Опубликовано в журнале Крещатик, номер 2, 2008
Борис ВАНТАЛОВ
/ Санкт-Петербург /
ЖИВАЯ МОЛНИЯ
Исповедь вареного Krebs’a
(с вкраплениями немецкого)
Нырнуть боялся в твой водоворот
Почти до Аlter’ы. Однако,
Прожив halb века, меin Got,
Презрел трусливую повадку рака.
Я прыгнул. Ich еще тону
В котлах кипящих полушарий.
Я никогда тебя не прокляну.
Ich буду вечно благодарен.
“Lieb Frau Milch”
Чайки реяли визгливо.
Вещи бросив на бревно,
Мы сидели у залива
Пили белое вино.
Море пахло терпким йодом,
Изгибалось, как дуга.
Кто сомкнул под небосводом
Наших жизней берега?
Бегал пес японский Хока,
Черно-белый самурай
Бог, не надо, раньше срока
Этих двух не забирай.
Трое в Раю,
не считая собаки
Здесь рифму хоронил поэт.
Втроем сидели, пили виски.
Листвы оранжевый балет.
Старинный сад, приятель близкий.
Еще не падал с неба снег,
Еще не холодно нам было.
Вдруг время оборвало бег
И с поводка нас отпустило.
Светило солнце целый день.
Мы, словно в юности, по городу гуляли
И смерти наползающую тень
Опять почти не замечали.
Так сладко было вчетвером
Блуждать по улицам былого,
Как будто послезавтра мы умрем,
А не сегодня в полшестого.
* * *
Не говори о смерти никогда.
Ты не умрешь, а просто станешь словом,
Глубоким и прозрачным, как вода,
Переливающимся, новым.
Ты будешь жить, как ветер, как ручей,
Везде, всегда, пока горит светило,
И голос твой всеобщий и ничей
Вберут в себя нездешние чернила.
Небесная хирургия
(конспект)
Стою. Почетный караул.
Служу. Охрана демиурга.
Горит. Одежд ее пурпур.
В гранитной раме. Петербурга.
Раз в месяц. Вместе. Водку пьем.
Слова-слова перебираем.
Рисуем иероглифы. В альбом.
С японским хином. Хокусаем.
Уж полночь. Часовой в метро.
Мычит. Сжав голову руками.
Вранье! Какое там ребро…
Все выдрали! Эдемскими ножами!
Письмо носорогу
Абсурдно наше бытие.
Повсюду лысые певицы… Ионеско,
Ты знаешь, я еще люблю ее.
Под старость это мерзко или дерзко?
Зачем осуществлял мечту?
Зачем далекое приблизил?!
Солдатик стойкий на посту
Вернется в лоно оловянной слизи.
* * *
Когда могла бы говорить
Ты на тактильном языке
И просто кожей, кожей быть,
Глаза в руке.
Когда бы принимала ток
Взорвавшейся крови.
Тебя иною создал Бог.
Увы.
* * *
Я не скажу тебе “моя”
И я не “твой”, наверно, тоже.
Мы не любовники, мы не семья,
Но почему же, Боже, Боже,
В каких-то дальних уголках
Непостижимой нашей жизни
Встречались мы в иных мирах
И друг у друга пили горькую на тризне.
Парили вместе в облаках,
Блуждали по горам в тумане.
Отбросив стыд, отринув страх
Переплелись своими снами.
То сновиденье-андрогин
Живет вне нас, витая,
В тиши метафизических равнин
Ворота рая прозревая.
Невыразима эта связь.
Такое избегает звука.
Миров иерархическая связь
И жизни тварной трепетная мука…
Цветок и сфинкс
(сон-стихотворение)
В конце опустевшей дороги
Астральный цветок нахожу.
Хранят его единороги.
Я рядом, как сфинкс, возлежу.
Алхимия вечности — встреча,
Судьбы инфернальный итог.
Кто знаком любви изувечен,
тому открывается Бог.
Звучит кабалистика странствий
На склонах библейских холмов
В его ослепительном трансе
Грозой иудейских псалмов.
Приносит магический ветер
Нездешней свободы глоток,
Становится мрак его светел,
Как в час предрассветный восток.
И все навсегда неизбежно,
И нечего больше терять.
