Опубликовано в журнале Крещатик, номер 3, 2007
И рекой, несущей сырость,
Надо мною ты склонялась,
Как нечаянная милость…
ты была… была…”
— Была…
“Надо мною, подо мной
Тишина плыла живая,
Сокровенный сумрак свой
Никому не раскрывая —
ты была той тишиной…
И — нечаянная милость —
Так прильнула ты ко мне,
что всей болью в глубине
капля солнца засветилась…
ты была добра ко мне…”
— Я была… была… была…
Было слышно, как листва
(ты была листвой в саду),
отшумев, летит на землю
(и рекой, несущей сырость),
тихо-тихо воды дремлют
(надо мною, подо мной)
все любовные слова…
(капля солнца засветилась)
тишиною в тишине
ты склонялась…
словно… милость…
ты была
добра
ко мне.
* * *
Здравствуй, пестрая смерть!
Семиперстая и лоскутная, как
в домашнем театре теней
на шерстяном одеяле
когтистое чудище — “бряк”,
или “клац”, или бедное блеянье
белой овечки в кустах.
Или эхо в колодце — на дне,
или мозглая дней круговерть.
Здравствуй, пестрая смерть!
Как анютины глазки —
старик у метро продавал,
или паперть
с ее воробьиным базаром,
и не два пятака,
и не то чтоб душа отказала,
а спустилась в небесный подвал.
Или вечность открыла глаза,
или утлый челнок уплывал,
или лист пожелтелый
тебе челноком показался,
или скерцо звучало
как будто бы это анданте,
или дань отдавая
забытому всеми таланту,
хлопотали грачи,
надрывая гортани свои.
Или странная женщина
с горестным именем И,
как ребенка, усталые руки качала,
или мячик плывет по волнам
под ребячии крики “Лови!”
Так случайно доносится речь —
ни конца ни начала…
* * *
Вот еще промелькнули дожди, не один раз, а дважды,
И дважды снег растаял, как чей-то случайный обман,
И листва облетела,
и каждый
лист превратился в единую
память о солнце,
Каждый лист, совмещенный с другими, земля приняла…
Вот и всё совместилось; утихло, прошло, улеглось,
И никто никого ни прогнать, ни обидеть не в силе…
Ах, о чем мы когда-то так страстно друг друга просили?
И зачем нам так много печали узнать довелось?
Вот лежишь ты листочком, листочком лежишь сухокожим,
Не завидуя даже тому, кто вверху шелестит…
И, теряя свой облик, никак ты припомнить не можешь
Никого из того, кто вослед за тобою летит…
Это листья летят, это листья — к земле дорогóй,
Не поняв на лету, что с природою бедною стало,
А земля никому, никому никогда не откажет,
Вот приляжет один, а за ним и приляжет другой,
И покажется им, что такого еще не бывало…
* * *
Чтоб непорочное нетронутым осталось,
Давай посмотрим, как летит листва,
В себя впитав осеннюю усталость.
Сомкнув уста и пальцы рук сплетя, —
Чтоб ненароком то, что было чисто,
Не осквернить, — давай смотреть, дитя,
Как ветер жизни нежен и неистов.
Забудем все небрежные слова,
Что мы в запальчивости уронили,
И будем трепетны, как ветер и листва,
И будем помнить дни, когда любили.
Сомкнув уста, навеки, день за днем,
Как лист к листу и к ветви ветвь сырая,
Так мы с тобой — душа к душе прильнем,
Как к ветви ветвь, от ветра замирая…
* * *
И сквозь прикрытые ресницы
Тебе почти что снится, как
Все удлиняется, двоится…
И вырезная листьев тень,
Проникнув сквозь стекла темницу,
Вибрируя, как знойный день,
Тревожит белую страницу.
И под высоким потолком
Смятенные скрестились тени…
Занятья русским языком —
Ребристых букв переплетенье…
И убаюкиванье слов,
И колыбельный лета лепет —
Все это день из белых снов
Как будто бы из глины лепит.
То полумрак… то полусвет…
Родная речь звучит устало.
И ничего печальней нет
Безличных: плакало…
светало…
Клонилось…
плакало…
* * *
Вернуть бы…
хоть некоторые дни —
веселые походы по оврагам
за мокрой вербой — только
потяни,
согни порезче, вот и оборвется,
и так пахнёт своей весенней
влагой,
что ёкнет сердце и зайдется,
как зубы от воды, что из
колодца
в деревне пил…
Хотя б однажды
всего разок пройтись
по старым улицам Тифлиса,
когда еще наверх идешь, как
вниз —
так быстро, что и запах кипарисов
тебя не догоняет, постоять
в полуразрушенном Гелáти,
или еще однажды завязать
платок на Дереве желаний…
А их так мало — нету и пяти…
Чтоб не было навеки расставаний,
Успеть простить да и сказать
“Прости”.