь и свободен, чтоб дышать, Где вздумает. Но тем-не-ме-нее, Зачем-то тут и зрение дано, Под солнцем нам рожденным. Отчего бы Вдруг не вздохнуть на самой на вершинке. А меньше кислорода, – тем ценнее! Не все ж в щелях, в теснотах, в темноте. В тех коммунальных пропастях, во мраке. XVI (06.05.10. 03:52 am. Leh, J&K, India) ИНОГДА ЕЩЕ ОНИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ Не жизни разгромленные года – что как твои, разбитые врагом в хлам, полки. Но в них – мертвецы, мертвецы, знаменосцы те верные, вестовые. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Ночью еще зачем-то ищу слова. Так безнадежно больной Нащупывает дрожащей рукой с морфием ампулки. Все пустые. XVII. К ДИСПУТУ (2) Однако пустота еще не есть ничто (тут суть разлада Лао с Гаутамо) И к слову вот пример: Опустошен не значит изничтожен, Ничтожный ведь не тот же, кто пустой. Куда податься? XVIII Весь день, что корнями – в смерть, Небесный, подземный крот, Я, ту ли, другую твердь, Как горную реку вброд, Переползаю. XIX. ПОСЛЕ ПРИСТУПА С горы я видел далекий город, Вообще-то помня, что сплю. Из-за моря два кораблика молодое солнце тащили – на середину – На всеобщее обозрение. Улюлюкала черная подловатая птица (не мог понять, с той стороны или с этой). Запахи хвои и океана Мир составляли. Ничего лишнего. Да и личного тоже. Небось, памяти случайный какой набросок На послеобеденном шелке, На салфетке. Беломорско-балтской тихой бумаге. XX 06.07.10. Pargong Tso, Indian – Chinese Border, Disputed Territory, Closed Area. (К ТОЙ ЖЕ ОБЕЗЬЯНЕ) Не ходила бы ты больше за мной, обезьянка! Глядишь, ненароком наведу на минное поле. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . (Очередной мне тогда грешок на душу. Впрочем, о чем это я опять…) XXI Было по мне, Ладак: Лиц и камней наждак, Гуд медно-нудных труб, Этой планеты пуп, Шорох, шорох пустых дорог, Мантр бессмысленнейший слог. Отворот бы какой еще демонам! Но тогда б ведь и не было темы нам. XXII От разросшейся жизни Тут рифму одну Чуть еще отщипну. Вот! Ей даже не больно! Должно быть, меня Всепрощает жизня. Но тогда кто-то (сам себя) должно спросить: Так чего огород городить? Звезднодырчатое чтобы это все сшить, Где ж ты, ранне-рассветная нить? XXIII. В САМОЛЕТЕ: ДЕЛИ – КИЕВ (банальные рифмы) Памяти друга Где кто-то наврал, будто жизнь – река, Мы знали хоть это, гульнув по странам: Там синяя жилка: Была – Днепр – рука, Гермесу протянутая Вотаном. И в море всемыслей банальных, грустных, Пустых и безвыходных, как колесо, Я катился и плыл, – Летел в мать его русских Городов и селений и весей. И все. Не удивляйся ускорению дней, Все громче гудящих. Это трение тверди. Это – прозрачная капля жизни твоей Все ближе к обычному океану смерти. И страшно немножко. Хоть знаешь, что общей Не минуешь… Зато вспоминаешь ты: Насквозь просматривается и водная толща, Когда – с высоты. Пустоты. Вон – мосты. ПОСЛЕСЛОВИЕ An Jens Herlth, Universitat Freiburg, Schweiz. 09.26.10. Jackson Heights, NY, USA …И еще: я там, в тех Гималаях, частенько вспоминал «твои» места. Но не «вообще», а в связи со вполне определенными ассоциациями! Среди разных обстоятельств и людей столкнулся с фантастическим дядькой (там вообще много всего и впрямь чудесного, но этот…). Кликуха «Хампи». 56 лет. Родом как раз откуда-то из-под твоего Фрайбурга (именно «ай»– «га», так как германоязычный муттершпрахер, хотя, похоже, немецкого почти уже и не помнит, предпочитая английский). Богатенькие швейцарские предки. В 15, то есть аккурат, получается, где-то вокруг 68-го, сбежал из дома. Хипповал по миру, наркота, конечно… Папаша его проклял. Но тому – по барабану, осел с друзьями сначала в Афганистане, но туда вторглись Советы; в последний момент, убегая от них, – перебрался в Пакистан, потом в Индию. Болтался по Индии, никогда никаких документов. Но в некий момент женился на индуске. Поселился в типичной их хибаре вот в Гималаях (куда меня к нему очередные знакомые через еще какую-то итальянку… и привели). Стал разводить коров. Получилось здорово: начала его продукция пользоваться спросом… Стал он со временем слегка даже богатеть. Но тут та его индусская жена, скоммуниздила у него все скопленные деньги и сбежала. Но куда?! Правильно: к его же богатым, по-прежнему его проклинающим папаше и прочей родне – банкирам, которые теперь уже давно угнездились где-то в Канаде, кажется. Его же эти коровы (и, главное, им выведенные быки племенные) стали пользоваться по миру (!) огромным спросом. Признаны лучшими в Индии и одной из лучших пород на планете! Тогда местные тамошние (это штат Химачал Прадеш) власти выдали ему специальный сертификат, типа – что он (вместе, понятно, с коровами своими) национальное их (штатное, по крайней мере) достояние. Надо сказать, что Индия, особенно последнее время, практически не дает своего гражданства иностранцам, даже по браку и семейным связям. Он же – почетный, понятно, индус! Тем временем – по-прежнему сидит в этой своей халабуде без стекол, где вперемешку – коровы, собаки, сам он, мы вот – кто в гости зашел… В углу, абсолютно по-швейцарски винтовка так стоит… Вообще же он постоянно материт и корит местных, – за безделье, хитрожопость, вороватость и т. п. Абсолютно не собирается даже «растворяться» в тамошней культуре всякой… А вот организовал себе такую в Гималаях Швейцарию. В подвале – сыры разные изумительные, мед и прочее… У меня такое впечатление было, что чел просто зажил той естественной жизнью, которой жили его предки лет 300 или 500 назад. Ну, и гашиш конечно… Каждые 10 минут забивается чилим (трубка такая специальная, если не знаешь) и курится или в одиночку или по кругу. Но там все это делают с утра до вечера. А вот моим интересующимся знакомым тут же целую лекцию прочел, где какой правильно купить, к кому обращаться, любые, короче, тут же наводки дал… Но так – брезгливо несколько, типа – в коммерческом плане именно эти дела для него – впадлу… Забавно, по-моему! Вообще вот, если бы кому интересно – тема для фильмы… Ну, а я же – хотел с тобой поделиться. (И текстики, не побрезгуй, – глянь при случае.) |
|
|
|