Опубликовано в журнале Крещатик, номер 3, 2009
Юрий Перфильев / Москва /
Превратность метода
Июль. Ко(ш)мар подсел на “ля”
октавы пятой. Стонет ельник.
Что лучше, всё начать с нуля,
в виду имея понедельник.
По умолчанию проста
система знаковых уловок,
что легче с чистого листа
перепахать сюжетный волок,
что заразительней черты,
святой в свидетелях угодник,
когда её подводишь ты
под створом стрелок новогодних.
Сезонов ряженый квартет
не зря подыгрывает, впору
уйти, как в горы Алитет,
пока дела идут не в гору.
Что проще (память — сидиром),
“Шинель” изволить или стиски
из “Путешествия в Арзрум”,
к примеру, с ходу, только дискни.
Хоть пруд пруди, хоть океан,
хоть обцитируйся — к Галатам,
пребудет Каин окаян,
и не найти другого брата.
На мета-байты между строк
идёт защита от подлога,
а уморительный итог
по жути в клике от пролога.
Превратность метода в другом —
“своё” горошить без мигрени
под осаждающийся гром
побед и прочей дребедени.
* * *
Солоно ли и хлебавши не?..
(ангел по-нашему с детства не говорит).
Пламенем синим — пароль в окне —
аchtung, река горит.
Мост выгибает пролётов тень.
Жизнь над водой проста.
Бесповоротно исполнен день,
ровно прыжок с моста.
К ночи впритирку за пару миль
авто — ясны — ходы,
на переправе меняют стиль
не верховой езды.
За разговором десятки лет
долгих, как все долги.
Ветер с балкона срывает плед.
Ходят водой круги.
Не забавляясь по части прав
как ремеслом худым,
Бог его знает, кто лев, кто прав,
кто — коромыслом дым.
* * *
Стороны поделены на сферы
приложений: лебедь, щука, рак.
Впереди спасительные шхеры
позади туманный Скагеррак.
Из контекста вырванная пристань,
зюйд в корму попутный за двоих.
Этот мир достоин лучших истин
в худших проявлениях своих.
По краям размытый, ближе к центру
узел расхождений вех и дат,
мир, свою срывающий плаценту —
провиденциальный профиздат.
Пусть его героям не до славы
колокольной, наипаче зги,
жатву отличают от потравы
редкие по серости мозги.
* * *
Скоро дождь вопреки директивам примет.
В перелеске возня подгулявшего вепря.
Запинается дрозд, приглушается свет,
поднимается занавес крепкого ветра.
Пасторальный фронтир на сносях. Добела
распаляется нить горизонта. Гонимы,
полевые на запах — сирень отцвела —
расточают себя в лоскуты. А за ними
запрягает Пророк боевой тарантас
в чехарду громогласных падений и взлётов
и на грешную землю без ведома ТАСС
огрызается залпом из всех водомётов.
Тайна вкладов потопных за вечной стеной.
Хорошо б в шалаше нагишом, соловея,
запахнувшись тряпьём, как бесчувственный Ной,
перегибов потери списать на Морфея.
Который час
(из Галактиона Табидзе)
Как же поздно, пусто, грустно.
Сердце, не смыкая глаз,
стонет письменно и устно —
что за час. Который час?
Ночь грехи с урчаньем гложет,
прямо в душу прокралась.
Может два часа, а может
час настал. Который час?
Или три уже, иль третий,
кружат тени напоказ.
Сколь надолго сил терпеть их
всякий раз. Который час?
Вот ещё один в трезвоне.
На углу фонарь погас.
Чей-то голос в телефоне:
— Этот час, который час?
Нынче дёгтем дождь отмечен,
упаси Всевышний нас.
Ужас ночи бесконечен
часом тем. Который час?
— Дорогой, горчайший, винный,
отвечал Бодлер не раз,
не отпив и половины
от мольбы — который час?
Дело в шляпе
сон не в руку, боль в затылке,
в переплёте время чисел,
серый в моде, ветер в поле,
бесконечность в канители,
птица в клетке, игры в прятки
в постановке людоеда,
путь в тумане, выйти б в люди,
сыр на славу в мышеловке,
глас в пустыне — мир не в меру,
бес в деталях переписки,
роды в муках в круге первом,
очевидцы — Бог вам в помощь,
свет в окошке, сила в правде
ожиданий капли в море,
солнце в небе, всё в ажуре,
дело в шляпе — дух наш молод.