Сквозь вечность кромешную нежно
Сфинкс будет цветок созерцать.
* * *
Троеручица, Троеручица.
Нежно-строгий Никольский собор.
Так хотелось бы больше не мучиться,
Отменить приговор.
Сироту беззащитно-отважную
На стремительной туче катать
И слезинку, слезинку алмазную
Краем облака ей утирать.
Черный кофе далекой галактики
Пить в ротонде на стыке миров.
Миражи затуманенной Балтики
Вспоминать акварелями снов.
Троеручица, Троеручица.
Нежно-строгий Никольский собор.
Все получится, все получится
Смыслу здравому наперекор.
* * *
Восхищайся, душа, восхищайся!
Первобытностью ритма играй.
Растворяйся в строфе, растворяйся
На пути в силлабический Рай.
Будет ждать там тебя Алигьери,
Будет Эмили рядом летать.
Числа, чувства, фонемы и звери
Станут хором стихи распевать.
Как жирафы, высокие звуки
Проницают Эдема красу.
Вот и кончились тварные муки.
Отпускай же на волю лису!
Озноб озона
I. КОЗЛИНАЯ ПЕСНЯ
Безумие глядеть в глаза,
Где никогда не отражаюсь.
Внутри хрусталиков вселенская гроза.
О, шаровая молния, я наслаждаюсь
Разверстым гробом в письменном столе,
Мерцаньем Мельпомены в каждой ноте
И даже, если вы навеселе,
Шуршат котурны в анекдоте.
Трагедия. Последняя. Живет
Не в Греции, в какой-то 5-ой роте,
И я, как птенчик, разевая рот,
Глотая катарсис. О, молния в болоте!
II. ОДА БУМАЖНОМУ САМОЛЕТУ
С младенчества
Трагический полет.
Курс — бесконечность.
Мозг, как мотор,
Во тьме ревет.
Пилот — беспечность.
Эпохи, царства, города
Внизу простерлись, словно свиток.
Слов омертвевшая руда
В ее устах горит, как слиток.
Лети, бумажный самолет!
Гроза творенья
Стихи на крыльях не сожжет.
Неистребимо песнопенье.
Ты, неподвластный притяженью зла,
Паришь сквозь горних снов громаду,
Ища молчащего Отца
Всей мощью дара, до упаду.
III. ОГНЕННЫЙ КОВЧЕГ
Парусов горящих знамя.
Волн багровая толпа.
Ты была всегда, как пламя,
Под созвездием Креста.
Мрак-огонь, чернила света
Выжигают стих в ночи.
Замерцала наша Лета
Угольком в большой печи.
Льет миры плавильня Бога.
Бесконечна смена вех.
Смысл текуч. Искрит дорога.
Слов костер — ковчег для всех.
IV. ЖИВАЯ МОЛНИЯ
Она должна была сгореть,
Но не сгорела.
В живую превратилась чудо-печь.
Дуэтом с пламенем запела.
Духовной нежностью стихи
Озарены во мраке.
Сидят у печки женихи,
Любви обугленные знаки.
Глядят в танцующий огонь,
Не отрываясь, не моргая.
Купают в пламени ладонь.
Рука дымится, как Святая.
Трещат поленья в тишине.
В мозгу гроза, гроза без края.
Все в ослепительном огне.
Вселенная, ты — молния живая?!
V. ОЗНОБ ОЗОНА
Дельфийский воздух правил бал.
Гиперборейской пифии дрожали руки
Эол, как парус, душу рвал,
Чтоб бились в ней магические звуки.
Медовый рой ее фонем
Вибрировал на зависть Страдивари.
Она хотела стать всем-всем.
Озвучить бездну каждой твари.
Строф обжигающий комок
Бурлит словами.
Бац! Философский камень потолок
Прошиб провидческими снами.
Безумная алхимия ее
Меня всю жизнь восхищала.
Небытие и бытие
На равных в рифмах клокотало.
Греми, греми, ментальный гром!
Сверкай зигзаг над древними томами!
Все переплавится. Потом
Поэты станут облаками
Озноб озона — занавес грозы.
Молчит вселенная стихами
И древнегреческое блеянье козы
Разносится над влажными полями.
Черная
е
ч
к
а