Опубликовано в журнале Крещатик, номер 3, 2010
Виталий АМУРСКИЙ
/ Париж/
Из книги “Осень скифа”
Книга выходит в издательстве «Алетейя» (СПб) в 2010 г.
* * *
Уроки утрат и морозцы, что лужи хватают.
Туман по утрам. Деловых голубей воркотня,
И соли с избытком чиновному люду хватает
В пространстве Эвклидовом серо-обычного дня.
Уронишь иголку — стог сена, как гриб, вырастает,
И кажется, будто в каком-то расплывчатом сне,
В имперских вольерах стихов независимых стаи
Качаются тихо у цензоров хватких в пенсне.
А где-то вдали довоенные кружатся вальсы,
В мерцающем космосе дыры такие, что ах! —
Чернее, московским айсором размазанной, ваксы
На детских побитых, потертых моих башмаках.
Вхутемасовец
копытами зимы Кузнецкий мост остужен
наждак декабрьский трогает лицо
холст на обед и может быть на ужин
луны крутое с трещинкой яйцо
а утром в класс и за работу снова
чтобы в капризных красках уложить
пространства уносимые и Слово —
единственный глагол щемящий: жить
скрипит снежок московский говорливый
и зазывая мерзнущих разинь
в свою витрину рыбьи переливы
вываливает зоомагазин
Ходасевич
Тоска ночная. Ходики, как встарь,
У вечности отщипывают крохи.
В дожде парижском блоковский фонарь.
Не города смененные — эпохи.
Больничный бред: буржуйка, сырость дров,
Сорренто, море, чайки, детский чепчик…
И голос отдаленный: — Ты готов?
— Готов. Путем зерна, — ты шепчешь.
* * *
Черновиков озябший чернозём
Жучка-строителя предзимней канители
Уедем и навеки увезём
Туда где не отыщут наши тени
Ни близкие ни дальние друзья
Ни просто так случайные ханыги
Где нас да не осудят до нельзя
За от огня не спрятанные книги
О том как жили мы в Златой Орде
И Третьем Риме где гулял Скуратов
Где кровь смешалась в дождевой воде
Со скоморошьим золотом закатов
* * *
Ртутный столбик то вверх, то вниз —
Уходящей зимы надлом.
Тонкий месяц в небе повис
Бочкой с выбитым дном.
А по радио бодрый мотив фальшив,
Да и как-то мутит внутри,
А мне двадцать лет всего, с небольшим,
Лишь умножить надо на три.
Лебединых крестов стан,
Пожелаешь — корми с руки,
А в душе белизна листа,
Лишь не пишется ни строки.
А в душе белизна полей,
Незнакомой дороги плеть,
Да звенящих вдали над ней
Колокольцев ямщицких медь.
А в душе снежок синекрыл,
А в душе то Крым, то Урал,
Где братишка братишку бил
Наповал.
А в душе ветров круговерть
И тоска, как сыра-земля,
И чужая жизнь — равно смерть,
Как своя.
А в душе то грохот, то тишь,
Средь отчаянной белизны,
И — за тысячи верст Париж
До которого час езды…